Сияние его глаз

Войдя в дом, Сэм Винчестер слышит громкий шум телевизора, раздающийся из гостиной. Иногда к этому шуму добавляется раздраженный голос его брата, выкрикивающего что-то явно нецензурное, а после до его ушей отчетливо долетает бездушный звон бутылки. Скинув обувь и повесив темно-серую осеннюю куртку в шкаф, стоящий в прихожей, Сэм заходит в комнату, приветственно улыбнувшись Дину. Тот кивает ему, не отвлекаясь от широкого экрана ящика, явно слишком увлеченный происходящим на футбольном поле буйством. Младший Винчестер снимает пиджак, небрежно бросая его на стул, и садится в кресло, что стоит боком к дивану, на котором коротает сутки его старший брат. Здесь он облегченно вытягивает длинные ноги, блаженно прикрыв веки, а после чуть приоткрывает глаз, наблюдая за тем, как Дин эмоционально переживает очередное попадание мяча не в те ворота. Еще немного и что-нибудь твердое полетит прямо в экран ни в чем неповинного телевизора, где судья, гневно покраснев, потрясает кулаками и воодушевленно свистит какую-то «птичью» трель. Небо за окном с распахнутыми шторами уже давно потемнело, а внутренний двор освещают несколько светильников. Сизые облака лениво плывут по черному небосклону, подбираясь к горизонту, что уже неотличим по цвету от погруженной в ночной мрак земли. Сэм, работая в одной из ведущих адвокатских контор города, уже привык к тому, что часто возвращается домой так поздно, изредка задерживаясь в офисе для того, чтобы разобрать бумаги, накапливающиеся с удивительной скоростью. - Сэмми, ужин на столе, - сообщает Дин, хватая пиво с кофейного столика, заваленного журналами для тех «кто старше восемнадцати». – Он, возможно, даже теплый! – добавляет он, усмехаясь и салютуя брату бутылкой перед тем, как сделать глоток. Младший Винчестер благодарно кивает, окончательно откидываясь на мягкую спинку кресла, расслабляясь в нём. Дин подозрительно вглядывается в лицо брата, чувствуя, что тот хочет что-то сказать: - Я надеюсь, с деткой все в порядке, Сэм? Хоть одна царапинка! – угрожающе повышает голос мужчина, забыв о том, что всего несколько минут назад увлеченно смотрел игру. В выборе между деткой - шикарной черной шевроле импалы 1967 года выпуска, и футболом, приоритеты Дина Винчестера четки и незыблемы, словно само мироздание. - Нет, не переживай, с машиной все в порядке, - Сэм поднимает руки в успокаивающем жесте, а затем, устало вздохнув, продолжает, многозначительно приподняв брови: - Дин... у тебя ведь сегодня выходной. Очередной. И ты, как и раньше, весь день проторчал дома, - мужчина опускает руки, чтобы почти сразу же взмахнуть одной, осуждающе указывая на пустые бутылки, аккуратным клином выстроенные у дивана. - Сэм, позволь мне самому распоряжаться своим выходным! - возмущенно вскидывается старший Винчестер, тут же хмуро потупившись. - Дин, я понимаю, что сейчас тебе кажется, что работа - это самое важное. Она приносит тебе удовольствие, ведь ты занимаешься любимым делом, и тебе кажется, что ничего больше и не нужно в этой жизни. Я тоже так раньше думал. Но потом, когда я встретил Джесс... Старший Винчестер, до этого молчаливо слушавший брата, кривится, а затем резко отвечает: - Сэм, я понимаю к чему ты. И я в очередной раз тебе говорю: я сам решу, что мне нужно. Я рад за тебя с Джесс, действительно рад, Сэмми. Но я... – он чуть хмурится, пытаясь сформулировать мысль, - я еще не готов к этому, - Дин на секунду прикрывает глаза и потирает переносицу. – Или просто не нашел еще того человека, с кем могу построить… э-э-э…. – он оглядывается на внимательно слушающего его брата, - ну, ты понял, не могу построить отношения, - Винчестер с явным облегчением