– из записок Дориана Энгельберта.
***
Всю ночь она видела сны. Иногда просыпалась в состоянии полубреда, стараясь тут же провалиться обратно в забытье. Яркие образы, лица и цветные огни звёздного неба сплелись в одну бессвязную вереницу. Между странным движением в неизвестность и разговорами, которые Рами не могла запомнить, ей снилось, что она смотрит в ясную ночь, где звёзды представали необыкновенно большими и яркими, переливаясь невообразимыми цветами. И будто все созвездия, все связи и движения на небосводе представали предельно ясными, завораживая своей неземной красотой. Она часто видела подобные сны. События, сопутствовавшие им, были почти всегда случайными, и неизменными оставались только звёзды. Рамильда давно любила легенду о том, что они олицетворяют собой души всех когда-либо живших, и сплетение ночных огней манило её в обоих мирах. Как будто там, в этой большой и далёкой бездне, лежал какой-то ответ, какая-то недосягаемая истина. И здесь, в царстве грёз, к этой незримой черте как будто можно было приблизиться. Пусть даже на шаг. Рыцарь Асторы не сразу вышла из этого странного состояния, когда проснулась. Образы звёзд не шли из головы. Габи она тоже видела, но контекст безнадёжно стирался, уплывал из сознания. Она будто не могла до конца увериться, что её подруги больше нет на свете. В Святилище Огня было тихое утро. По земле стелился лёгкий туман. Почти все товарищи по-прежнему спали. Опоясавшись мечом, Рамильда поприветствовала Лаврентия, занимавшегося созерцанием природы, и прошла к развалинам церкви. В помещении, которое некогда было центральным залом, теперь скопилась вода, образовывая своего рода бассейн. Чуть выше, на остатках навесной галереи, в задумчивой позе сидел сир Экберт. Рыцарь слегка вздрогнул и повернул к ней голову. Вчера, по возвращении из Сада, они с Ксендриком оба поглотили по сгустку человечности, став куда больше похожими на «чистых», чем на умертвий. Бальдерец после этого замкнулся в себе и уединился на остаток вечера: судя по всему, в голову ему хлынули не самые приятные воспоминания, оживлённые магией костра. Было заметно, что мрачные думы, охватившие рыцаря, не спешили его отпускать и теперь. На лице читалась усталость. – И снова мы встречаемся поутру, сир Экберт, – произнесла рыцарша, выдавив слабую улыбку. Бальдерец молча кивнул и, задержав пристальный взгляд на её лице, вернулся к созерцанию воды. Рамильда не спеша поднялась по боковой лестнице и примостилась рядом, протяжно вздохнув и свесив ноги. Какое-то время она просто смотрела в пространство перед собой, собираясь с мыслями, и только потом заговорила: – Вас что-то гложет? – Гложет? Можно сказать и так, – проговорил Экберт, не оборачиваясь к собеседнице. – Вместе с человечностью сложились воедино многие воспоминания… Разные воспоминания – и хорошие, и плохие. Но даже самые прекрасные из них омрачены… чувством утраты. Люди, которых я потерял. Смерти, которые не предотвратил. Близкие, которых подвёл. Ошибки, которые совершил… Рыцарь тряхнул головой и криво, горько усмехнулся. – Сочувствую, – только и смогла выдавить Рамильда севшим голосом. – Должно быть, я застала вас в не лучший момент. – Благодарю вас, леди Рамильда, – Экберт наконец обернулся к ней. – Может быть, момент и не лучший, но мне все равно должно справиться с этим. Не волнуйтесь, это пройдет. В конце концов, вы ведь сами знаете. Вы оставили родной дом и друзей, вам доводилось терять соратников… И вы справляетесь с должным достоинством. Сванн отстранённо покивала и вздохнула. – Хотелось бы думать. А что… что у вас на уме? Из воспоминаний. – Много разного, – Экберт тяжело вздохнул. – Рэндалл. Король-рыцарь… Я ведь не просто был одним из его воинов. Мы познакомились ещё юношами. Он был тогда крон-принцем, только встретил свою пятнадцатую весну, а я недавно принёс рыцарские обеты. Мы схлестнулись в общей схватке на турнире, и я одержал вверх. Его высочество это тогда просто взбесило… После турнира он призвал меня к себе и тренировался со мной целых полгода, пока не стал уверено побеждать, – по лицу бальдерца пробежала легкая улыбка. – После этого Рэндалл принял меня на службу своим телохранителем. Большую часть своей жизни я был подле него, прикрывая щитом от всех опасностей. Мы были друзьями, насколько у королей могут быть друзья… А здесь, в этом проклятом королевстве, меня впервые не оказалось рядом. Я не выполнил свой долг, и он погиб. Никчёмные из нас вышли королевские гвардейцы… Из всех, кто пережил своего короля. – Так вы были не просто рыцарь Бальдера, а ещё и телохранитель короля! Поразительно. И вы… неужели вы хотите сказать, что гибель Рэндалла – это ваша вина? – Как вы понимаете, мой король погиб, а я здесь, рядом с вами. Телохранитель же на то и телохранитель, что он должен любой ценой защищать того, кого хранит, – Экберт замолчал, и Рамильде показалось, что он проглотил ком в горле. – Рэндалл славился своим острым умом, отвагой и чувством справедливости. Но он также был упрям и честолюбив. Когда мы прорывались к собору, нас оставалось от силы сотни полторы. Леофрик остался у барбакана вместе с несколькими дюжинами солдат. Меня с Дагобертом и шестью рыцарями король отослал защищать подступы к собору – прикрывать тыл. А сам бросился сломя голову внутрь всего с горсткой рыцарей… После всех потерь ему во что бы то ни стало было нужно добраться до колокольни! – Экберт в ярости сжал кулак. – Там мы его и нашли… Наверное, я слишком устал, чтобы одёрнуть его, или хотя бы отправиться вместе с ним поперек приказа. Меня не было рядом, когда он умер. Рамильда понимающе покивала. – Да, как же всё это знакомо… Это чувство досады и какой-то непростительной ошибки. Вы выполняли приказ, с одной стороны. В этом и подлость. Часто не знаешь, когда нужно подчиниться, а когда действовать по своему разумению. И что ещё подлее – и то, и другое решение может привести к ужасным последствиям… Мы не провидцы, чего и говорить. И цена есть цена. Я… знаю, каково это. Но не корите себя, прошу. В конце концов, всё это уже прошло. Хотя и может быть мучительно больно, когда ты не смог кого-то спасти. – Спасибо, леди Рамильда. Вы, конечно, правы, – Экберт благодарно кивнул. – Я и сам это прекрасно понимаю, ведь сам буквально вчера говорил вам не цепляться за прошлое. Но когда вспоминаешь столь многое разом, бывает сложно смириться с произошедшим. Словно переживаешь все заново. На это нужно время, – рыцарь тяжело вздохнул. – Одно хорошо – Рэндалл умер без метки проклятия, не превратился в опустошённого. Упокаивать ещё и его опустелое тело было бы очень тяжело… И мне повезло, что воспоминания ещё не вернулись ко мне, когда я сражался с Дагобертом в соборе. – Наверное. Вы правы, время всё расставит по местам. Знайте, что мы здесь, с вами. Любопытно и грустно… я ведь встречала упоминания Дагоберта в записках последнего рыцаря. Наверное, речь шла именно про него. Удивительно, какие вещи может вытворить время. – Правда? Кто-то остался из тех, кто знал наши имена? – рыцарь даже слегка улыбнулся, словно бы слова Рамильды показались ему в чём-то забавными. – Да. Элврих Соммер. – Знаменосец… Я помню его. Он был очень храбрый юноша. Знаете, всегда трудно убивать опустошённых, которых знал при жизни, даже когда понимаешь, что от них ничего не осталось. Это остаётся тяжелым грузом – именно поэтому я не дал сиру Солеру нанести смертельный удар сестре Габи. Ему и без этого тяжело справиться с этой потерей… Я же привык к подобному и не хотел, чтобы для вас это тоже стало привычным. – Экберт помолчал и задумчиво посмотрел рыцарше в глаза. – Я ведь тогда до конца не понимал, почему Дагоберт позволил мне его добить. Недавно я помнил только, что он был мне другом. Как помнил, что был телохранителем кого-то, но не мог вспомнить кого… Мозаика. – Бальдерец снова отвёл взгляд. – Знаете, ведь Дагоберт был мне роднёй, пусть и дальней. Его кузина была моей супругой. – Вот как. А для вас, бальдерских рыцарей, этот тесный клубок отношений был в порядке вещей? Ну, знаете, этакое воинское сообщество, где служат фактически семьями, и потому все знают друг друга? Простите, я, наверно, спрашиваю невпопад, – Рамильда повесила голову и мимолётно усмехнулась. – Я хотела спросить только, что за человек он был. – Нет, не то чтобы… – Рыцарь задумался. – Это не было традицией. Дело скорее в фигуре самого Рэндалла. Его величество рано взошел на трон и вскоре собрал вокруг себя группу приближенных: гвардейцев, советников… Такое выпало время, что подле него оказались правильные люди. Мы все близко общались, а к началу похода знали друг друга большую часть жизни. В какой-то момент Дагоберт познакомил меня со своей кузиной… Мы с Осгит были молоды, нашли общий язык, затем последовали чувства… Спустя год после знакомства мы поженились. К счастью для нас, мы не были высшей знатью королевства и не были обязаны жениться, исходя из интересов семьи. – Это счастливый союз, – слабо улыбнулась Рамильда. – Я ни за что на свете не вышла бы замуж по расчёту. Мне понятны такие союзы с точки зрения политики, но чисто по-человечески это нечто настолько… дикое и чуждое мне. Она вдруг вспомнила эпизод из собственной жизни, прыснула и прикрыла лицо рукой. – Ну да, да. Знаете, я ведь именно от такого брака и сбежала в рыцари. Когда меня попытались выгодно выдать замуж после смерти родителей. Экберт и сам слегка улыбнулся. После чего едва заметно напрягся и удивленно приподнял брови: – Гвин Светоносный, да неужели… – Рыцарь хрипло рассмеялся. – Я наконец понял, кого вы мне так напоминаете. Боюсь, правда, вас, леди Рамильда, это может смутить… Сванн подняла на него взгляд, слегка посерьёзнев. – Не бойтесь, сир Экберт. Меня не так много вещей могут смутить. Что вы имеете в виду? – Глядя на вас, мне вспоминается моя дочь, Годда. Тот же оттенок глаз, волос, смех… – Экберт вздохнул. – Мы отправились в поход вскоре после того, как ей исполнилось тринадцать лет… Еще одна вещь, которая гложет меня – это не знать, что случилось с моими женой и дочерью. И понимать, что это проклятие позволило мне пережить их на долгие десятилетия… У Рамильды кольнуло в сердце. Она плотно сжала губы, не отводя глаз. Несмотря на заверения, сказанное действительно зацепило её. – Это очень печально. Не могу даже представить, насколько вам, должно быть, больно от всего этого. Знаете, если мы… когда-нибудь вернёмся домой, я могу… простите, звучит глупо, знаю. Сейчас едва ли можно думать о таком. Но я хотела сказать, что в будущем попытаюсь разыскать сведения о тех бальдерцах, кто осел в Асторе. Должны были остаться записи в приходских архивах. Быть может… что-то удастся найти – какие-то записи, списки. А она… волосы от матери унаследовала, да? – Да. Это по женской линии, явно не от меня, – Экберт с кривой усмешкой провел рукой по голове, на которой уже отрасли светлые, щедро припорошенные сединой волосы. – Я очень признателен вам за это предложение, правда. Оно нисколько не звучит глупо. Но не стоит забегать вперёд так сильно – впереди нас ждёт еще очень долгий путь. – Да… – покивала Рами. – Поэтому я и… сделала оговорку. А ваша дочь – она тоже… хотела стать рыцарем? Или она была другого склада? Знаю, у вас в рыцарстве женщин фактически не было, но не могу не задать вопрос. – Женщины-рыцари у нас встречались, но очень редко… Впрочем, это не мешало девочке, растущей в рыцарской семье, мечтать о том, чтобы самой примкнуть к ним. И, конечно, ей рассказывали про Киран, и она хотела быть похожей на неё. Да и Рэндалл… – Бальдерец снова улыбнулся, предавшись воспоминаниям. – Когда моя семья бывала в столице и посещала двор, его величество обязательно выкраивал время, чтобы немного поучить Годду владению рапирой. И любил повторять, мол, когда твой отец станет старым и не сможет меня больше защищать, будешь моей телохранительницей. И, если бы не проклятье и этот поход, он наверняка бы исполнил свое обещание. Рамильда с улыбкой покивала. Перед мысленным взором тут же возник образ отца и его тёплая улыбка. Ей почудилось, что где-то в сердце нежным отзвуком прозвучала мелодия родного дома. – Спасибо, сир Экберт. Мы обязательно найдём их следы. Когда-нибудь…***
