История Иккинга (ориг. Hitchups)

      Прошедшие полтора месяца в кузне были всем тем, о чём Иккинг только мечтал. У него не только были под рукой все материалы, какие он только мог пожелать, но и навыки его восстановились до прежнего уровня под суровым и ужасающим руководством Демьяна. Обучаясь у разных мастеров, он получал совершенно новые навыки. Под руководством Демьяна он научился обрабатывать более толстую кожу, под тонко замаскированные угрозы убийства.       Кузнечное окружение пробудило в Иккинге старые желания. Он снова стал повсюду носить с собой журнал – новый, с более крупными и чистыми страницами. Сначала он делал зарисовки города, богатого произведениям искусства, потом перешёл на свои собственные идеи. Статуи, которые он бы создал, если бы знал, как резать камень, рисунки, которые он выполнил бы на вазах… Он зарисовывал городскую архитектуру. Он делал наброски разных лиц, которые встречал на улицах – создавая каталог человеческого разнообразия в мире. Чертил оружие, которое он не стал бы использовать против драконов.       Подсознательно он стал относиться к углу палатки как к своему личному рабочему месту – также, как это было в кузнице Плеваки. Он складывал туда стопки чертежей и незаконченные личные проекты. Но ему быстро напомнили, что Демьян – не Плевака. Наковальни подозрительно часто падали рядом с его ногами, если он надолго там что-то оставлял.       Демьян никогда не бил Иккинга, но парень мог поклясться, что пару раз ситуация была очень к этому близка.       К счастью, Демьяна сейчас здесь не было. А каждый раз, когда он отсутствовал (довольно редко, впрочем – он ненавидел мысль об Иккинге без присмотра) случалось несколько вещей.       Дорис, прост… куртизанка из таверны, завела привычку постоянно возникать возле рабочего места Иккинга, что самому парню казалось довольно нервирующим. Он прижал по этому поводу Халвдана, на которого всё ещё злился, но викинг заверил, что не имеет к этому отношения. Женщина часто наблюдала за его работой, сохраняя дистанцию, чтобы не попадаться под руки, но при этом так его отвлекая, что расстояние не имело никакого значения. Она не говорила с ним, даже по-гречески. Она просто появлялась, с улыбкой наблюдала за его работой, и потом исчезала. Иногда она тихо смеялась над ним – например, когда он ронял что-то, что не стоило ронять, только из-за того, что она смотрела на него. Её визиты были не слишком частыми, непродолжительными, и, похоже, никак не были связаны с её профессией.       И всё же, Иккинг благоразумно не рассчитывал, что она видит в нём кого-то, кроме Наездника.       Также отсутствие Демьяна позволило Иккингу вытащить на свет поспешно убранный полузаконченный хвост для Беззубика.       Оригинал был уничтожен. В основном – в процессе падения, но Харальд признал, что добил остатки. Он утверждал, что это было до происшествия с топором, но Иккингу было всё равно. В любом случае, пора было его улучшить.       Но как же ему не хватало чертежей… Он создал его раньше, и он справится с этим снова, всё что нужно было у него в голове. К тому же, у него всегда был под рукой настоящий хвост для сравнения – надо было только позвать. Но наличие приличного чертежа намного ускорило бы дело.       Иккингу также не хватало свободы. У Демьяна чуть глаза не вылезли из орбит, когда он увидел беспорядок, устроенный Иккингом, пока тот создавал каркас. С тех пор Иккинг занимался проектом незаметно и ненавязчиво.       То, что когда-то можно было сделать за день, теперь занимало неделю из-за ограничений по времени и необходимости проработать новый дизайн. На этой же неделе он зашёл к кожевнику, собираясь обновить седло (время его прилично потрепало), но мастер предложил ему свои услуги в изготовлении нового. Возможно, щедрость человека была связана с тем, что у него будет возможность потрогать Беззубика – для снятия замеров. Иккинга не волновали истинные причины – в любом случае это сэкономило ему время, и результат получится намного лучше, чем если бы он сам взялся за это дело.       Всё-таки, полезно иногда иметь под рукой кошачье божество в виде дракона.       Кстати говоря, Беззубик постоянно донимал Иккинга расспросами о работе над новым хвостом, и Иккинг не мог винить его за это. Они оба жаждали ветра и свободы. Их приземлённая жизнь тянула за собой плохие воспоминания и чувство, будто они в ловушке, хотя с ними и обращались хорошо.       Иккинг понял, что беспокоится за здоровье Беззубика. Дракон часто хлопал крыльями, чтобы сохранить их гибкими, планировал на короткие дистанции – но ничто не могло сравниться с полётом такой высоты, что воздух жёг лёгкие. У ночной фурии были явно недостаточные нагрузки, и это негативно отражалось как на теле, так и на разуме.       