выдыхает и кажется, что еще немного и он с радостью перекрестится. - Дин, сидя на диване, ты не найдешь такого человека! – убежденно говорит Сэм, упрямо глядя прямо в глаза брату. - Сэмми... - У Джесс есть подруга, я рассказывал тебе о ней, - Дин закатывает глаза. - Прошу, давай ты просто попробуешь? – поспешно добавляет Сэм. - Я уверен, она понравится тебе. Я попрошу Джессику познакомить вас, когда она вернется, - не обращая внимания на то, что Дин умоляюще смотрит на него, продолжает младший Винчестер, явно воодушевившись идеей построить личную жизнь непутевому старшему брату. - Сэм, давай мы обсудим это тогда, когда твоя жена вернется с поездки, хорошо? - понимая, что иначе брат от него не отстанет, уступает Дин, обреченно вздыхая и мысленно проклиная то, что у Джессики есть подруга. - Хорошо, - сразу соглашается Сэм, чем сильно удивляет старшего Винчестера, думающего, что так легко он сегодня не отделается и, как минимум, получит внеочередную головомойку от младшенького братишки, который очень любил решать чьи-то проблемы, даже если их не было, и возлагать на себя роль матери Терезы, помогающей всем страждущим. Вот только Дину совсем не нравится роль одного из этих «страждущих». Сэм поднимается с кресла и, захватив пустые бутылки, направляется к двери. – Спокойной ночи, Дин, - произносит он перед тем, как выйти из комнаты. - Спокойной ночи, Сэмми, - отвечает Дин, с ужасом осознавая, что когда Джессика вернется с курсов по повышению квалификации, эти двое усиленно насядут на него, и не отступят до тех пор, покуда не женят. Даже если женой окажется дерево. “Судя по всему, придется знакомиться с той Бекки...” – думает Дин, переводя взгляд на экран телевизора и протягивая руку за бутылкой. К его огромному разочарованию игра почти завершилась, а пива осталось всего на один глоток. А последнюю неоткрытую бутылку умыкнул Сэм. Подлец. “С другой стороны, можно еще что-то придумать, чтобы избежать печальной участи быть женатым” – злорадно думает старший Винчестер несколько минут спустя, безучастно глядя в потолок своей комнаты и закутавшись в теплое и до безобразия мягкое одеяло. Несколько месяцев назад Дин бы, не задумываясь, пошел на встречу с этой девушкой, рассчитывая на горячее и кратковременное знакомство с ней. Сколько же было таких “знакомств” у Винчестера, начинающихся в баре и заканчивающихся в кровати снятого в мотеле номера! Разорванные в порывах страсти подушки и обмазанные алой помадой салфетки с номерами телефонов, разумеется, всегда к ним прилагались. Но все когда-то меняются, и Дину просто надоели такие вот отношения, из которых самые долгосрочные длились полторы недели, а заканчивались хлесткой пощечиной и пинком под дых. Возможно, все дело в той любви, которую он видел совсем рядом с собой, у близких для себя людей? А возможно он просто повзрослел, и ему хочется чего-то большего - большего и гораздо более значимого, чем простые кувырки в незнакомой постели... Так порой размышлял сам Винчестер, уединяясь с очаровательной бутылкой пива где-то в темном уголке своей спальни. Но в любом случае та девушка, с которой его пытался познакомить Сэм, не казалась ему той, с кем бы он захотел завести семью. Семейное счастье должно быть настоящим, не искусственным, когда муж возвращается с работы, а жена в это время усердно запихивает любовника в тесный шкаф, откуда он ночью с шумом вывалится, а после поковыляет домой с разбитым носом и фонарем под глазом. Семья – то, что соединяет, скрепляет и склеивает любящие сердца. Даже несмотря на то, что он ни разу не видел Бекки в глаза, он был твердо уверен, что она не тот человек, с которым он хотел бы построить какие-то отношения.

