История Иккинга (ориг. Hitchups)

Он был всё тем же, но одновременно очень другим. Черты его лица плохо читались в сумерках — они были искажены резкими тенями. Но он выглядел как Иккинг. Он выглядел, как взрослый Иккинг… но не такой, каким она его себе представляла. Угроза. Внимание. Опасность. Астрид заставила себя начать думать объективно. Сейчас было не время, чтобы рассматривать детали внешности Иккинга — они сейчас были не принципиальны. Сейчас было не время проводить сравнения и делать выводы. Они все выросли, все изменились. Она сама видела это в Рыбьеноге, в Сморкале, в близнецах — так почему Иккинг должен быть другим? Проблема была в его присутствии. В том, что он был здесь, стоял на том камне и смотрел на неё также, как она смотрела на него два года назад. На этом сходство ситуаций и окончилось. Когда она спрыгнула и вступила с ним в конфронтацию, он остался на скале. Он был осторожным и совершенно непроницаемым, но готовым в любой момент сорваться с места, если она решит метнуть в него топор. Стоит признать, нападение на него было последней вещью в списке её приоритетов. Даже если бы оно не было временно запрещено, Астрид просто не могла развить в себе ярость, достаточную для нападения на человека. Она особо ничего не могла развить. Мысли начинались и обрывались, незаконченные, неуловимые и непригодные для действий. Так что она просто смотрела на него, щурясь против заходящего солнца. — Астрид, — мягко поприветствовал он. Не слишком ярко и очень сердечно, особенно с учётом их последних минут вместе. Боги, это был его голос? Она уже забыла, как он звучал — только его лицо и сопутствующие эмоции сохранялись у неё в памяти. Он заикался и мямлил. Именно таким она его помнила. — Иккинг, — выдавила она из себя, намного более напряжённо, но не менее спокойно. Не сводя с него глаз, она вытащила топор из земли. Всё её тело дёрнулось, а руки плотно сжались — одна из них на рукояти топора — но он даже не моргнул, не среагировал на это как на угрозу. У него были какие-то клинки — кажется, кривой меч и кинжал — и она могла только разобрать силуэт лука у него за спиной, который, казалось, таинственным образом ловил на себя каждый золотой лучик заходящего солнца. Астрид не собиралась сейчас рисковать и выяснять, умеет он пользоваться хоть чем-то из этого или нет. Ещё секунду они смотрели друг на друга. Потом Иккинг медленно вздохнул, будто готовясь к сложной речи — и Астрид тоже ударило резкое желание говорить. — Я… — Ты забрал мой топор. — Слова срывались с её губ, как щелчки кнута, и Астрид получила глубокое удовлетворение в последовавшей тишине. Реальность медленно обволакивала её, подобно мыльной пене. Она сейчас стояла лицом к лицу с человеком, чьи действия и чьё поведение преследовали её на протяжении последних двух лет — а всё, на чём мог сфокусироваться её гнев, это старый топор. Она особенно сильно прочувствовала значимость обладания этим топором, теперь, когда он снова был у неё в руках. Его украли и вернули, но он был осквернён, запятнан. Он никогда не сможет полностью вернуть то, что отнял. Уже ничего не было прежним. Оружие священно для того, кто им владеет, оно передаётся по наследству. А Иккинг просто взял и разрушил сильнейшую связь, которая у неё когда-либо была с матерью. Иккинг казался на мгновение шокированным. Холод закрался в его взгляд, будто его глаза больше не могли отражать тепло заходящего солнца. — Ты выгнала меня из дома, — возразил он, уже на грани той нейтральности, которой так мастерски владел ранее. Астрид было отрадно видеть эту его потерю самообладания. Произнеся вслух один из аспектов, тревожащих её, она пробудила часть той ярости и отчаяния, что преследовали её все эти годы. А нахождение в том же ущелье, на том же самом месте, только усилило эти чувства. На этой земле случилась великая несправедливость — неясно, с кем именно, но во вдыхаемом воздухе точно витала застоявшаяся негативная энергия. Она хотела среагировать на неё, впитать её в себя, и увидеть, как он сделает то же самое. Она хотела видеть его таким же раздосадованным, какой чувствовала себя. Она подошла на шаг ближе к скале, не обращая внимания на то, что он выше. — Ты убежал! Он убежал с драконом после того, как получил уважение всей деревни. Он дал им всем гигантскую оплеуху, и она просто обязана была выяснить, почему. Как мог он смотреть на неё таким взглядом, будто она его подвела, после всего, что он сделал — после того, что он выбрал сделать? При её приближении Иккинг немного отодвинулся назад. Она внимательно смотрела за тем, как он потряс головой и глубоко вдохнул через нос. Ему это не нравилось — Астрид могла прочитать это по его позе. Хорошо. — Не обязательно было доводить всё до такого. Не обязательно было изгонять меня, — начал он оправдываться, он она оборвала его. — По-моему, ты написал «добровольное изгнание» в своей записке, разве нет? Челюсти Иккинга разко сжалась при упоминании этой записки. Она видела, как у него шевелятся скулы. Неожиданно он встал, так быстро, что Астрид неосознанно со всей силы вцепилась в топор. — Мне нужно было время, чтобы во всём разобраться, — сказал он. В его голосе были печаль и напряжение. Будто он искренне хотел, чтобы она поняла. — Было так много всего… И оно случилось так быстро. Мне всё же нужен был дом! Что могло бы измениться, будь у него по-прежнему эта связь с Олухом? Он бы не полетел так далеко. Он мог бы следить за Олухом, мог бы раньше начать изменения… Более аккуратно представлять людям новое видение драконов… Последняя фраза Иккинга была сказана с чувством, к которому Астрид была не готова, и в ней зашевелились первые ростки вины. Но она затоптала их, цепляясь за свои аргументы, отказываясь поддерживать плохого парня в его выборах. Её собственного праведного гнева уже