Спустя какое-то время, оставив Солера дежурить в лагере, они наведались к Андрэ: добытый титанит надо было на что-то пустить, и весь отряд сошёлся на том, чтобы усилить доспехи Экберта – на это ушла бы добрая половина. Кузнец, внезапно для них, предложил соединить с доспехами ещё и душу Разверстого. На закономерные вопросы он ответил, что у него есть способ производить «транспозицию душ» и, таким образом, наделять предметы определёнными свойствами, но только если это была особенно сильная душа. Отряд предложением воспользовался – о конечном результате оставалось только гадать. Когда они вернулись, выяснилось, что у них были гости. – Лотрек объявился, – сказал Солер, кивнув куда-то в сторону. – Рыцарь Фины, он здесь? – приподняла бровь Рамильда. – Да. Он сейчас там, внизу, у Анастасии. Сказал, пока мимоходом. Лотрек обнаружился напротив клети хранительницы. Сидя в расслабленной позе, он пристально смотрел на Анастасию – как коршун на добычу, так подумалось Рами. Его лицо оставалось бесстрастным, однако взгляд карих глаз вызывал неподдельную тревогу. Сама хранительница постаралась забиться в тень настолько, насколько могла: Рамильда поймала себя на мысли, что и ей самой сделалось жутко. – Эй. Зачем пугаешь девушку? – Хе-хе, пугаю? – хрипло отозвался Лотрек, не отрывая взгляда. – Всего лишь наслаждаюсь красотой. Привет. Только теперь он повернул голову к Рамильде, Ксендрику и Рю. Рыцарша подняла руку в приветствии. – Надолго к нам? Как твоё путешествие? – Сносно. Вполне сносно. А здесь я мимоходом, но думал уже скоро взять с вас обещанное. – Какая приятная встреча, – улыбнулся Ксендрик. – А я гляжу, вы уже с новым подарочком от нашей… прекрасной хранительницы? Ксендрик даже замешкался на мгновение. – Ах, да. Спасибо, что уступили. – Пустяки. Не надумали пока идти в Чумной город? – Прежде нам нужно сделать кое-какие приготовления. – Да, – кивнула Рамильда. – Но мы как раз намеревались отправиться к нижнему колоколу. – Это терпит. На сегодня у меня всё равно ещё есть… работа. Нашёл себе парочку компаньонов и хорошенькое дельце в катакомбах. – А что за спутники, если не секрет? И когда собираешься вернуться? – Парочка проходимцев из Долин. Остальное не так важно. Завтра к вечеру думаю быть здесь. Так что не волнуйся, рыцарь, – он жутковато ухмыльнулся. – Надолго я вас не оставлю. – Ах, мы будем так без вас тосковать, – покачал головой Ксендрик, не удержавшись. У Рами ёкнуло сердце, но Лотрек, казалось, воспринял подкол спокойно. – Тебе бы всё язвить, – усмехнулся рыцарь Фины. – Ну что вы! Я совершенно искренне. – Да-да… – Лотрек махнул рукой. – А где этот ваш мальчишка, который всё твердил про панацею? Ксендрик характерно посмотрел на Рамильду. Та вздохнула, сразу припомнив последний разговор с Самерсетом. – Он оставил нас. Лотрек хмыкнул и покивал, как будто это была прописная истина, едва ли требовавшая подтверждения. – Давно здесь эта барышня? – рыцарь Фины указал кивком на Анастасию. Рами, покосившись, заметила, как хранительница нервно поёжилась под взглядом Лотрека. – Не знаю, – пожала она плечами. – Разве что Петрус знает. – Когда мы проходили здесь сто лет назад, её ещё не было, – отметил Экберт. – Ну уж об этом я догадался, – Лотрек остановил на хранительнице взгляд. – Хотел бы я поговорить с теми, кто засадил её сюда. Такую красоту нельзя держать взаперти. Хотя толстяк здесь, наверно, ни при чём. – Какое тебе до этого дело? – сощурилась Рамильда. – И я серьёзно. Не пугай девушку. Ей и так несладко – не хватало ещё, чтоб на неё пялились. Лотрек поднял голову и выдержал на рыцарше пристальный, пронизывающий взгляд. На секунду в воздухе повисло напряжение, но потом он усмехнулся. – Успокойся, – из его уст это слово прозвучало почти как угроза. – Я не собираюсь её трогать. Ах да! Вылетело из головы, – он полез в ташку на поясе и извлёк на свет флакон с красной жидкостью, протянув Ксендрику – как тогда, у собора. – Держи, чародей. – Спасибо. Вы, конечно же, не раскроете источники, где берёте такие богатства? – Тебя это правда интересует? – сощурился Лотрек. – Даже очень. – Травница в Долинах. Мы с компаньонами наткнулись на неё и вытащили из передряги. – Как благородно! – маг явно пребывал в настроении поязвить. – Отрадно видеть такое в столь мрачном месте. Это воодушевляет. Рыцарь Фины смерил его недобрым взглядом и хрипло посмеялся. Рамильде от всего этого сделалось не по себе. – Ты мне нравишься, Ксендрик. Лордрану нужно побольше таких искренне добрых парней. А теперь, если не сложно, дай нам с Рамильдой переброситься парой слов. – О, не будем вам мешать, – раскланялся Ксендрик, пряча подношение в сумку. – Если понадоблюсь – буду наверху. Товарищи удалились. Шумно вздохнув, Рами посмотрела Лотреку в лицо: – Не обращай внимания. Его заносит иногда. Рыцарь молча скривился и махнул рукой. Потом приглашающе кивнул на камень рядом с собой, и Сванн присела, поправляя ножны с мечом. – Ну как? Было время подумать про то, о чём мы говорили? – Про надежду и собственный якорь? – Мгм. – Я думала, да, – покивала Рами. – Знаешь, всё-таки для меня надежда – это и есть якорь. И моё прошлое. Я не надеюсь всё вернуть, как было, но я живу надеждой на лучшее завтра, понимаешь? И черпаю силы в памяти. О людях, которые были со мной. И которые здесь, сейчас. Чёрт, я ношу в ножнах живое воплощение этой памяти, – она медленно достала фамильный клинок, принявшись вертеть его в руках. Солнце заиграло на лезвии бликами. – Меч моего отца. Его уже давно нет, но он жив в моей памяти. Как и мои друзья, и всё, что мне было дорого в той жизни. Просто это… понимаешь, кому, как не мне, знать, что «золотой век» уже не вернуть? Вся моя жизнь перевернулась, когда родителей не стало. И я поняла, что только сама отвоюю себе право на жизнь новую, – Лотрек понимающе покивал. – Что надо бороться за новое счастье. Теперь эта лодка перевернулась ещё раз. Даже если мы здесь победим, даже если я вернусь домой, что-то всё равно будет по-другому. Просто за мечту стоит сражаться. Так уж вышло со мной, наверное. – Если ты можешь в этом черпать силы, то и славно. Главное – быть уверенным в этом источнике. А откуда черпать – каждый выбирает по себе. Да… – Лотрек посмотрел в сторону, поморщившись. – А что у вас всё-таки произошло с братом по ордену? – Он мне больше не брат. Рыцарь хмыкнул. – Как так вышло? Рамильда помедлила с ответом. Вспоминать было попросту противно. – Его не устроило, что мы согласились помогать Беатрис. – Той ведьме? – Да. Он высказал всё, что о нас думает, мы в долгу не остались… А потом я в последний раз попыталась достучаться до него. И… Скажем так, выяснилось, что он оказался редкостным мерзавцем. Он совершил страшные вещи в прошлом, и я не хочу про них говорить. Достаточно сказать, что… когда он погиб много лет назад, его успели похоронить. Когда он выбрался из могилы, то почти опустел. И впал в длительный период полубезумия, скитаясь в глуши. А когда память и рассудок вернулись к нему, он… стал искать и убивать людей. Ради мести. Даже непричастных. И… мы пришли к выводу, что дальше нам не по пути. – Резонно. Горевать, я так понял, ты не стала. – Нет. Я просто злилась. На него и на себя. – Из-за того, что не смогла вытащить? Рами покивала, сжав губы, и сфокусировала взгляд на одной точке клинка. – Мой отец знал его, видишь ли. Был его лучшим другом. И рассказывал мне, что Самерсет Лейтон был благородным и честным рыцарем. Но правда оказалась горька. И я думала потом, где отец мне приврал… У него ведь не было такой привычки. Никогда. Просто, наверное, ему не хотелось очернять образ человека, которого он называл другом. – Это уже неважно, – прохрипел Лотрек, поигрывая пальцами в латной перчатке. – Может статься, что твой отец ни в чём тебе не соврал. Может статься, что Самерсет, которого он когда-то знал, давно перестал существовать. И ты встретила его совершенно другим человеком. А его благородство превратилось в уродливую пародию на само себя. – Да. Об этом я тоже думала, – Сванн повернула голову, глянув Лотреку в глаза. – Наверно, любой человек может измениться до неузнаваемости. – Ещё бы, – протянул рыцарь. – Я не раз видел, как люди превращались в монстров. Уверенные, что следуют своим принципам, – он отвернулся, мрачно усмехаясь. – Иногда это действительно так и было. Иногда это просто судьба. – Ты, кажется, придерживался принципа «дать судьбе по зубам?» – слабо улыбнулась Рамильда. – Да. Но порой судьба сильнее. Это тоже нужно принимать. И что, где ваш Лейтон теперь? – Не знаю. Его не было здесь, когда мы вернулись. Грозился пойти к нижнему колоколу. – Ясно. Странно, – Лотрек усмехнулся и втянул воздух сквозь зубы. – Вы с Солнечным выглядите кисло, но по Самерсету явно не горюете. Что-то случилось? Рамильда не сразу ответила. Тихо вздохнув, она вернула меч в ножны и сцепила пальцы рук. – Габи опустела. Мы похоронили её там, на утёсе. – Хм. Вот оно что. А Солер мне… ничего не сказал. – Ему это… тяжко далось, – на мгновение Рами почти провалилась в пустоту внутри. – Габи пыталась отговорить спутников Петруса идти с ним в катакомбы. Она знала, что их ждёт, но… ей – нам – ничего не удалось. И Габи это надломило. А потом в тот же вечер она… объяснилась Солеру в чувствах. – И что он? Отверг её? Рами кивнула, сглотнув ком в горле. – Он сделал это так мягко, как только мог. Но это всё равно её сломало. Хватило только одной смерти, чтобы… И ведь я тоже хороша, – Рами покачала головой, вздохнув и чувствуя лёгкий укол где-то внутри. – Не успела закрыть её. – Паскудное дело, – Лотрек отвернулся, цокнув языком. – Вот почему он такой пришибленный… – Ты не хочешь с ним поговорить? – Да, – покивал рыцарь, прищурившись. Впервые за фасадом его циничного равнодушия Рамильда увидела нечто похожее на беспокойство. – Да. Но не сейчас. Сегодня пусть лучше переварит всё это дерьмо. Завтра вернусь – и потолкуем. Какое-то время они молчали. Где-то над ними, в шумевших ветвях гигантского дерева, пели птицы. – Зачем тебе всё-таки души хранительниц? – А если это секрет? – усмехнулся Лотрек. – Тогда забудь, что я спрашивала. Просто хочу понять, зачем ты здесь. – Души нужны не мне. Моей богине. А для чего – даже я не знаю. Рамильда подняла на него взгляд. Отчего-то ей сделалось слегка не по себе. – Скажи, а ты всегда выполнял её повеления беспрекословно? И она никогда не приказывала тебе совершить что-нибудь… злое? – Как например? Вырезать дитя из чрева у матери? – Не надо передёргивать. Ты понял, о чём я. Рыцарь Фины протяжно и хрипло вздохнул. – Я – её солдат, и я не задаю вопросов. Но Фина не приказывала мне совершать ничего откровенно злого, если ты об этом. – А если… Не пойми неправильно. Я не хочу клепать навет ни на тебя, ни на твою богиню. Но если ты видишь, что твои приказы выполняют беспрекословно, что мешает тебе однажды перейти грань и приказать немыслимое? Если ты уверен, что человек исполнит любое твоё повеление?.. Лотрек выдержал паузу. – Ты ведь тоже солдат. Ты знаешь, что приказ есть приказ. – Но преступный или безумный приказ можно оспорить. – Именно. У вас были командиры. А как ты оспоришь волю божества? – Лотрек усмехнулся, посерьёзнел и бросил взгляд в сторону Анастасии. – Не имеет значения, нравится мне её приказ или нет. Когда твой бог, которому ты обязан жизнью, даёт тебе приказ, ты идёшь и исполняешь его. Вот и всё. Ты можешь ослушаться и предать клятву, но это не вариант. – Обязан жизнью?.. Рыцарь молча кивнул. Рами не могла сказать, что это полностью решало его загадку, но объясняло многое. – Как это случилось? – Уже не так важно. Фамильные дрязги старого, угасающего рода, и полное… разочарование в той роли, которую мне пытались навязать, привели к уродливой и грязной цепочке событий. Всё это поросло травой давным-давно. Достаточно сказать, что Фина стала моим новым смыслом. Единственным смыслом. – Выходит, для тебя любое ослушание и сомнение – всё равно что предать клятву? Разве это не одно и то же, что быть в заложниках? Лотрек посмотрел на неё и неожиданно мягко улыбнулся. – Все мы заложники своих обстоятельств. Своих клятв. А сомнение я оставлю другим, – он обратил взгляд куда-то наверх. – Моя богиня не давала мне поводов сомневаться.***
Проведя тыльной стороной ладони по вспотевшему лбу, Ксендрик перевёл дыхание. Он нечасто присоединялся к бойцам отряда в тренировках, но сейчас был один из таких случаев, и пока Экберт в стороне упражнялся с Беатрис, Ксендрик встал в пару с Рамильдой. Григгс, источник свежих новостей из Винхайма, довольно быстро иссяк и наскучил ему. Каримскому чародею было далеко до действительно хороших мечников, как Рю или Рами, а его клинок редко покидал ножны, но Ксендрик предпочитал не давать ни ему, ни своим навыкам залежаться и заржаветь. Сейчас, впрочем, на это у него была ещё одна причина. Опустошение Габи на всех оставило свой след. Ксендрик не мог сказать, что горевал по ней: он давно научил себя не привязываться к людям – по крайней мере, к большей их части. Когда-то, в дни его юности в Винхайме, привязанность не раз болезненно аукнулась магу, и с той поры он предпочитал держать некоторую дистанцию с людьми. И смотреть на вещи более… прагматично. В гибели клирика его больше всего настораживал не сам её факт, но её импликации. Габи стала жертвой безответной любви. Чародей и раньше предполагал, что близкая привязанность – не менее возможная причина опустошения, чем разрушенные идеалы, теперь же он окончательно в этом уверился. И раз это произошло с Габи, то могло так же легко произойти и с другими. Он почти сразу заметил растущую дружбу между Рамильдой и Солером. Особенно после их долгого разговора в тот вечер в Нижнем городе. Они оба были молоды, и не было гарантии, что их привязанность не перерастёт в нечто большее. И тогда, стоит произойти чему угодно, подобному событию с Габи, их жизни тоже окажутся под угрозой. А этого Ксендрик не хотел допустить. После вчерашнего случая чародей твёрдо уверился в том, что нужно ограничить время, которое Рами и Солер проводили вместе. Он решил делать это исподволь – так, как всегда умел, годами оттачивая это умение при дворе каримского герцога. Он сам будет занимать время Рамильды, подчас как бы перехватывая Солера и оттягивая их внимание друг от друга. Разумеется, не постоянно, чтобы не вызвать подозрений и косых взглядов. То же самое он решил делать с самим солнечным рыцарем, но в меньшей степени – банально потому, что общество Сванн ему нравилось больше. В отличие от Самерсета, рыжеволосая рыцарша была далеко не так категорична в своих суждениях. Ксендрик недолюбливал всевозможные кодексы и клятвы за то, что у многих они отбивали гибкость мышления, но Рамильда была не из этой когорты. Чуткая к чужим страданиям, она стремилась понять других людей и знала, что невозможно весь мир причесать на единый манер, оставаясь при этом стойкой в своих убеждениях. И Ксендрик не мог не признаться себе, что эти качества ему нравились. Чародей ни за что не сказал бы Рамильде открыто, но он был очень рад, что Самерсет покинул отряд – и не только потому, что на дух не выносил рыцаря. Он радовался ещё и тому, что с Рами свалился груз ответственности за человека, который был, с точки зрения мага, совершенно этого недостоин. Теперь, когда Рю созвал бойцов отряда на совместную тренировку, Ксендрик сразу утянул Рамильду на спарринг. Не говоря уже о банальной практике, постижение новых приёмов было тоже полезно. – Так что, продемонстрируешь мне технику полумеча? – спросил чародей с лёгкой улыбкой, когда они разошлись. – С удовольствием, – кивнула Рами. Отложив в сторону тренировочный меч, она вытащила из ножен боевой, и Ксендрик повторил за ней. – С длинным мечом, конечно, этот приём удобнее всего, но с твоим одноручным тоже сойдёт. По сути, ты берёшься левой рукой за клинок и превращаешь его в подобие копья. Уколы от этого гораздо более точные – если противник в латах, подчас только так и справишься. Техника, по большому счёту, специально для того, чтобы поражать уязвимые места в доспехе. – Ну, от обычных ударов по латам толку не будет, это очевидно, – кивнул чародей. – Но