Гул проводов

      Дни тянулись медленно и мучительно, словно время обернулось против меня. Всё было как в тумане: общалась с ребятами, гоняла на машине с Томом, переписывалась с Леа. Всё разъехались, кто куда. Кто на море, кто в горы, кто в крупные города. Леа уехала в деревню к бабушке, Том — в Кипр. Остался Марк. Мы с ним предпочитали делать вид, что незнакомы друг с другом. Пересекались в коридорах, встречались взглядами на секунду, но мне этого было достаточно, чтобы захотеть умереть или убежать куда-нибудь подальше. Он не укорял, только улыбался, но улыбался как-то стеклянно, его лицо было похоже на маску. А у меня сразу начинал болеть живот. Я не жалела, что всё так получилось, не чувствовала вину. Мне было никак. И это пугало больше всего.       — Мерзкая, мерзкая, мерзкая, — говорила я себе, полосуя кожу, — Неужели ты вообще ничего не чувствуешь? Ты вообще живая?       — Не бери в голову, ты не обязана его любить, — говорила чердлидерша, — Тем более, что у вас бы ничего не получилось.       — Ты так говоришь, потому что втюрилась в него. Наше расставание тебе на руку. Но знаешь, что? Забирай его. Он твой — если сможешь заставить его забыть меня.       — Ты странная.       Да ладно, черлидерша? Забавно, что я так и не запомнила твоего имени. Я и лицо твоё с трудом припоминаю, оно теряется среди тысячи других лиц, таких же неясных и непримечательных. Ты не плохая и не хорошая. Ты просто никакая. Сборник чужих мыслей и лиц. Мы с тобой похожи, даже больше, чем ты хочешь признавать.       Наш город — тот ещё край мира. Летом здесь делать нечего, моря нет, лесов и озер толком нет, клубов раз-два и обчелся. Днем мы просто скучаем под палящим солнцем и орём друг на друга, а ночью устраиваем вечеринки. Когда я смотрю по телевизору сериалы про подростков, которые живут в коттеджах, ходят по концертам и элитным клубам, путешествуем, мне хочется смеяться. И я смеюсь в одиночестве, захожусь безумным и одиноким светом в темноте, где единственный источник света — старый телевизор.       Так проходили каникулы. Я целыми днями лежала на кровати, считая минуты, секунды. Читая сообщения от многочисленных друзей. Кто-то на пляже, кто-то на вечеринке, вот парни в пляжный волейбол играют, вот девчонки в горах, вот черлидерши фотографируются с какой-то знаменитостью на концерте. Все готовы поделиться со мной своей радостью, но никто не хочет выслушать меня. В те минуты я понимала, что у меня много знакомых, а друзей нет. Забавно, даже когда со мной из-за Марка все стали общаться, это ничего не принесло, только одиночество и разочарование. Быть может, Марк и впрямь был единственным человеком, любившим меня? Но где гарантия, что он любит действительно меня, а не развеселую и красивую Сандру, красящуюся в три слоя и зажигающую ночь напролет после влитой в неё бутылки виски?       Тишину однообразных дней разрушила вибрация мобильника.       Нам нужно поговорить, Сандра. Я подъеду?       Я снова и снова перечитываю сообщение. Да, это действительно написал Марк. И он действительно хочет поговорить со мной. Какая-то часть меня яростно противится, но я запираю её на замок.       — Не сейчас, крошка, не сейчас, — говорю я себе, — Будь хорошей девочкой и поговори с этим несчастным парнем.       Эти отношения лучше прекратить, раз и навсегда. Лучше я буду страдать в одиночестве со своими тараканами в голове. Марк заслуживает лучшего. Марк заслуживает девушку без шрамов и комплексов, которую не бьют родители, которая не вынуждена посещать психотерапевта.        Да, заедь за мной в кафе, где работает Бекки.       Бекки была нашей общей знакомой. Бросила школу, чтобы работать. Хорошая девочка, слишком хорошая для этой дыры. Ей бы вырваться, но нет, ей и так хорошо. А может, просто боится.       Сегодня было пасмурно, но это не спасло меня от обливания потом. Я шла по раскаленному асфальту, представляя, как плавятся шлепки и на обожженной коже вздуваются волдыри. Подошла к кафе, уселась за стол. Рядом Бекки домогались какие-то латиносы, шлепали по заднице, а она смеялась. Ну и что ты тут смешного увидела, глупенькая?       Подъехал Марк. Как всегда, улыбчивый и оживлённый, похожий на мальчишку, весь в веснушках, с обгоревшими растрепанными волосами. Словно и не было ничего.       Я села к нему рядышком. Мы поехали по дороге. Впереди сквозь серые тучи пробивался веер солнечных лучей. Невообразимое нечто, которое лишь с натяжкой можно назвать машиной, тряслось и громыхало.       — Будешь? — Марк протянул мне свёрток с едой, — Ума не приложу, откуда ма заказала это, типа ей экзотики захотелось. В итоге есть не стала, отдала мне.        — А ты её отдаёшь мне?       — Ну да, она такая же странная, как и ты.       Я развернула. Нечто непонятное, желеобразное. Пожала плечами и съела, даже не поморщившись. Сейчас мне было всё равно, что есть, хоть лобстеров, хоть дерьмо, я бы не почувствовала ни удовольствие, ни отвращение.       — Ну ты даёшь, — присвистнул он, — И впрямь монстр.       Мы выехали за предел города. Начинало темнеть, собиралась гроза. Шел косой дождь, стуча по машине. Волосы мои слиплись, косметика окончательно размылась, сквозь маску просматривались уродливые черты истинной Сандры. А Марка дождь только украшал, мокрые кудри делали его похожим на ангела.       — Знаешь, зачем я тебя позвал?       — Да уж явно не за тем, чтобы кормить какой-то желеобразной хренью.       — Откройся мне, покажи настоящую себя. Вот без шуток и отнекивания, что скрывается за этим макияжем и драным платьем?       Я рассмеялась. Истерически. В этом смехе был скрытый крик о помощи. Но Марк его не слышал, он вообще ничего не слышал и не замечал.       Он выжидающе на меня смотрел, склонив голову. Я стерла тени, тушь, помаду, тональный крем. Осталось лишь голое, неприкрытое уродство. Оттопырила край платья, открыв уродливые шрамы.       — Ну что, любишь меня такую? — спросила я сквозь смех, — Открыть себя?! Ну что ж, открою! Привет, меня зовут Сандра, меня бьёт мать и отец, когда пьяный. Когда я спросила родителей, что если бы у них был выбор, сделали бы они аборт, они ответили «да»! Я кромсаю себя, и поэтому у меня много шрамов. Я упиваюсь чужой любовью, пользуюсь чужой преданностью, но ничего не даю взамен. Я уродливая как снаружи, так и внутри. Любишь меня такую, Марк?!       — Люблю.       В отличии от меня, он не кричал. Он сдавленным голосом произнёс одно-единственное слово. Я не нашла в себе силы посмотреть на него.        — Я люблю тебя.       — Заткнись!       — Не заткнусь!       — Останови машину.       Он остановил. Я выскочила и побежала прочь. Мокрая трава прилипала к голым ногам, ступни и шлепанцы были в земле, я вся была мокрая, грязная и противная. Марк уехал в противоположную сторону. И когда я наконец обернулась, то увидела лишь удаляющийся силуэт.       Том нашел меня лежащую на траве в полусонном состоянии. Болела голова, заплакать не получалось. Я ненавидела себя, не понимала себя. Я хотела, чтобы Марк исчез, и в то же время была зависима от него и его любви. Я понимала, что такой преданности не заслуживаю.       — Оп-па! — присвистнул он, — Сандра, ты че, перебрала что ли?       — Отстань, отвали, я хочу умереть.       — А может, не надо? Давай лучше накуримся.       — Не хочу курить, исчезни. Ненавижу тебя.       Он поднял меня на руки и отнес в свою машину.       Молча мы ехали в ночи. Я лежала на заднем сидении, заботливо укрытая пиджаком водителя. Том привез меня домой и отнес в гостиную.       — Приготовьте ванну, — сказал он кому-то.       — Не надо ванну, обойдусь, — сдавленно сказала я.       — Ладно, — легко согласился он, — Чай? Кофе? Меня?       — Всё сразу.       Принесли две дымящиеся чашки. Я взяла одну, поднесла к губам, сделала глоток. Аромат и тепло подействовали на меня успокаивающее.       — Разве ты не должен быть на море?       — Я вернулся, — хмыкнул Том, — Потом родаки приедут. А пока тут никого нет, раздолье…       — А почему ты не удивился, увидев меня без косметики?       — А чему удивляться? — спросил он, — Мало, что ли, девушек без косметики видел? — он молча наблюдал, как Сандра осушила кружку, — Что случилось?       — С Марком поссорилась.       — Ну, кто бы сомневался, — хмыкнул он.       — Заткнись, Том. Мы поссорились и я наговорила ему гадостей. Он сказал, что будет любить меня даже вот такую, — Сандра указала на своё лицо.       — Ну да, ты у нас скрытная. Девочка-загадка. А он открытый, искренний. Ты ненавидишь себя, а он тебя любит.       — Вот именно.       — Есть такие люди. Когда они привязываются, то очень крепко, не отдерешь. А в обмен отдают всю душу. Это тебя напрягает, да?       — Типа да. Уж лучше бы ненавидел. Тогда хотя бы это было заслуженно. А любить меня не надо.       — Как это смешно, на самом деле. Человека, который ненавидит себя, любят многие.        — Поэтому тебя никто не любит?       Он фыркнул. Марк бы обиделся на такую шутку, а этот только такие и понимает.       — Не парься насчет Марка.        — Я не хочу ломать ему жизнь.       — Но это его выбор, верно?        Он достал сигару и закурил.       — Я такая сволочь. Такая сука.       — Я тоже.       — Нет, ты не сволочь. А я сволочь.       — Не пытайся со мной тягаться, я по этой части мастер.       Мы ещё так долго шутя препирались и гоняли чаи. Том изо всех сил пытался заставить меня отвлечься, смеяться, хохотать, позабыв обо всем на свете. А я, в свою очередь, пыталась заставить себя хотя бы создать видимость веселья.       Так мы просидели до утра. Поедая белый шоколад, попивая кофе и смотря телевизор. Том показывал сувениры из городов и стран, в которых побывал он или его родители. Обещал, что когда-нибудь они уедут отсюда хотя бы на неделю. Вчетвером. Леа, Том, Сандра, Марк. Как раньше. Будем загорать на пляже, плескаться в море, встречать закаты и пить кленовый сироп, обнимаясь и кутаясь в плед. И в какой-то момент я поверила, что именно так всё и будет.       — Ого, что-то засиделись мы с тобой, — сказал Том.       На часах было шесть утра. Уже рассветало.       — Пожалуй, — согласилась я.       Зазвонил телефон. Марк. Мне снова поплохело. Чего ему опять надо от неё?       — Извините за беспокойство, вы девушка Марка Торреза? — спросил незнакомый голос.       — А что случилось?       — Он попал в аварию. Потерял управление и сорвался на машине вниз, на дно оврага. К сожалению, до его матери мы так и не смогли дозвониться.       — Тогда я могу приехать?       — Да, конечно.       Том вопросительно посмотрел на меня.        — Марк попал в аварию.