не хватало, чтобы поддерживать её воинственность — так что Астрид подумала о Стоике, о горести и подавленном состоянии, которое накрыло всю деревню. Она подумала о том, как больно Иккинг сделал своим однокурсникам — особенно Рыбьеногу, который так равнялся на него. Тогда она этого не замечала, но теперь Астрид осознала, что этот легкий на подъём мальчик был очень подавленным несколько недель после исчезновения Иккинга. А то, как он сейчас себя вёл… как будто у него был какой-то долг перед Иккингом… Чувство вины разом испарилось. — Дом? — с горечью повторила она за ним, — Так ты поступаешь со своим домом? Ты врал нам! Ты обманывал! Тебя не заботила ни деревня, ни забота о ней, ни — ни её защита! Ты предпочёл дракона семье! — Дракон и есть моя семья! — прорычал Иккинг. Ни отблеска стыда не отразилось на его лице, когда он сказал это. Астрид ещё на шаг продвинулась вперёд. — Ты улетел! Ты бросил нас! — Но я вернулся! — рявкнул Иккинг в ответ. Хотя это его решение могло кардинально повлиять на их деревню, на их будущее, Астрид всё ещё цеплялась за прошлое. — Ты хотя бы представляешь, что ты сделал с деревней? Со своим отцом? Ты забрал веру других деревень в нас. Наша репутация… — О, да ладно. — Широкая ухмылка на лице Иккинга казалась на редкость неуместной, но насмешливый тон очень хорошо к ней подходил — будто он их уже раньше использовал. — Даже не притворяйся, что я был хоть сколько-то важен для деревни. Если бы ты не убежала доложить обо мне, как думаешь, через сколько они бы заметили моё отсутствие? Ммм? Через неделю? После того, как во время рейда не произошло бы каких-нибудь спонтанных разрушений? Он выглядел сильнее, более уверенным в своей злобе. Астрид не могла позволить ему использовать его прошлую репутацию как оправдание. — Но не тогда! Не тогда, когда все за тобой наблюдали, — она внутренне поморщилась из-за своего обвиняющего тона — знака, что обида на лёгкое прохождение Иккигном тренировок всё ещё оставалась. — То, что ты сделал, как ты сделал это, было неправильным. У него скривилась губа — очевидно, в порыве аналогичного раздражения. — Неправильно для кого? Для чего? Гордости? Репутации? Ты хотя бы имеешь представление, что стоит за этой войной? Это выбесило Астрид до совершенно нового состояния. Он не будет — не смеет — говорить о войне так, будто пережил больше них. — Я знаю, что я была здесь и дралась! Я была здесь — а ты нет! — Зато я здесь сейчас! И я это закончу! Почему, по-твоему, я рискнул… — Именно этого мы пытались добиться экспедициями к Гнезду! Ни единожды мы не прекращали сражаться, не прекращали искать, пока ты… — И посмотри, куда это вас завело! — парировал Иккинг. — Казалось бы, после нескольких столетий неудач пора попробовать что-нибудь другое. Она проигнорировала его насмешку. — Мы сражались с честью и с открытыми намерениями — мы выживали единственным известным нам способом! — Который не работал, — громко перебил её Иккинг. — Может послушаешь меня? Он не работал. Какая разница, как что-то делать? Надо просто сделать, и всё! Люди умирали без толку. Кому-то надо было попробовать что-то новое. Всё, что требовалось — попытаться поговорить с ними, вместо… — Об этом я и говорю! — оживилась Астрид. — С тобой должно было быть что-то очень не так, чтобы ты захотел просто взять и подружиться с драконом! Этого никогда не должно было произойти! Меня не волнует, что всё обернулось к лучшему, и примут ли тебя в деревне после всего этого — ты совершил предательство где-то по пути, и хоть кто-то должен был признать это! У Астрид запершило в горле, и она осознала, что они уже некоторое время орут друг на друга, что есть мочи. Иккинг насмешливо вскинул руку: — Хорошо! Ты признала это. Отличная работа. Да, я предал образ жизни Викингов, и я свободно признаю это. Но, по крайней мере, теперь мы видим прогресс! Мы увидим прогресс. Так что, пока ты на волне, может, признаешь и то, что что-нибудь должно было случиться, чтобы всё сдвинулось с мёртвой точки? Она фыркнула, категорически отказываясь делать нечто подобное. — Мы заметили прогресс на той стороне, вообще-то. — К этому я не имею никакого отношения! — обрезал он, с неожиданно вспыхнувшим взглядом. — Это совпадение! Я говорил только правду касательно механики этой войны. — Тогда вот что скажи! — рявкнула Астрид, почувствовав, как от бушующей в неё энергии у неё нагревается загривок. — Ты действительно улетел из деревни, намереваясь узнать больше о войне? Или это просто твоя отговорка, чтобы успокоить совесть — свою и окружающих? Иккинг открыл рот, но не издал ни звука. Астрид видела, как возбуждение и живость уходят из его тела, пока он отчаянно пытается найти ответ. Вопрос сбил его с толку — а, значит, он наконец оказался правильным. Не осознавая, она задержала дыхание в ожидании его ответа. — Я улетел, — произнёс Иккинг, и по его негромкому голосу, по опустившимся плечам Астрид поняла, что на этот раз он скажет правду. — Я улетел, потому что не знал, что ещё делать… Я думал, что так будет лучше для всех. Я устал от двойной жизни, и если бы так продолжалось, кто-нибудь мог бы пострадать — физически. Может даже умереть. Он облизнул губы, возможно, собираясь на этом остановиться. Но затем, после слышимого, прерывистого вдоха, продолжил: — Я начал узнавать правду о войне… о контроле уже очень давно. Я решил немного повременить с возвращением, потому что не знал… Астрид, я понятия не имел, что всё станет хуже. Я думал, что Олух будет жить, как прежде — только без меня, путающегося у всех под ногами. Я думал, у меня есть время… Может, это была его откровенность, или его готовность отступиться и первым признать частичную неправоту — но что-то лопнуло пузырь нарастающего между ними напряжения. — Ты не знал, — вздохнула Астрид. — Нет, не знал. — Он выглядел