***
Наруто думает, что никогда не видел Какузу настолько разозленным; и он не понимает, что произошло и в чем дело. Спрашивать сразу, впрочем, не решается, ждет, пока он успокоится; кажется, что он просто убьет Наруто, если тот попытается что-то сделать. Какузу ударяет по стене с такой силой, что по ней расходятся трещины — и остается кровь; и за этим Наруто молча наблюдать не может. — Эй, что случилось? — Он делает шаг ближе, пытаясь заглянуть ему в глаза. — Ты что? — Ничего, о чем тебе стоит беспокоиться. — Я беспокоюсь о тебе, — упрямо говорит Наруто. — Расскажи? Легче же станет. — Всего лишь проваленная миссия, — Какузу не смотрит на него, — всего лишь этот идиот Хидан, который опять все испортил. — Хидан? — уточняет Наруто; незнакомое имя не говорит ему ни о чем. — Кто это? — Мой напарник, — практически выплевывает Какузу, в очередной раз ударяя кулаком в стену. Наруто перехватывает его руку, в надежде хоть немного успокоить осторожно гладит его ладонь. Под пальцами чувствует содранную кожу и кровь, и это отчасти пугает — это свидетельство неожиданного срыва. Не то чтобы Какузу раньше не злился или не раздражался из-за чего-то, но обычно он всегда сохранял хладнокровие. Но, возможно, то, что произошло в этот раз, действительно задело его — или просто слишком много всего накопилось. Какузу никогда не рассказывал ему, что именно делает для Акацки, и Наруто никогда не спрашивал — когда они встречались, то все остальное оставляли за порогом, пусть и ненадолго. Как бы там ни было, Наруто знает, что много чего может произойти; и знает, каково это — чувствовать себя уставшим и вымотанным до такой степени, что приходится буквально заставлять себя идти дальше. И немногие знают, как на самом деле ему порой сложно удерживать эту улыбку на лице. Какузу знает — и Наруто действительно ценит, что ему не нужно притворяться рядом с ним. На удивление, его попытка работает. Какузу медленно выдыхает, заметно расслабляясь. — Разве ты не убил своего напарника... ну, тогда? — спрашивает Наруто. — Новый напарник, — поясняет Какузу уже спокойнее. — Он еще более невыносим, чем прежний. С удовольствием бы его убил — но увы. — Нельзя же решать все проблемы, просто избавляясь от людей, ттебайо! — Почему нет? Наруто порывается возразить — но сдерживает себя, понимая, что это ни к чему не приведет; и он действительно не хочет начинать ссору. — И что же тебе мешает его убить в таком случае? — интересуется он вместо этого. — Он бессмертен, — отвечает Какузу. — Бессмертен? Это кажется невозможным — разве может человек быть действительно бессмертным? Наруто вспоминает Орочимару; но он ведь так и не достиг настоящего бессмертия. Какузу просто кивает, явно не собираясь вдаваться в подробности. Наруто не заставляет; ему хотелось бы узнать больше, но он понимает, что Какузу и так, пожалуй, рассказывает ему слишком много. Наруто не уверен, что заслуживает такого доверия, но он ценит его. — Ну, это не так уж плохо, — говорит он. — То есть... я думал, что случилось что-то очень плохое. Какузу криво усмехается, но отвечать не спешит. Наруто делает первое, что приходит в голову — пожалуй, единственное, что он может сделать — просто обнимает его. — Не думай об этом. Мысли позитивно, ттебайо. — И что позитивного ты тут видишь? — Какузу слегка отстраняется, и Наруто понимает намек, разжимая объятия. — Жизнь ведь не беспросветный кошмар, — улыбается он. — Ну, например... мы вместе, и это хорошо, верно? Какузу медлит, прежде чем ответить — но все-таки говорит: — Да. Хорошо. Наруто помимо воли улыбается еще шире, услышав это. — Вот видишь. Так что забудь про все это, ладно? — Идиот, — вопреки словам, его голос звучит почти нежно. — Какой есть, — разводит руками Наруто, смеясь. — Иди ко мне. Обнимает его снова, и на этот раз Какузу крепко прижимает его к себе. Они стоят так какое-то время, и почему-то Наруто не может перестать улыбаться. — Прости, — глухо говорит Какузу. — Я просто устал. — Это нормально, — мягко отвечает Наруто. Он думает, что это первый раз, когда он видит Какузу таким — первый раз, когда он позволяет себе проявить какую-то слабость, как обычный человек. И это тоже — проявление доверия, снова показывающее, что Наруто можно немного больше, чем всем остальным. — Как ты? — Наруто немного отодвигается, смотрит ему в глаза. Какузу пожимает плечами; но выглядит он определенно лучше, уже не так, словно вот-вот сорвется, и это не может не радовать. Наруто тянется к его волосам, игнорируя раздраженный взгляд, спрашивает: — Можно? — хотя сам уже давно вплетает пальцы в мягкие пряди. Это уже переросло в привычку — а то и зависимость, но Наруто и впрямь нравятся его волосы, нравится трогать их, и то, что ему это удается редко, только заставляет хотеть этого сильнее. Сперва ему кажется, что Какузу хочет возразить или попросту оттолкнуть его, но почему-то он только закрывает глаза, не двигаясь. Едва ли не впервые — позволяет Наруто такую вольность без протестов, и от этого по телу пробегает приятная дрожь. Хотя они и долго уже... вместе — звучит так странно, — с доверием у Какузу сложно, что, впрочем, понять можно. Но Наруто, кажется, понемногу пробивается за его стены. — И зачем тебе это? — Какузу и впрямь уже не выглядит всерьез разозленным; это просто уже привычное раздражение на все и всех вокруг. Которое, однако, не распространяется на Наруто — обращаясь к нему, Какузу всегда говорит немного мягче. Это не так очевидно, но все же заметно. — Нравится, — пожимает плечами Наруто, легко гладит его по щеке и снова возвращается к волосам. — Я только не понимаю... тебе очень неприятно, когда я так делаю? Ты постоянно так реагируешь... Какузу задумывается, прежде чем отрицательно покачать головой. — Я не привык к такому. — Хм, — тянет Наруто, — но тебе нравится? Сейчас? — Нет. Наруто разочарованно убирает было руки, но Какузу хватает его за запястья. — Я не сказал тебе перестать, — и придвигается немного ближе, касается губами его щеки. — Я не против, если нравится тебе.***