Иккинг заинтересовался, не болеют ли драконы, привязанные к земле. Возможно это, к примеру, вызывает психическую травму, которая потом ослабляет тело?       Это хорошо объяснило бы, почему сбитые драконы долго не живут.       Иккинг ударил молотом по предпоследней задвижке. Раскалённая докрасна заготовка пускала снопы искр по мере того, как Иккинг формировал шестигранную головку. Всё уже было почти готово, и через несколько минут можно будет собрать конструкцию воедино. Тогда он сможет испытать новый более плавный контроль. Он собирался улететь из этого города, и это было самое подходящее время. Он становился лучше – даже лучше, чем раньше – сильнее и опытнее. Всё меньше и меньше вещей удерживало его здесь.       Хотя сейчас, под конец, он и получит некоторую пользу от пребывания здесь, это не компенсировало воспоминаний о том, через что ему пришлось пройти. Он увидел великий город. Пора двигаться дальше.       Что-то шевельнулось на той стороне тента, Иккинг почувствовал движение.       Это не могла быть Дорис. Он никогда не слышал, как она подходит, пока не было слишком поздно.       – Я всё уберу, – крикнул Иккинг тому, кто, как он думал, был Демьяном. Хорошо бы ему не кинули молот в голову. Снова. – Дай мне только закончить этот затвор…       Подняв голову, он увидел совсем не Демьяна, а кого-то, кто обычно старался Иккинга избегать.       Это был Болли.       Тот человек, который издевался над ним во время его первого знакомства с Миклагардом.       Ноздри Иккинга затрепетали, в нём поднялось раздражение и желание начать отчаянно ругаться. Он подавил оба чувства.       – Что? – коротко спросил он резким голосом. Он продолжал работать, но постоянно поглядывал вверх, следя за викингом. Работа от этого почти стояла на месте.       Болли неторопливо вышел вперёд, остановившись на приличном расстоянии от Иккинга. Возможно, он осознавал, насколько высоки шансы получить удар горячей кочергой.       – Я слышал от парней, что твоя мать здесь выросла.       Иккинг секунду помедлил и осмотрел своё изделие.       – И что? – он взглянул на улицу и увидел Беззубика, распростёршегося на углу крыши напротив. Свисающий хвост дергался взад-вперёд, а сам он пристально смотрел на викинга, сузив зрачки.       – Валка? – неуверенно спросил Болли.       Иккинг снова повернулся к нему.       – Ага…       – Твоей мамой была малышка Вал?       Сердце Иккинга сжалось, а дыхание замерло от неизвестности. В этот момент его не интересовало своё прошлое знакомство с Болли, а только потенциальное знакомство Болли с его матерью.       – Ты знал её? – обычно он не позволял своим эмоциям так проявляться в присутствии викингов, особенно подобных подозрительных типов – кроме банального удивления или восхищения. Но в этот раз он ничего не мог с собой поделать. Его мать всё ещё существовала в разных уголках мира, который изъездила. Она оставила этот мир отмеченным своим присутствием.       – Ага, – кивнул Болли. – Она была молодой девушкой, когда впервые прибыла сюда. Я и сам был тогда новичок из Варингьяр, но такую девушку будет сложно забыть. Она любила, чтобы все знали, кто она, это точно…       Иккинг слушал, забыв про свою работу, и не беспокоился о том, насколько нетерпеливо или глупо он себя вёл. Именно поэтому он пришёл сюда. Именно поэтому он вообще вспомнил про этот город.       Именно теперь Иккинг действительно посмотрел на Болли. У него в волосах были пряди седины, а морщины на лбу не разглаживались, даже когда он не хмурился. Возможно, он провёл в Миклагарде десятилетия. Он действительно мог знать его мать.       Иккинг облизнул губы. Столько вопросов вертелось у него на языке. Какой она была в детстве? Она тоже была худой? Были ли у неё веснушки, задавала ли она постоянно вопросы или рисовала ли?       Он хотел всё это спросить. Но гордость, которую он выработал за прошедшие недели, не позволяла ему опуститься до такого хаоса. К тому же, он сомневался, что Болли вообще ответит. Он был одним из тех немногих викингов, которые так и не приняли его с Беззубиком присутствия, слишком закостенелые в своих предубеждениях, чтобы хотя бы попытаться узнать эту парочку поближе. Впрочем, Иккинг с драконом тоже не особо стремились к знакомству. Вполне возможно, что Болли пришёл сюда просто для того, чтобы подразнить Иккинга этой информацией и уйти.       Болли в упор уставился на Иккинга или, возможно, куда-то сквозь него.       – Так… Ты её сын?       Полуосознанно Иккинг прочистил горло. Он чувствовал, будто его оценивают.       – Ага, – снова ответил он и повыше поднял голову. Он не стыдился того, что он её ребёнок. Как раз наоборот. Хотя, временами, он не был уверен, было бы это так, будь она жива.       – Хм, – и это было всё, что Болли сказал по этому поводу. – Значит, она нашла себе парня. Не думал, что это случится – с учётом того, как претила ей идея быть привязанной к одному месту. Она была довольно странной, эта девчонка.       Так же, как и он! Иккинг надеялся, что Болли продолжит и прольёт больше света на характер этой женщины, которую пока только слегка зарисовал в словах. Но, похоже, когда Иккинг подался вперёд, викинг спохватился и стал лучше контролировать свои слова.       – Нет, она вышла замуж, – мягко сказал Иккинг, немного расстроенный тем, что Болли замолчал. «За вождя», хотелось добавить ему, но он чувствовал, что чем меньше информации выдаст сам – тем лучше. Простая предосторожность. Он не хотел, чтобы эти люди сумели выследить его после того, как он улетит.       Викинг снова медленно кивнул, всё ещё смотря на Иккинга оценивающим взглядом.       – Значит, вышла. И потом позволила своему сыну сбежать через полмира верхом на драконе, так что ли?       То, как Болли это сказал, и как он смотрел на него… Это казалось критикующим, предполагающим, что Иккинг беглец. В общем то, так оно и было – но не в традиционном смысле слова.       Вдруг Иккинг понял, из присутствия здесь этого человека и из его тщательно подобранных слов. Он здесь не для того, чтобы увидеть сына Валки. Здесь затем, чтобы осудить память Валки за то, что у неё такой сын.       – Она умерла, – ответил Иккинг намного более агрессивно, чем собирался. Неожиданно он понял, что его совершенно не беспокоит, был ли Болли последним, кто помнил Валку во внешнем мире. Он хотел, чтобы этот викинг повернулся и ушёл.       Он снова вернулся к раскалённому стержню, ударяя молотом со всей яростью, которую чувствовал.       – Ага, – пробормотал Болли. Он не казался слишком шокированным. Он контролировал выражение лица лучше чем Сёстры, и Иккингу начинали надоедать его односложные неинформативные ответы. [Возможно, Сёстры – Теодора и Зоя? – прим. пер.]       – Как она ушла? В битве?       Удары прекратились. Иккинг использовал эту заминку, чтобы окунуть готовый затвор в бочку с тепловатой водой. Потом он поднял тяжёлый взгляд на стальные глаза Болли, смотря на него через пелену поднимающегося пара.       – Её забрали.       – Кто?..       Иккинг невольно взглянул на Беззубика, заметного для любого, кто захотел бы его увидеть, и сразу пожалел об этом. Он выдал ответ оппоненту. Но вместо того, чтобы сожалеть об этом движении, он начал вспоминать все те непродуманные слова, сказанные о его матери за кружкой пива.       В детстве он собрал эту историю по кусочкам. Отец не хотел о ней говорить, поэтому он придумал свой вариант событий. Он тогда был только ребёнком, но эти мысли преследовали его до сих пор.       Её забрал дракон – конкретного вида Иккинг не знал, поэтому представлял его Громмелем или Ужасным Чудовищем. Её забрали, когда она защищала его.       Иккинг слышал несколько разных историй от викингов, которые в разговоре не замечали его где-то под ногами.       Дракон оторвал их крышу и полез за ним. Мать поспела к нему как раз вовремя. Другая версия гласила, что он почему-то был на улице, и именно там дракон пытался атаковать его, беспомощного. Но где бы ни бы Иккинг в этих историях, его мать прибегала спасти его, и её уносили прочь вместе с остатками их запасов. Одна женщина утверждала, что она видела этого дракона, и что его когти уже вонзились Валке в живот, и что сама она была бледной и в крови.       Именно такой он помнил её. По сей день, именно это он представлял, когда думал о ней. Не объятия или поцелуи, которыми она, возможно, осыпала мужа. Не то, как она укачивала его по вечерам.       Он думал о ней, как о побеждённой. Поэтому он старался о ней вообще не думать.       Теперь он знал больше… Что его мать бросили в огненную пасть Демона.       – Её забрали, – повторил он, немного мягче. Его глаза, сверкающие в свете горна, встретили суровый взгляд Болли. В воздухе повисло напряжение. Между ними шла битва взглядов, в который каждый обвинял другого за косвенную причастность к её смерти.       «Её забрали и проткнули также, как ты проткнул меня».       «Отличный способ почтить её память».       Иккинг не знал, сколько продолжалось это противостояние воли. Это могла быть вечность, а мог быть всего один вздох – как последний вздох его матери. Никто из них не хотел признавать обвинения.       В конце концов, Болли ответил.       – Думаю, в таком случае ты не так много от неё унаследовал? – вкрадчиво сказал он, отказываясь признавать любую связь между смертью «малышки Вал» и тем, как он пытался убить её сына.       Иккинг ощетинился. Это не было оскорблением для него, это было сказано, чтобы оскорбить его мать.       