обеспокоенным. Он чувствовал вину — это Астрид видела — но одной вины недостаточно. Астрид не могла позволить спустить всё на тормозах. Она хотела для него какого-нибудь наказания — например, чтобы его не пустили в деревню. Не после того, как он их бросил. — Ты улетел, чтобы защитить себя, — резко сказала она. — Именно так. — И защитить своего дракона. — Да. — Ты сделал это не ради нашего спасения. Он посмотрел её в глаза и согласился: — Нет, не ради вас. Астрид раздражённо фыркнула. Такое вызывающее поведение, такая непоколебимая гордость — совершенно незаслуженная, по её мнению — смотрели на неё с этого камня. Он свободно признавал свою неправоту, но он не выглядел раскаивающимся. Вот чего она хотела. Она хотела, чтобы он почувствовал сожаление, а не вину. Но даже под её тёмным взглядом, Иккинг не мог дать ей этого удовольствия. Положив руки на бёдра, он смотрел на неё с гордо поднятой головой. — Суди меня, сколько хочешь, Астрид. Твоё одобрение меня больше не волнует. Просто знай, что причины, по которым я улетел, и причины, по которым вернулся — совершенно разные. Она поджала губы. Некоторые его слова ранили её, но больше Астрид раздражало то, сколь незначительной он делал её ярость. Будто она пыталась цепляться за вражду, в которой он отказывался участвовать. — Где твой дракон? — проворчала она. Иккинг резко захлопнул рот, и на мгновение Астрид показалось, что он откажется отвечать. Потом он дёрнул подбородком вперёд и безэмоционально произнёс самые, наверное, зловещие слова в её жизни: — Прямо позади тебя. Она резко крутанулась на одной ноге. Инстинкты, которые позволили ей дожить до сегодняшнего дня, взяли ситуацию под свой контроль. Топор оказался у Астрид в руках ещё до того, как она успела осознать размер и близость тёмной массы у себя за спиной. Она увидела чешую, узкий зрачок кислотно-зелёных глаз, и её мышцы среагировали. Живот напрягся, плечи были готовы обрушить на проклятую Ночную Фурию занесённую секиру… Нечто, сила — чистая, грубая, необузданная сила — ударила по полотну её топора в высшей точке траектории. Астрид почувствовала жар, пронёсшийся мимо её лица, опаливший руки и костяшки пальцев. Она слышала стон своего старого топора под напором энергии, но резкий удар по ушам моментально оглушил её. Искры брызнули по краям её поля зрения от могучего удара, сотрясшего металл, дерево и кости. Оружие выбило у неё из руки резким рывком. Её плечи вывернуло назад, сердце бешено колотилось, колени подкосились… Всё случилось так быстро и так жестоко, что всё тело Астрид было шокировано. Астрид отбросило назад, но теперь она могла оглядеться, чтобы её заторможенный мозг осознал наконец, что произошло. Иккинг уже был не на камне. Он держал свой лук за рукоять и махал им в её сторону, как мечом. Она бы рассмеялась над этим зрелищем, если бы могла оправиться от ощущения, что только что была на волосок от смерти. Теперь Астрид видела, что совсем не игра солнечных лучей заставляла лук светиться. Оружие буквально излучал ту самую энергию, которую она ещё могла чувствовать в свей правой руке. Она с трудом подняла дрожащую ладонь к груди, пытаясь унять спазмы, сотрясающие каждый сустав от плеча до кончиков пальцев. Иккинг снова ткнул луком в её сторону, безмолвно подтверждая догадку Астрид, что именно это вызвало нечто. Его брови нависали низко над глазами, из-за чего черты его лица были почти неразличимы. — Если тронешь его, я тебя убью. Астрид отступила ещё на несколько шагов, пытаясь убраться подальше от него — от лука — от дракона. Она забрела на каменистый, грубый участок земли, и это вывело её из ступора. — Что… Что это?.. Это была Ночная Фурия! — кричала одна часть её разума. Посмотри на Ночную Фурию! Подними топор!Но большая её часть не могла оторвать глаз от светящегося оружия. Сначала ей казалось, что дело в солнце… Странный металл, странное время дня… Эта золотистая аура… Но эта штука была… Оно было… — Ты не нападёшь на него, — продолжал Иккинг низким, осторожным голосом. Не осторожным как когда он раньше с ней разговаривал. Сейчас голос был осторожен в угрожающем и обещающем смысле. Он хотел, чтобы она поняла, как всё станет плохо, если она хотя бы попытается. Ей не нравилось, когда он так с ней разговаривал. Она была в ужасе от этого оружия, у неё болела рука, она чувствовала себя голой и беззащитной перед драконом, но Астрид не оставит своего достоинства. Она была Викингом. Она глубоко вдохнула — прерывисто правда, но это немного успокоило её сердце. Её поза стала немного ровнее, а плечи расправились. — Что это? — повторила она. Если он хотел, чтобы она поклялась, что не поднимет оружия на дракона — его ждало горькое разочарование. Взгляд Астрид постоянно перескакивал с оружия на дракона и обратно. Чёрный монстр сидел на задних лапах, возвышаясь рядом с Иккингом, но не проявлял признаков агрессии. Иккинг перенёс вес на одну ногу. — Это лук. Боги, как же трудно с ним сейчас было. Возможно, он такой из-за того, что она подняла оружие на его питомца. — Почему… Как ты его достал? — попыталась она ещё раз. — Где ты его достал? Дракон шевельнулся, и Астрид почувствовала, как у неё замерло сердце. Но он только застонал — таким печальным звуком, которого Астрид никогда не слышала — и ткнулся головой Иккингу в плечо. Иккинг оторвал от неё взгляд, чтобы мягко улыбнуться монстру. Он поднял свободную руку и положил её дракону на голову. — В Миклагарде, — коротко ответил он. Он продолжал смотреть в глаза дракону, и Астрид казалось, что её попросту игнорируют. Потом она осознала услышанное слово. — Миклагард? — пробормотала она. Это было далеко. Требовались месяцы, а то и годы, чтобы добраться до туда на корабле… Безопасное расстояние, в годах пути от их войны. Вот же ублюдок. — Полагаю, у тебя были замечательные приключения, в