— Наруто. Наруто смотрит вдаль, не находя в себе сил повернуться к ней. Сакура тихо вздыхает и придвигается чуть ближе. Ее присутствие должно успокаивать, но нет; этого просто недостаточно, чтобы отвлечь его от происходящего. Тем более что он знает, о чем Сакура хочет поговорить. — Я не узнаю тебя в последнее время, — говорит она. — И я не понимаю, почему ты вдруг вспомнил прошлое. Все ведь было хорошо... Наруто не знает, что сказать. Впервые за эти годы он чувствует такую пустоту внутри — совсем как тогда; и, кажется, эту пустоту он так ничем и не смог заполнить. — Может, не было, — тихо и сипло говорит он наконец. Прочищает горло и продолжает, все еще не глядя на Сакуру: — Может, это не та жизнь, о которой я мечтал. — И почему-то он думает об этом только сейчас. — Не говори мне, что тебя настиг кризис среднего возраста, — шутит Сакура, но выходит невесело. И Наруто почти хочет рассказать ей — но слишком боится того, что может произойти, когда она узнает. — Возможно, — говорит он вместо этого. — Я не знаю. Разве тебе не хотелось бы поменять что-то в жизни? — Он поворачивается к Сакуре, и она долго смотрит на него, прежде чем ответить. — Может быть. Какие-то вещи я бы сделала по-другому, если бы могла. Спасла бы кого-то... — Она вздыхает, и Наруто чувствует очередной укол вины. — Но в этом весь смысл, Наруто, — голос Сакуры звучит твердо, когда она снова заговаривает. — Мы не можем изменить прошлое. Вернуть тех, кого потеряли. Мы должны двигаться дальше и жить счастливо, как они хотели бы. Пусть это и тяжело. — Еще тяжелее, чем кажется, — Наруто снова отводит глаза и чувствует, как Сакура успокаивающе дотрагивается до его руки. Это не первый раз, когда они говорят об этом. И не первый раз, когда Сакура ждет от него ответов — ответов, которые он не сможет ей дать. Она не должна узнать. Никто не должен. И дело даже не в возможной угрозе — а в том, что никто не сможет помочь. И нет смысла раскрывать правду сейчас, ранить Хинату — еще сильнее, чем он уже ее ранил. Что бы ни вернуло Какузу к жизни — ее подобию, — вряд ли продлится долго. Наруто не хочет думать об этом; мысль о том, что он потеряет его снова, слишком болезненна. И глубоко внутри он надеется, что ошибается, что это его шанс все исправить. Но он потерял этот шанс очень давно. — Наруто, — говорит Сакура, резко меняя тему. — Ты же знаешь, что Химавари попросила меня научить ее медицинским техникам? Наруто трет лоб, тихо выдыхая. — Да... знаю. — И у нее отлично получается. — Да, — повторяет Наруто. — Я не удивлен. Она очень способная. Он со стыдом осознает, что только смутно помнит, как Химавари упоминала об этом — рассказывала ли она ему все в подробностях? Хотела ли поделиться достижениями, но он лишь отослал ее прочь, вновь отговариваясь своей загруженностью? — Кстати, ты заметил, что Боруто нравится Сарада? — Что? Разве?.. — бормочет Наруто. Он не замечал ничего подобного... но давно ли он обращал внимание на такие мелочи? — Ну, я бы сказала, это довольно очевидно. И взаимно, хотя Сарада уверена, что хорошо это скрывает, — Сакура улыбается, так искренне и счастливо. — Но они так молоды, все может измениться за пару лет... я просто думала, что ты знал. — Ты же знаешь, я не тот человек, к которому Боруто придет за советом, — Наруто отворачивается, хмурясь. — Особенно за таким советом. Он не доверяет мне, почти говорит он. И это больно. Наруто всегда старался быть хорошим отцом — и, может, он просто не подходил для этой роли, но он любил своих детей. Но, кажется, он не смог показать им, что ему было не все равно; отстраняясь ото всех проблем, слишком боясь сделать все хуже. Сакура понимает все по его лицу и качает головой. — Видишь, Наруто, об этом я и говорю. Разве ты не дорожишь своей семьей? — Разумеется! Просто... я не знаю. Я пытаюсь, но... — Наруто замолкает, понимая, насколько жалко это звучит. — Но иногда так не кажется, — безжалостно продолжает Сакура. — Ты почти не общаешься с Боруто и Химавари. Я могу понять, что... между тобой и Хинатой не все хорошо, но они твои дети, им нужен отец. Саске-кун редко бывает в Конохе, но он старается проводить как можно больше времени с Сарадой. И с Боруто тоже. Такое чувство, что он ему больше отец, чем ты, Наруто, тебе не кажется, что это неправильно? — Саске действительно оказался лучшим мужем и отцом, чем я, — Наруто болезненно усмехается. — Он всегда был лучше меня во всем — он бы так не облажался. Сакура вздыхает. — Саске-кун совершил ошибки куда серьезнее твоих. Но почему-то это ты никак не можешь отпустить прошлое. — Я пытался, — тихо говорит Наруто. — Ты знаешь это лучше, чем кто-либо. Я пытался. Я думал, что отпустил. И я правда не знаю, почему все снова ко мне возвращается. — Он знает; но не может сказать