Гул проводов

      В реанимации царило оживление. Туда-сюда сновали врачи. Мы чуть ли не ворвались туда, мокрые от дождя и пота.       — Ну что? — спросила я врача.       — Состояние нестабильное, так что мы вас к нему пока не пустим. Вы пока подождите. Мы сделаем всё, что в наших силах.       Я послушно опустилась на скамейку. Меня колотило, желудок свела резкая боль, несмотря на то, что час назад я плотно поела.       — Это было самоубийство, — наконец сказала я, — Очевидно, что это из-за меня. Его кровь на моих руках.       — Успокойся, это вполне могла быть и случайно Может, он наклюкался перед тем, как написать тебе?       — Нет, если бы он был пьяный, я бы это поняла.       — Ну… Он же всё-таки неопытный водитель. Вполне мог потерять управление.       — Особенно учитывая то, что я на него перед этим накричала…       — Слушай, перестань. Это уже случилось. Твоё самобичевание не отменит аварии и не исцелит его волшебным образом.       Но самобичевание — это минимум, который я заслуживаю. Мне ведь даже не больно. По-прежнему я ничего не чувствую. Я совершенно, абсолютно бесчувственная.        Перед моими глазами проносятся моменты, проведенные вместе. Лучшие моменты. Как я, в очередной раз избитая матерью, пыталась сбежать из дома. Первый, кто пришел на ум, был Марк. К нему я и пошла. Он не стал задавать лишних вопросов, приютил меня, напоил какао, предоставил ванну. Его мать, напившись, спала у себя в комнате, так что как минимум одна спокойная ночь была в нашем распоряжении.       Мы сидели в комнате с выключенным светом, глядели в окно и разговаривали. О том, о сем. О своих любимых фильмах, музыке. Мы любили одно и то же, ибо смотреть особо было нечего. Как и слушать. Марк рассказывал о своем детстве. Он, как и я, был нежеланным ребенком. Отец бросил мать именно из-за её беременности и мать за это ненавидела Марка. А сейчас всё, что осталось от жизнерадостной и темпераментной женщины — алкоголичка, в перерывах между запоями пропадающая неизвестно где. Жили они на пособие.       Я сидела и представляла его лицо. Его улыбку. Его глаза. Его тихий, как будто стыдливый смех. Его ямочки на щеках, неравномерно распределенные веснушки. И ничего не чувствовала. Как будто все чувства заблокировали. Я превратилась в робота, в насмешку над человеческой природой.       — Ударь меня, — сказала я Тому.       — Чего? — удивился тот, — За что мне тебя бить?       — Я хочу почувствовать боль. Я хочу узнать, что я живая.       Том взял меня за запястье и замер.       — Пульс есть, — серьёзно сказал он.       Я промолчала и закусила губу, но боль не почувствовала. Мне стало страшно.       — Я мертва, — прошептала я в исступлении, — Я мертва, Том, я мертва. Я мертва.       — Не мертва, — сказал Том, заглянув мне в глаза, — Ты живая. Просто у тебя шок. Это нормально.       — Нет, я мертва. Я не чувствую боль. Я не чувствую вину. Я мертва.       — Если бы ты была мертва, то мы бы сейчас не говорили. У тебя шок от того, что дорогой тебе человек в смертельной опасности.       — Дорогой?..       — Да. Можешь отнекиваться, сколько хочешь, но ты любила его. Потому и оттолкнула. Потому что не хотела, чтобы он страдал. Только любящий человек способен на такое.       — Я не любила его.       — Любила.       — Нет!!!       — То, что ты испытывала к Марку, было любовью, но ты этого не поняла. Потому что тебя не научили любви. Ты нежеланный ребенок, у тебя нет друзей. Я слишком скуп на проявление чувств, а Леа слишком занята своими болячками.       — Когда он меня спросил, люблю ли я его, я пыталась найти в себе это чувство. Но обнаружила лишь пустоту. Ты делаешь из меня этакую несчастную девицу, когда очевидно, что я пустышка. Это неправильно.       Подошел врач.       — Ну? — накинулись мы на него.       — К сожалению, нам не удалось спасти его.       — Что?! — Том надвинулся на врача, — Что значит «не удалось спасти»?!       — Травмы были слишком серьезными. Мы сожалеем.       — Вы должны были спасти его! Он не мог умереть! — казалось, на лице Тома впервые проступили живые эмоции, — Не мог, понимаете?!       Гул. Как у сломанного телевизора. Настойчиво раздирал её уши мерзкий, противный гул.       — Мы ещё не закончили наш разговор… Мне так многое ему нужно сказать, — прошептал Том.       Голоса Тома и врача словно доносились до меня сквозь бурю. Хотя, скорее сквозь гул. Казалось, будто они разговаривали на каком-то незнакомом языке. Я перестала понимать происходящее вокруг. Стены кружили вокруг меня, потолок грозился раздавить меня. А белый цвет ослеплял.       Что я здесь делаю?       Очнулась я уже лежащей на скамейке, на улице, укрытая халатом Тома. Его обладатель сидел рядом и гладил мои волосы.       — Меня не было, нет, и не будет. Я — невидимое пятно, — сказала я не своим голосом. Словно во мне говорит другой человек.       — Ты была, ты есть, и ты будешь. Я не позволю тебе сойти с ума.       — Да что ты можешь сделать? Я ведь уже мертва.       — Ты не мертва.       — Перестань твердить одно и то же. Я не хочу тебя видеть.       — Хорошо. Тебе нужно побыть одной, я понимаю.       Он встал и ушел. У меня снова загудело в ушах. На этот раз громко. Как будто сирена звучала, оповещающая о катастрофе. Заткнула уши, но это не помогло.       — Ну че там? — донёсся издали грубый голос.       — Она шокирована. Ей нужно побыть одной, — сказал Том. — Я хотел сегодня ей признаться, но не успел.       — Так че мешает? Сейчас ей нужен кто-то, кто её утешит. Ты, например.       — Она не из тех, кто так просто полюбит. Чтобы она начала мне доверять, мне понадобилось несколько лет. И то, не полностью. Да и не до этого ей. Они с Марком поссорились, а потом он погиб и многое осталось недосказанным. А тут я со своей любовью. Не кажется ли тебе подлым пользоваться чьим-то горем?       — Ты так промолчишь до конца своих дней.       — Видимо, да… Не вздумай говорить ей.       Не выдержав, я побежала, но, подскользнувшись, упала в лужу. Холодная вода и удар подействовали освежили меня. Встав, я подошла к забору и ударила по железным прутьям кулаком. Показалась кровь. Что-то хрустнуло, но ярость и горечь не дали почувствовать боль. Леа бы сказала на это: «Странная ты, Сандра, у тебя всё не так, как у людей. Когда тебя любят, ты бесишься. В ответ на пылкое признание ты хочешь ударить. Красивая, но ненавидишь каждый квадратный сантиметр твоего тела.» Её голос звучал в моей голове, пока капли дождя стекали по волосам. Ливень бушевал, улицы затопили лужи, небо было темно-серым, ветер развевал волосы и одежду. Мимо проходили люди, не замечая меня. Я была совсем одна, и эта мысль сводила с ума.       Я ударила по прутьям снова. И снова. И снова. Била, пока кулаки не превратились в кровавое месиво. Я сама не понимала, на что злилась и от чего хотела убежать. Марк был единственным человеком, который любил меня, даже зная, что я законченная сволочь. Даже в последние минуты он думал обо мне, даже сорвавшись в пропасть, падая навстречу пустоте, последней его мыслью была я. Моё имя застыло у него на губах, а словам так и не суждено было быть произнесенными. Я не любила его, я любила его любовь ко мне. Потому что даже родители меня не любили так, как любил он. Мне нравилось, что он страдает по мне, но никогда не хотела, чтобы это закончилось так. Я не хотела, чтобы он умирал!       — Глупышка. Чего плачешь? Кто тебя обидел? — послышался знакомый голос.       Словно в слово. Именно так Марк бы и сказал. Именно с этой интонацией. Как хорошо я его знаю.       — Я обидела, — вслух произношу я, — Я — стерва, тварь. Зачем ты меня любишь?       — Именно потому что ты стервочка, — рассмеялся голос в голове, — Я люблю тебя, потому что люблю. Разве нужна причина?       — Не все люди заслуживают любви. Особенно таких, как ты. Извечная проблема: хорошие мальчики любят плохих девочек, хорошие девочки любят плохих мальчиков. А хороших кто любит? Любить надо хороших, а меня оставьте в покое.       Чьи-то теплые руки обняли меня сзади. Волосы защекотали шею.       — Ты думаешь, я оставлю тебя вот так?       Это был Том.       — Не думаю, а знаю. Оставь меня наедине с моей болью. Если она вообще есть.       — Чтобы она сожрала тебя? Не оставлю. Никогда. Ни за что.       Я толкнула его локтем, попав в солнечное сплетение. Он упал прямо в лужу.       — И ты туда же?! — закричала я, — Ты видел, что я сотворила с Марком? Хочешь так закончить?!       — Извини…       — Уйди, оставь меня одну!       Он поднялся и заковылял прочь. В этот миг завибрировал телефон.       Хей, я сейчас приеду! Встречай меня с кучей жратвы!       Леа как всегда вовремя. Хотя, может, от разговора с ней станет легче. Я побрела в сторону дома Леа. Там уже была машина её семьи. Когда я подошла, подруга выскочила оттуда и бросилась мне на шею. Запахло молоком и травой. Леа была теплая, смуглая, с выгоревшими волосами и множеством веснушек. Я была бледная, с растрепанными волосами и проросшими корнями. И холодная.       — Как деревня?       — Нормально!       — А Марк умер.       — Что?!       — В аварии погиб. Покончил с собой из-за меня. Ударь меня, пожалуйста.       — Не буду…       — А надо бы. Я убийца.       — Ты не виновата.       — Нет, я виновата.       — Тебе нужен психотерапевт.       — В жопу психотерапевта.       — Нет, не в жопу. С психотерапевтом разговаривают.       — О, да ты у нас остроумная стала. Ну, видимо он и впрямь хорош. Подкинь телефончик.       Я списала у неё телефон психотерапевта. Затем мы пошли к ней, я помогла ей и её родителям разложить вещи. Потом мы ели ягоды. Хотелось убежать. От разговора с подругой не полегчало, только ещё хуже стало. Родители ушли в комнате, Леа сидела спиной ко мне и её плечи тряслись от рыданий. Я молчала и ела, пока не почувствовала, что вот-вот лопну. Мы пытались поддержать друг друга, поговорить, но у нас ничего не получилось.       Когда я вышла, уже выглянуло солнце. Над городом показалась радуга. Лоскутное небо отражалось в лужах. Пахло озоном, мокрым асфальтом, листвой и травой. Соседи возились в саду, дети играли прямо на дороге. Меня шатало. Домой я пришла мокрая, грязная и лохматая.       — Опять шлялась непонятно где? — набросилась мать с порога.       — Марк умер.       — О…       — Я буду в своей комнате.       Я удалилась в свою комнату. Дрожащей рукой набрала номер психотерапевта.       — Здравствуйте, это мистер Милтон? Я хочу записаться на сеанс.