ID работы: 6617173

ты — мираж, что растает к утру

Naruto, Boruto: Naruto Next Generations (кроссовер)
Смешанная
R
Завершён
469
автор
Размер:
111 страниц, 6 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
469 Нравится 71 Отзывы 126 В сборник Скачать

Часть 3

Настройки текста
      Они так и не обсуждали толком то, что произошло в тот вечер. Химавари не знала, как начать разговор, а Хидан, казалось, вовсе не хотел этого делать.       И все же, что-то определенно изменилось в их отношениях; неуловимо, но заметно. Химавари это нравилось.       Ей нравился Хидан. Именно в таком, романтическом смысле; хоть и это, наверное, было неправильно. Она не знала, чувствовал ли Хидан то же самое, — но он, по крайней мере, был не против, когда она его целовала. И это должно было что-то значить, хотя она и не знала толком, что.       Ей было этого достаточно.       Химавари нравится, как Хидан улыбается, как шутит над ней, как смотрит на нее — никто раньше не смотрел на нее так. Химавари хочется думать, что так — смотрят на тех, кто нравится.       И, может, даже немного больше; потому что ей самой кажется, что она чувствует к Хидану нечто большее, чем просто симпатию.       В заброшенном доме на окраине Конохи, надежно огражденном поставленными ей барьерами, они проводят почти все время, что не занимают тренировки и миссии (по счастью, редкие).       В собственном доме Химавари почти перестает бывать.       Ей нечего там делать, в этой атмосфере бесконечной тоски и одиночества, даже когда они собираются всей семьей за ужином. Мама улыбается через силу, прячет лицо за волосами, чтобы никто не видел ее слез, — но Химавари видит ее насквозь. Отец просто отводит глаза, не смотрит ни на кого, порой дотрагиваясь до кольца на пальце — того, что передала ему Химавари, что принадлежало тому человеку.       А Боруто... он, пожалуй, единственный, кто нисколько не меняется. Его ссоры с отцом становится чаще и серьезнее, уже не просто детские протесты; но Химавари думает, что лучше бы они все брали с него пример.Пусть даже со скандалом, пусть даже потом все разрушилось бы, — но легче покончить со всем сразу, чем пытаться спасти чувства, некогда такие сильные, а теперь исчезающие.       Но они продолжают притворяться идеальной счастливой семьей.       Находиться дома невыносимо, и потому Химавари предпочитает сбегать, отговариваясь надуманными, глупыми причинами, чтобы просто побыть с Хиданом лишний раз — забыть обо всех проблемах.       Хидан не придает большого значения происходящему. Говорит ей просто не беспокоиться, ведь это неважно. Для Химавари — важно, но у нее недостаточно сил, чтобы хоть что-то исправить.       Когда она целует Хидана, вплетая пальцы в его мягкие волосы, прижимает его голову к себе — в такие моменты она особенно сильно мечтает, чтобы у него было тело, чтобы он мог ее обнять — убедить, что все будет хорошо.        — Серьезно, Химавари, — усмехается Хидан, непривычно серьезно глядя на нее. — Не заморачивайся так. Не конец же света.        — Я не понимаю, — беспомощно говорит Химавари, обхватывая себя руками. — Почему все...так?       Хидан молчит, но в его глазах Химавари замечает странную боль.        — Я опять облажался, — спустя долгие минуты говорит он наконец. — Да мы все, пожалуй. Не нашли того, что хотели. Но зато, — и улыбается вдруг, — нашли что-то получше, а? Химавари.       Она возвращает улыбку, вновь берет его голову и целует — нежно, мягко.       В самом деле, что же она.       Все хорошо.       Даже если нет — то точно будет.       Химавари сделает для этого все, что в ее силах.

***

       — Похоже, так мне и придется остаться гребаной говорящей башкой, — говорит однажды Хидан — раздраженно и одновременно опустошенно, как будто он уже сдался.       И это действительно кажется наиболее вероятным, но Химавари не готова мириться с этим.       Она не смогла найти техник, способных восстановить тело Хидана или создать для него новое; но, возможно, были и другие варианты.        — Хидан, — задумчиво начинает Химавари — эта странная идея, пришедшая в голову совершенно случайно, не дает покоя. — А если как-то... приживить твою голову к чужому телу — ты сможешь им управлять? Тело ведь не обязательно должно быть твое родное?       Хидан смотрит на нее расширенными глазами.        — Твою мать, — только и удается ему сказать спустя какое-то время.        — Что-то не так?        — Не так? Хима, да ты чертов гений! — почти кричит он. — Как я сам до этого не додумался?       Химавари чуть улыбается; она не была уверена, что Хидану ее затея придется по душе, уж тем более — что она окажется выполнима.       Правда, от воплощения ее в жизнь они все еще далеки... но это уже не такая сложная часть.       Химавари думает, что стоит попросить Сакуру-сан о паре уроков медицинских техник;она сомневается, что сможет овладеть таким сложным мастерством сама, без хорошего учителя.       А о поисках подходящего тела можно будет подумать потом — и Химавари даже не пугает то, с каким спокойствием она об этом сейчас размышляет.       В конце концов, может быть, на миссии ей встретится какой-то преступник, которого будет не жаль, — и чье тело можно будет с чистой совестью использовать, чтобы помочь Хидану.       С чистой совестью... Химавари горько усмехается. Когда-то она и не подумала бы о подобном.       Но сейчас все иначе.       Все изменилось с появлением Хидана в ее жизни, и ради него — сейчас Химавари ясно это понимает, — она готова поступиться некоторыми принципами.       Она шиноби — что ей страшиться испачкать руки в крови, рано или поздно все равно придется это сделать — так есть ли разница, раньше или позже?        — Аккуратней, — советует Хидан, пристально наблюдая за ней. — Не рань себя. Ты пока еще не бессмертна.        — Я помню, — кивает Химавари, сосредоточенно прикусывая губу, укладывая тяжелое тело в центр начерченного ее собственной кровью ритуального круга. Глубокий порез на ее руке, наспех перевязанный, еще болит; она отстраненно думает, что потом просто скажет, что поранилась во время миссии.       К сожалению, Хидану тело этого человека не подойдет — он даже не шиноби, хотя он точно один из самых отвратительных людей, которых Химавари встречала; она морщится, вспоминая, что он собирался сделать с той девушкой. Пожалуй, хорошо, что Хидану не придется использовать это тело. В любом случае, им нужен кто-то достаточно сильный.       Это не более чем догадки самого Хидана, но Химавари предпочитает полагаться на его слова — в конце концов, он наверняка знает больше о своих способностях и своей вере.        — Прими эту жертву, Джашин-сама, — говорит Химавари, чувствуя, как предательски дрожит ее голос на слове «жертва».       Она чувствует себя странно — это и чувство, будто она поступает неправильно, и непонятное предвкушение, и решимость, и немного страха.       Но Хидан рядом, пусть его поддержка и ограничивается словами, и Химавари понимает, что бояться нечего.       Пронзая кунаем сердце мужчины, Химавари чувствует, как по телу пробегает дрожь — это первый раз, когда она убивает человека.       Когда точно видит, что он мертв.       До этого момента, хотя ей и приходилось бывать в настоящих сражениях, она только обезоруживала своих противников, позволяя своему сенсею разобраться с ними после. И, если честно, даже это случалось редко.       Химавари прикрывает глаза — и внезапно ощущает странный прилив энергии. Сначала ей кажется, что это воображение — или адреналин, все же она так нервничает сейчас; но чувство не проходит долго, и Химавари понимает — не показалось.        — Чувствуешь? — усмехается Хидан.        — Да, — медленно говорит Химавари, еще не до конца веря. — Да. Джашин-сама принял жертву.        — Я знал, что ты справишься, — в голосе Хидана слышится непривычная теплота. — Что ты тоже достойна стать Его верной жрицей.       Химавари улыбается, мысленно обещая себе, что сделает все, чтобы оправдать веру Хидана в нее.       Ей кажется, что она чувствует легкое прикосновение к плечу — но, должно быть, это просто порыв ветра.

