***
Вообще-то судьбе было явно наплевать на Грантера. Но, видимо, в один прекрасный день ей стало до чертиков скучно, а потому она решила: «А давайте-ка посмотрим, что будет». И дала ему последний шанс. Не для того, чтоб спасти, правда. А чтобы с интересом понаблюдать, как будет потом мучиться. Грантеру, в свою очередь, тоже было плевать на судьбу. Он просто в нее не верил. Не верил и в Жана Вальжана, этого внезапного благодетеля, что помогал, казалось, всем и каждому. Старый чудак. Вот кто тут настоящий клоун. Подобрал же избитого, ободранного, еще в стельку пьяного Эра. Зачем? Доброе дело сделать решил, не иначе. Все они такие… эти безумцы. В себя Грантер не верил и подавно. Просто совсем уж пропадать как-то не хотелось. Во всяком случае не сразу. Надо было хоть каким-нибудь образом, но попытаться сделать вид, что тебе не все равно, что там с тобой в конце концов станется. Чтобы не расстраивать эту добрую душу. И Эр усиленно делал вид, что в этой жизни он, оказывается, на что-то годится. Малевал декорации для «театра» — тогда это был уже театр, а не музей, но до цирка гений Вальжана еще не додумался. Зажав в зубах кисть, чтоб не рассмеяться над такой глупостью, Эр рассматривал собственноручно нарисованные афиши, призывавшие невероятных людей с удивительными способностями со всех уголков Парижа бежать к Жану Вальжану. Вместе с Эпониной они, как последние идиоты, бегали расклеивать эти объявления по городу. Вальжан все подбадривал, говорил, что люди потянутся. Грантер лишь смеялся. Люди потянулись… Сами они, конечно, удивительными не были. Удивительным было то, что вообще нашлись такие «смельчаки». Жан Вальжан уверенно шел к своей цели. Вместе со своей разношерстной труппой. Грантер не торопился показывать свои шрамы на публике. Он-то прекрасно понимал, что пусть и в глубине, но каждый зритель циркачей немного презирает. А что уж говорить о тех лоскутках аристократии, которые, привлеченные пестрой рекламой, как мухи на мед летели в диковинный цирк. Грантер был категорически не согласен с этим проклятым вальжановским оптимизмом. Просто хотел отблагодарить, подыграть и только. Правда, подыгрывая, пришлось и самому сделаться актером. Эр проклинал себя за то, что не заметил, как неожиданно втянулся в эту цирковую жизнь. Своим цинизмом зато мстил беспечным циркачам сполна. Пришлось вспоминать свои мнимые таланты — от наполовину фальшивого бренчания на пианино и вплоть до фехтования. Он и сам удивлялся, сколько всего успел перепробовать. А ведь когда-то грел себя надеждой, что именно так сумеет найти свое место в жизни…***
— Эпонина, — позвал Грантер, прекрасно зная, как она терпеть не может, когда кто-то называет ее по имени. Девчонка, сбросив туфли, сидела на краешке барьера арены. — Чего тебе? — огрызнулась она. — Эпонина, — Эр нарочно повторял ее имя, — а давай сделаем из тебя гимнастку. Вместе со мной будешь летать под куполом цирка. Только представь: бесстрашные артисты трапеции. — Ненормальный, — фыркнула девушка. Кажется, ее вполне устраивала подработка подальше от света софитов, рукоплесканий зрителей, блеска славы и прочей никчемной мишуры. — А давай тебя раскрасим, — выдал он новое предложение. У Грантера настроение было хуже некуда… поэтому чуть ли не своим долгом он считал испортить настроение кому-нибудь еще. — Себя раскрась, клоун. Хотя, кажется, об этом уже позаботились. Эр отвернулся. Не хватало еще, чтобы и Эпонина глазела на синяк. «Нажалуется потом Вальжану, глупая». Получилось все довольно-таки глупо. Грантер никогда не отрицал, что он тот еще неудачник. Запястье предательски ныло. Острые же коготки оказались у Анжольраса… Эр и представить себе не мог, что таким злым огнем вдруг загорится парнишка. Ничего ведь плохого Эр не сказал. Вернее, сказал, еще как сказал. Но не думал же, что так легко заденет за живое. Кажется, он был порядочной сволочью, раз наговорил такой дряни. Сейчас бы Грантер уже не вспомнил, как все началось. У них не ладилось с Анжольрасом — это было понятно и любому постороннему наблюдателю. Да и не особо они пересекались. Молодой драматург в помещение цирка заходил редко. Судьба «французских диковин» решалась за пределами циркового манежа. Отчаянно сражался Анжольрас за диковинное предприятие. Как будто не только в деньгах было дело. Как будто сам себе он хотел что-то доказать. «Да и не как будто», — подумал Эр и вздохнул. Он просто по случайности, пробегая мимо, задел плечо Анжольраса. Стоило просто остановиться и извиниться, но какой-то бес внутри подговорил уколоть, укусить, нанести удар. — Так что ж, представитель столь знатного семейства вдруг решил сбежать с бродячим цирком, верно? Теперь свой голос казался чужим. Каким только идиотом надо было быть, черт побери! Он сорвался на Анжольрасе, думая, что тот окажется еще слабее. Так Грантер давно не ошибался. — Сноб, — сказал Грантер. Теперь уже громко и прямо в лицо. А в следующую секунду в глазах потемнело. Эр, охнув, опустился на колени. Из глаз покатились слезы — от боли. Эр готов был провалиться сквозь землю, чувствуя, как расцветает синяк под глазом. А потом осознал, что его неловко обнимают за плечи. — Прости, — произнес Анжольрас голосом скорее непонимающим, чем виноватым. Грантер нашел в себе силы улыбнуться. — Не знал, что у тебя настолько сильная рука. Еще чуть-чуть — и остался бы ведущий актер одноглазым. Его слова Анжольрас будто бы игнорировал. — Больно? — спросил он, стараясь скрыть беспокойство. — Ничуть, — соврал Грантер. «Вот тебе и «не обижайте друг друга». Веселенькая история получается». Анжольрас нисколько не был слабым. Тут было что-то иное. Вечно безыдейный, пустоголовый Грантер вдруг почувствовал какую-то необъяснимую внутреннюю силу. У Анжольраса тоже была какая-то великая цель. Возможно, даже мечта, хотя вряд ли умел он о чем-то мечтать, как Вальжан и его доверчивая Козетта. Одно было ясно точно: деньги тут не имеют никакого значения. Хотя, по правде говоря, было и еще кое-что очевидное. Теперь Грантер должен был попросить прощения.