Достоинство джентльмена

Рэхван крепко сжал ладонь Кичжуна и не отпускал, даже когда они одевались. Оставалось только послушно следовать за ним. Лишь после того, как часть пути была позади, Кичжун перестал чувствовать тепло его руки. — Ты сам говорил, что уже взрослый и что относиться к тебе надо соответственно. Вот и веди себя как взрослый. Они шли плечом к плечу, красивый профиль Рэхвана притягивал взгляд, а его чувственные губы совершенно не давали сосредоточиться на произносимых ими словах. — Ты слушаешь меня? — Да, хён. — Тебе уже не пятнадцать, надо думать, прежде чем сказать. И научиться отвечать за свои слова, понимаешь? — Да. Всё, о чём Кичжун мог думать в этот момент — это то, что, к сожалению, дорога слишком коротка и скоро закончится, поэтому отвечал он односложно, искренне надеясь, что впопад. — Кичжун, я готов с тобой общаться, но только на серьёзные и важные темы. Например, могу помочь с музыкой, — Рэхван мягко обхватил его щёчки. — Спасибо, что проводил меня. — Угу, — промычал парень, сердце которого в этот момент замерло, и остался стоять столбом, даже когда его отпустили. — Он же хорошо о тебе заботится? — у самой двери хён обернулся. — Кто? — Хангёль. С губ Кичжуна рвался ответ, что Хангёль просто его друг, но он не успел ничего произнести, когда решили за него. — Кажется, да. Отлично. Приятных снов. — Снов… Казалось, что буря утихла, но на самом деле он ошибся. Вечером, после учёбы, едва парень успел разуться и дойти до лестницы, его окликнул отец. То, что он оказался дома так рано, было не к добру. Кичжун тихо прошёл в гостиную и замер, ожидая очередной порции нравоучений. — Я немного вспылил, вот и не сдержался. Некрасиво вышло. Начало было необычным, но чувствовалось, что за ним последует одно большущее «но», которое будет хуже любой ругани. — Но ты пойми, — раздалось, наконец, это самое «но», — ты же сам позиционируешь себя взрослым, не ребёнком. Мы думали, что твоё увлечение игрой пройдёт, ты займёшься чем-то полезным, будешь больше внимания уделять учёбе, чтобы получить денежную профессию. И эта странная привязанность к Рэхвану… Ты ведь всё время надоедаешь ему. Сам он, конечно, об этом не скажет, слишком воспитанный. Спускает тебе с рук всякие шалости, только потакает. Но я-то знаю, у него своя жизнь, ему нужно заниматься своими делами и решать свои проблемы, не твои. Кичжун подавленно молчал, ему всё меньше и меньше нравился этот разговор, и он чувствовал, куда отец ведёт. — Мы с мамой поговорили и решили, что на летние каникулы отправим тебя сначала к бабушке на Чеджу, а после к тётке, в Китай. Думаю, за три месяца в деревне ты поймёшь, что пора повзрослеть. — А почему вы не спросили, хочу ли этого я? Мне правда нравится музыка. Ты же слышал, твои друзья хвалили мою песню, — голос его слегка дрожал, сохранять спокойствие было всё сложнее. — Это не обсуждается, — отец резко встал и развернулся, давая понять, что разговор окончен. Он ожидал чего угодно, но только не таких перемен, а самым ужасным было то, что Рэхван только что вернулся, а его самого, наоборот, отправляют подальше. А если Кичжуна решат оставить в другой стране насовсем, и они больше никогда не увидятся? В такие моменты, когда человека словно бы загоняют в угол, не оставляя выхода, он склонен совершать отчаянные поступки чисто интуитивно. Не успев задуматься, Кичжун схватился за телефон. — Хён, — он всхлипнул, не хватало сил даже порадоваться, что ему ответили. — Хён!.. — Кичжун? Что случилось? Тебя кто-то обидел? — в голосе слышалось неподдельное беспокойство — в детстве Рэхван часто приходил на выручку, когда мальчишке доставалось от соседских хулиганов или старшеклассников. — Меня отправляют в ссылку… на всё лето! А может, на всю жизнь. Трагизм сказанному добавляли беспрестанные всхлипывания и шмыганье носом. — Успокойся. Кто отправляет? И куда? — попытался расставить всё по местам Рэхван. — Отец! Он сказал, что я никак не повзрослею и занимаюсь ерундой, лишь бренчу на гитаре и донимаю тебя. И поэтому отправляет в ссылку! — Не так уж он и неправ… — Что? — Кичжун прижал трубку к уху поближе, чтобы расслышать тихий голос. — Я понимаю твои переживания, но это же всего лишь на одно лето. Не думаю, что поездка навредит. — Рэхван, — впервые парень