***

       — Знаешь, — тихо говорит Наруто, — у меня такое чувство, будто я схожу с ума, Сакура-чан.        — Не говори глупостей, — спокойно отвечает Сакура. — Думаю, ты просто устал.       Наруто горько усмехается и качает головой.        — Не знаю. Я просто... все так запутанно. Все как будто разваливается на части.       Теперь в глазах Сакуры вспыхивает беспокойство, и она придвигается ближе, осторожно беря Наруто за руку.        — Расскажи, что происходит, — просит она. — Я уверена, ты преувеличиваешь.       Наруто не преувеличивает — хотя, кто знает. Он не до конца понимает, что происходит, как все это может быть возможно, и хочет, чтобы это оказалось просто сном, от которого он смог бы проснуться и навсегда забыть.       Но он знает, что это реальность, и что он должен принять ее.       Он хочет рассказать кому-то, но просто не может подобрать слов — хоть Сакура и знала все тогда и никогда не выдавала его, он не уверен, что она поймет сейчас. Не уверен, что она вообще поверит ему.        — Что это? — неожиданно спрашивается Сакура, и Наруто прослеживает ее взгляд.       Он криво улыбается — конечно, она заметила кольцо.        — Выглядит знакомо, — Сакура снова смотрит на него, прямо в глаза. — Разве не Акацки такие кольца носили?       Наруто не говорит ничего, но ему и не нужно — она понимает сразу.        — Это... его кольцо, верно? Где ты его нашел? Почему ты его носишь?        — Неважно, где, — Наруто медлит. — А зачем ношу... почему нет?       Сакура смотрит на него странно — одновременно с сочувствием и осуждением.       Наруто не знает, что сказать дальше, рассказать ли ей все — это ведь Сакура, которая все понимала и поддерживала его, но... сейчас все иначе. Гораздо хуже, чем тогда.       Сейчас у него нет оправданий.       Разве что если это действительно была галлюцинация; разве что с ним и впрямь что-то не так.       Но пытаться убеждать себя в этом просто глупо.        — Наруто, — устало говорит Сакура. Она и выглядит уставшей — и это тоже одна из причин, почему Наруто молчит. Он не хочет никого обременять. — В самом деле. Что за внезапная ностальгия? Это все в прошлом. Он мертв.        — Я знаю, но... — Наруто прикусывает губу. Как вообще начать говорить о чем-то подобном?       Разговоры никогда не были его сильной стороной.       Что порой было и к лучшему.

***

      Чертов эро-саннин, думает Наруто; Джирайя снова оставил его одного и отправился «собирать материал» для своих дурацких книг. И это тогда, когда он должен был тренировать его!       Наруто чувствует себя неуютно, просто стоя на месте у барной стойки, и потому начинает оглядываться по сторонам.       Людей здесь не очень-то и много, что странно — поздним вечером в таких местах должно быть полно народа, но, возможно, этот бар не слишком популярен. Наруто видит троих мужчин за столом в углу — они пьют, смеются и кричат; парочку, которая выглядит здесь совершенно неуместно — Наруто бы никогда Сакуру-чан сюда не привел! — и последний посетитель — стоящий рядом с ним шиноби, который смотрит на свой нетронутый напиток, кажется, о чем-то задумавшись.       Впрочем, он почти сразу чувствует пристальный взгляд Наруто — и поворачивается к нему, вопросительно приподняв бровь. Его лицо закрыто маской, совсем как у Какаши-сенсея, и лучше понять его эмоции невозможно.       Наруто хмурится, замечая перечеркнутый символ на протекторе. Шиноби ловит его взгляд и безразлично пожимает плечами.        — Ты отступник, — указывает на очевидное Наруто.        — Не трясись, — равнодушно отзывается шиноби. — Ты меня не интересуешь. Вряд ли я получу за тебя достойную награду. Слабаки вроде тебя обычно ничего не стоят.       Наруто ведется, сам того не осознавая, и возмущенно восклицает:        — Я не слабак, даттебайо! Когда-нибудь я стану Хокаге!       За маской понять сложно, но, кажется, шиноби улыбается — совсем немного, будто слова Наруто его забавляют.        — Хокаге, значит, — повторяет он, жестом подзывая бармена.       Наруто складывает руки на груди, отворачиваясь — ему не нравится, когда кто-то сомневается в его способностях, но он не успевает что-то придумать в ответ, когда шиноби вдруг пододвигает к нему стакан саке.       Наруто вскидывает голову, непонимающе моргая — неожиданно и странно, что незнакомец решил вдруг его угостить — даже подозрительно.        — Выпьешь со мной? — предлагает он, и в его голосе ни намека на враждебность — хотя какой хороший шиноби станет выдавать свои намерения?       Впрочем, они ведь оба сейчас не на миссии.        — Мне вроде как нельзя, — неуверенно бормочет Наруто, но все же берет стакан. — А, ладно! — Он делает большой глоток и тут же кашляет — он никогда не пробовал алкоголь, и вкус оказывается совершенно не впечатляющим. Разве что в плохом смысле.       На этот раз шиноби откровенно смеется.        — Думаю, с тебя хватит.       Наруто даже не спорит, качает головой и делает несколько глубоких вдохов.        — Наверное, это просто не мое, — бормочет он.        — Это нормально, — шиноби пожимает плечами. На удивление, он не торопится уходить или заканчивать разговор, и Наруто не против — он понятия не имеет, когда Джирайя собирается объявиться, и стоять тут без дела еще час или дольше ему не слишком хочется.        — Ты здесь по какому-то делу?        — Не совсем. Можно сказать, это мой выходной, — он слегка хмурится, — и я не привык работать бесплатно.       Он имел в виду, что не станет пытаться убить Наруто? Мог бы сказать это проще. Но все же Наруто слегка расслабляется.        — Ты? — Он не кажется особенно заинтересованным, но пока он не возражает против разговора, Наруто это устраивает.        — Я жду эро-саннина... моего, хм, сенсея, — Наруто слегка неловко, и называть Джирайю сенсеем странно — пусть даже по сути это так и есть. — Он сказал, что пойдет собирать материал для своей новой книги, но я знаю, что он просто будет наблюдать за женщинами на горячих источниках. — Он кривится, и шиноби бросает на него странный взгляд.        — Тебе, значит, это не интересно?        — Не... то чтобы, нет. — Наруто чувствует себя еще более неловко и быстро меняет тему. — Он на самом деле крутой шиноби, но он никогда не учит меня ничему полезному. Серьезно, я выучил только одно дзюцу. — Наруто сомневается, что его новому знакомому действительно есть дело до его жалоб, но даже если он просто притворяется, что ему не все равно, он по крайней мере составляет ему компанию, — и Наруто может признаться себе, что именно это ему нужно сейчас.       И если Джирайя разозлится, когда вернется, что ж, он сам виноват, что бросил Наруто вот так.       Шиноби — он так и не назвал Наруто своего имени, а спрашивать было неудобно, — неожиданно придвигается ближе, и Наруто понимает, что смотрит ему прямо в глаза.       И его глаза... странные, ярко-зеленые и словно светящиеся; хотя, возможно, это просто так отражается в них свет.        — В чем дело? — спрашивает он, и Наруто понимает, что молчал довольно долго. Шиноби смотрит на него странно, но Наруто не может понять, с какой эмоцией.        — Ни в чем, — неуверенно бормочет он и отводит взгляд, вспоминая, что так нагло пялиться не слишком-то вежливо.       Шиноби зачем-то накрывает его ладонь своей, горячей и сильной, и Наруто замирает, не зная, как реагировать.       А в следующую секунду его уже целуют — жестко и уверенно; и когда только он успел снять маску?       Второй поцелуй в его жизни, и тот не с Сакурой-чан, подумать только, — но почему-то Наруто не хочет его отталкивать. Он даже отвечает, неловко поначалу, но быстро подстраиваясь — и ему нравится.       Шиноби отстраняется и смотрит на Наруто, все еще не отпуская его руки.        — Так что?        — Я... не против? — полувопросительно говорит Наруто.       Может, у него не так уж много опыта во всем этом, но он понимает, к чему все идет — и все же не возражает, хотя и удивляется себе.       Они даже не доходят до номера — он прижимает Наруто к стене прямо в темном коридоре, и Наруто не может — не хочет его останавливать.       Это быстро, неловко, жарко и невыносимо хорошо — до того, что он не может сдержать стонов, и сердце бьется суматошно. Наруто не знает толком, что и как делать, и повторяет за ним — цепляется за его плечи, чтобы только не упасть; голова кружится и из мыслей только — еще.       Он целует Наруто в шею, слегка кусает; немного больно, но это только усиливает удовольствие. Его руки проникают под одежду, скользят по разгоряченной коже, и в какой-то момент Наруто просто перестает осознавать реальность, сильнее прижимаясь к нему.       И все хорошо, даже больше — пока Наруто не вспоминает, что даже его имени не спросил, и это кажется неправильным — он должен это знать.       И он отстраняется, упираясь руками в его плечи, смотрит прямо в глаза — слегка удивленные.        — В чем дело? — спрашивает он — неожиданно обеспокоенно. — Хочешь остановиться?        — Н-нет, — выдыхает Наруто. — Все нормально, я только... как тебя зовут?       Какое-то время он молчит, все так же непонимающе глядя на него — но затем усмехается и говорит:        — Какузу.       Наруто кивает, снова притягивает его к себе, поражаясь собственной дерзости.        — Я Наруто, — сбивчиво говорит он, и голос почему-то дрожит.       Какузу обнимает его — почти бережно, и Наруто тяжело дышит, пытаясь прийти в себя; смущение вновь накрывает с головой — это вышло куда более неловко, чем он ожидал.        — Успокойся, — говорит Какузу — с явным весельем, но и как-то понимающе. — Наруто.       Есть что-то в том, как он произносит его имя, и Наруто даже не может толком объяснить, что — выражение, чувство, — но он перестает об этом думать, да и о чем угодно вообще, когда Какузу снова целует его.       Он даже не помнит, как они все-таки добираются до номера, где все продолжается — и Наруто совершенно теряет контроль. Руки Какузу, кажется, касаются его одновременно везде, и он не перестает его целовать — даже когда губы начинают болеть, а легкие — почти гореть от недостатка кислорода. И это сводит с ума, острое удовольствие и понимание неправильности происходящего. Смутно вспоминается — откуда он только это знает, — что должно быть больно, неприятно, но его страхи оказываются беспочвенными — они даже не заходят так далеко, и все равно хорошо и так правильно. Наруто обнимает Какузу руками за шею, притягивая к себе, целует беспорядочно, просит еще, сильнее, — и получает, до самого утра, пока мысли не начинают путаться, а вместо слов — остаются лишь бессвязные стоны.       Уже отключаясь, совершенно выдохшийся, Наруто чувствует легкое прикосновение чужих губ к своим, и вместе с тем — приглушенное, едва различимое «мой».       Но не может быть уверен, что ему не показалось.       Когда Наруто просыпается, он даже не удивлен тому, что рядом никого нет. Он умывается, одевается и спускается вниз; спрашивает о Какузу и понятливо кивает, услышав, что тот ушел еще на рассвете.       Другого было бы глупо ожидать.       Покинув бар, он находит Джирайю; который, разумеется, замечает его помятый вид и красноречивые следы на шее — и Наруто проклинает себя за то, что не подумал об этом. Джирайя хлопает Наруто по плечу, усмехается и спрашивает, подмигивая:        — И что же за красотка украла твое сердце, Наруто?       Наруто мямлит что-то в ответ, и через какое-то время разочарованный Джирайя отстает — не забыв, правда, пустить скупую слезу гордости и удариться в воспоминания, что вот он в его годы!..       Наруто, если честно, не горит желанием выслушивать, что там Джирайя в его годы делал.       В голове у него до сих пор беспорядок, и события прошедшей ночи одновременно хочется и не хочется вспоминать.       Не могло же это произойти на самом деле — это так не похоже на Наруто, вытворять что-то подобное, — но произошло, и он не уверен до конца, что именно чувствует.       Как ни старается, он не может перестать думать о Какузу — он помнит все так отчетливо.       Яркие зеленые глаза, длинные волосы, щекотно лезшие в лицо, сухие жесткие ладони на своих бедрах, странные шрамы под пальцами — и непривычное, безумное удовольствие.       Наруто странно и неловко — и стыдно тоже, потому что он ведь всегда думал, что любит Сакуру-чан; а прошлой ночью, забыв обо всем, занимался сексом с человеком, которого встретил впервые.       И все же, представься ему возможность прожить вчерашний день заново, он ничего не изменил бы.       Отчего-то Наруто ловит себя на мысли, что снова хочет его увидеть.