***

Кастиэль возвращается домой поздно, когда небо уже начинает чернеть, и гуталиновые облака, плывущие с запада, заволакивают сереющее небо. Замок на двери не поддается с первого раза, ключи со звоном падают на кафель, отлетая на несколько ступеней вниз. Новак, пошатываясь, сползает вслед за ними, нащупывает рукой связку и снова пытается открыть несговорчивую дверь. Дрожащие пальцы не слушаются, но Кастиэль всегда был упрям, поэтому ключи послушно проворачиваются в замке, и мужчина устало вваливается в квартиру. Легко закрыв дверь, благо для этого ключи не нужны, а то так бы он и с этим провозился еще какое-то время, Кастиэль делает несколько шагов вглубь прихожей, отбрасывая ненужную связку на небольшую тумбочку. Аккуратно (насколько это возможно в его состоянии сейчас, разумеется) положив тубус на полку, он принимается стягивать верхнюю одежду. Кастиэль запутывается, и на то, чтобы стащить с себя потрепанный плащ, у него уходит несколько долгих минут. Пуговица с манжеты рукава, жалобно скрипнув, падает на пол, закатываясь под тумбу. Кастиэль хмыкает, думая о том, что теперь есть хоть какая-то симметрия, ведь пуговица с другой манжеты отвалилась несколько месяцев назад. Направив взгляд туда, куда предположительно упала светло-коричневая пуговица, он натыкается взглядом на тубус, лежащий на полке над тумбочкой. Кастиэль тут же отводит взгляд, тяжело вздохнув. Швырнув плащ в сторону, Новак прислоняется спиной к стене, устало прикрывая глаза. Сейчас идея направится в ближайший к месту его работы... бывшей работы, бар уже не кажется такой прекрасной. “Это совсем не то, что нужно клиенту!” – полные желчи слова Захарии, его бывшего начальника, до сих пор стоят в голове, молотом колотя по вискам. – “Клиент хотел ангела, а ты нарисовал черти что!” Кас вздыхает, медленно сползая по стене. Это уже не первый раз, когда он попадает в немилость к начальству, и, как оказалось, этот раз оказался последним. Ранее, когда он работал в их с братом компании, таких проблем не возникало. Клиенты, что шли именно к нему, никак его не ограничивали, и оставались довольны всем тем, что он предлагал, полностью доверяя его вкусу или же прося помочь доработать их собственные идеи. Ему нравилось так работать. Там его не вгоняли в жесткие рамки. К сожалению, работа художника в издательстве журнала, где раньше работал Кастиэль, разительно отличалась от этого. Здесь художника считали безмолвной машиной, компьютером, который беспрекословно должен выполнять то, что требовал заказчик. Даже если он требовал от тебя откровенно провальной работы, за которую тебе было бы потом стыдно. Это увольнение было как нельзя некстати. Сейчас, когда ему совсем скоро нужно будет оплачивать счета за квартиру... Да и день рождения брата на носу, и он уже присмотрел ему чудесный подарок – книгу, которую один из клиентов Кастиэля, которому он писал портрет жены, пообещал привезти из Франции. Кое-какие сбережения у Новака есть, и их будет вполне достаточно, для того, чтобы купить подарок Бальтазару... но ведь он откладывал эти деньги для совсем другой цели. Кастиэль часто навещал детский приют на краю города. И почти каждый месяц (когда ему это удавалось) он приносил детям подарки, чтобы хоть как-то порадовать и поддержать их. Среди воспитанников приюта было много талантливых ребят, и они были безумно рады приходу художника, который, мало того что приносил им необходимые для рисования инструменты, но и помогал, обучая их мастерству кисти и карандаша, подсказывая и направляя. И вот сейчас это увольнение. Когда конец месяца так близок, и ему необходимо погашать счета за квартиру... Но разочаровывать детей Кастиэлю не хотелось еще больше. Экран телефона, который, как оказалось, выпал из кармана плаща и валялся на полу, засветился. По квартире разнесся красивый женский голос, сопровождаемый музыкальными инструментами, от скрипки до тихого и тонкого дуновения флейты. Чувственный голос заставил Кастиэля заслушаться, и лишь несколько секунд спустя он, опомнившись, поспешил поднять телефон с пола. - Касси! – раздался голос Бальтазара. Чрезвычайно громкий звук вызвал тупую боль в висках, заставив Кастиэля скривиться. Легкий стон, вырвавшийся у него, тут же взволновал брата, услышавшего его по телефону. – Все в порядке? Что случилось?! - Со мной все хорошо. Я просто немного выпил, - тут же ответил Кастиэль, откидываясь и прислоняясь обратно к спасительной стенке. Чтобы достать телефон, валяющийся в центре коридора, пришлось