опустил все формальности, обратившись по имени. — Пожалуйста, поговори с ним. Я же умру там. Музыка ведь и правда моя жизнь. «И ты», хотел он продолжить, но проглотил эти слова. — Думаю, он только рассердится. Вряд ли я смогу изменить его решение. Скорее наоборот. — Ты просто не хочешь мне помочь. А может, я действительно тебе мешаю?! — выкрикнул Кичжун и отключился, не желая слушать его дурацкие отговорки. Зря он поверил Хангёлю, здесь нет никаких чувств. Все следующие дни он занимался подготовкой к экзамену, единожды предприняв попытку уговорить отца хотя бы ограничиться Кореей, но тот совсем не хотел его слушать. Казалось, отец был рассержен даже больше, чем прежде, хотя Кичжун не делал ничего плохого, даже экзамены сдал вполне прилично. — И ты вот так просто сдашься? Долго бегать от Хангёля не получилось, тот друга выловил после школы и затащил в кафешку, выпытав, что же такое случилось. — А что мне ещё делать? Я уже тоже начинаю думать, что отец не так уж и не прав, — за эти дни из Кичжуна словно высосали все соки, взгляд его потух, и даже круглые щечки впали. — Бредятину несёшь. Это то, чем тебе нравиться заниматься, то, что у тебя получается лучше всего! — Но я ничего другого и не пробовал. Может, у меня есть способности в математике. — Видел я твои оценки, — фыркнул Хангёль, совершенно не помогая. — Надо, чтобы Рэхван заступился за тебя. — Не надо, — наконец у Кичжуна прорезался голос, — будет только хуже. Зря мы всё это затеяли. Переубедить его не получилось, у себя в голове он уже всё решил. Осталось лишь одно маленькое дело. Хоть ему и не удалось достучаться до сердца мужчины, он всё-таки имел право подарить прощальный подарок. Дни после экзаменов Кичжун занимался созданием этого подарка. Когда до отъезда осталось всего ничего, он наведался в компанию, где работал Рэхван, заранее убедившись, что отца нет на месте. Скоро все должны были пойти на обед, и можно было выловить хёна — Кичжун не стал предупреждать его заранее, боялся отказа. — Хён, — он тихо позвал Рэхвана, когда тот с группой сотрудников проходил мимо. — Кичжун? — мужчина удивлённо посмотрел на него и кивнул коллегам: — Идите, я вас догоню. Они остались наедине, лишь мерное клацанье по клавиатуре где-то вдалеке офиса нарушало тишину. — Что ты тут делаешь? — Я пришёл попрощаться, — почему-то сейчас Кичжуну было особенно сложно смотреть ему в глаза, приходилось держаться изо всех сил. — Я принёс подарок на день рождения. Заранее, я же его пропущу. — Ты согласился с отцом? — Рэхван был поражён. — Да. Это вам. Послушаете в свой день рождения. Старший взял протянутый CD-диск, но прежде, чем он успел задать вопрос, Кичжун быстро поклонился на девяносто градусов и рванул к выходу, оставив его стоять в растерянности. Оставшееся до поездки время пролетело, как в тумане. Кичжун что-то делал на автопилоте, стараясь уговорить себя, что у него получится найти другое призвание в жизни, что он сможет доказать родителям — он умеет не только играть на гитаре. Может быть, даже они передумают. Самовнушение помогало мало, от этого желание выть не становилось меньше. Он до последнего надеялся, что Рэхван позвонит, ничего не мог поделать с этой живучей стервой — надеждой. Пусть бы позвонил не для того, чтобы сказать, что скучает и будет ждать… Мог бы хотя бы пожелать удачи. Каждый раз, когда телефон звонил, когда приходило новое сообщение, Кичжун оживал и радостно бросался к нему, но это был всего-навсего Хангёль. Разговаривать с ним совершенно не хотелось. Дорога до автовокзала прошла в тишине. Мама пыталась что-то говорить и давать советы, но Кичжун лишь кивал, и в итоге она сдалась. На прощание ушло не больше пяти минут, мама обняла его, утирая слёзы, с отцом они обменялись лишь взглядами: это был максимум, на что они были способны, гнев и обида никуда не ушли. Когда родители сели в машину, Кичжун, наконец, смог выдохнуть, с грустью глядя на дорогу, ожидая очередного чуда. Ведь знал же, что чудес не бывает! Жизнь слишком жестока для этого. Он медленно побрёл к автобусу, чтобы войти самым последним, как вдруг его резко дёрнули за локоть и потянули назад. — Ты не договорил. Запись обрывается, — Кичжуна удерживал Рэхван, который держал в другой руке тот самый подаренный диск. — «Рэхван, я…»?