***
В город приезжали бродячие труппы циркачей. Во все времена на улицах и площадях расцветали пестрые ярмарки. Чего там только не было! Быть может, чуть-чуть, конечно, но все-таки подменяла Козетта далекие воспоминания нынешним знанием. Но верить в это она отказывалась. Она помнила — точно помнила! Помнила, что сначала было шумно и страшно. Что далеко нужно было идти. И тогда Фантина — мама, настоящая мама — взяла Козетту на руки. Стало уже не так страшно. Вокруг были люди. Много людей. Незнакомцы. Люди-маски. Козетта не помнила лиц. Помнила только размалеванного клоуна. Белое-белое лицо, огромные глаза, красный нос. Кто-то из малышей, сидевших где-то рядом, почему-то разревелся, увидев кукольное лицо циркача. А Козетта не плакала. Рассмешить ее тому клоуну, правда, тоже не удалось. Но удалось заинтересовать. С неожиданным любопытством девочка смотрела на раскрашенного актера. Тогда-то он был для нее, разумеется, не актером, а каким-то странствующим волшебником, делающим разные странные штуки. Гремели фанфары. Были там и животные. Львы, тигры, слоны или еще кто-нибудь, кого можно увидеть в основном на картинках в детской книжке, — этого Козетта уже не помнила. Но они тоже были ничуть не страшными. Можно ли вообще бояться чего-то, когда рядом с тобой мама? Мама улыбалась. Вот это Козетта могла сказать с полной уверенностью. Ее мама улыбалась, она была счастлива. Они вдвоем были счастливы. Чего же еще желать?***
— Фантина, — задумчиво произнес Вальжан. — Она была красивая, правда? Тут Козетта покраснела: глупый какой вопрос, совершенно детский и неуместный. Разумеется, она была красивой. Это же мама. — Да. Вы с ней похожи. Очень похожи. Он говорил это уже не раз. А еще говорил, что Фантина, без сомнений, могла бы гордиться такой замечательной дочерью. «И все же… как же несправедливо, что мама ничего так и не увидит». Да, конечно, светлым ангелом смотрит Фантина откуда-то из-за белых облаков, смотрит своими ласковыми глазами и тихо улыбается. Невидимые пальцы мягко касаются щеки — вместе с первыми лучами солнца. Просыпайся, родная, тебя ждет непростой день! Но нам ведь по плечу все трудности, верно? Козетта расстроено закусывала губу. Ну как же так! Не увидит никогда Фантина, как великолепен волшебник-Вальжан в алом фраке и превосходном цилиндре. Смотрите, вот он, хозяин цирка! Вот человек, который воплощает мечты в реальность. Не увидит Фантина, как зажигаются разноцветные огоньки, принося с собой ожидание чуда, не почувствует тот удивительный трепет перед неизведанным, но уже заранее любимым и замечательным. Козетта почти не знала маму. Но ужасно, чуть ли не до слез не хватало ее. Фантина должна была быть рядом! Она-то точно умела верить в чудеса. Козетта мечтала. Мечтала о том, как зашла бы Фантина вместе с ней в «музей французских диковин», осмотрела бы внимательным взглядом восковых его обитателей и тотчас же бы сказала: «Мсье Вальжан, а неплохо было бы оживить этих зверушек?» Тут и сомневаться не надо было. Фантина сразу бы нашла верное решение. Как же иначе? Это ведь ее, Козетты мама. Самая лучшая мама. Они бы здорово подружились с Жаном Вальжаном. Возможно, Фантина бы полюбила и Эпонину и даже бы научила ее петь. Козетта смутно, но все же помнила, разумеется, помнила, как вечерами в маленькой квартирке пела Фантина колыбельные своей дочке. А за окном тогда светили не фонари, а настоящие прекрасные звезды… Фантина бы полюбила и Анжольраса. Ему явно не хватало тепла. Материнского тепла в том числе. Сурового компаньона отца Козетта боялась не на шутку. Хоть и казался он совсем мальчишкой, едва ли старше самой Козетты, вряд ли было ему знакомо, что значит быть ребенком. Козетта робко обращалась к нему — только на «вы» и не иначе как «мсье Анжольрас», и обдавало ее таким холодом, что пропадало всякое желание что-либо спрашивать вообще. Правда, Вальжан юношу любил и даже рассказывал, что этот ледяной принц вообще-то умеет улыбаться. Фантина бы точно научила его улыбаться почаще.***
Да, Вальжан часто говорил, что Фантина Козеттой гордилась бы. Козетта ведь действительно много старается. Козетта хорошая дочь, во всем помогает отцу, а теперь они помогают и другим людям осуществлять мечты и делают их немного счастливее. Так разве не заслужила Козетта права сделать кое-что запретное?.. Например, влюбиться… «Пожалуйста, мамочка, пожалуйста. Ты ведь тоже влюблялась, да? Ты ведь знаешь, что одну мечту так прекрасно делить на двоих». Козетта, Козетта, не слишком ли далеко ты улетела в своих мечтах?.. Давным-давно… жила-была юная девушка. У нее были прекрасные золотые локоны — таким любая принцесса позавидует. А еще золотые руки и самое главное — золотое сердце. Она была молода и, наверное, именно поэтому была счастлива. Есть ли что-нибудь более нежное, хрупкое и чудесное, чем юность? Юная Фантина была мечтательницей. Она радовалась каждому новому дню, теплому рассвету и первым прохладным звездам, что очаровывают своим величественным сиянием. Она находила свое счастье во всем: и в весело щебечущих весенних птицах, и в удивительных хрупких снежинках, каждая из которых не похожа на соседку-подружку; в работе, в тонких кружевах на новом платье, в таинственных вечерних огнях городских вывесок, в холодных озерах, что где-то далеко-далеко от шумного Парижа, такие тихие, а вода в них кристально-прозрачная — свое отражение видишь лучше, чем в зеркале. И вот, как всегда бывает, она влюбилась. Да так, что в одночасье поняла, что всего мира, всех звезд на небе, всей Вселенной будет нестерпимо мало, если не будет рядом того самого, единственного… «Без тебя тоже всех сокровищ мира мало, мамочка», — вздыхая, думала Козетта. Вслух сказать почему-то было страшно… Мама бы поняла. Конечно, поняла бы, что молодой человек, который покупает билеты на их представление чаще, чем кто-либо еще, без сомнений, славный юноша. А вот взгляд Жана Вальжана почему-то становился все строже и строже… — Так здорово! У нас уже есть и постоянные посетители. Все налаживается, папа! — говорила в таких случаях Козетта… а сама опускала голову, чтобы скрыть озорные, чуть испуганные искорки в глазах и невольный румянец. Неизвестный юноша в ответ на приветливое «Добро пожаловать в цирк!» (довольно-таки часто сидела Козетта в будочке кассы, продавая зрителям билеты и щедро награждая их улыбками) обычно краснел не меньше и говорил что-то невнятное. «Преданный зритель, а даже имени не скажет», — жаловалась девушка сама себе. А с другой стороны… это тоже ведь тайна. Большой секрет. Странный незнакомец… и, возможно, влюбленный! Романтично. — Добро пожаловать в цирк! — она повторяла это десяткам людей, знакомым и незнакомым. Но вдруг стало чаще биться сердце. Невольно стали высматривать глаза в толпе того самого… Да, кажется, Козетта яснее, чем обычно слышала шепот своей мечты. И, довольная, заливалась краской, напуганная и ободренная собственной смелостью. — Добро пожаловать, мсье!