меня всё-таки немного настораживает часть про «браться за клинок». Разве это не опасно, если он заскользит в ладони? – Если ты всё делаешь правильно, не опасно, – покачала головой рыцарша. – В перчатках тем более. Смотри, в чём хитрость, – она подошла ближе и поместила левую руку на клинок. – Ты не обхватываешь его, как рукоять. Ты упираешь в него нижнюю часть ладони с одной стороны, а с другой – пальцы, вот так. И тогда лезвия ты просто не касаешься. Чародей взялся за меч, как показала Рамильда. Теперь всё это для него обретало смысл. – Но если рука соскочит, случайно порезаться всё равно можно. – Разве что очень поверхностно, а в перчатках тебе вообще нечего бояться. Но да, держать надо крепко – в этом вся суть. Попробуй просто поводить клинком – гораздо больше контроля, ощущаешь? Ксендрик ощутил. – Главное прикинуть момент удара и крепко держаться, – Рами отошла к деревянной жерди, обмотанной несколькими слоями войлока, и нанесла по ней несколько уколов из разных положений. Пару раз Ксендрик мельком видел, как она применяла эту технику в бою, но только теперь осознал, насколько этот приём на самом деле был полезен, особенно против латников: даже при учёте стареющего тела и небольшой силы он запросто мог совершать нечто подобное, если магия вдруг не спасёт. – Попробуй. С некоторой опаской маг подошёл к жерди, плотнее прижал пальцы к клинку и, примерившись, нанёс удар. Остриё меча пронзило войлок почти ровно в том месте, куда он метил – а ладонь, вопреки опасениям, не скользила. – Вот, отлично! Давай ещё. – Ну, теперь научусь это делать без задней мысли – и можно будет избавляться от рыцарей даже без копий души. Рамильда усмехнулась. – Кроме шуток, практикуйся. Давай ещё трюк покажу, – она встала в позицию напротив него. – Бей диагональным справа. – Что, прямо боевым? – приподнял бровь маг, скривив губы. – Боишься за меня? – улыбнулась Рами. Ксендрик аккуратно нанёс условный удар, Рамильда парировала встречным и застыла, удерживая клинки скрещёнными. – А теперь смотри, как можно обезоружить. Я сейчас почти выверну тебе руку – отпускай меч, как только станет неприятно. – И тебе даже не жалко мои старые кости? – иронично спросил Ксендрик. – Ни капли, – в тон ему ответила рыцарь. Она молниеносно взялась левой ладонью за то место, где два клинка соединялись, и крутанула обеими руками против часовой стрелки. Ксендрик выпустил свой меч почти моментально, и в следующий миг ему в грудь смотрели уже два острия. На мгновение маг даже поразился. – Каков приём, однако! А он вообще применим в бою? – Вполне, как и все техники. Но к этому приёму очень редко прибегают. Сложно, а в бою нервно и непредсказуемо – там не добьёшься такой точности. – У тебя получалось хоть раз? – Только однажды – в спарринге. В реальном бою… Кто знает – может, когда-нибудь надобность возникнет. Почти всегда проще просто ранить, чем обезоружить. – Резонно. Боюсь, на такой приём у меня сил не хватит. – Хочешь попробовать? – Рамильда протянула ему одноручник. – Пожалуй, в другой раз, – вздохнул чародей, забирая свой меч. – Я что-то подустал. И пока мне хватит даже техники полумеча – вещь действительно полезная. – Как скажешь. Ксендрик облегчённо вздохнул, возвращая меч в ножны. – Спасибо за тренировку. Отличный способ развеяться. – Только так и живём, – плоско улыбнулась Рами. – Тебе уже лучше? – спросил маг куда более серьёзным, озабоченным тоном. Рамильда покивала в ответ, слегка изменившись в лице. – Да. Я почти в порядке. Спасибо. – Рад слышать, – он при этих словах живо вспомнил Грамматика – и то, каким подавленным он казался вчера. – Я очень рассчитываю, что нашему бывшему… постоянному резиденту хватит ума не отчаиваться снова. Это была бы… не самая лучшая дань уважения. – Надеюсь. Но ему не легче, чем нам. – Ему стоило бы сконцентрироваться на том, что она успела ему помочь, – прокряхтел маг, усаживаясь на близлежащий камень. – И ей было бы грустно, если бы вся проделанная ей работа пошла ушла коту под хвост. – Да, – вздохнула Рамильда, присев рядом. – Представляешь, каково ему сейчас? Когда тебя подняли оттуда – из глубин отчаяния – дали новую надежду… И в следующий же миг этот же человек погибает. И не от чего-нибудь, а потому что отчаялся. – Это, безусловно, печально, – покивал Ксендрик, опустив взгляд и коротко вздохнув. – Но я думаю, что по отношению к ушедшему будет куда лучше… сохранить благодарность. – Я согласна, – рыцарша коротко глянула чародею в глаза. – Но не нам… говорить кому-то, что им следует чувствовать. Ксендрик почувствовал странное беспокойство от этих слов. Призрак едва заметного раздражения коснулся его: кому как не ему теперь было знать, насколько опасным было это направление мысли. Он беспокоился отнюдь не за Грамматика, а за саму Рамильду, и пытался подсунуть свою идею именно ей через аналогию. Он знал, что ей уже доводилось терять друзей – и не раз – но такие, как она, часто винили в произошедшем себя. А этого Ксендрику отнюдь не хотелось. – Безусловно, – маг посерьёзнел и продолжил ощутимо жёстче, внимательно глядя собеседнице в глаза. – Вот только есть нюанс. Чувства очень сильно могут повлиять на то, что произойдёт. И я думаю, мы получили тому достаточное подтверждение. Рамильда не отрывала взгляд ещё с секунду и отвернулась. Она почти не изменилась в лице, но Ксендрик моментально понял, что сказал совсем не то, что следовало. Он поймал себя на мысли, что, по иронии, сам позволил своим чувствам руководить языком – и сказал, что думал, а не что Рами хотела бы услышать. И при том, что Ксендрику действительно хотелось бы, чтобы Сванн думала так, в его планы не входило её расстраивать и отторгать от себя. – Но… не бери в голову, – сказал он с мягкой улыбкой, пытаясь исправить ситуацию. – Я думаю, выводы… каждый сможет сделать для себя сам, – Рамильда молча покивала. – Ну а если тебе понадобиться помощь… ты знаешь, что ко мне всегда можно обратиться. Я думаю, теперь-то ты мне можешь доверять? – Да, пожалуй, – ответила Сванн после короткой паузы. – Ты слишком долго думала, – комично сощурился Ксендрик. – Даже пара секунд для такого вопроса – это очень много. Рыцарша усмехнулась и подыграла ему: – Ох, виновата, ваша светлость. Надеюсь, вы мне простите. – Даже не знаю, – проговорил чародей с придыханием. – Но знаю, чем можно искупить вину, – он улыбнулся уже искренне, изменившись в голосе. – Может, сыграешь? – Да, наверное. Только передохну немного. Ксендрик слегка смешался. Он боялся, что по нему было даже заметно, что он силится подобрать слова. Вздохнув, маг покачал головой. – Прости. Со мной такое редко происходит. Неожиданно даже для него, Рамильда мягко улыбнулась. – Тебе нечасто доводится это делать, да? – Что именно? – Пытаться подобрать слова утешения для кого-то. – Да-а, пожалуй, таких навыков у меня маловато, – усмехнулся Ксендрик. – Но я считаю, что нужно развивать свои слабые стороны, – добавил он с оттенком иронии. – Вот, я даже учусь новым фехтовальным техникам! – Точно, – посмеялась Рами. – У тебя самого что-то тяжкое на уме? – Ах, да нет… Ничего такого, просто… воспоминания – это, конечно, всегда радость, но порой и груз тоже. Однако жаловаться не приходится. – Если нужно чем-то поделиться – говори. Я всегда выслушаю. Ксендрик против воли улыбнулся. – Как-нибудь воспользуюсь предложением. Но сейчас… нужно всё это уложить в единую картину. – Понимаю. Ладно, проведаю Анастасию – и надо действительно что-нибудь сыграть. – Составлю тебе компанию. Ты же не против? – Ни капли. Они встали и направились мимо костра к лестнице. Разговор, пожалуй, вышел не самый удачный: каждому человеку нравилось слышать то, что он считал правильным или приятным – и Ксендрик всегда этим пользовался, иногда даже с Рамильдой. Но она была тем редким человеком, с которым хотелось быть честным. Далёкая от интриг и подковёрной грызни, рыцарша странным образом располагала к себе. Разумеется, наученный многолетним придворным опытом, Ксендрик далеко не всё ей выкладывал, где-то не договаривал, а к каким-то вещам только начинал подводить разговорами издалека. И, разумеется, он исходил не только из симпатии к Рамильде, но и из соображений здравого смысла, потому что подозревал, что его секреты рано или поздно выплывут наружу. И лучше пусть другие судят о них с его слов, чем с чужих. Но сам тот факт, что ему хотелось рано или поздно рассказать ей о некоторых вещах, говорил сам за себя. А рассказать было о чём. Особенно после очередного флакона человечности. По крайней мере, тренировка прошла удачно. Она напомнила ему о тренировочном бое, который он провёл много лет тому назад. Он был тогда гораздо моложе, но его оппонент был ещё более молод… а также считался едва ли не лучшим фехтовальщиком в Кариме. Его имя было Ансельм Эстерхази. Он был значительно моложе Ксендрика, но мог запросто дать фору более старым придворным. Красивый, статный, с подвешенным языком, он обладал незаурядным умом и хитростью – и, когда требовалось, готов был без колебаний шагать по головам. За то десятилетие, которое они провели подле герцога, борясь за влияние на него, только Ансельм мог по-настоящему соперничать с чародеем из Винхайма. И только он мог поспорить с ним в утончённости своих методов. Что побудило Ксендрика тогда принять предложение Ансельма о совместной тренировке? Пожалуй, то же, что вновь и вновь заставляло его принимать от того приватные приглашения – он наверняка хотел обсудить нечто важное. Да и, откровенно говоря, беседовать с ним всегда было увлекательно. Молодой человек уже ждал его на опустевшей тренировочной площадке, на которую падали рыжие закатные лучи. На фоне заходящего солнца его фигура казалась угрожающе мрачной, но Ксендрик прекрасно помнил черты своего противника, несмотря на то что сейчас их частично скрывала тень. Теперь, когда маг основательно шагнул в пору своей зрелости, сравнение их внешности было во многом не в его пользу. Пусть его прямая горделивая осанка всё ещё ничуть не уступала таковой у выскочки-советника, но стройность последнего была свидетельством его юности, а стройность Ксендрика уже куда больше походила на старческую сухость. Это касалось и его рук, иссушивавшихся куда раньше положенного им времени. К счастью, сейчас их скрывали тёмные перчатки из ткани тонкой выделки. Другой же контраст, к вящему сожалению Ксендрика, напротив, был не так явственен, как мог бы быть несколько лет назад. Пронзительные серо-голубые глаза Ансельма и его копна вьющихся светлых волос против тёмно-карих глаз чародея и его изящно обрамляющих лицо тёмных прямых волос; игривые юношеские бачки против аккуратной недлинной тёмной бороды с усами; бело-синее одеяние против чёрно-фиолетового. День и ночь. Во всяком случае, так было бы несколько лет назад – до тех пор, как в волосы Ксендрика уверенно прокралась седина, превратив шевелюру жгучего когда-то брюнета в соль с перцем. И каким бы, на самом деле, незначительным ни был этот факт, казалось, что Ансельм в своей пронырливой внимательности не упускал из виду и это. И ждал, затаившись, как змея, своего часа, чтобы ужалить. Наконец они сблизились. Ансельм приветственно кивнул, Ксендрик ответил тем же. – Весьма любезно с вашей стороны найти для меня время, мэтр Гёнц! – начал беседу инициатор встречи. – О, ну что вы, сударь Эстерхази, на вас время у меня всегда найдётся! Может, я и далеко не так хорош в фехтовании, как вы, но это не повод отказываться! Напротив, может быть, удастся научиться чему-то новому! – Ксендрик одарил собеседника своей дежурной лукавой улыбкой. – Однако не пора ли от любезностей перейти к делу? Скоро уже стемнеет. – К вашим услугам, – чуть насмешливо поклонился тот. – Побеседовать мы всегда сможем и в процессе! Отложив в сторону всё, что могло помешать в бою, и обнажив затупленные клинки, мужчины встали в изначальные позиции, и сражение началось. Некоторое время противники аккуратно соприкасались клинками, меняя позиции, – никто не решался нападать, не оценив оппонента как следует. Каждый из соперников пытался нащупать у другого слабое место и, обойдя с незащищённой стороны, атаковать уже всерьёз. – Что ж, вижу, вы ждёте, когда я начну! – Ансельм сделал резкий выпад, но Ксендрик успел – хоть и не без труда – защититься. – Понимаю ваше желание и постараюсь его уважить! Скажите, мэтр Гёнц, ведь вы с герцогом большие друзья? За этой репликой тут же последовала серия ударов, которую предполагаемый близкий друг герцога успешно отразил. – Ваша вежливость похвальна, но можно просто Ксендрик, – выпалил маг, с усилием разрывая дистанцию. – Мы уже несколько месяцев работаем вместе, не думаю, что есть нужда в формальностях. – С этими словами он поймал меч противника кинжалом и контратаковал, но тот легко и изящно парировал этот выпад. – Тогда и вы зовите меня Ансельмом, – очаровательно улыбнулся юноша. – Раз на этом мы покончили с формальностями, вы, быть может, всё же удостоите меня ответом на мой вопрос, мэтр Ксендрик? Соперники обменялись серией быстрых ударов. – Ваша любознательность безгранична, Ансельм! Боюсь, происходящее меня так увлекло, что я подзабыл, о чём именно вы спрашивали. Прошу прощения! – Простите великодушно! Глядя на вас, совсем и не скажешь, что годы берут своё! – молодой человек изобразил на лице искреннее сочувствие. – Я слышал, что чем ближе к старости, тем более рассеянным становится человек, но мне совсем не приходило в голову связывать это с вами. Знаю, при дворе за спиной вас уже втихомолку называют не просто Лисом, как раньше, а Старым Лисом, но я к ним присоединяться не собираюсь, и мне, конечно, не составит труда напомнить. Я спрашивал о ваших отношениях с нашим господином, герцогом Арстором. – О, значит, вас, юноша, интересуют чужие отношения? Как я и говорил, вы весьма любознательны! Порой настолько, что любознательность перетекает в любопытство, которое, конечно, не порок… но, боюсь, и не добродетель. – А вы, мэтр Ксендрик, исполнены добродетелей? Бросив эти слова в лицо сопернику, Ансельм резко сократил дистанцию и связал его меч кинжалом. Молодой советник тут же попытался уколоть Ксендрика с открывшейся стороны, но тот ушел вбок и