то время как мы все застряли здесь, и сражались… Иккинг усмехнулся, как если бы она пыталась оправдаться за неуклюжий промах. — Вы не застряли. Остаться здесь — это ваше решение. Злоба Астрид вернулась в полную силу. — Да, ты прав. Я решила остаться, потому что это мой дом, и мне не кажется так уж просто взять и уйти, пока он умирает… Она коротко — но всё же совершенно подорвав свой имидж — взвизгнула, когда он направил один конец лука в сторону её шеи, наподобие меча. — Не смей, — прошипел Иккинг, подходя ближе к ней и дальше от дракона, не оставляя ей выбора кроме отступления, — думать, что для кого-то может быть просто бросить дом. Они вернулись к фазе гляделок — в этот раз на одном уровне земли — но у Иккинга в руках было преимущество. — Ты всё же выбрал побег, — выдохнула Астрид. — Ты тоже. Что? Она прищурилась. — Я осталась. Она осталась, сражалась и истекала кровью за деревню. Разве не об этом они только что говорили? Иккинг опустил лук и немного отступил. — Ты убежала от меня. И, видимо, в этом действии для него крылась вся суть. Если бы она осталась, события сложились бы иначе — не факт что к лучшему, но иначе. Астрид ненавидела себя за то, что увидела здесь смысл почти сразу, как он произнёс эту фразу, потому что ассоциировать себя с ним — это был первый шаг к примирению, к которому она не была готова. — Ты позволил мне, — поспешно ответила она. У него была послушная ему Ночная Фурия. — Почему ты отпустил меня? Иккинг смотрел на неё несколько секунд, и Астрид поняла, что этот вопрос также сбил его с толку, как и её саму. — Я размышлял об этом, — ответил он с уже за вторым за сегодня всплеском удивительной честности. — Ну и? Иккинг пожал плечами. — Не стоило и пытаться изменить точку зрения человека, которого изменить невозможно. Астрид прищурилась, её плечи непроизвольно напряглись. Вот снова это слово: изменить. Почему она не могла измениться? Кто он такой, чтобы решать это? Она расправила грудь, устав от его нападок. — Ну, думаю, такой результат ты и получаешь, если слишком много думаешь. — Она верила, что именно поэтому Викинги всегда выигрывают споры. Они знали, как использовать свои преимущества — а Иккинг этого никогда не умел. Он ещё больше нахмурился. — Может, я уже считал тебя безнадёжным случаем. Может, причина, по которой война длится уже столько времени — это то, что никто просто не хотел найти решения проблемы. — Никто… — ворот её рубашки обжигал шею и грудь из-за ярости, струившейся под кожей. — Как ты смеешь… После всего, что наши родители, наши предки сделали, чтобы сохранить нас в безопасности, ты смеешь… — Не должно было уйти триста лет на то, чтобы кому-нибудь пришла в голову идея узнать их получше. — Спокойный тон, с котором он донёс эту идею, резал уши после их криков друг на друга. Пока Иккинг говорил, дракон просунул голову под его руку, демонстрируя такую открытую дружбу между природными врагами, что её чуть не стошнило. Астрид потрясла головой и начала медленно отступать, нацелившись на каменистый вход в ущелье. — И тебе пытаться не стоило! Что вообще может подтвердить кто-то, попытавшийся подружиться с драконом? Иккинг откинул растрепавшиеся волосы назад с лица, на котором бродила насмешливая улыбка. — Именно поэтому я и не погнался тогда за тобой — в этом заключается твоя проблема. И всегда заключалась. Астрид резко развернулась, почти потеряв дар речь от такой нелепости. — Моя проблема? — Ты не думаешь своей головой, Астрид! — О, я думаю! Я думаю, что ты эгоистичная… — Ты не задаёшься вопросами! — …предательская задница, которая… — Ты — ты неразумная! — Неразумная! — проскрежетала она, — Как — почему — ! Дракон ничего не делал, только наблюдал за ними, наклонив голову, как будто перед ним разворачивалась вежливая беседа. Астрид это казалось хорошим знаком того, что она может напасть на Иккинга и уйти живой. — У тебя нет уважения! — взвыла она. — Никакого уважения! Даже к собственному виду! — Здесь дело не в уважении, а в необходимости. — Необходимость! Необходимость оправдывает то, что ты предал деревню, разбил сердце отцу, позволил этой войне… — Я ничего ничему не позволял! — Ты сказал, что знал о проблеме, но всё равно оставался в стороне! Ты позволил произойти каждой не-необходимой смерти в нашей деревне! Иккинг агрессивно шагнул вперёд — и, поскольку она кричала, скалилась и вела себя в целом неприлично, Астрид больше не находила его агрессию неуместной. Напротив, она была бы рада какой-нибудь физической атаке с его стороны: слова их заводили в никуда. Несостоявшуюся потасовку остановил драконий хвост, перегородивший Иккингу дорогу на уровне живота. Он разочарованно уставился на толстый чёрный отросток, но потом, проследив взглядом до глаз его обладателя, моргнул и как будто вернулся в самого себя. Астрид практически видела, как волна спокойствия накрывает человека перед ней. Она быстро осознала, что они никогда не встретятся с глазу на глаз. Они не будут драться — а именно так она привыкла решать проблемы. Они не смогут договориться о решении — а именно так решал проблемы он. Он думал, что она не способна измениться. А она не хотела подстраиваться под оправдания его действий. Они будут спорить до тех пор, пока солнце не скроется за горизонтом, а дракон не растворится в тенях, оставляя её в ещё более невыгодном положении. Ей надо было убираться отсюда. — Как хочешь, — едко бросила она, снова привлекая внимание Иккинга. — Делай, что надо для спасения деревни — если вообще сможешь. Я ухожу отсюда. В этот раз Астрид не выбежала из долины. Она вышла целенаправленно. Единственное, зачем она торопилась — чтобы избавиться от их присутствия ради собственного душевного здоровья. Она внимательно следила за тем, чтобы не оглядываться, потому что в этот раз она не хотела видеть, с