***

      Сакура обеспокоенно наблюдает за ним, и Наруто отчаянно хочет отвернуться — он не чувствует в себе сил встретиться с ней взглядом. Даже если она не осуждает его — он просто не заслуживает ее сочувствия.        — Я знаю, что это было... тяжело для тебя, — она наконец нарушает тишину, и в ее голосе нет осуждения — только понимание и эта странная усталость. — И, наверное, все еще тяжело. Я... Я думала иногда, что произошло бы, если бы я... убила Саске тогда. — Она хмурится, опуская взгляд. Наруто помнит тот день слишком хорошо, как и она — и он знает, что не смог бы потерять еще одного дорогого человека. — Я не представляю, что ты тогда чувствовал. Что ты чувствуешь сейчас. Но я думала, что ты смог отпустить прошлое. Что Хината... смогла залечить раны.        — Смогла, — Наруто натянуто, слабо улыбается. — Но, наверное, не до конца.       Сакура вздыхает и гладит его по руке, стараясь успокоить; и хотя это не помогает, Наруто все же ценит то, что она здесь.        — Это даже не... это все из-за меня, — выдыхает он, чувствуя, как сжимается горло. — Я мог сделать что-то. Но я просто... — он не договаривает.       Из-за него.       Все, что пошло не так — из-за него; он не смог спасти мужчину, которого любил, не смог сделать счастливой женщину, которую безмерно уважал и которой восхищался, не смог даже сохранить связь со своими детьми. И теперь, когда прошлое внезапно вернулось, он чувствует такую вину и беспомощность; и он наверняка снова все разрушит.       Сакура ободряюще кладет руку ему на плечо.        — Думаю, это просто стресс. Ты слишком много работаешь. Отдохни пару дней, тебе сразу станет лучше. И ты перестанешь думать... о том, что произошло давно.       Наруто сдерживает горький смешок; он никогда не переставал думать об этом, все эти годы, что бы он ни делал.       Химавари не успевает отойти от двери, когда она распахивается — и Сакура выходит из офиса, напоследок говоря:        — Не забудь, что я тебе сказала, Наруто.       Заметив Химавари, она тут же останавливается, смотрит с беспокойством и легким подозрением.        — Химавари-чан, — говорит. — Что ты тут делаешь?        — Хотела поговорить с папой, — быстро врет Химавари.       На самом деле, ей просто хотелось узнать, о чем они говорили.       И услышанное было... не тем, что она ожидала. Так Сакура знала обо всем? А мама тоже знает? Химавари не посмеет спрашивать ее об этом; но, может, поэтому она всегда такая грустная; потому что знает, что отец до сих пор любит другого.        — Понятно, — Сакура расслабляется. — Ну, можешь заходить. Наруто сейчас не помешает немного отвлечься.       Сакура собирается пройти мимо нее к выходу, но Химавари не позволяет, вспоминая о еще одном деле.        — Сакура-сан, подождите, — она ловит ее за руку, зарабатывая недоуменный взгляд. — Я тут думала... вы не могли бы научить меня медицинским техникам? Хотя бы самым простым.        — Хочешь стать ирьенином, Химавари-чан? — мягко спрашивает Сакура.        — Не хочу быть бесполезной, — говорит Химавари, и это даже отчасти правда — она не так сильна по сравнению с Боруто, и уж тем более с родителями; и хотя бьякуган дает ей определенные преимущества, в бою она уступает своим сокомандникам.       Но, конечно, это не главная причина — но главную Сакуре знать необязательно.       Взгляд Сакуры становится понимающим, и она кивает.        — Ну, я, конечно, не лучший учитель, но попробую тебе помочь. Ты свободна завтра? У меня как раз выходной в госпитале.        — Конечно, Сакура-сан, — Химавари не сдерживает искренней улыбки. — Спасибо!       Наруто смотрит на фотографию на своем столе — его семья, еще такая счастливая; все они смотрят с такими искренними улыбками, и, кажется — это было так давно.       Сейчас никто из них почти не улыбается по-настоящему.       И только Наруто в этом виноват.       Ему тошно от самого себя, но он не может ничего исправить.       Возможно, ему никогда не стоило давать Хинате каких-то надежд — не стоило вовсе на ней жениться, ведь счастья никому из них это не принесло.       Наруто ненавидит себя, ненавидит то, что не может перестать думать о Какузу даже сейчас.       Он идиот, совершенно безнадежный придурок, если надеется, что все может каким-то образом стать по-прежнему.