парировал удар своим кинжалом. Ансельм предпринял было несколько попыток обвести оппонента, однако маг уверенно удерживал защитную позицию, внимательно следя за перемещениями противника. – Разумеется, нет. Живой человек и не может быть. Пороки естественны для людей. Для вас – любопытство и самоуверенность, для меня – что-нибудь ещё… – Ваши с герцогом отношения как-либо связаны с этими вашими «пороками»? – Хотите сказать, что мы состоим в порочных отношениях? – Ксендрик расхохотался и чуть было не пропустил по себе удар не зевающего Ансельма, едва успев отпрыгнуть в сторону. Держа оппонента на безопасной дистанции, он вытер выступившие слёзы тыльной стороной перчатки на левой руке, в которой был зажат кинжал. – Жаль, герцог не слышит, он бы тоже посмеялся. – Кто знает, до чего можно додуматься, если вы не ответите. – Пусть люди думают, что хотят, – Ксендрик пожал плечами, насколько это позволяла стойка. – Пожалуй, все знают, что герцог мне доверяет, и это всё, что кому-либо нужно знать. – Всем остальным – пожалуй. Тем, кто хочет иметь возможность защитить герцога, было бы полезно знать, чем он занимается в вашей компании. – Если бы герцог хотел вас посвятить во все свои занятия, юноша, он бы без сомнения уже это сделал. – Выполнив обманный маневр, Ксендрик не без труда, но смог аккуратно положить удар на предплечье Ансельма, несмотря на то что ему явно было не очень просто быстро двигаться. – Никогда нельзя исключать возможность, что доверенные лица водят герцога за нос, не так ли? – Эстерхази сделал стремительный выпад и нанес Ксендрику, пока тот еще не успел отдалиться, ответный укол в плечо. На лице ловкого фехтовальщика заиграла лёгкая усмешка. – Вам виднее, Ансельм! Или вы ещё не вошли в список доверенных лиц? Это было бы странно, вы ведь имели здесь, при дворе, сокрушительный успех. – Странно это упоминать, разве вы сами не столь успешны? – Эстерхази одарил старшего мужчину ласковой улыбкой. – Разве что, поговаривают – хоть я и прилагаю все усилия, чтобы не слушать вздор, сложно не обратить на это внимания! – что раньше вы пользовались куда большим успехом у дам. Стоило вам только бросить взор на любую, и она тут же падала к вашим ногам. – Неожиданный удар после этой очевидной отвлекающей провокации пришелся не успевшему среагировать противнику по бедру. – Занятно, мой юный друг, что вы подняли эту тему, – Ксендрик приложил все усилия, чтобы не измениться в лице и спешно принял защитную стойку. – С тех пор, как вы объявились при дворе, вы явно не страдаете от отсутствия женского внимания. Быть может, вы переживаете, не достаются ли вам дамы по наследству? Не скрывая ироничной усмешки, чародей сделал вид, что пытается спешно разорвать дистанцию, но в какой-то момент резко притормозил, отбил в сторону удар своего противника и, продолжая движение меча, крутанул оружие и достал своего соперника быстрым уколом, в выполнение которого вложил почти все оставшиеся силы. Укол должен был прийтись в середину груди, но молодой человек успел подставить плечо. – Ах, признаюсь, вы меня подловили, – покачал головой Ансельм, притворно сокрушаясь, – но забота о герцоге все-таки важнее. Совершенно необязательно посвящать меня в секреты ваших совместных занятий ведьмовством, мне всего лишь хочется больше узнать о вас. Сохраняя на лице правдоподобное выражение печальной озабоченности, Ансельм будто бы случайно открылся, отставляя кинжал слишком далеко, но Ксендрик не спешил воспользоваться этой возможностью, понимая, что его заманивают в ловушку. – Теперь я еще и ведьмак? Изумительное заявление, не имеющее под собой никаких оснований, так что и опровергать его нет никакого смысла. – Маг как бы невзначай аккуратно перехватил кинжал, блеснув винхаймским кольцом, поверх перчатки обхватившим средний палец на левой руке. Хоть бой и был учебным и длился сравнительно недолго, Ксендрик чувствовал, что сил у него осталось уже немного. Только теперь он, к сожалению, с запозданием, осознал, что молодой советник с самого начала планировал вымотать своего куда менее выносливого соперника – и беседа этому более чем помогала. Если хотелось оставить за собой последнее слово, тянуть было больше нельзя. Увидев малейшую возможность – кажется, искренний недосмотр со стороны Ансельма, бросившего взгляд на кольцо, Ксендрик рванулся в попытке нанести третий удар, положивший бы конец их изнурительной тренировке тела и духа. Но за миг до того, как должен был опуститься меч чародея, Ансельм сделал неуловимо быстрое движение и миновал встречи с ним. Маг попытался довершить дело кинжалом, однако Ансельм поймал его на гарду. Связав клинок Ксендрика, он виртуозно перехватил руку противника, стремительно сблизился и приставил кинжал к горлу любимчика герцога. Пронзительный взгляд серо-голубых глаз торжествующе вперился в тёмные глаза поверженного противника, в которых, казалось, не отражался свет, а прощальные лучи уже алого солнца словно окрасили клинок кровью. – Ловко, ловко, юноша! Прыти вам не занимать! – как ни в чем не бывало откликнулся Ксендрик, не отрывая взгляда и искривив рот в усмешке. – На какие только уловки не приходится идти, чтобы оказаться ко мне поближе! – Даже одной ногой в могиле вы не удержитесь, чтобы не съязвить? – печально проговорил победивший, опустив глаза. В его голосе сквозила эмоция, подозрительно похожая на искреннее сожаление. – Однажды это может стоить вам жизни, мэтр Ксендрик. И даже в этом случае вы не будете говорить? – Мы уже достаточно побеседовали на сегодня, друг мой, – отозвался тот. – Ясно. Что ж, не буду более вас задерживать, – промолвил Ансельм, убирая оружие и вежливо кланяясь оппоненту. – Спасибо, что уделили мне время, а теперь я вынужден откланяться. Буду вам признателен, если вы продолжите быть так же внимательны и будете принимать мои приглашения и впредь. – И с этими словами грациозно удаляющаяся фигура нового советника растворилась в подступающих тенях.***
Лотрек вернулся следующим вечером. Рамильда сразу приметила, что при нём была холщовая сумка, не иначе наполненная предметами, которыми он с подельниками поживился в катакомбах. Не то чтобы она осуждала его за это: в подобном прагматизме не было ничего злого, да и вся жизнь в Лордране была пиром на чьих-то мёртвых костях. Для Рами, впрочем, существовала некая разница между тем, чтобы взять старую, всеми забытую вещь, и целенаправленно разграбить чью-то могилу. Что-то подспудно отторгающее было для неё в том, чтобы забирать у погребённых, и обычно расхитители могил не вызывали у рыцарши никаких симпатий, но в отношении Лотрека она зареклась делать выводы. Скупо поприветствовав остальных и спросив, готов ли отряд выдвигаться наутро, рыцарь Фины утянул Солера в сторону. Рамильда, приводившая в порядок снаряжение, отвлеклась и попыталась прислушаться к их разговору. – Тебе уже лучше? – донёсся голос Лотрека. – Слышал, тебя очень крепко приложило от её смерти. – Смерти?.. А… ты об этом. – Да. – Пожалуй, почти оправился. Спасибо. – Ну… И как это вышло? – Да чего там говорить, – вздохнул Солер. – Девушка влюбилась, во всём мне призналась, а я… Я, знаешь, не люблю врать людям в глаза. Сказал, как есть – мол, вы уж простите, Габи, но я не могу вам… ответить взаимностью. – И ты даже не дал ей надежды? Мол, это сразу не происходит, но, может, со временем… – Да, дурак я, знаю. Уже говорил Рами о том, что, наверно… непростительно ошибся. Но иначе не могу, по всему видать. – А, брось, – вздохнул Лотрек, махнув рукой. – Это случается. Это жизнь. Она была важна для тебя? Солер протяжно вздохнул, сжав левой ладонью рукоять меча. – Пожалуй. Не в этом смысле, но… опасность людей сближает. Даже зная кого-то несколько дней, можно… весьма к нему привязаться. Да и произошло всё так на редкость паршиво, что… – он покачал головой с досады. – Я прямо-таки не знаю, как мне это всё… как мне это… – Оправдать? – Солер покивал. – Не нужно. Не твоя в том вина, что девчонка опустела по несчастью. Но, конечно, противно… Н-да, – Лотрек отвернулся, нахмурившись. – Если в каждой такой смерти винить себя… А, что там. Не бери в голову, – он снова посмотрел товарищу в лицо. – Ты теперь с её свитками возишься, да? – Как видишь, – горько усмехнулся солнечный рыцарь. – Я подумал так, что мне бы надо встать на её место. Кому ещё? – Да. Это правильно. Для памяти мёртвых это… самое лучшее. Да… не вовремя я, наверное. – Отнюдь. Я благодарен. – Да, кстати. Помнишь, я тебе говорил про тех парней из Долин? В общем, раздобыл я тебе тут кое-что. Возьми и… не благодари. Он достал из сумки нечто похожее на свиток и вручил Солеру. Догадка Рамильды подтвердилась, когда рыцарь развернул свиток и пристально осмотрел его. – Это настоящий?.. – спросил он с придыханием. – М-гм. – Как… как тебе удалось его… Лотрек хрипло посмеялся. – Когда мы наведывались в катакомбы, пришлось залезть довольно глубоко. Нашли там ответвление, а в нём – заброшенное подземное святилище или что-то вроде того. Наверное, ваше – там много где была солнечная эмблема. Под одним камнем нашли схрон – очень старый. Оружие, какие-то запасы… там почти всё сгнило, а оружие заржавело к чертям, но один ящик, видимо, был под чарами. Горстка талисманов, пара хороших клинков и вот это вот. Кое-кто был готов отвалить за это прилично душ. Но я сразу понял, что это – только в твои руки. – Да, это… поразительно, конечно. Я не мог и мечтать, что подобное… сокровище окажется в моих руках. Чёрт… – он испустил нервный смешок. – Спасибо. – Да. Не стоит, – покивал Лотрек. – Хозяева схрона на это рассчитывали один чёрт. Так что… пользуйся. – Слушай… слушай, а где было это святилище? Там были какие-то статуи? Может, какие-то ещё письмена, символы? – Только ваш солнечный лик. Если бы там остались какие-то записи, кроме этого свитка, я бы тебе принёс без вопросов. Я помню, что ты… ищешь. А статуя была – сломанная. Всё, как всегда. – Вот досада… Как будто кто-то специально их разрушал, и обязательно чтоб не было лица… И ведь даже схрон не тронули. – Ручаюсь тебе, так и было. У богов полно своих секретов. – Да уж, – вздохнул Солер. – Но знаешь, даже этот свиток… Это бесценно, правда. Сердечное тебе спасибо. Сбоку от рыцарши послышался голос Беатрис: – Кажется, кто-то не такой уж чёрствый, каким может показаться, – негромко сказала ведьма, поправляя шляпу. Она уже долгое время сидела рядом, на остатках каменной кладки, прислонившись спиной к толстому слою мха. Рамильда переглянулась с ней, и они понимающе улыбнулись друг другу. – Хотела бы я его понять. Он странный для рыцаря, но отнюдь не злобный. – Если верить твоим словам, он свято убеждён в правильности своего дела, – отозвалась Трис, пристально глядя в сторону говоривших. – Очень по-рыцарски, я бы сказала. – При этом признаёт, что у других может быть своя правда. Просто я… редко видела, чтобы в людях цинизм уживался с чуткостью. Цинизм – это часто напускное, а в нём… ничто не кажется фальшивым. – И это тоже весьма по-рыцарски. Ручаюсь, у него… было тяжёлое прошлое. Солер с Лотреком двинулись к костру, где уже собрались остальные. Пока последний устроился рядом, солнечный рыцарь заговорил: – Знаете, есть у меня кое-что сказать, друзья мои. Вот этот вот добрый человек, – он повернулся к Лотреку, и тот при этих словах возвёл очи горе, испустив недовольный вздох, – сделал мне весьма-таки неожиданный и приятный подарок. Солер развернул ценный свиток и продемонстрировал его друзьям. Рамильда помнила свитки чудотворцев, которые видела раньше: большинство были новоделами, и сверху от текста на них отпечатывались гравюры, изображавшие сценки из легенд и древней истории. В старину, ещё до печатного станка, на этих свитках помещали расписные миниатюры, и те из них, что уцелели от предыдущих столетий, чаще всего хранились в церквях и соборах, как священные реликвии. Этот свиток был из таких: всю его верхнюю треть занимало изображение Гвина – седобородого, статного, безошибочно узнаваемого короля древности, размахнувшегося для броска легендарной молнии, сверкавшей у него в руке. «Солнечное копьё», корона Гвина и поля миниатюры были выполнены с добавлением настоящего золота и причудливо переливались на свету. Витиеватый, украшенный сложным орнаментом инициал «С», с которого начинался текст, и фестончатая рамка по краям самого свитка, тоже иллюминированные, были более тёмного, зеленоватого цвета. Серебро, когда-то добавленное в пигмент, использованный для бороды Гвина и доспехов Серебряных рыцарей, потемнело от времени, отчего цвет казался почти чёрным. Силуэт дракона, примостившийся в углу миниатюры, горел наливным красным, контрастируя с лазурным фоном изображения. Текст явно был рукописным, с давно устаревшими лигатурами, и написан с каллиграфической точностью. Весь свиток, на удивление целый, был совсем непохож на современные, но выглядел непередаваемо красиво, как настоящая реликвия. По сути, он и был реликвией: Рамильда могла видеть, что текст был обширнее того, что содержался в другом свитке Солера, который тоже описывал чудо молнии. Лицо самого рыцаря светилось от счастья. – Среди всех сокровищ нашего ордена, – продолжил Солер, – такие свитки – одни из самых ценных. Это – та самая молния, которую я умею сотворять, только куда более мощная. Такие есть только у самых почтенных рыцарей, и я хочу засвидетельствовать, что просто-таки поражён этим подарком и крайне признателен… самому дарителю. – Ну что ж, – улыбнулся Ксендрик. – Думаю, и вас, и нас с этим можно только поздравить. А где же сир Лотрек раздобыл такое сокровище? – Если верить его словам – в разрушенном святилище, при котором был нетронутый схрон. И, заметьте, никому его не продал. – Ну начались дифирамбы… – фыркнул Лотрек. – Пустяковое дело. – Вовсе нет, – сказала Рамильда, улыбнувшись рыцарю Фины. – Это благородно. – Как будто я виверне в пасть залез, чтобы этот свиток собственноручно преподнести Солнечному. – Какие мы скромные, – усмехнулась Беатрис со своего «насеста». – Почти как юноша, который преподнёс цветы девушке, а потом отнекивается с пунцовым лицом. «Нет-нет, господин, я вовсе не собирался затащить вашу дочь в постель». По отряду прокатился смешок, и Лотрек сам хохотнул. – А ты хороша, ведьма. Но не стоит всё равно: вон, у вас половина отряда – люди с острым чувством чести. Они вам скажут в один голос, что рыцарь не ждёт награды за свои поступки – он совершает их, просто потому что так надо, и вся эта дребедень. – Именно, – Беатрис наклонила голову. – Но от этого они не перестают быть благородными. – Верно, – подтвердила Рами. – Ты ведь не ради выгоды это сделал. – Ошибаешься. Моя выгода – в доверии. Или в дружбе, если хочешь. – Ох, право слово, сир Лотрек, прекратите эту софистику и примите выгоду в моей благодарности, – с улыбкой сказал Солер под смешки остальных. – И хотя бы на один вечер перестаньте делать вид, что вы бесчувственный сухарь. – Тьхе… Как скажешь, Солнечный. Давай, зачитай уже сказание из свитка. Публика ждёт. Рами улыбнулась и взялась за гитару. Древнее сказание нужно было сопроводить лёгким аккомпанементом.***