каким выражением лица он провожал её. *** Треск и шорох наполнили темнеющий лес, когда тяжёлые шаги снова давили жалкие древесные отбросы. Астрид маршировала в сторону деревни примерно в том же состоянии, в котором и покинула её — возбуждённая и сбитая с толку. Рука всё ещё ныла. Не так, как пчелиный укус, а так, будто что-то сотрясло сами кости с достаточной силой, чтобы эффект сохранялся ещё час спустя. Она раздражённо ухватила себя за запястье, возвращаясь точно тем же путём, которым и пришла в ущелье. Она — он — это всё так выводило из себя! Она ощущала себя в ловушке. Они могли ходить по кругу до самого Рагнарёка (1). Они бы сегодня ни за что не сумели договориться, кто прав, а кто виноват. Он отказывался видеть её точку зрения, отказывался полностью признавать свои ошибки. У него в распоряжении была масса отговорок, одна другой изощрённее. И уж точно она не собиралась рассматривать его точку зрения — в этом не было смысла! Для викинга, по крайней мере. Да и вообще для человека. Её рука дрожала так же, как и грудь от злости — она усилила хватку. Это было просто невероятно. Его желчность. Его рассуждения. Он уже во второй раз напал на неё, чтобы защитить этого демона… И чем он вообще её ударил? Она не видела напрямую эту силу, но почувствовала её, это уж точно. Она знала, что лук вызвал тот взрыв — но понятия не имела, как он его заполучил. Куда надо было отправиться, чтобы достать что-то подобное? Что-то настолько мощное? Ни один кузнец Миклагарда — да и всего Мидгарда — не сумел бы выковать такое. (2) Ни один кузнец Мидгарда не отдал бы такое оружие ему. Наверное, кто-нибудь более компетентный, более в своём уме — вождь, почётный стражник, может даже она сама — был бы более уместен для… — Вот проклятье! — выкрикнула Астрид в небо. Она оставила там свой топор. Снова. Её шаги замедлились и полностью остановились, пока она обдумывала возможность возвращения. Удар по гордости беспокоил её больше, чем угроза дракона в ночи — и сам факт подобной нерациональности с её стороны тоже вызывал беспокойство. Резкая тень пронеслась по земле и стволам деревьев, когда что-то пролетело сверху. Вырванная из своей нерешительности, Астрид вскинула голову как раз вовремя, чтобы заметить, как угольно-чёрная масса плавно опускается на землю перед ней. Дракон приземлился боком, так что Астрид выпала возможность оценить размеры Ночной Фурии, преграждающей ей дорогу. Молодой воительнице потребовалась пара секунд, чтобы воспринять образ Иккинга на драконе: Астрид впервые почувствовала, что видит картину целиком. Его одежда, волосы, наручи, совпадающие по цвету с чешуёй, на поясе — оружие и крюки, удерживающие его в полёте… Теперь всё было на месте, когда он сидел в седле, с ногами в стременах. Внезапно, она не смогла узнать в нём изгнанника с Олуха. Теперь он выглядел, как человек из совсем другой культуры, человек, который и не должен был быть Викингом. Она отступила на шаг, рука двинулась к мечу на поясе. Это был короткий меч, который она носила скорее по привычке, чем из-за необходимости — но даже он был лучше, чем ничего. — Что ты делаешь? — спросила она негромко, но с осторожной угрозой. У неё возникло ощущение, что он не мог убить её также, как она не могла убить его, что действовал какой-то негласный договор. Но распространялся ли он на Ночную Фурию? Драконьи глаза манили её, и ей ничего не оставалось, кроме как встретить их взглядом. Неожиданная игра в гляделки оказалась такой напряжённой, что всё окружающее будто исчезло. С быстро убывающем освещением, тело дракона становилось всё менее и менее различимым. Глаза выделялись, они смотрели на неё — не с угрозой или злобой, но с чистым, хорошо читаемым раздражением. Наверное, у неё самой на лице было похожее выражение большую часть вечера. — Как только я услышал, я сразу пришёл, — сообщил ей Иккинг. Он смотрел на неё так пристально, что ей хотелось признать её голос искренним и отчаянным. Он смотрел также пристально, как и дракон. Она чувствовала себя в меньшинстве, а также запуталась, почему он вообще здесь. Всё, что Астрид могла — это невыразительно пялиться в ответ. — Что? — Как только я услышал об участившихся нападениях, я сразу вернулся. Хотя я и не был готов, я вернулся. — Он прикусил губу, но выглядел на удивление спокойным для кого-то в его положении. — Я всё ещё не готов, не до конца. Когда со стороны Астрид не последовало никаких возражений, он продолжил: — Я никогда не хотел, чтобы что-то случилось с деревней. Я просто ненавидел свою жизнь тут. Я был так счастлив с Беззубиком — действительно счастлив — что решил, что так будет однозначно лучше для всех. Вам нравилось сражаться с драконами… Я не хотел, чтобы мой уход что-то изменил. Я думал, что просто исчезну, а все продолжат жить как раньше… — Всё изменилось в любом случае, — пробормотала Астрид. Её голос казался таким тихим даже для её собственных ушей, что оставалось только гадать, услышал ли он. Иккинг не был злым человеком — теперь она это вспомнила. Казалось, что чем больше времени она проводит в его присутствии, тем больше его вспоминает. Он никогда не намеревался никому вредить, когда бездумно бежал выполнять работу Локи (3). Часто намерения были прямо противоположными, но всё всегда шло наперекосяк. Он был бедствием. Он был некомпетентным, нескладным глупцом, постоянно пытающимся прыгнуть выше головы. Он был неспособен проявить мощь Викинга, как бы сильно не пытался. Многие считали его идиотом. Не такие серьёзные преступления, как предатель, намеревающийся разрушить деревню изнутри — но всё же довольно неприятный набор качеств, учитывая, через что ей пришлось пройти из-за него. — Ага, — согласился Иккинг, потирая руку. — Поэтому я и здесь. Изначально я собирался вернуться и спасти драконов от демона. Теперь я знаю, что