Она не была такой сильной, как он. Она не могла бы пережить того, что пережил он.       Больше, чем человека перед собой, Иккинг ненавидел мысли подобного рода, но какая-то ужасная, ехидная часть его сознания не прекращала напоминать об этом.       Он пережил падение, которое привело его к викингам, и удар топора в спину, и сам плен. Теперь, когда он об этом думал, он не мог отнести всё это на счёт связи с Беззубиком. Ещё раньше, когда он только придумывал, как поднять Беззубика на воздух, после некоторых падений он хромал по несколько дней. Хотя по-хорошему на таких скоростях ему должно было сломать шею. Он всегда выздоравливал; он не чувствовал себя также хорошо, как раньше, но с ним никогда не случалось ничего необратимого. Хотя он был намного меньше и тоньше викингов вокруг, его тело было намного более прочным, чем казалось. Он тогда не мог раздавать побои для спасения своей жизни, но он мог принимать их. И принимал. Но это никогда не выводило его из строя надолго.       И потом полёт… Его любимая стихия. Его безопасное небо. Его любовь к драконам… Всё это украло у него его мать.       Должно быть, отца это убило – знать, что его сын выбрал быть унесённым драконом. Что он выжил там, где его прекрасная, способная, замечательная жена не смогла.       Глаза Иккинга немного расфокусировались, когда он начал соединять готовые охлаждённые стержни в единую систему контроля.       Он был разочарованием для отца. Он знал это и принимал это… Или по крайней мере пытался. Но впервые с тех пор, как он научился сам о себе заботиться и самостоятельно жить, он задумался, разочаровал ли он мать? Наблюдала ли она за ним откуда бы то ни было, уязвлённая его решением командовать и наслаждаться той ситуацией, с которой она не справилась сама?       Возможно, он слишком всё усложнял, но ирония была для него теперь очевидна. Он пролетел полмира, чтобы найти воспоминания о своей матери, но понял только, что плевал на её могилу всё это время.       Он чувствовал себя просто отвратительно.       – Уходи, – приказал он голосом едва ли громче шёпота.       Громкость и не была необходима. Болли сделал, как было сказано, оставив Иккинга наедине с горьким привкусом во рту и разрушенной радостью от почти оконченной работы.       ::Я не знал этого о твоей матери::       Иккинг дёрнулся, несколько деталей полетели на пол.       Он выругался и наклонился, чтобы их поднять. Это немного отвлекло его от самотерзания. – Да, это было довольно давно.       Беззубик просунул голову под тент и наблюдал за действиями мальчика, слегка наклонив её. Иккинг старался не смотреть ему в глаза.       ::Ты всё ещё грустишь из-за этого:: – заметил он.       Иккинг пожал плечами и продолжил перекладывать свои материалы.       – Думаю, я всегда буду об этом грустить, – он воткнул на место последнюю деталь, и использовал это как предлог сменить тему. – Пойди сюда, хочу посмотреть, насколько всё подходит.       Дракон согласился на это предложение, сам не особо стремясь развивать тему, которая могла только огорчить человека. Он закинул заднюю часть тела под тент и растопырил хвост.       ::Разве ты не сделал достаточно измерений, чтобы всё было идеально?::       Иккинг нагнулся, сравнивая элероны.       – Необходимо учитывать возможность человеческой ошибки, – ответил он, возясь с пряжками.       ::А, конечно. Ошибки людей::       Иккинг изогнул губы, чувствуя себя уже не таким опустошённым.       – Так много ошибок…       ::Так много::       Мальчик закончил прикреплять элерон на место и растопырил его на полную ширину. Остальная система управления ещё не была готова, но это уже что-то.       – Вот! – объявил он, последний раз поправляя протез. – Как они ощущаются? Одинаково?       Беззубик немного приподнял хвост от земли, подмахнув одним крылом.       ::Эм…::       – Да?       Иккинг так светился в предвкушении, что Беззубику почти не хотелось отвечать честно.       ::Нет. Извини, он намного легче. Даже слишком лёгкий. Я просто перевернусь…::       Странно, но Иккинг только повеселел от такой критики.       – Хорошо, – Иккинг нагнулся и принялся отсоединять хвост, – потому что у меня есть неожиданная и замечательная идея.       Беззубик всегда был рад видеть Иккинга снова улыбающимся после эмоционального кризиса, но улыбка скоро превратилась в ту самую. Такая улыбка, вкупе с понятиями «неожиданный» и «замечательный», могла только преждевременно привести к выцветанию чешуи.       ::Что?:: – спросил он с опасением.       Тон дракона напомнил Иккингу, что ему, вообще-то, потребуется разрешение Беззубика для осуществления этого плана.       – Ох, – его голос немного утих. – Думаю, я сначала должен спросить у тебя согласия.       ::Что?:: – повторил Беззубик. То, что Иккинг был обеспокоен по поводу его согласия, беспокоило его самого.       – Когда ты начнёшь сбрасывать чешую? – неожиданно спросил Иккинг. Для Иккинга интервалы между этими событиями казались совершенно случайными, но для драконов всё было, похоже, совершенно очевидно. Иногда чешуйки отваливались сами по себе, но обычно Беззубик непрерывно тёрся о твёрдые поверхности – камни или деревья – пока не отваливались целые куски чешуи.       Иккинг ходил вокруг да около, подбираясь к сути вопроса. Беззубик всё равно ему ответил.       ::Обычно – ни разу за много лунных циклов. Но если слишком тепло – то намного раньше. Я расту быстрее. Это может случиться через один лунный цикл, или два… А что?::       Мысли Иккинга были забиты таинственным Планом, поэтому до него не сразу дошли слова Беззубика.       – Погоди… Ты растёшь быстрее?       Ночная Фурия действительно выглядела немного больше, и не только посередине. Грудь стала шире, хвост – длиннее. Все эти изменения могли бы ускользнуть от Иккинга, если бы ему на них не указали. Он проводил с драконом каждый момент своего времени, который мог, и замечал его рост не больше своего собственного.       Что-то было не так. Драконы стареют слишком медленно, чтобы человек мог заметить какую-нибудь разницу…       У Иккинга перехватило дыхание.       – О боги… Это связь… Я не соглашался ни на что подобное…       Не официально. Возможно, подсознательно…       ::Я сделал мой выбор. Я хочу этого:: – быстро заверил его Беззубик. Это не сильно уменьшило выражение вины на лице Иккинга.       – Ты напуган, – заметил человек. Он сам был напуган, поэтому и Беззубик должен был быть. Беззубик старел, он терял свою жизнь.       ::Нет:: – настаивал Беззубик. – ::Всё по-другому. А по-другому, это…:: – он не собирался говорить «пугающе», – ::…необычно::       На Иккинга это всё равно не действовало.       – Необычно – это просто другое обозначение для «по-другому». Ты напуган.       ::Как хочешь!:: – обрезал Беззубик. Он не пожалеет о своём выборе. Он не позволит Иккингу первым покинуть его. ::А зачем тебе знать о моей чешуе?::       Иккинг подавил необходимость побуждать Беззубика разъяснять свои чувства – он не хотел, чтобы дракон был напуган или одинок, но знал, насколько упрямым Беззубик мог быть, когда дело доходило до обсуждения его слабостей.       – Я хочу сделать из чешуи покрытие для элерона, – пробурчал он, – чтобы он лучше тебе подходил.       Беззубик много чего ожидал, но не этого.       Отсутствие реакции со стороны собеседника заставляло Иккинга нервничать.       – Это будет совершенно экспериментальный проект. Может, я смогу наложить их наподобие кольчуги… Или, может, я сумею расплавить их… Не знаю, это просто идея. Это глупо. Я могу просто сделать его тяжелее…       ::Нет, нет:: – остановил его Беззубик. – ::Это хорошая идея. Сделай это::       Иккинг с надеждой поднял брови.       – Правда?       ::Да::       – Вау… Ладно! Правда? Да, ты уже согласился. Да! Хорошо, ладно, это будет весело. Тогда он будет ещё и огнеупорным! О! Я не задумывался об этих преимуществах…       ::Значит ли это, что придётся ещё подождать, прежде чем мы сможем летать?::       Это остановило бессмысленное бормотание Иккинга. Его плечи поникли, он сочувственно посмотрел на дракона.       – Да, действительно… Извини, приятель.       ::Я в порядке:: – отмахнулся Беззубик. Иккинг шагнул вперёд и положил руку на нос дракона быстрее, чем он успел ускользнуть из палатки.       – Спасибо, что ты так терпелив со мной.       ::Надеюсь, ты не имеешь в виду своё выздоровление:: – голос дракона дрожал на грани угрожающего.       – Я имел в виду мои странные увлечения… Мне тоже не хватает полётов, приятель, но мне очень хочется сделать всё правильно, ещё лучше, чем было раньше.       ::Так же, как ты хочешь сделать себя самого лучше, чем был раньше?::       – Ага, – мягко ответил Иккинг, в первый раз заметив эту связь.       ::У тебя очень странные стандарты::       – Я знаю, – усмехнулся Иккинг. – Но посмотри, на кого мне приходится равняться.       Он окинул жестом дракона, имея в виду его тщеславию. Беззубик приподнял бровь и сел немного прямее.       ::Твои стандарты вполне приемлемы:: ***        В Миклагарде был Апокреас. Иккинг не знал всех подробностей этого двухнедельного события, он знал только, что это как-то связано с христианством и что это самый длинный праздник в мире. Так случилось, что всё началось через три дня после его семнадцатого дня рождения, так что Иккинг притворился, что все эти празднества на улицах – для него.       Продолжительное общение с Беззубиком заставляло его чувствовать, что вполне нормально иметь глупые эгоистичные мысли. До тех пор, пока они остаются у него в голове.       