ненадолго оставить надежную опору. Легкое головокружение и тошнота усилились. Все-таки художник редко пил, можно было даже сказать - совсем не пил, и сейчас чувствовал себя очень и очень плохо. - Ясно, - раздалось из трубки. Голос Бальтазара звучал менее обеспокоено, но нотки волнения все еще явственно в нем угадывались. Кастиэль попытался устроиться удобнее: начавшая затекать спина болела. Оглядев собственные колени, он скривился. Черные и наглаженные утром брюки были покрыты пылью. Ползти к телефону было явно плохой идеей. Да и убраться давно не мешало, вон какой пол грязный… - Я уже слышал о том, что произошло, - несколько секунд спустя вырвал Кастиэля из размышлений голос брата. - Откуда? – удивленно спросил художник, стараясь совладать с внезапно начавшим заплетаться языком. Или он и раньше заплетался? - Свои источники, братишка. Итак, я подписываю приказ о твоем восстановлении? – деловито поинтересовался Бальтазар. - Бальт, ну сколько можно... – простонал Кастиэль, болезненно хмурясь и пытаясь сфокусировать взгляд хоть на чем-то. Ему совсем не нравились танцующие перед глазами стены и плывущий потолок. – Ты бы уже давно мог взять кого-то другого на эту должность, если тебе это так нужно! - Кастиэль, я не собираюсь брать “кого-то”, – Бальтазар выделил последнее слово, и перед младшим Новаком практически встала картинка, на которой старший брат кривится, презрительно выплевывая это “кого-то” и делая пальцами кавычки, – на должность творческого директора! Этот “кто-то” никогда не сможет сравниться с моим братом, с которым работали и ходили советоваться наши лучшие клиенты! Да ты один стоишь целого отдела! – судя по грохоту, раздавшемуся на другом конце линии, старший Новак в порыве эмоций очень сильно взмахнул рукой, уронив, видимо какие-то бумаги. - Бальтазар... – пытается возразить Кастиэль, потирая рукой висок и немного отодвигая телефон от уха, чтобы не слышать, как брат шипит что-то нецензурное в трубку. - Ничего не хочу слышать. У тебя три дня, и если ты за это время не найдешь работу, я немедленно подписываю документы и восстанавливаю тебя в должности. А затем мы с Мэттом приезжаем и силком перетаскиваем тебя в нашу с тобой квартиру! – не слушая брата, повышает голос Бальтазар. Кастиэль вздыхает и уже собирается убирать телефон, но Бальтазар, к его удивлению, не кладет трубку, а спрашивает, уже успокоившись: - За что тебя хоть уволили? - Источники не настолько хорошие? – язвительно интересуется Кастиэль, а потом, поняв, что Бальтазар не считает нужным ответить, он продолжает: - Разочаровал клиента, которому я, видите ли, ангела нарисовал не краснощеким карапузом в подгузнике, с луком и мелкими куриными крылышками, торчащими из-за спины. Дескать, на календаре он видит его именно таким. – Кастиэль, презрительно скривившись, закрывает глаза. Его очень и очень разочаровывало, что многие обыватели видели ангелов именно такими: пухлыми, объемными младенцами с маленькими крылышками, которые при увесистой комплектации их и поднять-то не смогут. Да даже дети из приюта были наделены большей фантазией, чем тот, кто видел прекрасных и величественных существ такими! - Что!? – удивленно восклицает Бальт. – Клиента не устроила та картина, что ты нарисовал? Там же прекрасный ангел, как такое может не понравиться?! - Клиент всегда прав, а я плохой работник, - устало отвечает Кастиэль. - Даже если клиент идиот? – ядовито интересуется старший Новак. - Даже если клиент идиот, - подтверждает художник. - Ладно, Бальт, я сейчас отправляюсь спать. Спокойной ночи. - Помни о том, что я тебе сказал. И насчет принудительного перевоза тебя в квартиру я не шутил. Мы применим силу, учти. Спокойной ночи, Кастиэль, - произносит Бальтазар, перед тем как положить трубку. Кастиэль засовывает телефон во внутренний карман пиджака, а затем поднимается, держась рукой за стену. Плотные темные обои кажутся очень и очень шершавыми, впиваясь в руку неровностями структуры, что складываются в рельефный рисунок – темные грозовые тучи. Эти обои были здесь еще тогда, когда Новак только купил эту квартиру, и очень ему понравились. Скинув ботинки, Кастиэль проходит по узкому коридору, открывая дверь в спальню. Сил на то, чтобы снять с себя одежду, просто нет, и он падает на заправленную с утра кровать, не потрудившись даже просто ослабить галстук. Едва дотронувшись головой до подушки, Кастиэль проваливается в спасительный сон, где нет недовольных заказчиков и начальников, не разбирающихся в ангелах.