ей. — Ты права... в том, что я просто убегаю от проблем. Я так долго это делал. — Он проводит рукой по волосам, яростно взъерошивая их. — Я надеялся, что хотя бы смогу сделать Хинату счастливой... но, кажется, и этого у меня не вышло. — Я так не думаю, — говорит Сакура, теперь мягче. — У всех семей бывают проблемы, это нормально. Знаешь, я тоже иногда ошибаюсь. Это просто жизнь. Но все будет хорошо, я уверена. Тебе просто нужно поработать над этим. Не взваливай все на Хинату, вы должны делать это вместе. Вместе. Кажется, что он и Хината так далеки друг от друга сейчас, что они никогда не смогут вернуться в то время, когда они еще были счастливы. Какая-то часть Наруто даже не хочет этого. Но он никогда не сможет получить то, чего хочет. Наруто опускает голову, не в силах смотреть на Сакуру. Он чувствует, как ее рука касается его волос, легко, ободряюще гладит, и ненавидит себя еще больше. Если бы он только мог вернуться назад во времени; исправить все, сделать что-то иначе, принять другое решение; но это невозможно. И он должен принять это, но не может. Он чувствует себя совершенно беспомощным.***
Наруто обнимает Какузу со спины, и сперва он немного напрягается — как и всегда. Хотя Наруто уже отчасти привык, это все же его беспокоит. — Почему ты вечно так... мне тебя совсем не трогать? Какузу качает головой, оставляя его вопрос без ответа; он не считает это чем-то важным, и Наруто никогда не настаивает. Но, по крайней мере, он легко сжимает его руку, и, наверное, это можно расценивать как позволение зайти немного дальше. Наруто достаточно — возможность быть с ним рядом и так куда больше, чем все, на что он мог рассчитывать. Не думая даже, он тянется поцеловать Какузу, прижимается губами к его щеке — и еще раз, не встречая возражения. Так хочется сказать что-то — но все слова, приходящие на ум, кажутся слишком глупыми, и потому Наруто продолжает целовать его — пока не остановит. Что происходит довольно быстро. — Хватит меня отвлекать. Я занят, — раздраженно бросает Какузу, отстраняясь. Наруто смотрит через его плечо, пытаясь рассмотреть, что он делает, и видит раскрытую книгу со схематичными портретами и сухими досье. Шиноби — примерное описание их способностей, приметы — и назначенная за них награда. — Выбираешь, кого в следующий раз убить? — Наруто старается казаться безразличным, но все же эта сторона жизни Какузу ему никогда не нравилась. Не то чтобы он мог что-либо с этим сделать — только принять, да и, если честно, это было не самым худшим. Худшее — его связь с Акацки. Хотя Какузу не собирался причинять вреда Наруто — и он доверял ему, — это все равно многое усложняло. Наруто трясет головой. Он совершенно не хочет сейчас об этом думать; есть множество куда более приятных вещей. — Я должен как-то зарабатывать деньги, — равнодушно отвечает Какузу, перелистывает страницу — и взгляд Наруто цепляется за знакомое лицо в книге. — Эй, это же Какаши-сенсей! — Наруто наклоняется ближе, вчитываясь в строки. — Ничего себе. Я не думал, что он тут есть. Интересно, кто еще. Он не озвучивает этого, но надеется, что не Какаши станет следующей целью; и, кажется, Какузу легко угадывает его мысль, впрочем, не комментируя ее. Что, наверное, к лучшему — нормальный разговор из этого вряд ли выйдет. — Тебя точно нет, можешь не волноваться. — Какузу наконец поворачивается к нему, чуть нахмурившись. — Ты не понимаешь, что тебе говорят? Не мешай. Тем не менее, он смягчает резкий тон и берет руки Наруто в свои; и, честно, когда он так делает, Наруто не может всерьез обижаться или злиться. При всем сложном и порой невыносимом характере Какузу, видно, что Наруто ему небезразличен, и это главное. — Неужели не хочешь заняться чем-то поинтереснее, когда мы вместе? Какузу не дает ему договорить, вовлекая его в поцелуй — жесткий, но все же нежный, и Наруто закрывает глаза, отвечая. Поцелуй обрывается неожиданно быстро, и Наруто разочарованно выдыхает. — Просто подожди, — уже спокойнее говорит Какузу. «Просто подождать» не кажется таким уж интересным, но Наруто не спорит. Он продолжает смотреть, как Какузу листает страницы, иногда оставляя какие-то пометки. Это еще скучнее, чем звучит, и Наруто даже не вчитывается, мысленно считая, сколько времени прошло. На одной из страниц он замечает — или ему кажется, — кого-то знакомого, и поспешно хватает Какузу за руку. — Переверни! Там был... — Наруто. — Что? — Наруто непонимающе смотрит на него — и тут же, опомнившись, отдергивает руку. — Прости, я только... на предыдущей странице. Какузу с ясно различимым вздохом возвращается к тому, что его заинтересовало. — Орочимару, — выдыхает Наруто. — И что тебя удивляет? Его многие хотят убить. Правда, пока что никому не удалось. — Какузу кажется нисколько не заинтересованным. — А что насчет тебя? — Меня? — Какузу пожимает плечами. — Это того не стоит. Орочимару слишком... хитер. По чистой силе мы примерно равны, но в количестве техник преимущество на его стороне. Сомневаюсь, что даже вдвоем с Хиданом я смог бы его одолеть. Если и смог бы... повторюсь, оно того не стоит. — Хидан, — повторяет Наруто. Почему-то — неприятно, что Какузу упоминает его, но он и сам не понимает, в чем причина. — При всех его недостатках, он сильный шиноби, — Какузу не обращает внимания или не замечает тон Наруто. — И его бессмертие довольно полезно в бою... несмотря на то, что он невыносим. — Я бы