Вполне ожидаемо, Халвдан шёл по одну сторону от него, Беззубик – по другую. Халвдан уже успел залить в Иккинга какой-то алкоголь, а он не особо сопротивлялся. Непрерывный дождь, который здесь шёл вместо снега, прекратился как раз к карнавалу, солнце, периодически выглядывающее из-за туч, грело щёки, а танцы и песни на каждой улице неплохо помогали ему переносить даже целеустремлённую натуру Халвдана.       Беззубик в такт постукивал хвостом по земле, наблюдая, как люди всё крутятся и крутятся в сложных фигурах. В его глазах периодически отражались разноцветные сверкающие праздничные украшения. Эти человеческие празднества казались ему самым занимательным зрелищем с тех пор, как он увидел себя в зеркале. Кто бы мог предположить, что такие странные создания природы способны двигаться так красиво?       ::Они точно лучше тебя!:: – восхищенно сказал он своему человеку. Его хвост продолжал неконтролируемо хлопать по земле в такт музыке.       – Что? – шуточно-оскорблённо воскликнул Иккинг. – Ты никогда не видел, как я танцую.       Возможно, это было и к лучшему. Иккинг танцевал только на собраниях клана, и только если его заставляли. Да и то, большую часть времени он только спотыкался о собственные ноги и падал.       ::Нет, видел!:: – настаивал Беззубик. – ::Когда мы впервые встретились, я заставил тебя так делать::       Он кивнул головой на хоровод невдалеке. Иккинг закатил глаза.       – Я не танцевал, – настаивал он, – я… избегал линий. Плавными движениями.       ::Плавные движения – это и есть танец::       – Как хочешь.       ::Женщина::       Иккинг с непониманием уставился на дракона. – Прости, что?       Беззубик показал мордой в сторону толпы.       ::Это та женщина::       Иккинг проследил за его взглядом и чуть не подавился слюной, когда заметил, как к их группке приближается Дорис. Она игриво улыбнулась ему, пробираясь мимо последних нескольких разделяющих их людей.       – Эмм… – Иккинг хотел что-то сказать, но не знал, что, испытывая приступ странной паники, когда она остановилась перед ним.       Она повернулась к Халвдану и заговорила с ним по-гречески. Но облегчение Иккинга было недолгим.       Лицо Халвдана просветлело. Он взглянул на Иккинга, ухмыльнулся и ответил ей: – Танцевать.       Дорис слегка поклонилась и повернулась непосредственно к Иккингу. Она показала на него пальцем и произнесла очень чётко: «Танцевать».       Иккинг почувствовал, что его лицо застыло от шока. Он был уверен, что неправильно понял это совершенно очевидное требование. Почему бы проститутка захотела танцевать с ним?       Не то, чтобы его волновало, чем она зарабатывает на жизнь – он просто не хотел опозориться.       Иккинг быстро собрался и чётко ответил: – Нет.       – Да! – тут же парировала она.       Молодой человек несколько мгновений переваривал тот факт, что она ответила ему на норвежском, но в результате понял, что, как «хороший друг» Варингьяр, она вполне могла подхватить несколько слов.       – Давай, – подталкивал его Халвдан, наслаждаясь всей этой сценой, разворачивающейся перед ним. Вокруг них уже начинали собираться зрители, привлечённые, вероятно, видом женщины, приближающейся к двум путешественникам.       ::Давай:: – настаивал Беззубик. Иккинг резко обернулся на него с выражением оскорблённого достоинства.       Но до того, как он успел накричать на Беззубика за это предательство, он почувствовал, как маленькая рука схватила его за запястье.       – Танцевать, – снова сказала Дорис и потащила его в круговорот людей.       – Я не знаю, что делаю! – пожаловался он. Он попытался вытащить свою руку из хватки, но без особого усердия.       ::Так даже лучше:: – промурчал Беззубик на фоне дикого смеха Халвдана.       – Вы, ребята, полные козлы!..       – Танцевать! – снова прощебетала Дорис, пытаясь заставить его двигаться быстрее.       – И думай, как человек, – добавил Халвдан.       Иккинг хотел сделать очень грубый жест, но Дорис перехватила и вторую его руку и потянула его назад в сторону хоровода.       – Танцевать. Хорошо, – сказала она, остановившись на самом краю круга танцоров.       Его неуверенность, должно быть, была очень заметна, потому что улыбка Дорис стала мягче. Не заботясь вспоминанием других слов, она взяла его правую руку и положила себе на талию. Иккинг сухо сглотнул, выдав этим своё состояние, и пытался угадать, с какой силой он должен прижимать к ней руку.       Её бок был… Мягче, чем он предполагал. У неё не было твёрдых мускулов, как у большинства девушек викингов в молодости, но она и не была пухлой, как большинство старших женщин на диете из мяса и каши. Она была просто… мягкой. Она немного прижалась к нему всем телом, и он был уверен, что такой же мягкой она была везде. У неё не было явных мускулов, даже в руках – она не тренировалась ни дня в жизни.       