***

       — Честно говоря, я не думал, что ты станешь меня искать, — чуть удивленно говорит Какузу.       Наруто неловко улыбается, переминаясь с ноги на ногу; он ведь и не планировал его искать. Хотел увидеть его еще раз, но не был уверен, стоит ли — сможет ли он его найти.       И когда случайно встретил его в городе, где они по странному совпадению остановились во время миссии, — просто не мог не заговорить с ним.       Хотя он не был уверен, чего именно хотел, и нужно ли было это делать.       Какузу не казался особо обрадованным этой встречей — но и недовольным тоже, и это дало Наруто какую-то надежду.       Вот только на что — на продолжение странного знакомства?        — Ну, да... и я тебя нашел. — Наруто смотрит ему в глаза, снова теряясь в них — у людей не должно быть таких глаз, они слишком... красивые —боже, Наруто, о чем ты думаешь, хотя нет, ты не думаешь — он чувствует, как краснеет.       Какузу смотрит на него без особого интереса, совсем, кажется, не впечатленный.        — Зачем?        — Мы... То есть, я... — Наруто запинается — он не знает, что надо говорить и как. В прошлый-то раз они почти и не говорили. — Я хотел тебя увидеть.        — Увидел, предположим. Что дальше? — Он словно насмехается над ним.       Наруто неуверенно протягивает руку — легко дотрагивается до его ладони, боясь, что оттолкнет.       Он не отталкивает; но и не делает ответного движения, лишь продолжает смотреть — прямо в глаза.       Так странно.        — Я...       Наруто не знает, что сказать или сделать.       Обнять? Поцеловать? Сказать — «давай встречаться»?       Почему-то он уверен, что подзатыльники от Сакуры-чан покажутся ему ерундой, если он и впрямь что-то такое сделает.       Серьезно, Какузу не выглядит, как человек, который подобное оценит; хотя Наруто в самом деле хочется его как минимум обнять. И это тоже странно, потому что так... привязаться? к человеку после единственной ночи просто глупо.       Наруто нервно вдыхает.        — Я... — голос дрожит. — Все это время просто не мог выкинуть тебя из головы.        — И мне должно быть до этого дело, потому что..? — Какузу складывает руки на груди, и под его взглядом Наруто не знает, куда деться от смущения и неловкости.       Не так уж и удивительно, чего он только ожидал; ведь по всему было видно, что Какузу он даром не сдался, просто развлечение на одну ночь. Иначе он не ушел бы тогда так быстро — или сам бы постарался найти Наруто.       От осознания этого почему-то неприятно — почти больно.       Пусть он и пытается быть рациональным;они видят друг друга второй раз в жизни, черт возьми.       Наруто кивает, прикусывая губу, и собирается уже уходить — ты идиот, Наруто, о чем ты только думал.       Он замирает, когда сильная рука осторожно, но крепко сжимает его плечо.        — Подожди. — Наруто не сдерживает удивленного вздоха, когда Какузу разворачивает его к себе. — Думаю, мы не очень хорошо начали. Попробуем снова?       Попробуем снова — он все-таки не против, — Наруто улыбается, и это наверняка выглядит так глупо, но он отчего-то так счастлив.       Какузу молчит какое-то время, словно обдумывая, что сказать. Все еще придерживает его за плечи, и Наруто не хочет, чтобы он его отпускал.        — Я не стану ничего тебе обещать, — наконец заговаривает он. — Но если хочешь — хотя я не представляю, зачем тебе это нужно...        — Нужно, — упрямо говорит Наруто.       Как-то обосновать свое желание он не может — но бывает же, когда люди чем-то необъяснимо притягивают с первого взгляда.       Какузу пожимает плечами — в его глазах мелькает веселье, словно Наруто сказал что-то смешное.       Хотя, может, и сказал.       Наруто ловит себя на том, что снова откровенно пялится на него.        — Можно тебя поцеловать? — неожиданно даже для себя спрашивает и тут же прикусывает язык. Вот только не хватало опять все испортить, ну почему он вечно говорит, не подумав?       Какузу хмурится немного, будто раздумывая — но все же кивает. Тянется снять маску, но Наруто перехватывает его руку.        — Я хочу сам.       Он медленно стягивает ткань с его лица, изо всех сил игнорируя то, как дрожат руки, — и проводит кончиками пальцев по смуглой коже, задержавшись на странных швах у рта.       В прошлый раз у Наруто не было шанса хорошо его рассмотреть — и сейчас он не может заставить себя оторваться.       Пожалуй, именно красивым Какузу назвать сложно, хотя Наруто он нравится, он скорее интересный— необычный — и этим так привлекает. «Красивый» больше подошло бы кому-то вроде Саске, с идеальными чертами лица, которые, впрочем, никогда у Наруто не вызывали особых эмоций. Или Сакура... Наруто невольно улыбается. У Сакуры глаза тоже зеленые, но не такие — не такие яркие и странно притягательные, и...       Ну вот опять — Наруто чувствует, как лицо начинает гореть, и трясет головой.        — Хватит уже, — несколько раздраженно говорит Какузу, отводя его руку в сторону — но почему-то не отпускает, хоть и дотрагиваться до себя больше не дает.       Наруто не понимает его действий — не понимает, сделал ли что-то не так; и просто неловко отводит взгляд, пытаясь сменить тему:        — Слушай, а ты... вот эти твои шрамы — откуда? Такие странные.       И правда ведь странные; сами шрамы — тонкие линии на коже — выглядят давно зажившими, почти незаметны; но все равно эти швы будто соединяют готовые в любой момент разойтись края ран.       Наруто почему-то думает — может, дзюцу какое-то? Может быть.        — Хм. — Какузу наклоняется ближе, смотрит в глаза — так пристально, будто пытается прочесть его мысли. — Может, расскажу потом.       И прежде, чем Наруто успевает что-то ответить, — целует его.