Наутро Беатрис ушла. Она обещала подумать над предложением и ещё как-нибудь заглянуть «на огонёк». Ксендрик не мог отделаться от ощущения, что без неё в отряде стало как будто чего-то не хватать. Он успел проникнуться доверием к Трис за это короткое время. И не только по тем же причинам, что и остальные. Они с Рамильдой стояли на мосту, ведущему к цитадели Шена, чуть позади массивной фигуры Экберта. Минутами ранее бальдерец облачился в доспехи, которые с лёгкой руки Андрэ выглядели, почти как новые. Когда рыцарь заметил, что они как будто бы стали гораздо легче, кузнец усмехнулся и указал на латную перчатку: кольцо Хавела было вставлено прямиком в пластину, прикрывавшую изгиб пальца. Тончайшая работа. Андрэ прибавил, что теперь и магией души будет гораздо сложнее пробить эти доспехи, едким кислотам они будут ни по чём, а жар огня станет менее страшен их носителю. Транспозиция души дракона дала своё, как и волшебный уголь, который они нашли. Отдав мастеру причитавшиеся души, Экберт низко поклонился ему. Теперь, вместе с товарищами, он созерцал массивный барбакан из бурого камня и два герса, перегородившие ворота. По-видимому, восстановленная человечность мало-помалу возвращала ему память – в том числе о цитадели. И о том фиаско, которое рыцари Бальдера потерпели там. – Это место навевает воспоминания, – подтвердил рыцарь невысказанную догадку Ксендрика. – Когда мы вернёмся сюда, прозвонив во второй колокол, ворота будут открыты. Так было в прошлый раз. – Интересно, – хмыкнул Ксендрик. – А что ещё вы помните? Экберт извлёк из сумы на поясе тубу и протянул её Ксендрику. Внутри обнаружилось несколько листов грубого пергамента, на которых было начертано нечто похожее на внутреннюю схему крепости. Некоторые коридоры и помещения были изображены отдельно, с текстовыми пометками или знаками вопроса возле них. Рамильда глядела на всё это с неподдельным интересом. – То, что мне удалось вспомнить, я начертил здесь. Это не так много, но, возможно, потом вспомнится больше. – Интересно, – повторил Ксендрик, одобрительно кивнув, и вернул листы обратно. – У вас хорошая память. – Это нам очень пригодится, когда мы пойдём на штурм, – согласилась Рами. – Спасибо вам. – Это не столько моя хорошая память. В том месте было пролито много крови, и это невозможно забыть. Даже потеряв значительную часть памяти, я помнил… ужас. Вся крепость напоминает исполинский, безумный часовой механизм. Только он двигает не стрелки часов, а маятники с лезвиями, нажимные плиты, ловушки с самострелами. Мы так и не добрались до сердца этого механизма. – Да, – вздохнула Рамильда, – и, судя по всему, нам тоже с этими лезвиями придётся потанцевать. Надо будет подробнейшим образом это обсудить, когда мы вернёмся. Вскоре они двинулись в путь, захватив с собой Григгса. На привычных улицах Нижнего города их встретил привычный патруль и проводил до квартала, ставшего почти родным. Дориан, говоривший с Кайлой снаружи, поприветствовал их и пригласил к себе на пару слов. – Я хочу представить вас одному своему гостю, – сказал он, подходя к кабинету. – Уверен, знакомство будет ко всеобщей пользе. Когда он открыл дверь, в комнате обнаружился человек, изучавший корешки книг на полке у Дориана. Это был долговязый, стройный мужчина в длиннополом чёрном одеянии, разрезанном спереди для удобства. Всё остальное облачение, включая сапоги, перчатки и большое оплечье с воротником, также было чёрным. С его одеждой резко контрастировали длинные светло-седые волосы, отливавшие серебром. В ножнах на поясе покоилась рапира, гарда которой, тоже посеребрённая, состояла из трёх переплетённых крестовин. Мужчина повернулся к вошедшим лицом, и Ксендрик увидел его точёные черты: острые скулы, морщины, складки на щеках, плотно сжатые губы и выделявшийся подбородок – ему было не меньше лет, чем самому чародею. Мужчина легко, почти лукаво улыбнулся, и Ксендрик уловил пронизывающий взгляд светло-оливковых глаз. Одежда и оружие безошибочно выдавали в нём исповедника Велки. Но, больше того – его лицо казалось Ксендрику очень знакомым, но чародей никак не мог вспомнить имени. Он узнал его за мгновение до того, как незнакомец представился. – Мой друг, – наклонил голову Дориан. – Это они. Прошу знакомиться. Вместо ожидаемого поклона исповедник раскинул руки в широком приветственном жесте. Он заговорил с расстановкой, безупречно артикулируя слова: – Добро пожаловать. Я – Освальд из Карима, служитель Велки. Вы пришли исповедаться? Или же обвинять? – с его лица не сходила эта почти театральная лукавая улыбка. – Ибо весь грех, поистине, мой домен. Не так ли… мэтр Ксендрик? Улыбка Освальда на мгновение стала скромной, неподдельной, когда они с Ксендриком снова встретились взглядами. Чародей почти испугался. На мгновение ему показалось, что этот человек знает о нём гораздо больше, чем ему бы хотелось, и что он вот-вот выдаст всё это. Вернув себе самообладание, Ксендрик улыбнулся вежливо наклонил голову. – Ах, простите мою невежливость: мы с вами… кажется, знакомы, но я не могу припомнить, при каких обстоятельствах мы встречались. Освальд рассмеялся, не раскрывая рта. – Полно вам, ничего страшного. Я не тех масштабов фигура, чтобы меня помнил человек ранга столь высокого. Тем более тайный советник самого герцога Арстора, – исповедник повёл в воздухе ладонью и шагнул им навстречу, сцепив руки за спиной. – Об этом поговорим после. Сейчас, думаю, я должен лучше познакомиться с вами всеми. И попутно сделать вам… предложение. У Ксендрика отлегло от сердца. Он обратил внимание, что Рамильда больше прочих была смущена эксцентричной манерой исповедника. – Интересно. Мы заинтригованы. Тогда позволю моим спутникам представиться. Освальд пожал руки каждому. Лотрек, оказалось, уже знал его, и поприветствовал «старика» кривой ухмылкой. Глядя в лицо Экберту, исповедник чуть наклонил голову: – А-а, и с вами мы тоже виделись когда-то давно. Не припоминаете меня? Экберт выдержал паузу, вызывая в памяти образы. – Да, господин Освальд, припоминаю. Рад, что вы, по всей видимости, в добром здравии. – Взаимно, сир Экберт. Большая неожиданность, должен признать. Когда мы с Таркусом отправились на последний штурм цитадели Шена, он оставался один. Я пребывал в убеждении, что все его товарищи опустели. Как видно, не все. – Мы с Таркусом разминулись перед големом. Я пришёл первым, не дождался его, подумал, что он погиб – и отправился на бой один. После моего поражения, как я полагаю, по моим следам пришёл Таркус. – Горькая воля случая. Что касается вашего друга, то я лично видел, как он ниспроверг голема в том бою. Но, впрочем, это дела дней давно минувших. А у нас есть вещи куда более насущные, – он улыбнулся уголком губ и оглядел остальных, отходя на шаг. – Эта земля ведь полнится грехом, вам не кажется? – Интересная трактовка, – отметил Ксендрик. Он не стал вслух удивляться тому, что Освальд, оказывается, ходил на приступ цитадели с легендарным Таркусом, но сам факт был вполне красноречив. – Да, интересно, можно ли трактовать поступки опустелых как грехи, если они ведомы природным инстинктом, а не своими страстями. Но философские вопросы оставлю другим. Вы, друзья, наверняка понимаете мои обязанности в качестве исповедника. Однако я могу не только принимать исповеди, но и выдавать индульгенции. А индульгенции здесь пользуются весьма большим спросом. – Если вы считаете, что мы хотим купить себе милость вашей богини, вы ошибаетесь, – сказала Рамильда, не слишком дружелюбно глядя на Освальда. Тот усмехнулся. – Моя дорогая, на вас богиня и без того уже обратила внимание. Я знаю, зачем вы здесь, и кто вам помог добраться. А меня вы приняли не за того. Вы ведь уже успели ощутить на себе присутствие Алых призраков? – К сожалению, да, – ответил Кацумото. – А известно ли вам что-нибудь про ковенант Тёмной Луны? Про так называемых «синих фантомов?» Они действительно слышали про них – поверхностно. Люди Дориана в разговорах у костра упоминали про «синих призраков», которые боролись с «красными» и подчас даже спасали от них людей, появляясь будто из воздуха. Ходили слухи, что некоторые жители Лордрана каким-то образом находили их и присоединялись к таинственному ковенанту, но с той поры прекращали появляться на людях. Только изредка, вместе с новыми братьями, они мелькали тут и там, охотясь на своих заклятых врагов – и неизменно молчали о своей тайне. Кое-кто даже начал поклоняться им, как божествам, принося скромные подношения на алтарях. – Слышали, но мало конкретики и много слухов, – ответил Ксендрик. – Якобы местный ковенант стражей спокойствия, почти странствующие рыцари. И, если верить местным – их существенно меньше, чем Алых. – Всё так, – кивнул Освальд. – Весьма интересные личности. Никто не знает, кто они и кому подчиняются. Но почти всегда их замечали в тех местах, где на людей нападали фантомы красные. Цветные маски в этой земле весьма в почёте, по всему видать. Про Синих я твёрдо знаю одно: их цель в чём-то сходна с нашей верой – наказывать людей за грехи. А уж на руках кого, как не Алых, греха больше всего? Им даже кровью свои руки пятнать не надо, – исповедник усмехнулся. – Однако и они не лишены возможности искупления. Я имею вам кое-что предложить. Моя богиня весьма заинтересована в вашем отряде. Один тот факт, что её вестница принесла вас сюда, уже говорит о многом. Вы об этом не задумывались? – Задумывалась, – ответила Рамильда. – Но ваша богиня больше не посылала мне знаков. Вы имеете что-то сказать на этот счёт? – Вам должно быть виднее, – прибавил Ксендрик. – Ведь это вы её служитель. Освальд улыбнулся. – Мне всегда любопытно услышать, что думает сам человек по поводу божественного покровительства, – он перевёл взгляд на Рами, а с неё – на каждого в отдельности. – Возносит ли себя, узнавая, что он им обладает… Считает ли, что так ему положено… или что он не достоин подобного внимания… или, быть может, не хочет его, – исповедник снова встретился глазами с Ксендриком. – Я благодарна Велке за то, что её посланница помогла мне добраться до Прибежища и спасти моих друзей. Но с её покровительством или без, моя цель останется прежней – развеять проклятие. Освальд молча кивнул. – И всё-таки, – продолжила Рамильда. – Почему ворона нашла меня? И как… ваша богиня вообще узнала о моём походе? – У Велки много глаз и ушей, леди Рамильда. Пока могу сказать лишь то, что моя богиня желает изменить текущий порядок вещей. Остальное… она сама откроет в своё время. Вернусь к своему предложению. Я отпускаю людям грехи – и помогаю наказывать тех, кто искупления не желает. Таких немало, и рано или поздно они встанут у вас на пути, – с этими словами он извлёк на свет кипу небольших прямоугольных бумажек, очень хорошего качества, на которых тёмно-синими чернилами были нанесены письмена. Ксендрик знал, что это была тайнопись культа Велки, но читать эти знаки он не мог. – Взгляните. Эти бумажки – по сути, «спящие» чары. Если фантомы будут снова вам досаждать, то вам всего-то и нужно, что наложить одну из этих бумажек на ваш доспех или оружие – и провести по ней рукой. Магия сработает сама, если фантомы будут рядом – и пометит их след. Это, в свою очередь, поможет моим друзьям из Тёмной Луны выследить супостатов – или даже успеть к вам на помощь. Если же вы каким-то образом сумеете прикрепить эту бумажку к самому фантому, что ж, можете не сомневаться, что воздаяние его настигнет. Я, впрочем, продаю чары и другого качества. Для тех, кто хочет… искупить грехи и прекратить своё преследование, – Освальд будто специально улыбнулся в этот момент, как будто осознавал, каким хитрым дельцом сейчас выглядел, и играл на этом. – Уверен, сейчас вам это не понадобится. Но если у вас вдруг когда-нибудь возникнет подобная нужда… вы знаете, к кому прийти с покаянием, – улыбка плавно ушла с его лица. – А пока я предлагаю вам некоторый задаток. Заученными движениями пальцев он отсчитал пять бумажек и протянул по одной каждому члену отряда. Лотрек, стоявший в стороне, характерно усмехнулся и саркастично похлопал в ладоши. – Прелестная пантомима, как всегда. Хватку ты не теряешь, старик. Много душ собрал в божественную казну? – Достаточно, чтобы дела культа шли гладко и без особых препятствий, – невозмутимо ответил Освальд. – Твоя богиня, полагаю, тоже удовлетворена твоим сбором? Я слышал, она весьма разборчива в податях. – Более чем, будь уверен, – осклабился рыцарь Фины. Последнюю бумажку Освальд протянул Кацумото. Самурай не шелохнулся. – Вы не желаете принимать этот подарок? – приподнял бровь исповедник. – Не привык быть в долгу. – О, неужели вас интересуют… индульгенции? – Мне не в чем каяться. Освальд от души расхохотался. – Вы заблуждаетесь! Все мы не без греха, мой друг. Скажите, вы знаете отца Петруса? – в его голосе засквозила ирония. – Знаете, вижу. Мне думается, у вас с ним может оказаться немало общего. Ведь не правда ли, что он тоже… по горло в грехе? Ха-ха-ха-ха… Лицо самурая не дрогнуло, но не нужно было много проницательности, чтобы догадаться, что он смотрел на исповедника с неодобрением. – Это лишь предложение праведного гнева, – продолжил Освальд. – И будьте спокойны – Велка не будет считать вас своим должником. Рю крайне