Она прямо-таки светилась женственностью: от одежды, облегающей формы её тела, до плавных черт её лица. Он никогда не встречал никого, кто был бы более… женщиной.       Дорис взяла другую его руку и отставила её вбок. Потом она с улыбкой посмотрела на него, как бы спрашивая «готов?», и повела его в танце.       Иккинг сильно струхнул, он был вообще к этому не готов. Он даже не знал, почему так нервничал во время танца. Возможно, он чувствовал, что на него возлагается слишком много ожиданий, что он будет действовать определённым образом. Он всегда себя так чувствовал: как будто его забрасывает в разные ситуации только потому, что люди хотят посмотреть, как он с треском провалится.       Удивительно, но на них почти никто не смотрел. Все сами смеялись, танцевали, хлопали в ладоши, пели или пили – в общем, были заняты. В этой толпе никто не выделялся кроме Беззубика, и, как только их разделили, Иккинг получил некоторую анонимность.       Некоторое время ноги Иккинга отчаянно заплетались. Он сфокусировался на всех вокруг, отчаянно пытаясь понять движения этого танца (и также отчаянно стараясь не смотреть на Дорис), и через некоторое время ему это удалось. Взгляд, заточенный на дизайн и искусство, пришёлся очень кстати.       Тогда он сфокусировался на исполнении.       Иккинг быстро понял, что движения выходят намного легче, если притвориться, что это тренировка. Внутренняя сила и баланс позволяли ему не спотыкаться, память и чувство ритма – не выбиваться из окружения. Он мог это сделать.       У него на лице появилась несмелая улыбка, когда они начали растворяться среди других пар.       – Хорошо, – сказала Дорис так тихо, чтобы услышал только он.       Иккинг улыбнулся шире и коротко засмеялся. Он закружил Дорис одновременно со всеми остальными танцорами и притянул её обратно к себе.       Он получал удовольствие. Это было весело. Иккинг не чувствовал себя так легко уже очень-очень давно. Во всяком случае, точно не в Миклагарде.       Он больше не злился на Беззубика за то, что тот подтолкнул его на это.       Они станцевали ещё два раза. Музыка и люди не ослабевали, несмотря на то, что на небе собирались тучи. В конце концов, ноги вынесли их к самому краю толпы. Между зрителями образовался узкий проход в сторону переулка между зданиями, и Иккинг, слишком сконцентрированный на танце, не замечал изменений, пока его не увели прочь из круга танцующих.       На секунду у него закружилась голова. Он понял, что резко стало темнее, люди больше не окружали его, а музыка и смех стали раздельными.       Дорис подтолкнула Иккинга к стене. Сначала он почувствовал у себя на плечах маленькие руки, которые жали на него с силой, непонятно откуда взявшейся в этом теле, а потом – стену сразу за спиной, из какого бы материала она ни была.       Слава богам, он уже достаточно выздоровел для такого обращения.       Несколько секунд он просто смотрел на лицо Дорис, резкое, сфокусированное и целеустремлённое, немного в тени из-за их положения.       Потом Дорис встала на цыпочки и прижала свои губы к его.       Сознание Иккинга резко запротестовало. Он уже говорил ей «нет»! Да, это было несколько недель назад, но его решение не изменилось. Он не знал её, и его не устраивало всё… это…       Так почему же его руки на её талии не отталкивали её прочь?       Его логика быстро отступала, а действия противоречили его намерениям. Он пытался ухватиться за рассудок, заставить своё тело не отвечать ей – но она запустила руку ему в волосы, и ноготки, слегка царапающие кожу, создавали в голове фантастические ощущения, отзывающиеся внизу живота.       Зачем она это делает? Он не понимал.       Или, возможно, понимал отчасти.       Это было совсем не похоже на Гудрид. Привязанность Гудрид к нему была чистой, невинной и выстроенной со временем. Когда он целовал Гудрид, он испытывал почти столько же вины и сожаления, сколько и страсти.       А Дорис… С ней была только страсть. Они, почти что буквально, не обменялись ни единым словом – между ними были только действия. С этой женщиной всё было так поверхностно, почти грубо. Она знала, что он летает на драконе, работает в кузне и не заинтересован в сексе за деньги. Она видела его как некое испытание.       Но это не было поводом его целовать. Он знал аналогичные вещи о Дорис. Так почему же он тогда целует её в ответ? Почему мысль о том, что кто-то его использует, не отталкивает его?       Возможно, потому что Дорис ничего от него не ожидала.       