справился с Орочимару, — невпопад говорит Наруто, просто чтобы не слушать больше про Хидана. — Так что мы могли бы его убить — вот о чьей смерти я бы точно не стал жалеть. — Ты настолько глуп? — Почему сразу... — пытается возразить Наруто. Какузу поворачивается к нему, и в его глазах вспыхивает непривычная злость. — Кому-то вроде тебя, — медленно говорит он, — нельзя даже на шаг приближаться к кому-то вроде Орочимару. Или так не терпится умереть? Наруто удивляет его реакция; он же не собирался всерьез претворять этот план в жизнь, в конце концов, даже он не настолько самонадеян, чтобы думать, что так легко смог бы победить Орочимару. Особенно после того, как уже сталкивался с ним несколько раз. Наруто хотел бы победить его; но, помня свои предыдущие провалы, он понимает, что это не слишком умно. И, наверное, говорить Какузу об этом сейчас не стоит. Он наверняка понимает, что Наруто не был серьезен, но вместо того, чтобы усмехнуться его глупой идее и забыть, ведет себе странно. Так, будто... беспокоится за него. Наруто не сдерживает улыбки, и Какузу раздраженно хмурится. — Чему ты улыбаешься? — сдержанно спрашивает. — В этом нет ничего даже отдаленно смешного. — Да я же не серьезно, Какузу, — Наруто берет его за руку, не переставая улыбаться. — Я знаю, что мне с ним пока не справиться. А тебе я в бою бы только мешал. Ты воспринимаешь все слишком буквально, ттебайо. Какое-то время Какузу молча смотрит на него, затем устало закрывает глаза. — Иногда ты такой придурок, — сквозь зубы говорит он. — Что мне с тобой делать... — У меня есть пара идей, — Наруто придвигается ближе, но не решается пока поцеловать его, не зная, можно ли. — Могу показать... если хочешь. Какузу не отвечает, вместо этого притягивает к себе, целует глубоко и жестко; и руку его сжимает так сильно, что становится даже немного больно. Впрочем, он быстро расслабляется и отстраняется, выдыхая: — Ты невозможен, — прежде чем поцеловать снова. Наруто довольно прикрывает глаза — это намного лучше. Они не так часто видятся, чтобы тратить время на ссоры.***
— Снова куришь, — немного укоризненно произносит Наруто и тут же смеется, видя раздраженный взгляд Какузу. — Серьезно, по-моему, даже Асума-сенсей столько не курит. — Ну, тут он преувеличивает, — Асума с сигаретой не расстается вовсе, Какузу же на самом деле курит не так часто. — Иди сюда. — Игнорируя его замечание, Какузу жестом предлагает ему сесть рядом, что Наруто охотно делает, сохраняя, впрочем, небольшую дистанцию — и Какузу смотрит отчасти благодарно. Совсем без проблем не обходится — Наруто все еще приходится иногда проявлять излишнюю тактичность, ведь — личное пространство, конечно; но это не так уж его и беспокоит. — Кажется, в пачке осталась еще одна, — говорит Какузу. — Если хочешь. Наруто мотает головой — прелести курения он не понимал и не понимает, что в этом вообще хорошего: — Нет, спасибо, — и улыбается. — Но я рад, что ты готов поделиться со мной последней сигаретой. Какузу хмыкает, но никак не комментирует, только затягивается снова, глядя на простирающийся перед ними город, окутанный утренним туманом. Наруто смотрит тоже — сейчас так тихо, спокойно, словно кроме них здесь больше никого нет. Во всем мире. Это, конечно, не так, но Наруто нравится так думать. Нравится просто быть с Какузу рядом, не беспокоясь ни о чем. От внезапного порыва ветра пробирает холод, и Наруто ежится, обхватывая себя руками. И почти сразу чувствует, как на плечи опускается плотный плащ. Он смотрит на Какузу, но тот просто пожимает плечами, как будто вовсе здесь ни при чем. Наруто улыбается, но все-таки спрашивает: — Зачем? Мне нормально, — но под его взглядом замолкает. Только сильнее закутывается в плащ, еще хранящий тепло чужого тела. — Я начинаю понимать, почему все идут в Акацки, — зачем-то говорит он. — Плащи у вас шикарные. Какузу качает головой, по-прежнему ничего не говорит, но выражение его лица довольно красноречиво — «заткнись уже». Наруто затыкается; если быть честным, говорить не особо и хочется. Он просто придвигается ближе к Какузу и улыбается, чувствуя, как он легко обнимает его за плечи. Это практически идеально — даже сигаретный дым ничего не портит. Когда дело касается Какузу, Наруто готов мириться со слишком многим. — А все-таки, скажи, — Наруто поднимает голову, ловя его взгляд. — Почему ты вступил в Акацки? Я так понимаю, не за идею, иначе бы мы тут сейчас не сидели. — Ты серьезно хочешь об этом говорить? — Какузу выдыхает и отбрасывает почти докуренную сигарету в сторону. — Ответ простой — из-за денег. Наруто невольно смеется. — Почему я не удивлен. — Хорошо меня знаешь, — пожимает плечами Какузу. — Есть хоть что-то, что ты любишь больше денег? — Наруто прижимается ближе к нему, и наверняка так легко понять, на что он сейчас намекает — что хочет услышать. — Хм, — Какузу притворяется, будто напряженно размышляет над ответом. — Ты. — Правда? Не то чтобы Наруто всерьез надеялся... — Нет, — Какузу резко взъерошивает его волосы. ...ну конечно, этого следовало ожидать. — Думаю, ты на втором месте, — добавляет Какузу. Не смеется — но в глазах отчетливо заметны искры веселья, и такое чувство, что он сдерживает улыбку. Наруто прижимает ладонь к лицу и заставляет себя сдержать смех. Ладно, на самом деле — это пока что самое близкое к признанию, что он от Какузу слышал. Своеобразно, но совсем не плохо.***