***

      К удивлению Химавари, учиться искусству медика оказывается интересно — и она делает заметные успехи с каждым днем. Она не может не гордиться собой, видя одобрительные взгляды Сакуры и слыша ее похвалу — все-таки Химавари тоже чего-то стоит, не просто бледная тень родителей и брата.       Мама тоже рада ее успехам, Боруто насмешливо говорит, что лучше бы она нормальные техники учила, а отец — отстраненно хвалит, почти не вслушиваясь в ее слова; что не удивляет и не расстраивает, ведь все как всегда.       У отца, должно быть, и так много забот — как же это смешно с учетом всего.       Но он выглядит и впрямь куда более усталым, чем обычно, и Химавари не может не переживать за него.        — Папа странно ведет себя последние дни, — делится Химавари своим беспокойством с Сакурой на одном из занятий. — Почти не появляется дома и выглядит не очень. Как будто почти не спит.        — Ох, Химавари, — Сакура вздыхает и тянется потрепать ее по голове, как маленькую; Химавари морщится — все же одно дело терпеть такое от родителей, а так — она уже давно не ребенок, пусть к ней относятся, как к взрослой. — Я с ним говорила, не волнуйся. У него много работы, ты ведь знаешь. Должность Хокаге... — Сакура прерывается, увидев, как Химавари закатывает глаза, и чуть улыбается. — О, уверена, ты часто от него это слышала. Но это и правда так. И... Наруто в порядке, просто устал.       Химавари поспорила бы, но Сакуре не нужно знать, что она подслушала их разговор. И она даже не знает, что хочет сейчас услышать от Сакуры, но все равно продолжает настаивать.        — Папа всегда много работал, но сейчас — тут что-то еще, вам не кажется?       Сакура опускает голову. Ее словно терзает что-то, чем она нестерпимо хочет поделиться — но не может.        — Наруто — хороший человек, — тихо говорит она, не смотря на Химавари почему-то. — Не стоит судить его за ошибки молодости... в конце концов, все мы их совершаем.       Химавари знает, о чем она говорит, но все же уточняет, словно желая услышать еще одно подтверждение.        — О чем вы?       Сакура поджимает губы, хмурится и качает головой.        — Я не могу рассказать тебе. Я обещала Наруто, что это останется между нами. Но... — она все-таки смотрит на нее, непривычно серьезная, — я понимаю его. Любовь зачастую бывает такой сильной, что разрушает нас... так я любила — люблю — Саске, и позови он меня тогда, я без раздумий покинула бы деревню. Наруто оказался умнее меня, — она улыбается немного горько, — и все-таки поступил правильно.       Химавари молчит, и Сакура добавляет — сомневаясь как будто:        — Но что правильно, а что нет — решает каждый сам для себя. Думаю, Наруто все еще жалеет, хотел бы все изменить, но это невозможно. Химавари...       Она вздрагивает, услышав свое имя.        — Не знаю, зачем я тебе все это рассказываю... Не думай об этом, все давно в прошлом. — Но прошлое вернулось. — Наруто любит Хинату и вас с Боруто.       Химавари кивает, сдерживая горький смешок. Как же — любит. То есть их, своих детей, отец, может, и любит — но вот маме этой любви почти не достается.       Химавари кажется, что ей стало только хуже. Отец хочет все изменить... хотел бы он никогда не жениться на маме? Хотел бы, чтобы она и Боруто никогда не рождались?       Она совсем не хочет думать так о нем; но эти предательские мысли, закравшись в ее разум, не желают уходить; она не может избавиться от них, не может прекратить думать об этом.       Словно шепот, тихий, но ясно различимый, озвучивает все ее страхи и сомнения, о которых она даже не подозревала.       Насмехается над ней.

***

      Их третья встреча выходит еще более неловкой, чем вторая — по крайней мере, Наруто так кажется.       Какузу не торопит его, ничего не требует; обнимает коротко, едва увидев, и потом предоставляет ему возможность действовать — или бездействовать — самому.       Они просто сидят рядом, молчат — до невозможности неловко, хотя, может, неловкость эту испытывает только Наруто; эмоции переполняют, требуя сделать что-нибудь — что угодно, — но Наруто не хочет все испортить.       Его трясет, и он убеждает себя, что это от холода, в комнате довольно прохладно, а одежды на нем почти нет; хотя, наверное, дело больше в страхе.       Серьезно, Наруто нервничает, и это мягко сказано — он не знает, что делать, как, и нужно ли ему вообще что-то делать.       Но что-то — хочется; и Наруто осторожно поднимает руку, дотрагивается до волос Какузу — в очередной раз удивляясь, насколько они длинные, и как только не мешают? Хотя обычно он их не распускает, но все же.       Это оказывается не самым лучшим решением, что Наруто понимает тут же, когда Какузу отводит в сторону его руку.        — Не трогай.        — Почему нет? — Наруто не собирается настаивать, если ему неприятно.       Но все же немного обидно.       Какузу отвечает — все еще раздраженно:        — Не люблю, когда трогают мои волосы. — Впрочем, он тут же притягивает его к себе, целует, и Наруто забывает обо всем, в том числе — о собственных сомнениях.       Сейчас все ярче, ощущается куда острее, сильнее, пусть даже поцелуй выходит неловким, что во многом вина Наруто — смущение и неопытность берут свое; но это ничего не портит, напротив.       Наруто задыхается, пытаясь подстроиться под чужой напор, и внутри все горит — он почему-то не знает, куда деть руки, в прошлый раз все почему-то получалось само собой — а, может, тогда он просто не задумывался ни о чем, действуя на инстинктах.       И вроде бы сейчас тоже думать не надо, но бестолковые мысли никак не уходят из головы.       Какузу неожиданно останавливается, и Наруто не сдерживает недовольный стон, тянется поцеловать его сам; но Какузу уклоняется от контакта, вместо этого — обхватывает ладонями его лицо, гладит медленно, переходя постепенно к шее.       Наруто закрывает глаза, подаваясь навстречу. Приятно, но недостаточно — Наруто хочет, чтобы Какузу все-таки поцеловал его, и он делает это — но не так, лишь легко прижимается губами к скуле, затем — целует в самый угол рта, не касаясь губ.       Наруто вздрагивает под прикосновениями — ему все еще мало.       Он обнимает Какузу за шею, зарывается пальцами в длинные волосы — даже не вспоминая, что ему сказали этого не делать, но сейчас возражений отчего-то нет. Какузу крепко держит его за плечи, надавливает, заставляя опуститься на кровать, продолжает осторожно целовать его лицо — до дрожи приятно, но Наруто хочется еще — сильнее, больше.       Немного в отместку, немного — потому что хочет, чтобы и ему хорошо было, Наруто целует его в губы, сперва лишь касаясь, потом, осмелев — еще раз, дольше, глубже, чувствуя его дрожь.        — Наруто, — Какузу смотрит на него странно, но не отталкивает — пока что.       Наруто проводит ладонями по его плечам, по спине — с каким-то интересом ощущает под пальцами прохладный материал масок, так резко контрастирующий с жаркой кожей. Смущаясь отсутствию реакции, все же кладет руку ему на грудь, чувствуя, как быстро бьется сердце.       И тогда Какузу все-таки отстраняется, сжимает его руки, не давая дотронуться.       Наруто недоуменно смотрит на него:        — Я что-то не так сделал? — Может, и в самом деле не так; будто у него много опыта.        — Все ты нормально делаешь, — Какузу отпускает его, но Наруто не решается коснуться его снова, вместо этого просто опуская руки. — Но я предпочитаю держать ситуацию под контролем.        — Так я не против, — Наруто помимо воли краснеет. — Просто я хочу тоже... тебя трогать.        — Это необязательно, — чуть усмехается он.       Наруто поспорил бы — и даже открывает рот, чтобы возразить, но Какузу затыкает его поцелуем. Потом же на споры не остается ни сил, ни желания — только не тогда, когда Какузу переворачивает его на живот, прижимается всем телом сзади, крепко обнимая.       Приглушенно, но отчетливо шепчет на ухо:        — Тихо, тихо, — дыхание обжигает кожу, и мысли растворяются, теряются в жарком тумане.       Наруто прогибается в пояснице, пытаясь двинуться сам, но Какузу удерживает его на месте, крепко сжимая его бедра, и руки у него кажутся невозможно горячими.        — Пожалуйста, — едва удается произнести, — ну пожалуйста.       Какузу не спешит двигаться, целует коротко в шею, в плечо, проводит руками по телу — снизу вверх и сразу обратно, — почти невинными касаниями, которые все равно заставляют терять рассудок.        — Не дергайся, — он снова прижимается губами к его плечу. — Больно же будет, идиот. Подожди.       Наруто ждать не хочет — не может, но и сделать ничего тоже не может; только закрывает глаза, дышит мелко и часто, концентрируясь на том, как Какузу целует его, мысленно повторяет —пожалуйста.       Когда он наконец начинает двигаться, от неожиданно-острого удовольствия Наруто вздрагивает — он не думал, что будет так хорошо.        — Нормально? — хрипло спрашивает Какузу, легко в висок целует — почти неощутимо, толкается в него снова, и Наруто словно бьет током.        — Д-да, — он не сдерживает стона, — да, еще... так...       Сперва Какузу двигается медленно — так медленно, что Наруто кажется, что он не выдержит, — но потом все-таки темп ускоряет, и больше Наруто не думает уже ни о чем, кроме «как хорошо» и «сильнее».Уткнувшись лицом в кровать, он стискивает простыню в пальцах — удовольствие жаркой волной разливается по телу, так, что даже на стоны сил нет — только дышать тяжело, подаваться навстречу резким движениям.       Еще немного — все время кажется, что лучше быть не может, но потом оказывается, что все-таки может; Наруто нестерпимо хочет к себе прикоснуться, но Какузу крепко сжимает его руки, не позволяя.       С усилием приподнявшись, Наруто поворачивает голову назад — целоваться в такой позе не слишком удобно, но все же приятно неимоверно — и едва ли не приятнее то, как Какузу выдыхает его имя, хриплым, странно срывающимся голосом — «Наруто», — и тут же снова прижимается губами к его.       Всего так много — ощущений, эмоций — что Наруто с трудом уже воспринимает действительность, и перед глазами темнеет на несколько мгновений, когда его наконец накрывает, и все кажется сильнее, чем в первый раз — может, так и есть, может, так надо; все, на чем Наруто способен сконцентрироваться — это голос Какузу, повторяющий его имя, тогда как он сам даже дышать почти не может, только вздрагивает бессильно.        — Так и будешь молчать? — неуверенно спрашивает Наруто.       Какузу чуть приоткрывает глаза, внимательно глядя на него — сейчас он выглядит необычно спокойно и смотрит так тепло.        — О чем здесь говорить?        — Не знаю, — тут же теряется Наруто. — Ну... что будет дальше?        — Это зависит от тебя, — Какузу протягивает руку, осторожно гладит его по щеке. — Чего ты хочешь?       Наруто не задумывается перед тем, как ответить:        — Хочу остаться с тобой.        — Неожиданный ответ.       Какузу переводит взгляд на потолок — такое чувство, будто не хочет смотреть Наруто в глаза, и, честно говоря, Наруто его понимает — он сам не то чтобы этого не хочет, но опасается — стесняется.       Все происходит слишком быстро, чтобы быть правильным, но ощущается именно так.        — Что здесь неожиданного, ты ведь такой... — Наруто замолкает, пытаясь подобрать подходящее слово.        — Какой?       Наруто зажмуривается и яростно трет лоб — это слишком сложно.        — Я не умею... не знаю, как все эти вещи говорить. Но... было так здорово. И — ты мне нравишься, вот.        — Нравлюсь, — задумчиво повторяет Какузу.       В его голосе снова что-то странное, и Наруто не понимает, о чем он думает.       Может, Наруто в очередной раз сказал какую-то глупость — да скорее всего, ведь рановато для подобных слов — но это действительно то, что он чувствует.       Поэтому он упрямо говорит:        — Да, нравишься, — не обращая внимания на подступающий к лицу жар. — Я бы не стал... все это... если бы было не так.       Какузу снова поворачивается к нему, смотрит все так же тепло — и Наруто кажется, что и улыбается немного, хотя это может быть лишь игра света.       И пусть он не говорит ничего, его взгляда Наруто сейчас вполне достаточно.