Она притянула его за волосы, и он наклонился ниже. Он медленно закрыл глаза, но это только усилило чувство странности. Её губы были такими же мягкими, как и всё остальное, но намного более сильными. Она притягивала его к себе, потом отпускала и дразнила ровно настолько, чтобы он оставался с жаждой продолжения.       Время от времени она отрывалась от него, явно давая время для ответных действий. И он этим временем воспользовался. Он никогда раньше не сталкивался с женщинами – в этом Халвдан был прав. Он действовал неуверенно, но аккуратно возвращал ей её же движения. Верхняя губа – подождать – нижняя губа – назад.       Его мысли расплывались, но тело было на пределе. Сердце, колотящееся в груди, почти отвлекало его. Когда она уделяла внимание некоторым участкам его рта, его живот будто проваливался, а в промежности становилось жарко. Такого раньше не случалось.       Ощущения такого рода немного пугали его. Целовать её было восхитительно, и он не отрицал этого, но он хотел продвигаться медленнее. Всё было для него слишком быстро. Ему не нравилась обуявшая его нервозность, поскольку он не мог точно определить, хорошая она или плохая.       Хотя – тут всё было ясно: эта женщина была проституткой. Она, наверное, понимала человеческие ощущения так же, как он понимал Беззубика.       О боги – видел ли всё это Беззубик?       Эта сильная мысль могла бы разрушить ауру похоти, если бы Дорис не сделала что-то, о возможности чего Иккинг вообще не подозревал. Она просунула свой язык ему в рот. Иккинг просто стоял, замерев, и чувствовал, как она нежно щекочет его позади зубов.       Это… это было… странно.       Он медленно, медленно расслабил челюсть и позволил ей делать, что заблагорассудится. И страх, и любопытство были очень сильны.       На них начал накрапывать дождь, но Иккинг по-прежнему слышал приглушённые звуки празднования – мало кто позволял погоде загнать себя домой. Танцы продолжались. Дорис продолжала.       Её тело было плотно прижато к его, и он в первый раз осознал, насколько она мягкая. К нему никогда так не прижимались женщины – не осознанно, во всяком случае. Женщина никогда так не тёрлась об него бедром, не обвивала руками его шею, чтобы притянуть его к себе для поцелуя, который уже, наверное, не мог стать глубже.       Чувствовать её язык своим – гладкий, подвижный, щупающий – было ужасающе, возбуждающе, почти что слишком. Он весь дрожал. Она, должна быть, ощущала это – через одежду, за которую он держался, через грудь, к которой она прижималась.       Он должен был что-то сделать. Он должен был прекратить это. Он должен был продолжать это.       Он на ощупь просунул язык над её нижней губой. Он чувствовал им её зубы и нижнюю часть её языка. Это было… влажно. Он никогда раньше не держал свой язык во рту другого человека. У него во рту раньше никогда не было чужого языка. И он никогда не слышал о таком.       Дождь усилил её запах – пряностей и пудры. Стена позади него, танцоры, хлопки в ладоши – всё исчезло. Он падал. Дышал ли он? Голова шла кругом. Он чувствовал только её в этот бесконечный момент.       Только когда она оторвалась от него, прерывая их поцелуй, он осознал, насколько плотно он её к себе прижимает. По своей воле.       В первую очередь он заметил, что всё-таки задерживал дыхание: иначе почему он сейчас дышал бы так тяжело? Он хотел что-то сказать, но дождь – хотя, скорее, морось – и ощущения после её поцелуя навевали атмосферу молчания. Он был уверен, что не услышит свой собственный голос. Поэтому он просто смотрел на неё, ожидая от неё первого шага, поскольку она была в этом очень хороша.       Грудь Дорис тоже резко поднималась и опускалась, более явно, чем обычно – значит, ей тоже приходилось задерживать дыхание. Из-за дождя её пышные волосы облепили голову, губы её были влажными и красными, и она облизывала их кончиком языка. Иккинг неожиданно увидел, что она красива.       Без слов она потянулась к его руке, которая ещё расслабленно лежала на её талии. Иккинг наблюдал, как она подняла её к своим глазам и проводила пальцами по шрамам на пальцах и ладонях. Её мягкие, мягкие руки – слишком мягкие, чтобы держать оружие – пробежались по новым шрамам, акцентируя особое внимание на тех, которые он получил в кузне. Она была там. Он ударил раскалённый меч слишком близко к своей руке, не вовремя заметил её и обжёгся. Она видела, как он получил этот шрам. Она помнила.       – Что?.. – прохрипел он наконец. Он снова ничего не понимал.       Дорис поднесла его руку к свои сверкающим губам и поцеловала шрам. Иккинг дёрнулся, больше всего – сердцем.       – Хорошо, – пробормотала она.       Она развернулась, бросила на него последний игривый взгляд и ушла.       Иккинг стоял в этом переулке, под дождём, с натёртыми, влажными губами, продутый ветром, и с большим количеством проблем, чем мог переварить.