недоверчиво принял бумажку с заклинанием. – Щедрое предложение, – вступил в разговор Ксендрик. – И сколько мы вам обязаны за эти предметы? – Нисколько, – Освальд театрально махнул рукой. – Как я и сказал, это задаток. – Ну что ж, мы крайне признательны. Воспользуемся, когда время придёт. – Всегда открыт для взаимопомощи и разговоров по душам, – развёл руками Освальд. – Я буду пребывать здесь время от времени. А если нет – ищите меня… почему бы и не в соборе? Слышал, ваша заслуга в том, что он теперь чист. – Будем иметь в виду. Если у вас найдётся минутка, и вы не спешите уходить, хотелось бы чуть позже перекинуться парой слов. – О нет, располагайте мной, сколько вам будет угодно. Господин Дориан – гостеприимный хозяин, – исповедник признательно кивнул чародею в очках. – Господин Освальд, – произнёс Экберт. – Вы много говорили об Алых призраках, но разве грехи ограничиваются тем, что творят они? – Разбой и убийства – самая большая язва на теле этой земли. И моя богиня повелевает мне заниматься этим. Но я готов рассматривать и другие случаи. А вас интересует что-то ещё? – Никогда не можешь быть уверенным, в чём и когда тебе придётся покаяться. – Мудрое наблюдение, – улыбнулся Освальд. Его лицо посерьёзнело. – Скажите, сир Экберт, как обстоит дело с вашей памятью? – Лучше, чем было. Но многое я до сих пор помню недостаточно хорошо. – А коридоры и ловушки злополучной цитадели вы можете припомнить? – Не все. Но немалую их часть. К сожалению, многие части этого лабиринта я не могу связать воедино. – Что ж, моя память тоже неидеальна. Но когда ваша дорога поведёт вас в сторону цитадели, найдите меня. Я помогу вам со сбором этой мозаики. – Премного благодарен, – почтительно кивнул Экберт. Освальд вернул жест, улыбнулся остальным и направился к выходу. В последний момент, будто вспомнив о чём-то, он развернулся. – Сир Таркус был очень опечален вашей, как ему казалось, гибелью. Он просил меня сохранить о вас память. Думаю, будет справедливо, если и вы сохраните память о нём. С этими словами исповедник протянул рыцарю серебряную фибулу для плаща. Экберт принял её, осмотрел и, внимательно глянув в глаза Освальду, молча кивнул ему. – А вы, господин Освальд, безгрешны? – внезапно спросил Кацумото. – Я был бы наивным глупцом, если бы так думал. Рю посмотрел на бумажку с заклинанием, а потом шагнул к Освальду, приложил бумажку к его плечу и легонько хлопнул по ней. Пожалуй, от самурая этого точно никто не ожидал. Ксендрик не мог припомнить ни одного случая, когда Рю давал бы волю эмоциям, пусть даже в таком виде. На секунду повисла тишина, а потом исповедник расхохотался и без единого слова покинул кабинет. – Прелестный персонаж, да? – сказал Лотрек. – Даже не знаю, что и думать, – покачала головой Рамильда. – Стесняюсь подобное говорить при вас, мэтр Дориан, но мне кажется, что господин Освальд просто наживается на людях. Потому что одним нужно находить этих «грешников», а другим избавляться от преследования. И обеим фракциям он нужен. Неплохо, да? – Интересная схема, если это так, – согласился Ксендрик. – Но делать выводы по поводу его характера было бы преждевременно. – Отрицать его связь с богиней тоже нельзя, – заметил Экберт. – Это может помочь нам в дальнейшем. – Это не меняет того, что он строит выгоду на чужой беде, – сощурилась Рамильда, покачав головой. – Продавать людям эти бумажки, а потом выписывать на сторону индульгенции? Чтобы этот круг продолжался?! Дориан вздохнул. – Да, Освальд – весьма эксцентричная личность. Что касается его обязанностей здесь, то он занимается этим уже очень долго. Вы, Рамильда, в какой-то степени правы, но вы должны понять, что исповедник Велки не может иначе. Их суть – в том, что они готовы принимать и прощать всех. И будьте уверены, Освальд не выдаёт индульгенции по-настоящему опасным людям. В отношении таких он сам порой осуществляет правосудие. А его бумажки многим здесь помогли. Наживается он не на людях, а на политике. Она здесь, как ни странно, тоже есть. И от неё не денешься. Ксендрик повернулся к подруге и плоско улыбнулся, как бы присоединяясь к сказанному. Теперь, когда Рамильде предложили иной взгляд на вещи, она выглядела слегка пристыженной. – Даже если он предлагает индульгенции мелким сошкам – это всё равно сомнительная идея. Но я… Да, простите. Я погорячилась. – Каждый справляется, как может, – усмехнулся Ксендрик. – Даже представителям богов нужны деньги, чтобы добиваться своего. Или души. – Я не знаю, сколько правды в его туманных словах про интерес Велки в вашу сторону, – сказал Дориан, – но если это так, то события принимают весьма интересный оборот. Ксендрик молча покивал. Он помнил о делах культа Велки ещё в Кариме – почти единственном месте, где они прижились. Даже Астора и Катарина, известные довольно свободным духом, не были столь гостеприимны к богине греха – не в последнюю очередь из-за сильного присутствия Белого пути. Велка, хоть её и называли «богиней греха», была богиней справедливой – карающей за грехи – и прощающей тех, кто искренне каялся и надеялся начать с чистого листа. Она была богиней-защитницей, видящей и знающей всё, а её исповедники не уставали повторять, что каждому злодею был отмерен свой срок. Велкиане были терпимы ко всем прочим верованиям и не запрещали отпускать молитвы и службы другим божествам. Всё это привлекало к ним людей – за последнюю сотню лет их культ в одном Кариме вырос почти в три раза. А ведь когда-то, судя по некоторым источникам, Велка и сама была частью церковного пантеона, несмотря на то что Белые, как всегда, усердно это отрицали и пытались переписать историю. Велка была одной из ближайших сподвижников Гвина после Адвента, и церковь пыталась представить их дружбу как многовековой обман – коварный заговор с целью уничтожить Гвина и разрушить его наследие. Многие им верили, а многим просто не было дела до божественных дрязг, но знатоки истории, каким являлся и Ксендрик, хорошо знали, что можно было проследить чёткий разлом между присутствием Велки в Белом пантеоне и её анафемой. Этот разлом произошёл около шестисот лет назад. Хроники сохранили сведения о притеснении велкиан, об их изгнаниях из городов и целых государств, даже о погромах. Некоторые церкви, ныне принадлежавшие Белым, имели характерные признаки велкианских храмов, которые только искушённый глаз мог заметить. Был период, когда культ Велки был вне закона во многих землях – в Торолунде этот запрет действовал до сих пор. Многие бежали далеко на восток. «Чёрная паства» не проводила никаких тёмных или бесчеловечных практик, хотя веками Белый Путь пытался уверить людей в обратном, сочиняя памфлеты, изображавшие велкиан прислужниками Тьмы. Сейчас времена изменились, и велкианам позволили вернуться – династия каримских герцогов даже покровительствовала их культу, разрешив свободу проповеди и строительства храмов. Однако тайна разлома до сих пор оставалась тайной. Историки предполагали, что его источником послужила ссора между самой Велкой и Гвином: по слухам, чёрная богиня была даже замешана в неудавшейся попытке переворота в Лордране, ещё до кризиса Улачиля. По крайней мере, с этой поры сведения о ней перестали поступать из Лодрана, а Белый путь очень быстро объявил анафему. Однако ещё несколько десятилетий, до смерти Гвина, не происходило открытых гонений на велкиан: весь ужас для них начался потом. С тех пор, однако, и сам культ Велки хранил тайну. Они научились скрытности, придумали почти полноценный язык для своих церемоний и свою систему письма. Они не пытались спросить с Белого пути за обиды прошлого или восстановить историческую справедливость. Только планомерно и не спеша отвоёвывали своё место под солнцем. И, вполне возможно, дожидались своего часа.***
Некоторое время спустя они с Освальдом сидели друг напротив друга – без лишних свидетелей и уверенные, что их не подслушивают. На столике у исповедника лежала целая кипа заготовок под магические метки, а рядом с ними – флакон с тёмно-синими чернилами и кисточка. Дела, судя по всему, шли хорошо. – Хотел бы пожаловаться на память, – сказал Ксендрик. – Кажется, мы где-то встречались, но я абсолютно не помню, где и при каких обстоятельствах. Думал, может, вы прольёте свет на эти обстоятельства. – Разумеется. Мы виделись на нашей общей родине – в Кариме, при дворе герцога Арстора. Наш общий покровитель. Вы, Ксендрик, насколько хорошо помните, чем занимались в те годы? Вопрос был скользкий. На текущем этапе чародей помнил уже значительную часть. – Ну-у, мы определённо занимались какими-то экспериментами. И они были совершенно точно связаны с магией и проклятием нежити. – Совершенно верно. И экспериментами весьма тёмными, надо заметить. – Да неужели? – улыбнулся маг. – Не нужно этих масок, мэтр Ксендрик, – Освальд растянул губы в ответ. – Мне известно про них куда больше, чем вы можете думать. Про то, как вы заглянули в бездну. Но не в моих интересах говорить об этом вслух. – Уже обнадёживает. – Вы ведь помните Ансельма Эстерхази? – Разумеется. – Трагически умер при загадочных обстоятельствах… И без видимой причины… – С кем не случается, – невозмутимо улыбнулся Ксендрик. – Я должен вас предупредить: ваш старый соперник находится здесь. И он жив и здоров – в той же степени, что и вы. Эта новость была, как гром среди ясного неба. Ксендрик не показал удивления, но услышанное заставило его выдержать секундную паузу. – Не могу не порадоваться за него. Но спасибо за новость. – Имейте в виду одно, Ксендрик: если он ещё не знает о вашем присутствии здесь, то узнает очень и очень скоро. Он здесь на весьма высоком положении. И связан с ковенантом Тёмной Луны. Будьте уверены – у него есть свои ищейки. – Интересно, – кивнул Ксендрик, задумчиво упершись щекой в кулак. – А давно он здесь, вы не знаете? – Едва ли могу ответить на этот вопрос. Полагаю, почти с тех пор, как он покинул Карим. Такие люди, как он, не могут оставаться внизу: политик – всегда политик, полагаю. И у него имеются возможности вам навредить, Ксендрик – будьте осмотрительны. В том числе в выборе друзей. Освальд, вероятно, был прав. Большим вопросом было то, как Ансельм отреагирует на появление Ксендрика – и захочет ли ему навредить. Но в том, что он воспользуется возможностью, чародей не сомневался: такие противостояния не забывались, а Ксендрик привык предполагать худшее. – Ну что ж, я не могу вас не поблагодарить за такое радение обо мне. Это… крайне мило с вашей стороны. Ведь вы могли бы этого не делать. – Это в наших общих интересах. А будущее покажет, насколько я был прав в своём суждении касаемо вас. – Действительно, будущее покажет. Ну что ж, это, пожалуй, повод задуматься… о том, как сделать так, чтобы наша неминуемая встреча прошла как можно более гладко. Видимо, рано или поздно все здесь оказываются. Освальд усмехнулся и, сложив пальцы, посмотрел в сторону. – Те, кому больше повезло. Хотя спорный вопрос, считать ли проклятие везением. – В моём случае – пожалуй, что так. А что вы про это думаете? Исповедник посмотрел на Ксендрика как бы искоса. – Я считаю, что это зависит от того, на что человек готов обратить дарованное ему время. – Лично я предпочитаю воспринимать это как возможность. – Именно, – Освальд полностью повернул к нему голову. – Говоря о проклятии. Знаете, после того как герцога не стало, не все плоды ваших исследований пошли прахом. Мне удалось спасти некоторые артефакты. Связи при дворе делают своё дело. – Любопытно. Какие же, например? Освальд открыл поясную сумку и извлёк оттуда два перстня из чернёного серебра, каждый – с квадратным камнем в оправе. Аметист и красный гранат. Ксендрик мгновенно узнал эти кольца: одно из них защищало носителя от любого яда, второе – от обильной кровопотери. Таких колец они с Арстором создали три, и у чародея сам собой родился вопрос: – А где же третье? То, которое защищало от опустошения и… воздействия Бездны? – Оно, к сожалению, не в моих руках. И кто им обладает сейчас – я не знаю. – Жаль. Оно было самым близким к тому, на что мы рассчитывали. – У меня также имеются несколько камней очищения. Про них вы ведь тоже помните? – Да, – Ксендрику захотелось поёжиться. Он вспомнил, что было вовлечено в их создание. – Не подумайте, что я здесь спекулирую на плодах ваших трудов, – усмехнулся Освальд. – Но мне стоило больших усилий вывезти эти артефакты и сохранить их. Если вы захотите вернуть их в своё распоряжение… – он закончил жестом вместо слов. – Считайте души платой за хранение. И будьте уверены – я никому их не отдам, кроме вас. – Я бы с радостью выкупил, как только появится возможность. Спасибо. – Скажу вам ещё кое-что. Если у вас вдруг ещё оставались сомнения, камни очищения действительно работают. У всех, кто ими пользовался, опустошение значительно обращалось, а все… калечащие эффекты Абисса проходили. Из них не вышло той панацеи от проклятия, на которую вы рассчитывали, но, возможно, это был шаг в нужном направлении, – Исповедник откинулся на спинку стула. – Вы с герцогом оставили большое наследие. Наследие, от которого, признаться, мурашки по коже. – Мы старались, – вздохнул Ксендрик. – Пока у нас было время, ресурсы и силы. – И люди, – прибавил Освальд, многозначительно улыбнувшись. – Всё верно. Люди – тоже ресурс. На несколько мгновений повисло молчание. – Так какова же цена вопроса? – спросил чародей.***