Наруто кажется, что он никогда не привыкнет к этому диссонансу — в сексе Какузу скорее груб, но до и после — нежен и осторожен, не торопится, явно наслаждаясь этим. — Мой, — тихо повторяет Какузу, медленно целуя его шею. Наруто закрывает глаза, еще не отойдя до конца от удовольствия, не такого уже сильного, но все же ощутимого, и крепко обнимает его, зарывается пальцами в его волосы. У Какузу есть эта собственническая черта, но Наруто не возражает — он и так уже его, и больше никто ему не нужен. — Не понимаю, зачем я тебе, — почему-то говорит Наруто. Дело не в том, что он сомневается в нем — просто иногда не может полностью поверить. Ведь до их странного знакомства он никогда бы не предположил, что подобное может с ним произойти. — Этим вопросом должен скорее задаваться я, — хмыкает Какузу, не отстраняясь. Наруто не знает, что ответить, и снова говорит очередную глупость: — Ну, ты... ты классный, — и, в самом деле, это не выражает даже половины всего, что он чувствует. — То есть, ну... — Мальчишка, — Какузу смеется — его это явно забавляет. — Если так — сойдемся на том, что ты тоже... классный. От него такое звучит немного неестественно, но все же приятно. — Мне нравится, когда ты смеешься, — говорит Наруто, и Какузу замолкает. — И когда ты улыбаешься. Когда вот так меня обнимаешь, когда мы просто... вместе. Какузу поднимает на него взгляд, словно не ожидал услышать это от Наруто. Честно говоря, Наруто и сам не ожидал, что скажет что-то вроде этого, но не сказать — не мог. — Я... не хочу, чтобы ты уходил. Хочу, чтобы ты всегда был рядом, — на одном дыхании договаривает Наруто и отворачивается, чувствуя, как вспыхивает лицо. — Всегда — не получится, — говорит Какузу, так серьезно, что Наруто снова смотрит на него. — Но я тоже не хочу отпускать тебя. Он редко говорит так много о чувствах; и почти никогда не дает Наруто шанса ответить, переходя от слов к действиям. Как сейчас, когда берет его за руку, прижимается губами к ладони; Наруто вздрагивает, прикусывая губу, — это до сих пор немного странно, хотя и так хорошо. Он, честно говоря, не понимает, что Какузу так привлекает в его руках — они у него самые обычные. Еще и вечно в порезах и царапинах, со сбитыми костяшками после тренировок и миссий — но, несмотря на это, Какузу нравится их целовать. Не то чтобы самому Наруто не нравилось; в этом есть что-то невероятно милое — но и отчасти смущающее. Возможно, это просто непривычно — откровенное проявление нежности, осторожные прикосновения; но Наруто не может отрицать, что всегда ждет этих моментов. Ждет их встреч, всегда таких коротких. И то, что между ними, неправильно, — Наруто знает, что они не должны, что, скорее всего, это ни к чему не приведет, — но ощущается таким правильным. Почти случайные прикосновения, вроде бы ничего не значащие, но передающие куда больше, чем могли бы слова. Наруто думает, что отдал бы все, чтобы они могли просто быть вместе, без каких-либо препятствий и глупых разногласий, не разрываясь между долгом и своими желаниями. Он устал чувствовать себя так, будто они крадут эти моменты, нарушая все законы. Он хочет просто обнимать Какузу когда угодно, целовать без причины, просто быть с ним — свободно. Наруто не хочет скрываться, чертовски устал всем врать, но останавливаться уже слишком поздно. Сакура осуждает его на словах, но, кажется, понимает; наверное, переносит на себя все это. Наруто никогда не спрашивает ее, но уверен, что позови ее Саске, Сакура пошла бы за ним куда угодно; и в этом они с ней так схожи — готовы на все ради тех, кого любят. И «любовь», может, слишком громкое слово, но Наруто не может иначе назвать свои чувства к Какузу. Это больше, чем привязанность или привычка, больше, чем физическое, что-то сильнее и глубже... И Наруто думает, что, наверное, это и есть любовь — с каждым днем все глубже въедающаяся в сердце, дающая новые причины чувствовать себя живым. Наруто не говорит об этом, хотя и хочет, но останавливает себя прежде, чем даже откроет рот. Ему почему-то кажется, что Какузу его порыва не оценит — что не поверит ему, слишком привыкший видеть во всем подвох; и потому Наруто старается выражать свои чувства без слов. Прикосновениями, взглядами, улыбками — и, получая в ответ сдержанную, но искреннюю улыбку, Наруто уверен, что это стоит любых жертв. И пока он еще уверен, что все будет хорошо. Как-нибудь, просто будет, потому что иначе никак.***
— Посмотри, что я нашла, — говорит Химавари, показывая ему трехлезвийную косу, и едва не роняет; для ее рук оружие слишком тяжелое, особенно с непривычки. — Ты где мою косу взяла, мелкая? — удивленно хмурится Хидан, и это выглядит так забавно, что Химавари не сдерживает смешок, хоть и пытается его замаскировать. — Ну, оказывается, Шикамару-сан совсем не следит за своими вещами, — поясняет. — Так что я ее... экспроприировала. Сразу поняла, что твоя. Химавари заметила косу в доме Шикамару совершенно случайно; она и подумать не могла, что он сохранил ее — но она была там. Не на самом видном месте, и он явно не проверял ее часто, судя по слою пыли на ней; так что Химавари понадеялась, что он не станет искать ее в ближайшее время. Хидан был довольно привязан к своему оружию, как она поняла — и она решила, что он будет рад получить его обратно. И, кажется, она не ошиблась. — Этот мудак хранил ее как трофей? — Хидан кривится. — Сукин сын. — Теперь она