мне придётся спасать всех. Дракон явно прочистил горло, с таким безошибочно человеческим звуком, что Астрид смотрела на него ещё долго после того, как Иккинг исправился на «нам придётся спасти всех». На самом деле, она не обращала внимания на Иккинга до тех пор, пока он не протянул её ладонь в пригашающем жесте. Она уставилась на руку. — Что? — Ну давай. — даже его тон звучал приглашающим. Мягкий и скромный — совсем как Иккинг её детства. Астрид сделала шаг назад. В сторону ущелья, в сторону топора. — О нет. В отличие от чудища, Иккинг был терпелив. Он не опустил руки. — Мне надо показать тебе то, что я должен был показать много лет назад. Ты должна понять. — Тусклое освещение делало его черты заметно мягче, но она не поддалась. Его поведение стало более настойчивым: — Такая возможность выпадает раз в жизни. Обычно он не разрешает кому попало летать на нём. — Я не залезу на этого дракона, — решительно сообщила Астрид и сделала ещё шаг назад. Возможно, она могла добежать до ущелья, схватить топор и… как-то уворачиваться от воздействия того лука. — Снова убегаешь? Лёгкий изгиб его губ нёс нотки самодовольства. Астрид поверить не могла, что ему хватило на это наглости. Это больно ранило её, особенно учитывая, кто именно обвинил её в побеге. Она выпрямила плечи и приготовилась хорошенько по нему пройтись. — Ты тот, кто… — Я в этот раз полетел за тобой, — непоколебимо прервал он. — А что ты в этот раз сделаешь иначе? Сначала Астрид не могла ответить — она просто не знала, что сказать. Отчасти это было правда… Он действительно полетел за ней — то, что он не сделал в прошлый раз, и на что она указала. Она не знала, пострадает её достоинство при принятии или отклонении этого предложения. Вопросы морали боролись с самой концепцией полёта на драконе. Она не хотела подтверждать его слова о ней и изменениях — потому что она могла меняться. Но должна ли? — Я даю тебе выбор, — продолжал Иккинг. — Я не собираюсь заставлять тебя летать, или что-то такое… Но мне бы действительно не помешала твоя помощь в этой войне. Казалось, что он отступает; Он первым отказался от агрессии, он в некоторой мере признал свои ошибки. И то и другое — верные признаки того, что он уступает. Так почему же она всё ещё чувствовала себя на взводе? Наверное, это его тон, эти покровительственные нотки в голосе. Иккинг поддерживал зрительный контакт во время всех их противостояний, включая это. Он бросал ей вызов. Раньше он никогда такого не делал. Но Сморкала никогда раньше не воспринимал что-то серьёзно. Рыбьеног не брал ответственность. Забияке никогда не льстило внимание. Она устала от этого. Она больше не хотела стоять на том же месте, предпринимать те же действия. На подкашивающихся ногах она прошла два шага вперёд, но что-то остановило её. Может, это была её гордость — измениться значило признать свою ошибку где-то — но, скорее, это был дракон. Он не двигался, не вёл себя как любой другой виденный ей дракон — но это не значило, что он чем-то от них отличался. Могла ли она взаправду усесться ему на спину? Позади изгнанника? — Пожалуйста, Астрид, — тихо просил Иккинг. Он смотрел прямо на неё, но не с недоверием или гневом, а скорее с мольбой. — Мне нужна помощь — твоя помощь — чтобы победить в этой войне. Ещё секунду она смотрела на него. Он ещё не лгал ей — не сегодня. Она была нужна в этой войне. И она хотела на что-то повлиять, даже если и через его планы. Она знала, что он прав касательно некоторых вещей, но она скорее умерла бы, чем признала это вслух. Им надо было сменить тактику; Им требовалось предпринимать действия в отчаянной ситуации. Она знала, что игра изменилась, и Олуху тоже придётся, если они хотят выжить. Может, настало время выйти из зоны комфорта. Астрид сделала последний шаг к дракону — который вблизи оказался намного больше, чем она ожидала. Седло, закреплённое на его толстой шее и плечах, болталось где-то на уровне её головы. Она прошла мимо протянутой руки Иккинга — единственное, что она могла сделать, чтобы притупить вину за свои действия — и с тихим стоном взгромоздилась на чудовище. Иккинг позволил это, дракон позволил это. Никто из них не двигался, пока она устраивалась на самом краю кожаного седла — возможно, боялись спугнуть её. Она чувствовала, что совершает богохульство, и могла только радоваться, что ночная тьма и густой лес сокроют это неприглядное зрелище. Иккинг повернул голову так, что она могла различить его профиль на фоне густых теней. Только сейчас до Астрид дошло, как близко они были: седло не было рассчитано на двоих, и ей пришлось плотно прижаться к нему бёдрами — если только она не хотела сидеть непосредственно на драконе. Взглядом он поискал её глаза, цвет которых уже не мог различить. — Спасибо, — прошептал он с такой тихой искренностью, что ей было сложно встретить его косой взгляд. Она притворилась, что поправляет задравшуюся одежду. — Как хочешь, — пробормотала она. — Просто покажи мне, что хотел, чтобы я могла уже добраться до дома. Она не хотела, просто не могла показать, насколько она сейчас была испугана. Это казалось неправильно, плохо. Также неправильно, как убегать из дома с боевым итом дедушки после того, как ей запретили это делать. Только в этот раз всё было ещё намного хуже. Она вообще не представляла, что делает. Может, она сейчас совершила что-то совершенно идиотское из-за вызова? Её накрыла лёгкая паника, когда она осознала, что вообще ничего не контролирует. Драконья спина была непривычно широкой для её ног, ей приходилось полагаться на чью-то ещё силу, находиться позади мужской спины… Это всё было неестественно. Неестественно и незнакомо. А что незнакомо — опасно. Не успела она задуматься о том, чтобы спрыгнуть и вернуться на твёрдую землю, седло под ней сдвинулось. Напряжение наполнило оба