Ему стоило некоторых трудов убедить членов отряда выкупить хотя бы один камень очищения. Ксендрик знал, что рано или поздно они наверняка встретятся с Бездной или её порождениями, да и каменная пыль василисков, которые рыскали в канализации, оказывала страшный эффект на нежить, если человек погибал от неё. Вдобавок, каждый такой камень был резервом на тот случай, если кто-нибудь из отряда сильно опустеет: пусть и одноразовым, но куда сильнее флакона человечности, и без того редкой. Они согласились в конце концов. И вот он снова лежал в его руках: квадратный отшлифованный камень тёмно-серого цвета, скорее даже плитка размером в ладонь, на поверхности которой был чётко виден силуэт черепа. Ксендрик, разумеется, сказал, что это было всего лишь символическое украшение. Он даже не соврал. Но чародей помнил, что за этим орнаментом крылась куда более жуткая правда. Остаток дня они с Рю провели в лаборатории Дориана. Огненные бомбы, смазки для оружия, зелья из красного закатника, многочисленные экстракты из фиолетового мха, служившие сильным противоядием – работы было много. В первую очередь, нужно было защитить отряд от ядовитых миазмов чумной долины, и этот вопрос они с Кацумото закрыли. Дориан предупреждал об одном: ни в коем случае не пить воду в Чумном городе. Помимо того, что это была на редкость дурная вода, она могла всё ещё хранить следы мора, когда-то выкосившего шахтёрский город. В остальном стоило почаще жевать фиолетовый мох – и не подставляться под удары дикарей. Пришёл следующий день, и вместе с небольшим эскортом в виде отряда Кайлы они спустились в канализацию и дошли до того самого перекрёстка, где несколькими днями ранее встречались с людьми Большого Ральфа. Оттуда они вышли к большой решётке, миновав которую, оказались внутри круглого каменного строения, уходившего далеко вниз. Оно было похоже на башню, только построенную внутри скалы – скорее, огромный сточный колодец, застроенный внутри деревянными площадками. Кайла пожелала им удачи и отправилась со своими домой. Отряд же, спускаясь по одной лестнице за другой, начал своё нисхождение. В зловещей темноте только факелы служили ориентиром. Спускались осторожно, подолгу осматривая каждую лестницу и площадку. Кое-где доски основательно подгнили, и приходилось страховать друг друга. В конце концов они достигли прохода в пещеру внутри скалы, заваленную мусором и чьими-то экскрементами. Они даже спугнули стаю летучих мышей, когда вошли под её свод. Рю приказал всем натянуть тканевые маски. Собравшись в плотную кучку, отряд шёл с обнажённым оружием, и время от времени до них доносились странные звуки – не то крики, не то визги, раздававшиеся где-то вдалеке. Какие-то шорохи слышались снизу. В какой-то момент Рю отошёл от остальных вбок – туда, где пол пещеры обрывался вниз, и посветил факелом. Стало понятно, что под ними находится шахта. На некотором отдалении виднелись большие деревянные площадки с покосившимися строениями и кранами. Одна из них обветшала настолько, что покосилась в сторону пропасти, а полусгнившие доски торчали опасным веером – всё, что на ней было, давно упало вниз. Самое жуткое было в том, что там, на этих площадках местами тоже горели факелы. По словам Дориана, жители Чумного города делились на две категории: изгнанников с поверхности и местное население, которое давнишний мор за несколько поколений превратил в мутантов. Последние мало чем отличались от животных, полностью утратили речь и употребляли плоть себе подобных в пищу. Первых было куда меньше, а их группы были малы и не менее агрессивны. Многие пребывали в запущенной стадии опустения, либо сами по себе были настолько опасны, что даже Нижний город не желал их терпеть. Договориться с ними едва ли было возможно: в совершенно безумных условиях они тоже скатились в каннибализм, а иные настолько обезумели от болезней и изоляции, что даже не стали бы слушать гостей с поверхности. И те, и другие грозили любому гостю погибелью, и нельзя было сказать, встреча с кем была предпочтительнее. Впереди забрезжил свет. Пол пещеры здесь фактически заканчивался, и площадки с постройками подступали теперь прямо к ним. Внезапно смрад сменился свежим воздухом. Доски скрипели так, что любой шаг мог показаться фатальным. Миновав несколько строений, они вышли на широкую площадку и узрели перед собой Чумной город во всей его уродливой красе. Отвесная скала, уходившая вниз, осталась за их спинами. Внизу в обе стороны, насколько хватало глаз, вдоль скалы простиралось хаотичное нагромождение площадок, хибар, укрытий и лестниц, озарённое светом факелов. Почти каждая крыша здесь была потолком, и на первый взгляд ориентироваться в этом гниющем лабиринте было невозможно. Каким-то чудом вся эта конструкция ещё держалась, хотя, казалось бы, за несколько веков ветшания должна была рухнуть. Судя по всему, часть её действительно обвалилась, а оставшиеся доски были растащены на новые постройки. Перед скалой, на всём протяжении города, высились исполинские каменные колонны со столь же колоссальными контрфорсами, уходящими вглубь болотистой долины – напоминание о давно ушедших днях. Вся эта колоннада была соединена поперечной платформой, служившей опорой для многих деревянных конструкций города. По всей видимости, ту же роль она исполняла в былые времена, когда мор ещё не превратил этот город в зловонный гнойник. Глянув наверх, Ксендрик вдруг понял, что колоннада поддерживала ещё и свод, примыкавший к скале, а сама скала была облицована камнем. Он бы дорого дал, чтобы увидеть архитектуру города в его лучшие дни. Сверху в ущелье проникал дневной свет, но даже при этом в городе было мрачно. С противоположной стороны ущелье отгораживала выпуклая стена, которая где-то вдали слева соединялась со скалой, на которой стояли они, справа же примыкало к скале Святилища. Дно долины, при взгляде от Святилища укрытое бурым туманом, отсюда просматривалось куда яснее. Слева, вдалеке, просматривался силуэт гигантского архидрева, уходящего голой кроной высоко наверх. Когда-то это место называлось Наарой. Теперь, чтобы описать всё отвращение от вида Чумного города, даже нынешнее название казалось недостаточным. Жители Нижнего уже давно окрестили его куда более метко. – Вот и она, Клоака, – протянул Лотрек. – Глядите по сторонам, здесь могут выпрыгнуть из-за каждого угла. – Обратите внимание, – негромко сказал Рю, – вытянув руку. – Факелы в основном зажжены рядом с лестницами и переходами. – Хорошо же ты увидел, – кивнула Рами, всё ещё захваченная зрелищем. – Это нам очень поможет. Спускаясь на следующую площадку, Ксендрик краем глаза успел заметить, как где-то невдалеке мелькнул чей-то силуэт и тут же исчез в одном из домов. От внимания остальных это тоже не ускользнуло. Стало необычайно тихо, как будто их заманивали в западню. На тесных проулках и переходах порой было сложно развернуться, и в условиях, когда угроза могла прийти с любой стороны, перестроиться было бы сложно. Ксендрик живо представил себе искорёженных мором существ, выскакивающих на них со всех сторон. Тихий, липкий страх, сидевший внутри, скручивал ему живот, и с каждым шагом становился всё ощутимее. Пропетляв между двумя строениями, они вышли к длинному навесному мосту, ведущему через большой провал к деревянной площадке, примыкавшей к той самой поперечной платформе из камня, обросшей деревянными конструкциями. Рю, бросив взгляд на мост, дал команду остановиться и осмотрелся, пытаясь понять, можно ли пройти на платформу отсюда. На пару мгновений повисла тишина, разорванная громким, гортанным визгом. Из-за углов и из проёмов построек, оставленных позади, повыскакивали человекообразные существа в набедренных повязках, вооружённые копьями, дубьём и ножами. Они были похожи скорее на гулей из страшных сказок, чем на людей: распухшие головы срослись с шеями, вытянутые лица были похожи скорее на звериные морды, и всё тело было необычайно жилистым. На той стороне моста тоже замельтешили силуэты. – Лотрек, за мной, на платформу! – скомандовал Рю, потянув стрелу из колчана. – Остальные через мост – Экберт, веди! – Я прикрою тыл! – бросила Рамильда, поднимая щит. Сердце у Ксендрика забилось чуть чаще, но он уже привык к хаосу сражений. Мутанты кинулись на них, Экберт побежал через мост, и чародей хлопнул Солера по плечу, чтобы тот бежал за ним. Сам Ксендрик плавно двинулся следом под прикрытием Рами, наколдовывая воронку – он намеревался бросить её перед мостом, отсекая погоню. Голубые искры пробежали у него между пальцев. В тот момент, когда мутанты уже готовились ворваться на мост, Ксендрик бросил заклинание, и водоворот голубых стрел завертелся, пронзая самых резвых. Это должно было задержать их на какое-то время. – Готово! – бросил Ксендрик, срываясь дальше. Они что есть сил побежали по мосту. Рю с Лотреком уже двигались по платформе – пока рыцарь отбивался от наседавших противников, самурай накрывал стрелами мутантов на той стороне моста, останавливаясь между перебежками. Чародей обратил внимание на большую вышку на другой стороне, высившуюся правее моста. На ней появились две фигуры в грубо сколоченных деревянных нагрудниках и таких же масках. Рамильда тут же выбежала вперёд мага и заслонила его щитом, и очень вовремя. В щит вонзился маленький дротик – видимо, застрельщики применяли духовые трубки. За такие моменты Ксендрик был по-настоящему благодарен подруге. Двое припустили дальше. Другая сторона была близко, но воронка уже исчезла, и погоня понемногу их настигала. Рами на бегу загнала меч в ножны и достала огненную бомбу. Как только она остановилась, Ксендрик тут же поднёс к запалу тлеющий фитиль, примотанный к посоху, и Сванн кивнула ему. Размахнувшись, она швырнула бомбу на середину моста, и в тот же миг Ксендрик заметил, что ещё один застрельщик, увязавшийся за Лотреком и Кацумото, теперь целится в них. Чародей быстро сплёл большую стрелу и выпустил на опережение. Дротик просвистел у него над головой, застрельщика прошило насквозь, и он упал замертво. – Бежим! – бросила рыцарша. Доски моста уже полыхали, и путь для погони был отрезан. Экберт врезался в строй копейщиков, перекрывших выход, и разметал их – наконечники копий попросту отскакивали от его щита и доспехов. Лотрек, подоспевший с другого направления, бросил в их скопище огненную бомбу – и тех, кого не достало пламя, Экберт с Солером попросту добили. Рами снова закрыла Ксендрика от дротиков, один из них звякнул об её наплечник. Рю крикнул ему, чтобы он разобрался с застрельщиками, но маг и без того намеревался заняться ими. Парой мгновений позже кластерная стрела со свистом взмыла ввысь, взорвалась и накрыла дикарей – у них попросту не было шанса. Оставшиеся мутанты отступили, и отряд собрался вместе. Тут, однако, раздались тяжёлые шаги: прямиком на них вышел широкоплечий великан с большим брюхом, размахивая огромной дубиной. Мутанты отступили к нему, и детина грозно заревел, брызжа слюной и обнажив клыки в зверином оскале. Один из подоспевших дикарей держал на поводке собак, которых немедля спустил на отряд. Экберт с Солером первыми шагнули в их сторону. Каково же было удивление рыцарей, когда одна из собак выпустила им навстречу поток пламени – Экберт насилу успел закрыться щитом, а Солер в последний момент отпрянул вбок. Великан с рёвом пошёл в атаку и махнул дубиной – она звякнула о щит солнечного рыцаря, опрокидывая его, и Солер откатился вбок от силы удара, чуть не упав за край. Рамильда подоспела на помощь, поднырнула под удар детины, но лишь едва зацепила его по ноге. Копейщики-мутанты бросились в атаку. Именно в этот миг Ксендрику в плечо впился дротик. Он прилетел невесть откуда, и чародей дёрнулся, выпустив воздух из лёгких. По жилам почти сразу разлился огонь, и маг почувствовал, что стало тяжелее дышать – дротик был намазан сильным ядом. Наскоро вырвав его, маг присел и судорожно потянулся к подсумку на поясе. Флакон с противоядием оказался под рукой, и Ксендрик тут же опрокинул в себя всё содержимое. – Яд! – крикнул он через силу. – У них яд на дротиках! Лотрек ворвался в бой с шотелами наперевес, с ходу прирезав одну из собак, и рыцари сумели отбить атаку. Рамильда, вовремя уйдя от удара дубины, который пробил дыру в досках, всадила меч в брюхо великану. Он тут же вмазал ей кулаком – рыцарша машинально закрылась правым плечом и отшатнулась, а в следующий миг в лицо великану прилетел сильнейший удар шестопёра. Детина свалился замертво. Дикари снова рассыпались и отступили, но погоня сзади снова подбиралась к отряду – уже по каменной платформе. Не было выбора, кроме как пробиваться дальше, вперёд и вниз. – Собраться! – крикнул Рю, выпуская стрелы в преследователей. – Жмём их дальше, ищем дорогу вниз! Ксендрик, придя в себя, подоспел к остальным. Он пытался найти глазами стрелка, когда очередной дротик впился Рамильде в правое плечо. Рыцарша со стоном упала на колено и, закрывшись щитом, сразу выдернула дротик. Её рука устремилась к поясу, за противоядием, но чародей не медлил и сразу всучил ей в руки свой второй флакон, чтобы как можно скорее помочь подруге. Выпив содержимое, Рами выдавила мимолётное «Спасибо» и взялась за меч, поднимаясь с колен. Солер, заметив застрельщика, насмерть поразил его молнией. Ксендрик облегчённо выдохнул и они поспешили дальше, за Экбертом и Лотреком. Дикари, осознав всю опасность, пытались держать дистанцию, забрасывая их камнями и копьями, но отряд упрямо шёл вперёд, к лестнице. В какой-то момент доски под Солером треснули, и рыцарь, не сумев ухватиться, провалился вниз. Он больно приземлился на площадку ниже и выронил меч из рук. Оставшиеся мутанты тоже бросились к нему. – Солер! – крикнула Рамильда, подбежав к провалу. Лотрек, опередив её, сиганул прямо вниз. приземлившись на одного из дикарей. Оба свалились, и рыцарь Фины вонзил шотел ему в шею. Рами, свесив ноги, прыгнула следом. В этот момент произошло неожиданное. Когда вторая половина отряда добралась до лестницы, в дальнем конце площадки ниже, выйдя из-за угла вышки, появился красный фантом. Это был воин в почти полном латном доспехе, вооружённый алебардой. Ещё один, с посохом в руках, показался на пандусе, ведущем от вышки к очередному каменному колодцу. Расклад сил поменялся в одночасье. – Берегись, маг наверху! – предупредил Ксендрик, прячась за спину Экберта. Тот благоразумно остановился у лестницы, выжидая, что произойдёт. Ждать долго не пришлось: колдун наверху пустил в их сторону большую стрелу души. Бальдерцу ничего не оставалось, кроме как принять её на себя – он выдержал её стоически, сдавленно простонав от боли. Кацумото тут же выстрелил в ответ. – Вниз! – скомандовал он. – Я прикрою! Пока Экберт спускался, не убирая щита и отпив эстуса, Ксендрик вытащил на свет заветную бумажку, вручённую Освальдом. Самое время было опробовать их в действии. Кто бы ни были эти Алые, чародей не хотел вступать с ними в переговоры сейчас: они явно знали, что делали, рассчитывая