у меня, — говорит Химавари, проводя кончиками пальцев по лезвию. — Кажется, ее не помешает заточить. Придумаю что-нибудь. — Серьезно, — бормочет Хидан, — никакого уважения к оружию. Химавари снова смеется; каким-то образом Хидан всегда заставляет ее улыбаться даже самым простым вещам. — Можешь ее себе взять пока, — говорит вдруг Хидан. — Я в таком состоянии все равно сражаться не могу, а тебе нужно нормальное оружие. С чем ты сейчас ходишь, с кунаями и сюрикенами? Детские игрушки. Химавари могла бы возразить, что клановое тайдзюцу Хьюга, которому ее обучали мать и дед, заменит любое оружие... но искренность, с которой Хидан предлагает ей забрать свою косу, не позволяет ей отказаться. И потом, разнообразие никогда не помешает. — Правда, тебе придется с ней поработать, тут не только заточка нужна, — задумчиво говорит Хидан. — И как следует потренироваться, но ты же у меня умница, — и усмехается. Химавари помимо воли краснеет. Хидан всегда говорит так странно, смущая ее; но Химавари нравится. Ей кажется, что эта странная связь между ними крепнет с каждым днем. — Тогда, — начинает она, не желая делать все еще более неловким, — ты ведь поделишься опытом? Наверное, с ней сложно управляться. Хидан улыбается, слегка натянуто — но его можно понять. Ему наверняка не нравится, когда ему напоминают о его состоянии. — Конечно, почему нет. Было бы лучше показать тебе... но раз это не вариант, думаю, ты и так разберешься. — Ты так в меня веришь, — Химавари чуть улыбается ему. Наверное, только ты и веришь в меня по-настоящему. Снова повисает тишина. Химавари кладет косу на землю рядом с собой и смотрит на Хидана. Он смотрит на нее в ответ — ну, больше ему и не на кого смотреть; он бы даже отвернуться не смог, если бы захотел. Не смог бы уйти, если бы захотел. А если бы мог, разве оставался бы он с ней все время? Слушал бы ее рассказы о проблемах, был бы так добр к ней... Хотел бы быть с ней? Химавари трясет головой, зажмуриваясь. Он ведь с ней сейчас, разве нет? — Эй, мелкая. — Голос Хидана возвращает ее в реальность. — В чем дело? — Я... не знаю. Ни в чем. — Химавари нервно прикусывает губу. Она не уверена, как сказать о том, что ее беспокоит; и вместо этого говорит что-то совершенно другое. — Я просто думала... Что произошло между моим отцом и Какузу? Я поняла, что они были... близки, но это же не все. И ты... — Я здесь вообще ни при чем, — неожиданно резко обрывает ее Хидан. — Ну да. Близки... Эти ублюдки. — Все хорошо, — пытается Химавари — может, ей не стоило спрашивать, — но Хидан снова ее прерывает. — Вот только не начинай. Нечего там рассказывать. Да, они трахались и все такое, пока твой отец не грохнул Какузу. Туда ему и дорога. — Мой отец... убил его? — переспрашивает Химавари. Это звучит так... странно, так не похоже на отца. При всех его недостатках, Химавари сложно поверить, что он мог бы убить человека, которого любил. Только если ему пришлось бы, если бы он защищал себя или друзей — но даже тогда, ей кажется, он постарался бы избежать этого. — И поэтому ты его ненавидишь, — говорит Химавари. — Я... знаешь, я понимаю. Мне трудно поверить, что он мог так поступить, но если это правда... Все наконец складывается в цельную картину, но это мало помогает. Химавари все еще понятия не имеет, что делать дальше. Кажется, такая простая цель — помочь Хидану вновь обрести тело, но в реальности это гораздо сложнее. И чем она занимается вместо того, чтобы работать над этим? Копается в прошлом, думая, что это как-то пригодится. Глупо. Это все было так давно; и сейчас ничем ей не поможет. Невыносимо, когда твоя семья разваливается у тебя на глазах, и с каждой новой деталью, которую узнает Химавари, все становится только хуже. И, может, было бы лучше, если бы она ничего не знала. Если бы они по-прежнему притворялись той идеальной семьей.***
В день, когда они с Какузу встречаются как враги, Наруто предлагает ему сдаться — нет, не так. Наруто умоляет его сдаться, сбежать, не заставлять сражаться с ним; глаза нещадно жжет от сдерживаемых слез, и внутри все замерзает от неконтролируемого страха. Он не хочет, не может сражаться с Какузу, причинить ему боль — это глупое детское чувство любви — именно в этот момент Наруто особенно остро понимает, что да, любви, — никуда не ушло. Он кричит, не заботясь, что остальные услышат — поймут. — Не заставляй меня это делать! Сакура хватает его за плечо, почти шипит на ухо: — С ума сошел, Наруто? — И она тоже боится, только за него, потому что никто не должен узнать об этом; что ты творишь, отчетливо слышится в ее голосе. Наруто трясет головой, не обращая на нее внимания — снова смотрит на Какузу, пытаясь прочесть в его глазах хоть что-то кроме безразличия, пытаясь достучаться до него — «не надо, я не хочу делать тебе больно» — — Пожалуйста, — выдыхает Наруто, — не заставляй меня с тобой сражаться. Но Какузу только усмехается — жутковато, неприятно, и Наруто понимает — его не убедить. И в самом деле, они по разные стороны баррикад, и так было с самого начала, никакого другого исхода просто не могло быть — Но это не значит, что Наруто не больно. Ему не остается ничего, кроме как броситься в атаку. Краем глаза он замечает, как скрываются в деревьях Сакура и Сай, чувствует на себе внимательный, пронизывающий взгляд Какаши; но сейчас ему плевать, даже если он догадался. Сейчас это все кажется таким неважным. Они