Короли и Королевы

Игра предполагает чёткое распределение ролей. Чтобы узнать результаты распределения, Ведущий произносит: «Город засыпает. Наступает ночь судьбы». Правила игры в «Мафию»

*** К вечеру задул ветер. По мере того, как по улицам синими чернилами разливались сумерки, становилось всё прохладнее. Фред Боулз, высунувшись из мусорного контейнера, нахмурился, понюхав воздух, занесённый в переулок порывом упомянутого ветра, и решил, что это — дурное предзнаменование. Те, кто обитал на улицах Сити-13, волей-неволей вынуждены были прислушиваться к малейшим переменам в настроении города: только это и позволяло самым приспособленным из них прожить достаточно долго. Впрочем, Фред Боулз по прозвищу Бутылочник о дурных знамениях не заботился. Он считал так: когда город голоден до чьей-то крови, то для него всегда найдутся жертвы поинтереснее, чем его скромная персона. Главное — не совать свой нос туда, куда не просят, и не бродить в полнолуние там, где пролегают волчьи тропы. Всё остальное — не его дело. Он углубился обратно в мусорный контейнер. Через некоторое время поиски его вознаградились успехом: он обнаружил коробку с тремя кусками недоеденной пиццы. Повезло: пицце было не больше пары часов. Иногда город посылал своим детям по-настоящему роскошные подарки. Так что Фред вылез из контейнера с коробкой, устроился на асфальте, прислонившись спиной к расписанной граффити стене соседнего дома — и принялся терпеливо ждать. По его ощущениям прошло всего несколько минут, когда в переулок завернул его друг Филипп. Фред кивнул ему, приветствуя, и открыл коробку: Филипп каким-то образом всегда точно знал, когда появиться, стоило Фреду найти подходящее угощение или приличную ночлежку. По всей видимости, у дара ясновиденья имелись свои преимущества — несмотря на то, что Филипп каждый раз яростно утверждал обратное. — Неплохо, — оценил Филипп его находку, присаживаясь рядом. — Как раз то, что мне нужно. Дерьмовый день. Они взяли каждый по куску остывшей пиццы и принялись жевать. Фред похлопал его по плечу: — Как всегда? — Как всегда, — проворчал тот. — Я предупреждаю. Никто не слушает. Люди — идиоты. Откуда-то возле них нарисовалась ободранная бродячая кошка. Она настороженно понюхала бутылки, привязанные верёвкой к поясу Фреда, и вопросительно мяукнула. Фред отломил ей немного пиццы и погладил зверя по тощей спине: под рукой выступали позвонки. — Один парень, — продолжал с набитым ртом Филипп. — Вроде как выслушал. Согласился распространить вести дальше, представляешь? А потом просто смеялся надо мной, когда я отошёл. Думал, я не услышу. Я же говорю: идиоты. Они все умрут. Где-то громко залаяла собака. Фред посмотрел на быстро темнеющие облака, видневшиеся в просвете между домами. Ветер, гоняющий по переулку газеты и прочий мелкий мусор, низкой мелодией пробежался по горлышкам открытых бутылок. — Ничего не поделаешь, — сказал Фред. Жалобы у Филиппа всегда были одни и те же. Внезапно Филипп дёрнул его за рукав: — Да вот он, паршивец! Помяни чёрта, а? Я этого сопляка уже третий раз за день вижу, только глаза мне мозолит! Фред посмотрел в указанном направлении. Мимо их укромного закутка прошёл улыбающийся молодой человек с зелёным рюкзаком, завешанным какими-то значками и разноцветными феньками. Филипп проводил его недружелюбным взглядом, пока тот не скрылся за домом. — Он связался с плохой компанией, — сообщил он осуждающе. — Я видел его напротив конторы этого ублюдка-кукловода. Держу пари, именно туда он и направлялся. Говорю тебе, он плохо закончит. Они никогда не слушают, Фред. Никогда. — Ничего не поделаешь, — повторил Фред. Третий кусок они разделили на двоих поровну. Кошка, наевшись, покрутилась вокруг ещё немного, обнюхивая дырявые тапочки Фреда, когда-то бывшие домашними, после чего повела ухом, прислушиваясь к чему-то, и спешно убежала из переулка. Фред плотнее закутался в своё пропахшее рыбой пальто, подобранное им в мусоре возле ресторана морепродуктов. Филипп, доев свою порцию, некоторое время молчал. Потом схватился за голову, будто в приступе мигрени, и начал бормотать что-то бессвязное себе под нос. Фред оценивающе поглядел на него: кажется, это надолго. Филипп мог сидеть так часами. Он встал и снова заглянул в контейнер в поисках