утянуть у дикарей «добычу». Прилепив бумажку к плечу, он провёл по ней рукой, активируя заклинание. Чернила засветились синим и почти сразу погасли, исчезнув с листка. Под обстрелом Кацумото маг отступил в укрытие и выпустил оттуда кластерную стрелу. Те мутанты, что ещё оставались на площадке, бросились врассыпную – казалось, даже погоня отстала. Ксендрик загодя отскочил назад, и осколки стрелы чудом его не задели, Экберт снова поднял щит, защищаясь от града. Второй фантом ждал этого момента. С надменным смешком он подскочил и выбросил оружие в идеально точном выпаде, вонзив остриё алебарды под наплечник Экберту. Рыцарь закрылся щитом, стерпев ранение, и двинулся на противника. Ксендрик, решив не мелочиться, выпустил в мага копьё души, попросту игнорируя его укрытие. Зачарованная одежда и толика удачи спасли колдуна от гибели на месте, и он поспешно ретировался, опираясь на посох от боли. – Смелее, громадина, смелее! – насмехался фантом над Экбертом. Он зацепил крюком край щита бальдерца, потянул на себя, вскрывая его защиту, и ткнул остриём в голову – закрытый шлем спас своего хозяина. В этот миг на помощь подоспела Рамильда, и вместе они оттеснили алебардиста. Тот, осознав неблагоприятный расклад, отступил, а потом ринулся назад – мимо вышки, к тоннелю в скале. – За ним! – скомандовал Кацумото. – Держаться вместе! Ксендрик, колдун на нас! Очередная кластерная стрела осыпала их осколками, изранив половину отряда. Рю торопил товарищей, чтобы как можно скорее уйти с открытого пространства. Оказавшись под пандусом, они наскоро глотнули эстуса. – Как ты? – спросил маг у Рамильды, пользуясь моментом. – В порядке! Держись за мной. Он и не намеревался делать иначе. – Посмотрим, есть ли ещё проход в колодец, – сказал Рю. – Надо их зажимать, на вышку карабкаться опасно. Они с Ксендриком выглянули из-за угла постройки – проверить другой путь, ведущий вниз. То, что они увидели там, настолько их ужаснуло, что оба почти моментально спрятались назад. К большой дыре в каменной кладке прилепился отвратительный, покрытый слизью мутант, похожий на гигантского спрута. Как если бы ног-присосок ему было мало, из задней части туловища торчали длинные тонкие щупальца, рыскавшие в воздухе, будто в поисках добычи. Чародей не имел ни малейшего желания с ним встречаться. – В Бездну этого демона! – покачал головой самурай. – Давайте за латником, в пролом! Лотрек, с Ксендриком в третьем ряду! Проход был тесный – даже двое помещались в ширину с большим трудом. Экберт с Рамильдой шли первыми, и сразу за поворотом снова встретили фантома – он уже стоял наготове. – А вот и цыплята! – ощерился он в ухмылке, плавно отступая. – Ну смелее, смелее! Все мои! Ксендрик даже ухмыльнулся в ответ. Каков наглец. Из-за того, что маг шёл в третьем ряду, он не мог бросить копьё, сильно рискуя задеть товарищей. Репликой фантому стал поднятый посох и большая стрела души. Латник вжался в стену, но полностью от магического снаряда не ушёл. Прорычав от боли, он продолжил отходить – уже поспешнее. – И это всё?! – Не разделяться! – скомандовал Рю. Силуэт фантома скрылся за очередным изгибом, и Ксендрик больше не мог в него выстрелить. Отряд продолжил движение, и тоннель вышел внутрь колодца, на небольшую скальную площадку, вбок от которой уходила узкая деревянная площадка. Над их головами поперёк колодца проходил водосток – и чародей-фантом оказался там. И в следующий миг Ксендрик понял, что они пришли в западню: прямо под их ногами начала закручиваться воронка душ. – Воронка! – крикнул чародей, поспешно отступая. – Осторожно! Развернуться им было некуда – только вперёд или назад. Рамильда рванула вперёд, падая наземь, а в следующий миг Лотрек схватил Ксендрика в охапку и упал вместе с ним. Одна из крутящихся стрел пролетела прямо над ними, задев рыцаря Фины. Остальные, судя по крикам, приняли на себя всю мощь воронки. Когда Ксендрик, выждав нужное время, поднял голову, половина отряда лежала, корчась от боли. Экберт медленно вставал, превозмогая боль, а латник уже наседал на Рамильду, раненую стрелой мага. Лотрек кинулся на помощь, и Ксендрик лихорадочно думал, что предпринять. Секунду спустя, он решил атаковать мага: прямо сейчас он мог наколдовывать вторую воронку, и второго такого заклинания отряд мог не пережить. Не теряя времени, Ксендрик побежал вперёд. Алебардист отступил к площадке, не позволив навалиться на него втроём. Маг действительно собирался швырять вторую воронку, и Ксендрик тут же выпустил в него стрелу, надеясь, что ему повезёт. Стрела действительно сорвала ему заклинание. Крутанув голову вправо, Ксендрик успел увидеть, как латник быстрым уколом заставил Экберта закрыть голову и тут же уколол понизу, пронзив ему бедро. Это намертво остановило атаку бальдерца, и без того раненого. Рамильда уже порывалась подменить его, но Ксендрик схватил её за плечо. Здесь, на открытом пространстве, его уже ничего не сдерживало. Встав за плечом у Экберта, он воздел посох и выпустил копьё души. Отпрыгивать латнику было некуда, а бравада была бесполезна, и он принял на себя весь смертоносный заряд. Он выпустил алебарду и с грохотом опрокинулся назад, а его призрачное тело начало растворяться. Снова знакомый свист, и снова кластерная стрела осыпала их осколками. Рамильда и Экберт закрыли Ксендрика, приняв удар на себя, и чародею стало ясно, что оба держатся из последних сил. – Пейте эстус, я им займусь! – бросил он. Лотрек уже достал метательный нож, намереваясь помочь чародею, но они не успели ничего предпринять. Вверх по водостоку взбежала тёмная фигура с клеймором в руках. Это был даже не фантом – человек был в своей настоящей оболочке. Маг заметил его слишком поздно. Размахнувшись, незнакомец могучим взмахом разрубил красному фантому ключицу. Выдернув окровавленный меч, он одним ударом добил рухнувшего мага. Из тоннеля появились Рю с Солером. Теперь все смогли лучше рассмотреть незнакомца: у него был полностью оголённый торс и мешковатые штаны с массивными латными поножами. Он также носил оплечье с большим капюшоном, из-за чего трудно было увидеть лицо. Забросив клеймор на плечо, он помахал отряду рукой, а потом вдруг разбежался и сиганул вниз, ко дну колодца. Ксендрик опешил. Падение с такой высоты означало верную смерть, однако незнакомец прыгнул совершенно обыденно, как будто так и намеревался. Шумно вздохнув, чародей окинул взглядом товарищей. – Полагаю, наш благодетель самоустранился. – Да… – вздохнула Рами, глотнув эстуса. – Здесь хватает безумцев. – Все живы? – осведомился Рю. – Заберите человечность от фантомов – и давайте вниз. – Подловили они нас, конечно, – прохрипел Лотрек. – Швырни он вторую воронку – и всё, крышка. Ксендрик втянул воздух сквозь зубы и покачал головой. Наскоро осмотрев стенки колодца и покосившись на паразита, видневшегося сбоку через пролом, отряд двинулся вниз. Кем бы ни оказался таинственный незнакомец, Ксендрик всё ещё надеялся его встретить. Подмога от таинственных синих не пришла, но заклинание Освальда явно сработало. Колокольчик прозвонил – и хотелось думать, что где-то там, в неведомом убежище Тёмной Луны, этот звонок услышали. Спустившись до следующего яруса, отряд вышел к очередному мосту. Не обнаружив признаков засады, они пересекли его и оказались в другой части города – более спокойной, как показалось. Опасность осталась позади. Продвигаясь дальше, им то и дело приходилось отмахиваться от мелкой мошкары и комаров, летавших, казалось, повсюду. Иногда они замечали силуэты обитателей города, но те спешили спрятаться при виде непрошеных гостей. В какой-то момент Экберт обратил внимание остальных на неприметный проём в скале, находившийся как бы в закутке. Им пришлось зажечь факел, перед тем как войти. Это оказалось давно заброшенное убежище – небольшая каверна с остатками перегородки на выходе. В дальнем конце наблюдался сундук, заросший паутиной, и старые, подгнившие мешки, чем-то наполненные. В глаза бросились два скелета. Один, в иссохшем балахоне, лежал у стены со сломанными рёбрами, как бы положив руку на живот. Второй валялся рядом, опрокинувшись навзничь, и из глазницы у него торчал ржавый кинжал, причём этот скелет явно остался от мутанта, в то время как первый был вполне человеческим. Возможно, он отбивался, но и сам получил смертельную рану, истёкши кровью в своём убежище. Кацумото, склонившись над сундуком, осмотрел его, смёл паутину и открыл. Ксендрик заинтересованно смотрел на содержимое, которое достал самурай. Первой на свет появилась ссохшаяся сумка с шелухой внутри – возможно, в ней хранились какие-то травы. Следом они достали три свитка и старую книгу в потрёпанном кожаном переплёте. Книга была сшита очень грубо – даже не из бумаги, а из пергамента, как в старину – и очень тёмного. Откинув бронзовую защёлку, Ксендрик раскрыл книгу, сдул пыль со страниц и внимательно их осмотрел. Это оказался манускрипт, написанный на новолордранском языке, на котором они все разговаривали. На том же развороте, однако, после отступа начинался большой фрагмент, написанный на изалитском – и изалитским же письмом. Автор манускрипта явно хорошо его знал. Эти фрагменты в книге встречались довольно часто. Пробежавшись глазами по пассажам, Ксендрик понял, что это была настоящая книга по пиромантии. Он листал её с пиететом настоящего учёного, нашедшего редкую древность, которой не было цены. На изалитском были написаны в основном более важные, почти сакральные тексты. Времени проштудировать их у него сейчас не было, но Ксендрик дал себе слово, что подробнейше изучит манускрипт, как только у него будет возможность. – Интересно… – произнёс он вслух. – Что это? – спросила Рамильда. – Похоже, это книга о пиромантии. – Ничего себе… Это ведь изалитское письмо, да? – Мгм, – кивнул чародей. – Надо будет её изучить. Можно мне взглянуть на свитки? Самурай протянул ему старые артефакты. Развернув один из них, он увидел рукописный текст с инициалом и миниатюрой в верхнем левом углу, изображавшей сияющий голубой круг с выемкой в центре, помещённый на желтоватое поле. Практически сразу стало ясно, что это свиток с формулой заклинания, однако к своему удивлению Ксендрик понял, что речь велась про чары, совершенно ему не знакомые. Не только в том плане, как их сплетать: он вообще нигде не видел таких заклинаний. Очень скоро его настигло понимание, что это были свитки, принадлежавшие школе исцеляющей магии. Школы, которая давно исчезла с лица земли. Исцеление было привычным доменом чудотворцев, но не магов. Целительная школа магии имела некоторое хождение в Лордране, но с его падением была утеряна, а все известные носители исчезли. В Винхайме даже существовал кружок, посвящённый этой школе – но, как и в случае с магией Улачиля, они не имели никаких сохранившихся формул и занимались только исследований истории и теоретизированием, почти всегда пустым. Ксендрик даже не скрывал своего восторга. Две бесценные находки из одного сундука – это была поистине редкая удача. – По-ра-зи-тель-но. – Ну не томи, что это? – улыбнулась Рамильда. – Это магия исцеления. Магия, понимаешь? Не чудеса. Эту школу считали утерянной, и вот! – он резким жестом указал на находку. – Целых три свитка! Чудесная находка, просто чудесная. – Могу только порадоваться, – усмехнулась рыцарь. – Поздравляю! Теперь тебе будет о чём докладывать в Винхайме, когда вернёшься. – Надеюсь! – А ты сможешь эти заклинания изучить? – Я попробую. Не могу гарантировать результат. У нас многие бьются над тем, чтобы восстановить утраченную магию, но… – Ксендрик радостно усмехнулся. – Думаю, такого пока никто не находил. – Вот, держи, – она протянула ему кусок выделанной кожи. – Тут в сундуке была записка. Слова были даже не написаны, а выцарапаны острым стилом с чернилами. «Я оставляю их вам. Пользуйтесь ими, как сочтёте нужным. Андрос знает, как. Юлва». – Гм. Это имя мне даже кое о чём говорит. – Поясни, – попросил Кацумото. – После того как проклятие во второй раз появилось в Лордране, то есть, уже после жертвы Гвина, произошёл ещё один кризис – похожий на то, что было в Улачиле. Только случилось это в Новом Лондо. – Новом?.. – Это был город-государство здесь, в Лордране, – вставила Рамильда. – Рядом с самим Улачилем. Но куда менее древний, насколько помню. – Да, – кивнул Ксендрик. – Краткая версия истории такова, что так называемые четыре короля, правившие Новым Лондо, впустили Бездну в свой город. Не в буквальном смысле, как в Улачиле, но они… поддались её влиянию и встали на её сторону. Так говорится в хрониках. Скорее всего, они просто стали чернокнижниками в какой-то момент, а чуть спустя объявили об этом и откололись от Анор-Лондо. Среди прочего они объявили Лордрану войну, выдворили их представителей и создали гвардию так называемых Тёмных призраков. Они, в частности, обладали способностью высасывать человечность из людей, скорее всего с помощью магии Бездны. Не удивлюсь, если Алые назвали себя в подражание им, и вообще магия их артефактов кажется немного похожей. Есть версия, что королей ко всему этому склонил первобытный змей по имени Каас, но совращение тварью Бездны – вообще известный апокрифический мотив, так что я бы относился к нему осторожно. В городе начались волнения, часть населения бежала… Одним словом, на руках у богов потенциально был очередной Улачиль, а учитывая, что королевство поразило проклятие, да и сил у них было куда меньше… Они решили эту проблему более радикальным образом. Решено было затопить Новый Лондо. Перегородить русло близлежащей реки, взорвать скалу в нужном месте и впустить реку в город. Что, собственно, и произошло: затопило и четырёх королей, и их гвардию, и тысячи мирных жителей. После этого Новый Лондо запечатали – и поставили трёх бессмертных магов навечно следить за печатью. Если правильно помню, их звали Ингвард, Рандульф и Юлва. Последняя, насколько известно, как раз родилась в Чумном городе – в его… лучшие времена. Когда он ещё назывался Наарой. Если это та самая Юлва… Выводы делайте сами. Рамильда понимающе покивала. Много неясного оставалось в этой истории. По всему видать, даже прогнивший Чумной город хранил свои тайны.