оказываются почти вплотную, и Наруто не выдерживает, отчаянно просит: — Хотя бы не поддавайся, — и думает, что лучше бы умер сам, чем убил его. — Даже не думал. Больше Какузу не говорит ничего. Но он действительно не сдерживается; и на мгновение Наруто надеется, что все закончится его собственной смертью. Но его спонтанный план внезапно срабатывает, и Наруто уже не может ничего изменить — и презирает себя за это; ведь ему всегда было плевать, что думают другие, так почему сейчас он предает такого дорогого ему человека из страха, что его тайна раскроется? Конечно — долг перед Конохой. Конечно — Акацки угрожают всему миру. Но Наруто мог что-то изменить раньше, если бы сделал хоть что-нибудь, а не позволял всему идти своим чередом; сейчас все могло бы быть иначе. Но уже поздно. Пожалуйста, думает он, не надо. Ты же превосходный шиноби, ты сильнее меня, неужели ты на это поведешься? Наруто прикусывает губу, заставляя себя молчать, когда Какузу уничтожает его клона — и только в последний момент замечает его настоящего, готового нанести удар со спины, и это кажется Наруто таким подлым — Собранная в руке чакра обжигает кожу, и даже если хотел бы — а он хочет, — Наруто уже не успеет отвести удар. Какузу смотрит на него, и Наруто не видит в его взгляде ни ненависти, ни злости — только спокойное понимание, — и от этого еще больнее. От мощной вспышки энергии Наруто самого отбрасывает на землю, и удар выбивает воздух из легких на несколько мгновений. Ему удается немного прийти в себя, когда Ино помогает ему подняться. Она активирует лечащую технику и говорит что-то — какой он молодец, они бы не справились без него, — но Наруто смотрит только на Какузу, неподвижно лежащего на земле. Он еще дышит, и на секунду Наруто обжигает сумасшедшая надежда, — но потом Какаши-сенсей подходит к нему, чтобы завершить начатое. Убить его. Наруто хочет закричать — не надо, пожалуйста, не надо, — и, может, он даже смог бы сочинить достойную причину, ведь им нужна любая информация об Акацки, почему бы не забрать Какузу в Коноху для допроса, — а потом Наруто еще что-нибудь придумает, что угодно, как угодно — Но он молчит, рвано дышит, пытаясь сдержать всхлипы, смаргивает слезы и молчит. — Наруто? — Ино трясет его за плечо. — Наруто, в чем дело? Наруто смотрит перед собой невидящим взглядом, не в силах ни ответить ей, ни даже шевельнуться. Не двигается с места, пока не возвращается Сакура; отогнав всех прочь, она падает рядом на колени и обхватывает его лицо дрожащими ладонями. Шепчет: «Наруто, очнись, посмотри на меня», — и он смотрит, широко распахнутыми глазами, вот только видит совсем не ее. Все тело начинает жечь, горечь и ярость сплетаются в обжигающий клубок в груди, и Наруто отстраненно отмечает, что лис снова рвется наружу, но ему все равно. Даже если Кьюби его подчинит — какая теперь разница? Но не все равно — Сакуре, которая продолжает его держать, упрямо повторять его имя раз за разом, звать, — и в какой-то момент Наруто неимоверным усилием воли загоняет бушующую силу обратно. Это же Сакура — он не хочет ее ранить. Он никого не хочет (не хотел) ранить. Он резко выдыхает, безвольно падая в руки Сакуры. Почти сразу его сознание милосердно отключается, и мир затягивает чернотой. Много позже, когда они возвращаются в Коноху и Сакура выгоняет всех из его палаты, Наруто сидит на кровати, глядя в стену, и снова прокручивает в голове произошедшее. Это все еще так сложно осознать. Поверить — принять. Так больно, но эта боль почему-то ощущается ненастоящей, словно не принадлежит ему — словно он наблюдает со стороны. Или ему все это просто снится — это же прекрасное объяснение, это сон, ничего не было на самом деле, Наруто просто должен проснуться — и все будет хорошо. Какузу будет жив, и в этот раз Наруто не совершит той же ошибки. Это просто сон, повторяет себе Наруто, это не по-настоящему, я сейчас проснусь. За мгновение до того, как Какаши наносит последний удар, Какузу открывает глаза и смотрит прямо на Наруто — со странным выражением, которое так сложно разобрать за болезненной гримасой. В следующий миг — без каких-либо эмоций вовсе. Сакура подходит к Наруто, осторожно касаясь его плеча. — Наруто, — обеспокоенно говорит, — ну что же ты. И он не выдерживает, обхватывает ее руками, вжимаясь лицом в плечо, — давится слезами, словами, бесполезными извинениями, которые уже не помогут, которые все равно не будут услышаны. Я такой идиот, пожалуйста, прости меня, — но что это изменит сейчас? Сакура замирает на секунду, но потом расслабляется и осторожно обнимает его, гладит по голове, тихо шепчет: — Наруто, Наруто... какой же ты дурак. Она остается с ним, пока он не успокаивается — точнее, когда сил на рыдания уже не остается, и он просто обмякает в ее объятиях, закрыв глаза. Пусть легче не становится, Наруто благодарен ей за то, что она рядом — что не отвернулась от него, несмотря на все. — Скажи... — тихо начинает Наруто. — Что Какаши-сенсей... и все остальные... они поняли что-то? Я ведь тогда... Он не договаривает, но Сакура понимает и так. — Я сказала им, что эта твоя новая техника воздействовала на нервную систему... из-за чего ты и начал терять контроль над биджу. — Она криво усмехается. — Это, конечно, полная чушь. Но... По крайней мере, неудобных вопросов не будет. Или меньше, чем могло бы быть. Если вдруг что... Я придумаю еще что-нибудь. Например, что