тела, которых она касалась. — Тебе стоит держаться, — предупредил Иккинг, пригнувшись вперёд. — Держаться за чтооооааАААААА! — ответ окончился криком, который слышали, наверное, даже на острове черепов, когда дракон по диагонали взмыл в воздух. Астрид выкинула руки вперёд и вцепилась в тело перед собой, пока трио маневрировало среди густых деревьев. Её напряжённая поза очень контрастировала с синхронными движениями мальчика и дракона, следовавшими за траекторией полёта. — К-куда мы летим? — прошептала она. Ей хотелось вниз. Она почувствовала, как рёбра Иккинга сотряс лёгкий смешок. Вот же засранец. — Вверх! Они вырвались из-под покрова леса, и мир неожиданно немного посветлел. Астрид не хотела так цепляться за него — но деревья продолжали исчезать внизу, пока даже самая высокая веточка самой высокой сосны не оказалась недосягаемой для отчаянного прыжка. Во имя Одина — она летела. Астрид едва ли могла слышать что-то, кроме завывания ветра, или чувствовать что-то кроме пронизывающего ветра, тела, которое она обхватила, и абсолютной, ужасающей зависимости от монстра под ней. Это был её единственный якорь; дракон и его мальчик — единственное, что стояло между ней и верной смертью. Боги… Дракон… И этот человек… Были единственной причиной, почему она сейчас ещё жива. Она была полностью от них зависима. Астрид не могла дышать. Воздух не наполнял до конца её лёгкие, но в то же время сокрушал её. Боги, о боги, зачем она вообще залезла на дракона? Почему? О чём она думала? Никакое доказательство не стоило так дорого. Она умрёт. Она ничто не контролирует. Она полностью полагается на их милость, вырванная из своего мира. Это просто не могло закончиться хорошо. — Ты в порядке. Поскольку щекой Астрид плотно прижималась к лопатке Иккинга, она почувствовала вибрации в его груди, когда он попытался её успокоить. Ей не нужны были уверения Иккинга, она не хотела принимать тепло его спины, гул его голоса. Она хотела отгородиться от всего этого до тех пор, пока не вернётся на землю. Она ненавидела, просто ненавидела это чувство ужаса. Воин не должен себя так чувствовать. Воины контролируют свою судьбу и, в некоторой мере, свою смерть. Она же сейчас не контролировала вообще ничего. — Можем мы уже спуститься? — Её голос немного задрожал, и она взмолилась Тору, чтобы Иккинг этого не услышал. — Нет. Астрид прикусила губу. — Иккинг, это не смешно. Я не — подожди… Почему мы поднимаемся выше? Стой! Иккинг — Иккинг, стой! Он проигнорировал её крики. — Закрой глаза и держись за меня. Она больше не видела цветов Мидгарда; Зелёный и коричневый смешивались воедино по мере того, как она могла различить всё меньше и меньше деталей. — Я не закрою глаза, и я уже держусь за тебя. — Астрид не была уверена, что смогла бы закрыть глаза, даже если бы захотела. Ужас этой ситуации притягивал её взгляд вниз. Она смотрела в пустые и холодные глаза Хель. (4) — Держись за меня, как нормальный человек, а не так, будто пытаешься проткнуть меня пальцами. Она сжимала его довольно крепко, судя по боли в её окоченевших конечностях. Немного смутившись, Астрид попыталась ослабить хватку. — Зачем ты это делаешь? — простонала она. — Ты фокусируешься не на том, — прокричал Иккинг. — Не смотри вниз. Не ищи опасности. Будь она чуть спокойнее, Астрид могла бы почувствовать симпатию в его словах. — Мне и не нужно смотреть, — прошипела она ему в ухо. — Мы в сотнях ярдов над землёй… — Едва ли, — равнодушно заметил Иккинг. — Если мы упадём… — Я уже падал, — безучастно заметил Иккинг, явно не собираясь вдаваться в подробности. — Это не удержало меня на земле. Потому что опасность никогда не сравнится с… этим. Я имею в виду… Просто посмотри на это… Ради богов, Астрид, мы — люди, и мы летаем! Почему ты не можешь увидеть этого? Почему не можешь увидеть эту потрясающую… — Ты будешь потрясающим мёртвым человеком, если продолжишь игнорировать опасность! Мне нравится быть живой, спасибо большое! Иккинг на секунду наклонил голову. Эта короткая пауза только привлекла её внимание к леденящим завываниям, пророчащим смерть. Она крепче ухватилась за него. — Ты жива, Астрид. Но я не уверен, что ты живёшь. Что-то остановило её от ответа на это замечание. Она вообще не была уверена, что у неё есть ответ. — Закрой глаза, — снова попросил Иккинг. В его голосе было какое-то неземное спокойствие, во всей его ауре. Она чувствовала, как эта энергия распространяется от него на дракона и на неё. Астрид позволила своим глазам закрыться. Исчезла земля внизу, исчезла тёмная шкура дракона. Она по-прежнему чувствовала уколы ветра, холодный и влажный воздух, и завывание небес. Животом и руками она чувствовала Иккинга, и её ощущение высоты и опасности стало потихоньку отступать. На запах он был как воздух, но тепло его тела компенсировало холод позади неё. Он был якорем в бурных водах, безопасным клочком существования, к которому она неосознанно прижималась плотнее по мере того, как теряла ощущение окружающей реальности. В животе Астрид всё сжималось от этих ощущений, но это было явно не отвращение. Она теперь едва ли чувствовала дракона под собой. Она плыла в невесомости, и стук сердца в ушах, кипение её крови заставляли её чувствовать себя живой. У неё не было такого ощущения со времён первого убийства. Впервые, сколько она себя помнила, Астрид позволила себе просто чувствовать. Она чувствовала, как война ускользает прочь, вместе со смертью матери, ожиданиями, ответственностью, виной, потерей, раздражением… Всё это вытекало из её тела и истончалось, как коса, из которой выскользает прядь за прядью, чтобы ласкать на ветру её щёки. Боги, как же она устала от контроля… А сейчас она ничего не могла сделать. Иккинг контролировал одну половину хвоста, дракон — другую. — Ладно, — сказал Иккинг, — открывай глаза. Что она и