***

      Они не виделись довольно долго — месяц, если быть точным, и для Наруто этот месяц казался целым годом. Он понимал, конечно, что они не смогут встречаться каждый день или хотя бы регулярно — все же их жизни были довольно непредсказуемы; но все же это было нелегко.       Сегодня им повезло снова пересечься во время миссии. И Наруто, честно говоря, удивлен, когда видит Какузу — сначала даже не узнает его.       На самом деле это понятная предосторожность, но он выглядит совсем по-другому — техника превращения, понимает Наруто спустя пару секунд. Его лицо остается прежним, но все же так странно видеть его без шрамов и швов. Хотя это одна из самых примечательных его черт, так что если кто-то ищет его сейчас, он не будет сильно выделяться.       Они идут по улице, разговаривая о чем-то неважном — у них обоих есть свои секреты, в конце концов, — и все это время Наруто не может отвести от него взгляд.        — На что ты смотришь? — наконец спрашивает Какузу, явно раздраженный таким вниманием.        — Ты очень, эм... — Наруто трясет головой, забывая, что вообще хотел сказать, и решает говорить прямо. — Ты мне нравишься! Но настоящий ты нравишься мне больше, — добавляет он.       Какузу на это только усмехается и отворачивается.       Наруто ускоряет шаг, чтобы не отставать от него — теперь они идут бок о бок, и почему-то Наруто думает о том, чтобы взять его за руку, но — это действительно будет глупо. Поэтому он спрашивает, надеясь ослабить внезапно возникшее напряжение:        — Ты обещал рассказать о своих шрамах, помнишь?        — Последствия запретной техники, которую я использовал на себе, — сухо отвечает Какузу; и никаких подробностей.        — Маски тоже? — не отстает Наруто, надеясь получить нормальное объяснение; ему давно было интересно, в конце концов.        — Да.       Теперь действительно кажется, что он не хочет об этом говорить, и Наруто думает, почему.       Но потом, кажется, понимает.        — Ты не хочешь давать мне преимущество? Если вдруг... — Наруто не договаривает, но Какузу кивает. — Но я тоже могу рассказать что-нибудь о себе! Чтобы было честно.       И он в самом деле рассказал бы, но Какузу жестом останавливает его.        — Нет. Лучше оставить все как есть.        — И ничего не знать друг о друге? — бормочет Наруто немного разочарованно. Он понимает необходимость осторожности, но...        — Ты можешь спрашивать, что хочешь, — говорит Какузу после короткого молчания. — Но я не обещаю, что отвечу.        — Я так и понял, — Наруто фыркает. Они могли бы, конечно, начать ссору, и отчасти ему и впрямь немного обидно — так ты не доверяешь мне? — но он этого не хочет.       Очевидно, что Какузу трудно полностью доверять людям; и, наверное, это со стороны Наруто глупо уже так доверять ему.       Поэтому Наруто просто останавливается, и когда Какузу недоуменно останавливается тоже, крепко обнимает его. Они стоят так еще какое-то время; Наруто ничего не говорит, наслаждаясь близостью, и напряжение словно исчезает совсем.       Даже тот факт, что Какузу отстраняет его спустя несколько секунд, этого не меняет — в конце концов, он всегда такой.       Это так странно, на самом деле — то, что сам он не прочь его обнять, прикоснуться будто бы невзначай, но отстраняется каждый раз, когда Наруто делает первый шаг. Наруто не спрашивает его об этом — в большей степени потому, что не знает, как подступиться к этой теме.       Хотя сейчас Какузу не кажется таким раздраженным. Он выглядит... «счастливым», наверное, не совсем подходящее слово; но более расслабленным, чем обычно. И хотя он не говорит этого, Наруто думает, что он рад быть с ним сегодня.       И, может, не только сегодня.       Наруто хочет его поцеловать — и делает именно это, быстро прижимается губами к его, только слегка касаясь — просто чтобы выразить то, что словами — никак.        — Что на тебя нашло? — Какузу отворачивается, стараясь казаться безразличным, но Наруто все равно замечает странное выражение в его глазах.        — Мне нужна причина, чтобы тебя целовать? — Наруто закидывает руки ему на плечи, притягивая немного ближе. — Я думал, разрешения спрашивать необязательно.        — Можешь не спрашивать, — Какузу все еще не встречается с ним взглядом, но по голосу понятно, что он и впрямь слегка смущен, и это до странного очаровательно. — Что за дурак.       Наруто смеется и снова тянется поцеловать его; собственная смелость удивляет — когда он успел начать воспринимать это как что-то совершенно естественное?       Почему-то именно сейчас Наруто вдруг всего слишком мало — не хватает прикосновений, объятий, уверенных и нежных поцелуев, — просто ощущать его рядом.       Какузу смотрит на него немного удивленно.        — В чем дело?       И да, может, обычно Наруто не ведет себя так.       Но сейчас... на самом деле Наруто и сам не может объяснить, только прижимается к нему ближе.       Может, он просто слишком сильно по нему скучал.        — Я не знаю, — тихо говорит он. — Я просто... вдруг подумал, что это все ненадолго. Я и ты... я подумал — что, если завтра я проснусь, и это окажется просто сном?        — Не говори ерунды. — Какузу мягко отстраняет его от себя, смотрит в глаза серьезно — и странная тревога Наруто почти пропадает.       Не до конца, остается где-то на фоне, но все же становится легче — уверенность Какузу передается и ему.        — Ты ведь... не собираешься уходить? — осторожно спрашивает Наруто. — Я хочу сказать... я тебе нужен?       Он не может не спросить — хоть и знает, что Какузу не любит говорить о таком — о чувствах — по правде, какое-то время Наруто думал, что он вовсе к нему ничего не испытывает. В конце концов, их встречи обычно были недолгими и сводились к одному; и Наруто сомневался, было ли между ними что-то большее. Но постепенно он понял, что ошибался — Какузу просто не говорит об этом, но его действия передают все вполне неплохо.       А говорить Наруто может за двоих — и неважно, что смущает, ведь кто-то же должен, — и Наруто хочет, чтобы Какузу знал, что важен ему.       Он сам тоже хотел бы это знать — необязательно повторять все время, ему хватило бы услышать хотя бы один раз.       Сейчас, впрочем, вместо ответа Какузу берет его за руку — и целует.       Просто целует его ладонь, осторожно касаясь теплыми губами кожи, и ведет себя так, будто в этом нет ничего необычного.        — Что ты... что ты делаешь? — Наруто неумолимо заливается краской, удивленно глядя на него — но руку все же не отдергивает.       Сам не зная, почему — такого он точно не ожидал. Какузу нравится к нему прикасаться — по-разному, и целовать тоже; но чтобы руки целовать — это кажется чем-то средним между «странно» и «романтично», и Наруто, наверное, все же склоняется к варианту «странно».        — Тебе неприятно? — Какузу поднимает на него внимательный взгляд.       Но точно не «неприятно»; и Наруто быстро отвечает:        — Нет! — и тут же замолкает, устыдившись собственной реакции. — Т-то есть я... это так... ох, — он вздрагивает, когда Какузу вдруг трется щекой о его ладонь. — Ну вот что ты делаешь? — отчаянно спрашивает он, чувствуя, как буквально полыхает лицо — кажется, сильнее покраснеть уже невозможно.       Больше всего удивляет, что сейчас, кажется, Какузу хочет, чтобы Наруто к нему прикоснулся, хотя обычно этого не любит.        — Мне нравятся твои руки, — обыденно отвечает Какузу.       Наруто не уверен, но кажется, он улыбается.        — Ты... ты странный, — наконец удается подобрать слова. — Ты знаешь, что ты просто ужасно странный?       — Может быть. — На этот раз Какузу точно улыбается, целует его пальцы, — и что там Наруто говорил, оказывается, он все-таки может покраснеть еще сильнее.        — Мне перестать? — непривычно мягко спрашивает Какузу, замечая его смятение.       Наруто мотает головой.        — Нет, не надо, можешь... ну, можешь продолжать... если хочешь.       Какузу действительно продолжает — от пальцев возвращается к ладони, переходит к запястью — его губы почти неощутимо касаются кожи, и от этих легких прикосновений Наруто бросает в дрожь сильнее, чем от более откровенных ласк. В этом какая-то странная интимность, близость — по-настоящему соединяющая их.       И, пожалуй, лучше любых слов говорящая о тех самых чувствах.       Наруто осторожно освобождает руку, медленно проводит пальцами по лицу Какузу; и он подается ему навстречу, прикрывая глаза, легко сжимает его запястье — но крепко, так, словно не хочет отпускать.       И не отстраняется, как в прошлый раз, позволяя Наруто прикасаться к нему, пусть даже так незначительно.       На большее Наруто, должно быть, рано еще рассчитывать, но все же это его маленькая победа.       Какузу улыбается снова, спокойно и расслабленно. Такой улыбки Наруто раньше никогда на его лице не видел — обычно он лишь изредка усмехался.       Таким Наруто нравится его видеть больше всего.

