Death — is the cry of corvine

— Когда я попаду в Ад, черти перекрестятся, — с блаженными нотками в голосе произносит Джеймс, откидываясь на спинку стула и не сводя с меня мечтательного взгляда. Но я всё же хорошо замечаю, как из его больших тёмных глаз струится тихая печаль, несмотря на то, что в комнате темно. Я знаю, что ему осталось недолго. Так же я знаю, как именно он уйдёт из этой жизни. Уйдёт туда, куда его зовут. Туда, откуда он родом. И я должен помочь с осуществлением самого главного плана в его жизни — смерти. Сейчас он мирно сидит на стуле, блуждая пустым взглядом по пропитанной темнотой комнате. Мне интересно наблюдать за ним, но чертовски надоело слышать его безрассудные речи. Чиркнув несколько раз зажигалкой, я глубоко затягиваюсь и смотрю на открытое окно, из которого проникает зловещий свет луны, освещая как раз то место, где сидит Мориарти, будто чего-то дожидаясь. Веет могильным холодом и сыростью. В гостиной пахнет смертью и гнилью. Это, собственно, душа Джима. Мёртвая. Обезвоженная. Пустая. Он добровольно отдал свою душу Аду, даже ничего не почувствовав. Но зато отлично почувствовал я. Выпустив тонкие, изящные струйки дыма изо рта, я перевожу задумчивый взгляд на безумца и слабо качаю головой из стороны в сторону. Он угасает. Медленно и мучительно. Он уходит от меня. Уходит, оставляя наедине с одиночеством, которое уже ослепляет меня, потому что постепенно овладевает мною. Я не хочу этого… Утомленно прикрываю глаза, делая очередную глубокую затяжку, и гневно проклинаю всё на свете. Злость и боль беспощадно жгут мою душу, надеясь оставить от неё лишь пепел. Пепел всех моих надежд. Кричать и молить о помощи — бессмысленно. Нужно открыть глаза на правду. — Я буду сопровождать тебя повсюду. Даже по дороге в Ад, Джеймс, — хрипло выговариваю, открывая глаза, и затуманено видя перед собой тёмный силуэт моего шефа. Джим смотрит в окно. А я с ужасом понимаю, что не проживу без него и дня. Я слышу вороний крик. И не один. Отныне наш дом больше напоминает заброшенное кладбище, чем место, предназначенное для жилья. Но с этим я уже смирился… — Нет, не стоит, — обезумевший злодей натянуто улыбается, так и не сводя стеклянного взгляда с окна, — ты должен остаться здесь… должен, Себастьян… Мне сложно на чём-либо сосредоточиться. Ночь не позволяет мне. Силы Тёмной Стороны начинают свою игру. Остается совсем недолго, и я это прекрасно знаю. Потушив недокуренную сигарету о пепельницу, я встаю и подхожу к окну, где сразу встречает меня слабый порыв прохладного, но приятного ветра, обдающего лицо. Я слабо прищуриваюсь, разглядывая ночной Лондон. Город совершенно изменился. Всё стало серым и однообразным. Всё изменилось с приходом Безумия Джима, которое навело хаос не только в его сознании, но и в самом сердце Лондона. Всё просто: на плечах Джеймса держится вся Империя Зла, а Джим, в свою очередь, держится на фундаменте моей защиты. Но вот он слабеет, теряя способность удерживать равновесие, и падает вниз. А я, каким-то таинственным образом не могу удержать его и падаю вместе с ним, понимая, что не могу противостоять неистовой силе Безумия. И вот всё рушится прямо на нас. Всё то, что когда-то построил наш великий дуэт. И это всё сгорит в адском пламени, когда только Джеймс попадёт туда. Я знаю исход этой чёртовой сказки. Вдохнув полной грудью свежий воздух, я резко разворачиваюсь к Джиму и с несколько долгих секунд смотрю на него пристальным взглядом, осознавая, что не смогу отпустить его одного, как бы сильно я этого не желал. — Но я — твоё творение, — едва слышно произношу, замечая за собой тяжёлое дыхание и то, как по спине пробегает волна мелкой дрожи, — я — твой эксперимент из Ада. — Подхожу вплотную к нему, так и не сводя пронзительного взгляда, и нависаю над ним, выговаривая уже более чётко: — поэтому я связан с тобой, мой безумный Дьявол. Поэтому я не смогу отпустить тебя одного. Я должен всегда сопровождать тебя. Ты ведь и сам это знаешь. Коснувшись пальцами его холодной щеки, я пытаюсь понять, что же вижу в его чёрных дьявольских глазах, но, как сильно бы я не пытался этого сделать, я ничего не вижу. Ничего, кроме непреодолимого страха и вечного беспокойства, которые губят его, губят, объединяясь с безумной болезнью, безжалостно сокращая срок его существования.