сделала. Оранжевый. Розовый. Белый. Астрид никогда не видела цветов таким образом, так ярко, что она не знала, с чего начинать. Они были окутаны мягкими тонами, отрезанными от мира в облаках. Ни один клочок суши, ни одно дерево или скала не искушали её безопасностью земли. Теперь ей не угрожало бесконечное падение через пространство. Она не осознавала, что смотрит вокруг с открытым ртом, пока холод не проник в её горло. Но он больше не беспокоил её. Ужас отступил, а его место заняли незваные чудеса. Момент ощущался совершенно нереальным — Астрид представить не могла, что когда-нибудь снова почувствует себя такой молодой, такой свободной. Она была в облаках — таких густых, что она не могла разглядеть мир. Она не могла больше оставаться мыслями на земле. Она покинула Мидгард. И это при том, что никогда не думала, что покинет Варварский Архипелаг. Одной рукой она отпустила Иккинга и потянулась за неуловимым туманом. Она ожидала почувствовать мягкость, какое-то вещество, но её рука свободно прошла насквозь. Осталось только леденящее ощущение на кончиках пальцев. Возможно, она прикоснулась к руке Скади… (5) Облака раздвинулись, и Астрид увидела океан. Больше океана, чем она вообще могла себе представить, и сверкал он также ярко, как небо в лучах заходящего солнца. Неожиданное изменение вида заставило её вдохнуть глубже и оглянуться, приспосабливаясь к новому виду. Сколько прошло времени? Она чувствовала, что летит на этом драконе уже целую вечность, когда ощущала ужас — но в те недолгие моменты бездыханной красоты она совершенно потеряла счёт времени. Они наклонись вправо. Астрид оторвала взгляд от заката, поскольку они приближались к Олуху. Наверное, она снова восхищённо вздохнула, когда они пролетали над деревней, поскольку Иккинг оглянулся назад и улыбнулся. Она совершенно пропустила этот момент, разглядывая вид внизу. — Это же !.. Дом. Её дом! Там был её дом! Было действительно потрясающе, что Астрид смогла разобрать его в тусклом освещении вреди других похожих на точки зданий в деревне. Корабли в гавани выглядели больше как игрушки, чем как торговые суда. Мосты она могла накрыть одним своим пальцем. Небольшие огоньки возникали на петляющих тропинках — люди с факелами. Всё выглядело таким… маленьким, таким незначительным. Было в этом чувство превосходства, резонирующее с восхищением от того, где она была. А она пролетала над своей деревней. Во имя Фреи, она совершала невозможное, вещи, о которых ребёнком даже не мечтала! (6) Кто ещё мог творить такое? Или вообще был здесь? Сколько ещё людей наблюдали за закатом с неба, или вдыхали тучу, или видели боевые корабли немногим большими, чем щепки… Именно такими они казались ей сейчас. Астрид были знакомы чувства уверенности и силы. Но никогда ранее она не ощущала себя неуязвимой. Тёплые пальцы скользнули по одной из её рук, покоящихся на животе Иккинга. В первый момент она хотела отдёрнуться, но что-то в излучаемой им энергии — такой спокойной и умиротворяющей — заставило её принять жар его ладони на своей коже. — Мы способны на столь многое. — Он говорил тихо, но ветер разносил его голос, и он достигал её ушей как шёпот, предназначенный только для неё. — Люди и драконы, вместе. Теперь ты понимаешь? Теперь она не чувствовала холода, и это было совершенно безумно, поскольку наступила холодная ночь. Упорная злость покинула её тело вместо в печалями, затерялась где-то в облаках. Она чувствовала себя нейтральной. Открытой. — Так вот что ты нашёл, — пробормотала она. — Поэтому я улетел, — ответил Иккинг. — Это я должен был защищать. Пальцы ухватили её руку и нежно переместили её на шею дракона. Астрид позволила это, и немного подалась вперёд, чтобы погладить чешуйки Ночной Фурии, уже по своей воле. Они были тёплыми, живыми. Астрид могла чувствовать расширения груди дракона, когда тот дышал. Она чувствовала, как через несколько ударов сердца приходит удар его крыльев. Его крыльев. Уставшая, но оживлённая, Астрид устроилась щекой на плече Иккинга и, продолжая поглаживать дракона, тяжело вздохнула. — Так значит это правда?.. Этот контроль разума. Они на самом деле не …? Иккинг решительно уставился на деревню, над которой они кружили. Солнце уже уплыло за горизонт, но в воздухе её оставался свет, который подчёркивал решительность его лица. — Они ненавидят это. Представь себе потерю свободы воли. Астрид попыталась. Она попыталась, поскольку впервые в жизни чувствовала себя обязанной попробовать что-то новое. Она решила, что это было бы примерно так, как когда Иккинг оторвался от земли: беспомощность, замешательство, сожаление. Смотреть изнутри, запертой, и никак не контролировать свою судьбу. — Им нужно спасение не меньше, чем нам, — объяснил Иккинг. Дракон что-то прогрохотал; Она почувствовала звук рукой у него под шкурой. Он казался грустным. — Нас всех надо спасти, — прошептала она. С этими словами что-то сломалось внутри неё — что-то из прошлого, что вело её по чётким правилам следования кодексу Викингов. Это было важно не только для Викингов, и именно это Иккинг пытался ей рассказать. Для этого требовалась гибкость, нужно было перенаправить её стремление защищать. Она всё ещё была нужна, и ей было нужно, чтобы в ней нуждались — это была единственная вещь, в которой она ещё была уверена. — Думаешь, ты сможешь справиться с этим сам? — Он ведь не мог серьёзно ожидать от себя таких подвигов. Беззубик как бы гавкнул. — Конечно, я имела в виду вас обоих, — сразу поправилась Астрид, а через момент задалась вопросом, зачем. Иккинг ещё немного повернулся в седле, его рука соскользнула с её пальцев. Улыбка на его лице не была снисходительной, насмешливой, или какой угодно другой из тех, что она видела за сегодня. Он выглядел спокойным. Счастливым. — Я хочу тебе кое-что показать, — сообщил он.