***

       — Руки, — привычно и без лишних слов; Наруто подчиняется, хоть и хочет тоже сделать что-то в ответ — но так уж у них получается.       Какузу коротко целует его, скользит губами по скуле, челюсти — легко, но так ощутимо нежно. Ему вообще почему-то нравится его целовать; Наруто не понимает, но не возражает — да и как тут возражать.       По телу проходит приятная дрожь, когда он целует его в шею, чуть прикусывая кожу — и еще раз, чуть ниже. Где-то на грани затуманенного сознания мелькает мысль, что останутся заметные следы — но эта мысль Наруто даже нравится.        — Не торопись, — едва слышно шепчет Какузу, когда Наруто не сдерживает стона, пытаясь прижаться ближе.       А он и правда медлит сегодня — в прошлый раз все было как-то быстро, а сейчас Наруто не может отделаться от ощущения, что Какузу будто исследует его тело, отмечая все реакции — что нравится больше. И это приятно, но Наруто все еще кажется нечестным то, что он так сосредоточен только на его удовольствии.       Впрочем, ему слишком хорошо сейчас, чтобы возражать.       Какузу опускается ниже, между его раздвинутых ног, и Наруто слегка дрожит, чувствуя, как длинные волосы щекочут его живот. Резко вдыхает — он хочет, чтобы Какузу сделал что-нибудь, но не ожидает этого.       Наруто дергается больше от неожиданности, чем от чего-то еще — непривычно острая вспышка удовольствия пронзает все тело, на какое-то мгновение вышибая все мысли из головы.       Какузу отстраняется — Наруто подавляет рвущийся наружу всхлип, потому что вообще-то он не хотел, чтобы он прекращал, — и вопросительно смотрит на него.        — В чем дело? — совсем не раздраженно, только обеспокоенно. — Тебе не нравится так?        — Да я даже не знаю, как, — Наруто вздрагивает, делает несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться — но получается... совершенно не получается. — Я просто... не... вообще не... а ты... так... ты, — он давится очередным вдохом и окончательно замолкает, закрывая глаза.        — Даже не буду притворяться, что понял.       Какузу приподнимается, протягивает руку, касаясь его ладони, и Наруто все-таки заставляет себя вновь на него посмотреть.        — Все нормально, — Какузу усмехается — но мягко, почти ободряюще.       Наруто неловко кивает — и почти сразу запрокидывает голову назад, хватая ртом воздух.       Он крепко сжимает руку Какузу, даже сейчас каким-то образом помня, что тот не любит, когда трогают его волосы; но это чуть ли не единственная его сознательная мысль.       На удивление, Какузу, похоже, тоже это нравится — или он просто наслаждается реакцией Наруто.       Его рот такой горячий, и это так — Наруто громко выдыхает, зажмуриваясь так плотно, что под веками словно вспыхивают искры. Кажется, он стонет; может, говорит что-то, но даже не понимает, что именно, настолько переполняют ощущения.       Наруто все-таки пытается оттолкнуть Какузу, когда чувствует, что близко, но безрезультатно, и, может, он не против, — а в следующую секунду, когда удовольствие накрывает, Наруто просто не может больше ни о чем думать.       Наруто все еще слегка потряхивает, и он может только хватать ртом воздух, пока Какузу перебирает его волосы и целует лицо — медленно и как будто успокаивающе. Он молчит, и Наруто молчит тоже — тут бы отдышаться, да и слова на ум как-то не идут. Только обнимает крепче — хотя бы против этого Какузу не возражает.        — Нормально? — спрашивает наконец он, отодвигаясь и глядя Наруто в глаза.       Наруто кивает и неловко смеется.        — Я просто... не привык. Ну, ты раньше... так не делал.        — Как будто много было этого «раньше», — ворчит Какузу, но искры веселья в глазах выдают его с головой.        — А ты? Ты хочешь, чтобы я, ну... — Наруто запинается и замолкает, понимая, насколько глупо выглядит.       Какузу чуть усмехается.        — Не нужно.       Он берет руку Наруто и подносит к губам, легко целуя его запястье.       Наруто смотрит на него в замешательстве — и зажмуривает глаза, чувствуя, как в очередной раз краснеет. Какузу снова усмехается — кажется, реакция Наруто его забавляет, — но ничего не говорит. Как будто это совершенно нормально — хотя, может, так и есть; не то чтобы у него было много опыта.       Какузу подается вперед; целует Наруто, едва касаясь губами его губ, и отстраняется, глядя на него.       Он так близко, и Наруто не сдерживает внезапный порыв.        — Можно..? — он тянется, подрагивающими пальцами касается его лица. Удивительно, но сейчас Какузу не возражает, только склоняет голову, чуть вздергивая уголок губ вверх. Наруто гладит его по щеке, отводя в сторону растрепавшиеся волосы, проводит кончиками пальцев по швам; и от такой близости сердце снова пропускает удар — может, от того, что он позволяет.        — Хватит. — Какузу осторожно сжимает его запястье, отстраняя, и Наруто с сожалением подчиняется. Все-таки он не хочет выглядеть слишком... навязчивым? — или делать ему неприятно.        — Ну вот что ты, — бормочет только, чувствуя себя до крайности неловко.       Вместо ответа Какузу снова легко целует его ладонь, словно извиняясь.       Он ничего не объясняет, но Наруто кажется, что он отчасти понимает. Наверное, он все еще не до конца доверяет ему — как там он говорил, «привык держать все под контролем»? Может, все еще ожидает подвоха.       И Наруто твердо решает, что убедит Какузу в том, что ему можно доверять.       Сквозь полудрему Наруто чувствует, как Какузу поднимается, чтобы уйти — и успевает ухватить его за руку, останавливая.        — Наруто, — он устало вздыхает. — Я должен идти.        — Нет, — бормочет Наруто, крепче сжимая его руку. — Останься. Еще немного, хорошо?        — Немного. — Какузу сдается — почему-то просьбы Наруто всегда на него действуют. Вновь ложится рядом, притягивает его к себе, и Наруто улыбается. — Мне действительно нужно уходить.       Наруто понимает — на самом деле, ему самому стоит поторопиться в Коноху, но прямо сейчас он не хочет ни о чем из этого думать. Он хочет только остаться с Какузу — как можно дольше.       В его объятиях так тепло и спокойно, что Наруто не замечает, как засыпает снова — но все же успевает услышать, как Какузу говорит тихо, едва различимо:        — Я хотел бы остаться дольше.       Но, может, Наруто только кажется.       Просыпается он один — и, судя по всему, Какузу ушел довольно давно.       Утро плавно перетекло в день, и Наруто безнадежно опоздал с возвращением — он почти уверен, что ему придется слишком многое объяснять Сакуре и Какаши-сенсею. Они наверняка заметили, как долго его не было. Хорошо, если никто из них не поделится этим с Цунаде — уж она точно не станет закрывать глаза на происходящее.       Наруто даже не знает, как мог бы оправдаться; его отсутствие наверняка выглядит в высшей степени подозрительно.       — Привет, Сакура-чан, — смущенно улыбается Наруто, не решаясь подойти к ней.       Вопреки ожиданиям, она вовсе не зла — скорее, обеспокоена.        — И где ты был, Наруто?        — Это... хм, ну, это личное?.. — неловко говорит он.       Скептический взгляд Сакуры говорит, насколько нелепо это звучит, но он не может придумать ничего лучше. И, возможно, лучше ничего не говорить, чем сочинять что-то и потом запутаться во лжи.        — Конечно, — говорит она. — Как с тем парнем, с которым ты «просто разговаривал»? Я помню.       Наруто вспыхивает, но ничего не говорит, только отворачивается. Просто чудо, что в тот день она не придала этому большого значения, когда случайно увидела их вдвоем, — и что никому не рассказала. Нет, Наруто доверял Сакуре; но если бы она узнала, что Какузу преступник, то не вела бы себя так понимающе.        — Ты часто пропадаешь последнее время. Надеюсь, ты не делаешь ничего глупого.       Сакура-чан, ты не представляешь, что я делаю — и не собираюсь останавливаться.       Наруто только нервно улыбается, и Сакура со вздохом сдается.        — Это совсем на тебя не похоже, Наруто, — говорит она. — Здорово, если тебе... кто-то нравится, — она запинается, явно смутившись, — но... кто он вообще такой? Тоже шиноби? Из Суны? Другой деревни?       Наруто не хочет говорить слишком много, но он никогда не умел хорошо врать или скрывать что-то.       — Таки, — бормочет он, все еще не глядя на нее. Это даже не ложь — он просто не упоминает, что Какузу покинул свою деревню очень давно.       Лицо Сакуры смягчается — словно это ее успокоило. Она все еще выглядит так, будто не одобряет поведение Наруто, но по крайней мере решает не задавать больше вопросов. Пока, Наруто уверен; она попытается узнать больше, и, возможно, однажды ему придется ей рассказать.       Но он надеется, что этот день никогда не наступит.

***

       — Знаешь, — говорит Наруто, опуская голову ему на плечо, — все ведь могло быть по-другому.        — Не могло, идиот. — Какузу легко, почти нежно взъерошивает его волосы — что так контрастирует с резкими словами.       Наруто упрямо хмурится, не желая отступать.        — Ты не можешь быть так уверен.        — Докажи мне обратное. — Какузу едва заметно усмехается.        — Если бы с самого начала мы... Ты мог бы отправиться со мной в Коноху, уйти из Акацки, — на одном дыхании произносит Наруто. — Мы бы сражались вместе, и на войне — тоже. И потом... потом...       Могли бы быть счастливы.        — Звучит прекрасно, — в его голосе отчетливо прослеживается сарказм. — Но ты забываешь, что и независимо от Акацки я был преступником, которого разыскивали почти все страны. Только окажись я в Конохе, меня бы допросили и убили сразу после.        — Вовсе нет! — возражает Наруто, но уже не так запальчиво. — Я не позволил бы никому тебя убить.        — А стали бы тебя слушать?       Разумом Наруто понимает — не стали бы. И гадать о том, что могло бы быть, бессмысленно — он не может ничего изменить.        — Вот видишь, — заключает Какузу. — В любом случае, это не то, что было тебе нужно.        — Да ты так хорошо меня знаешь, я смотрю, — глухо бормочет Наруто. — Тогда что мне было нужно, по-твоему?        — Пост Хокаге. Твоя прекрасная семья. — Он внимательно смотрит ему в глаза, и Наруто отводит взгляд. Зачем он напоминает — режет по живому? — У тебя ведь прекрасная семья, не так ли?        — Да, — отвечает Наруто, но не обходится без предательской заминки, от которой лицо начинает гореть. — Но с тобой тоже могло быть хорошо.       Могло быть — лучше.       На это Какузу ничего не отвечает; неожиданно крепко прижимает Наруто к себе, заставляя вздрогнуть от холода, но он не двигается, обнимая его в ответ, и тоже молчит — не знает, что сказать.        — Что ты за идиот, — едва слышно шепчет Какузу. — Совсем не повзрослел.        — Но ты же меня таким и любишь, — Наруто не думает, прежде чем сказать это — слова сами слетают с губ, и когда он осознает, что сказал, тут же прикусывает язык.       Но — поздно.       Какузу никак не комментирует это, но заметно напрягается — всего на мгновение, но все же.       Наруто понимает, что случайно попал в точку — и улыбается.       Вот только улыбка эта выходит натянутой и горькой.       Наруто тоже любит его — до боли, так сильно, что без него не жил все эти годы — существовал.       Наруто должен бы сказать это — но молчит, как в тот раз.       Когда мог бы спасти его, хотя бы попытаться, сделать что-то — но вместо этого беспомощно смотрел, как Какаши-сенсей наносит последний удар.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.