какой-нибудь достойной выпивки — раз уж город был сегодня к нему так щедр, всякое могло случиться. Город любил сюрпризы. — Я пойду, — сказал вдруг Филипп, поднимаясь следом. Выглядел он больным. — Нужно идти. Нужно найти убежище и отлежаться, а не то опять… Будь осторожен сегодня ночью, хорошо? — тут его голос слегка изменился, будто он не произносил слова сам, а только служил чьим-то живым рупором: — Трое убийц будут охотиться сегодня во мраке. Зверь с когтями и клыками, одержимый с его проклятым оружием. И Темнейший, рождённый под чёрным солнцем. Остерегайся Темнейшего. Он не пощадит. Не дожидаясь его ответа, Филипп тяжело поковылял прочь, чуть шатаясь на ходу. Фред покачал головой. — Ты тоже будь осторожен, дружище. Он относился к его пророчествам философски: по его мнению, не стоило опасаться грядущего. Того, что случится, всё равно не миновать — так к чему бояться? Звеня пустыми бутылками на поясе, он вернулся к поискам. Как награда за упорство, в углу между мешками с чьими-то объедками его ждала полупустая банка пива. Похоже, сегодня город действительно проявлял о нём заботу. Город вёл его по широким улицам и узким закоулкам, сквозь дворы и парки, мимо уютных уличных кафе и серых многоэтажек. Чем темнее становилось небо, тем больше убывал поток прохожих, несмотря на относительно ранний час. Вдоль тротуаров и дорог зажигались фонари. Нейтан не спрашивал дорогу и не пытался сориентироваться по карте, которая прилагалась к путеводителю. Город вёл его за руку, будто девушка на свидании, и Нейтан решил ему довериться: в конце концов, как иначе он мог установить с Сити-13 контакт? Нейтан привык ходить в местах, где ни разу не бывал, так же, как делал свои зелья: наполовину интуитивно, на четверть — читая знаки и таблички, и ещё на четверть — путём практических опытов и отметания всех неподходящих вариантов в процессе. Возможно, так его путь должен был занять больше времени, чем если бы он попытался действовать рационально; однако Нейтан сказал себе, что точного времени ему всё равно не назвали. «После заката» было, в общем, понятием довольно растяжимым. Он как раз проходил через очередной зелёный сквер, когда в затылке вдруг мазнуло тревожным ощущением: за ним следят. Он обернулся, чуть сбавив шаг. Аллея позади него была уже пустой, за исключением парочки, жмущейся друг к другу на скамейке под погасшим фонарём — и им явно не было до Нейтана ровным счётом никакого дела. За деревьями, на аккуратно подстриженном газоне, гулял пожилой мужчина с таксой, которая в данный момент беспокойно вертела головой по сторонам, будто учуяв что-то необычное, а затем вдруг решительно потянула хозяина прочь. Старик, ворча, последовал за ней. Никого подозрительного Нейтан так и не заметил. Пожав плечами, он двинулся дальше. Ощущение не проходило. Он пересёк сквер, остановился у фонтана, статуя в котором изображала маленького пегаса, готового вот-вот взлететь. Зачерпнул воды из него и постарался как можно незаметнее плеснуть её себе за спину, прошептав слова простейшего заклинания призыва. Потом развернулся, наступил в мерцавшую на асфальте крошечную лужицу, им же и созданную, и направился к перекрёстку. Это должно было заставить его преследователя как-то проявить себя: по крайней мере, это сработало пару раз в его родном городе, когда он учился в колледже и занимался ночами поисками нужных ингредиентов для своих опытов. Когда ему, вроде бы, осталось пройти не больше пары кварталов, ощущение слежки усилилось. Ему показалось, что периферийным зрением он ухватил чей-то силуэт, скользивший за ним следом, но, когда он снова обернулся, силуэт успел скрыться между домами. Что ж. Возможно, стоило перестать играть по правилам неведомого сталкера — и навязать ему свои. Нейтан нырнул во двор. После этого нелепого (даже по его меркам) собеседования днём он написал Грегу, как они и договаривались. Грег сказал ему захватить с собой оружие и приготовиться к драке. И Нейтан, конечно, пообещал, что так и сделает, хоть и по-прежнему склонен был считать, что Грег преувеличивает опасность; вот только — никакого оружия у Нейтана не имелось. Ни кастета, ни бейсбольной биты, ни ножа толкового, ни даже обыкновенного перцового баллончика: до сих пор у него было необходимости обзаводиться