это была неудачная тактика по дезориентации врага. Вдруг он так удивится, что действительно сдастся. По крайней мере, она пытается его подбодрить. Наруто слабо улыбается — выходит, должно быть, натянуто и неестественно, но сейчас это заботит его меньше всего. — Спасибо, Сакура-чан, — он прерывисто вдыхает, — правда, спасибо. — Неужели ты думал, что я так тебя оставлю? — она взъерошивает его волосы. — Ох, Наруто... я даже не представляю, на что ты рассчитывал. И так ведь было ясно, чем все закончится. — Сакура-чан, — Наруто болезненно морщится. — Не надо, пожалуйста, мне и так... Больно. Так больно, что хочется просто исчезнуть, умереть — или хотя бы не чувствовать больше ничего. Сакура прикусывает губу, сочувственно глядя на него. — Извини. — И добавляет спустя пару секунд: — Мне очень жаль... я даже не представляю, что ты чувствуешь. Наруто опускает голову, закрывая глаза и пытаясь дышать ровно. Не думать, не думать — так только хуже. И все равно воспоминания упорно не желают уходить. Наруто не спит, несмотря на усталость. Он смог заснуть на пару часов — и проснулся с бешено колотящимся сердцем, в очередной раз пережив сегодняшний день. Лучше не спать вовсе, чем проходить через это снова и снова, и хотя Наруто более чем заслужил эту боль, он не хочет испытывать ее вновь. Боль все равно остается с ним, но если стараться не думать, с ней проще смириться. Представлять, что это не на самом деле. Кто-то трогает его за плечо; Наруто вскидывает голову и различает в темноте склонившийся над ним силуэт Сакуры. Она тоже не спит — она провела рядом с ним весь день, хотя и не должна была. — Пойдем, — еле слышно говорит она. — Только тихо. Наруто не знает, куда нужно идти, но подчиняется и встает с кровати без слов. Ему плевать; сейчас Сакура может отвести его куда угодно. Все это совершенно неважно. Сакура крепко сжимает его здоровую руку, пока они шагают по коридорам госпиталя — и пока спускаются куда-то вниз. Она останавливается перед тяжелой дверью и отпускает его, жестом указывая стоять на месте. Наруто послушно останавливается; на секунду мелькает легкое любопытство, но быстро проходит. — Заходи, — говорит Сакура, открывая дверь. Наруто делает шаг, и Сакура, зайдя следом за ним, запирает дверь. Наруто осматривается, но здесь слишком темно, чтобы понять, что это за помещение. Он слышит щелчок — и комнату заливает яркий свет. — Морг? И зачем ты меня сюда привела? — спрашивает Наруто, хотя на самом деле ему все равно. По правде, он бы с радостью сейчас оказался на месте одного из мертвых тел, только бы не чувствовать этой ноющей пустоты в груди. Конечно, он не станет убивать себя — он же шиноби, в конце концов, он должен стойко переносить все... все; но почему-то он все равно об этом думает. Как просто было бы умереть — и ни о чем больше не сожалеть, не терзаться этим отвратительным чувством вины; так было бы намного проще, чем жить дальше. И именно поэтому Наруто придется жить — он не достоин такого легкого освобождения. Сакура смотрит на него и качает головой. Она выглядит такой усталой, и вина усиливается; ты не обязана помогать мне, все будет хорошо, хочет сказать Наруто, но молчит. Потому что знает, что «хорошо» не будет. И, пожалуй, присутствие Сакуры здесь — единственное, что помогает ему держаться. — Иди сюда, — говорит Сакура, подходя к одному из тел — которое почему-то в стороне от остальных. Наруто молча смотрит на пол, и непонятная тяжесть сдавливает грудь. Сакура делает глубокий вдох и говорит: — Я подумала, ты бы хотел... — она запинается, и Наруто непонимающе поднимает на нее взгляд. — Что? — Попрощаться, — неловко говорит она. — Или что-то вроде того. Она откидывает простыню с тела, и Наруто застывает на месте; осознание бьет по нервам — это не кошмар, реальность. Какузу действительно умер. Наруто действительно его убил. Он падает на колени, задыхаясь, отчаянно силясь сделать хоть вдох; и Сакура опускается рядом с ним, обнимая его. — Наруто, Наруто, все хорошо! Ну же, успокойся... — Не хорошо, — шепчет Наруто, — я убил его... как может быть «все хорошо»? Сакура-чан... — Может, это была не такая уж хорошая идея, — ее голос срывается. — Я... может быть, не надо было тебе это видеть, пойдем... К собственному удивлению, Наруто трясет головой. С трудом, опираясь на ее руку, он поднимается и делает неуверенный шаг вперед. — Наруто... Он снова качает головой — слова ничего не сделают. Ни лучше, ни хуже. Как будто хуже вообще может быть. Сакура замолкает; она всегда понимала его. И понимает сейчас, что не нужно ничего говорить. Видеть Какузу мертвым настолько неправильно, что Наруто подсознательно надеется, что это просто сон. В то же время он понимает — нет смысла отрицать произошедшее. Наруто протягивает руку, дрожащими пальцами касаясь его лица, гладит неестественно холодную кожу. Можно я уже проснусь, пожалуйста... это уже совсем не смешно. Глаза Какузу закрыты, и Наруто даже рад этому — он бы не вынес его пустого, мертвого взгляда снова. — М-мне так жаль, — выдыхает он, и голос предательски дрожит. — Я не хотел, чтобы все... так вышло. Он берет его безвольную ледяную ладонь в свою, сжимает изо всех сил, словно пытаясь согреть, словно еще надеясь, что это поможет, вернет его к жизни — как-то. — Я не хотел, — Наруто закрывает глаза, опускается на колени, прижимаясь лбом к руке Какузу, повторяет бессильно: — Я не хотел.