чем-то подобным. Да и драться он, если уж на то пошло, не умел. Но беззащитным он себя до сих пор считать был не склонен. Адреналин пульсировал в ушах, гулко стучал в горле, и Нейтан, спрятавшись за ближайшей машиной, ждал, пока его преследователь завернёт в тот же проход, через который во двор попал он сам. У него не имелось никакого особого плана: для начала стоило поглядеть, чьё именно внимание он привлёк. Может быть, никакого сталкера и в помине не было: этот вариант он тоже не отбрасывал до конца. Чья-то длинная тень нависла в проходе между домами, прямо под уличным фонарём. Нейтан задержал дыхание и неосознанно вцепился в лямки рюкзака. Человек шагнул во двор. Нейтан разглядел рыжие волосы, мешковатые штаны и потрёпанную коричневую куртку, явно с чужого плеча. Ноги человека были босыми. Он остановился на середине тропинки и медленно огляделся по сторонам. Затем, всё так же неспешно, будто у него было всё время мира в запасе, он вынул из-под куртки нож. По спине Нейтана пробежал отчётливый холодок. Он прижался к машине, молясь, чтобы не взвыла сигнализация, и попытался по возможности перестать дышать. Ни одно из его зелий даже в теории не могло бы гарантировать ему защиту от ножа. А если и могло — сейчас у него не было времени такое зелье приготовить и выпить. Человек постоял, словно к чему-то прислушиваясь. Посмотрел на нож. Повернул голову — так ужасающе медленно, так неотвратимо — в том направлении, где прятался Нейтан, и на мгновение ему показалось, что он точно заметил его, что он сейчас подойдёт ближе, и… Но ничего не случилось. Человек убрал нож и пошёл дальше. Затем покинул двор через арку на противоположном конце. Нейтан выдохнул. Обошлось. Кажется, обошлось. Он подождал ещё немного, чтобы удостовериться, что его преследователь не вернётся — оставалось только надеяться, что тот не обогнул двор с другой стороны, чтобы устроить ему засаду. Затем распрямился, вышел из своего ненадёжного укрытия и, не веря в свою удачу, вернулся на улицу, с которой пришёл. Человек с ножом не поджидал его за углом. Нейтан слабо улыбнулся. Возможно, Сити-13 просто хотел его слегка припугнуть. — От меня так просто не отделаешься, — пробормотал он, взбудораженный и — странное дело — почти довольный. В его родном городе никто не ходил за ним с ножом: разве что с сомнительными предложениями, от которых он быстро научился отказываться. И как раз в тот момент, когда Нейтан подумал об этом, он услышал позади себя угрожающее рычание. Определённо, это был самый странный попутчик в его жизни. Не то чтобы у Маркуса этих попутчиков было много, впрочем: к общению у него подход был довольно своеобразный. Мало кто желал составить ему в этом общении компанию, и мало чьей компании он мог бы пожелать. Но на этот раз он решил сделать исключение. Хотя бы потому, что ни одна другая компания в его жизни не состояла из древнего и явно магического кинжала. И, может быть, потому, что он верил в судьбу, а эта встреча, казалось, именно судьбой была для него определена. Всё совпало более чем удачно: он, вырвавшись на долгожданную свободу, искал себе новую цель. Кинжал, выброшенный на берег реки, искал себе носителя. Только позже Маркус осознал, что голоса, наполнившие его голову привычным шёпотом и зовущие его к мосту, отличались от обычных, которые он слышал время от времени: эти голоса казались более реальными. Более… целенаправленными. Будто кинжал нарочно звал его к себе — что, пожалуй, вполне походило на правду. Голоса обещали ему цель. Обещали ему ответы. Обещали ему знания. Обещали силу. Его это устраивало. Взамен он пообещал кинжалу свежую кровь и регулярные жертвоприношения. Они заключили сделку, и шелест голосов в его голове стал прочнее и громче. В ту же ночь они отправились на первую совместную охоту: голоса советовали ему не светиться на улицах до заката. Кинжал подсказывал ему укромные пути и дороги, чтобы не попадаться людям на глаза, пока они выбирали жертву. И если Маркусу было, в общем и в целом, всё равно, чью кровь проливать, — последняя его охота была уже давненько, и он хотел посмотреть, не потерял ли навык, сидя взаперти, — то кинжал, похоже, имел какие-то свои специфические пристрастия. Некоторое время кинжал словно бы присматривался — или прислушивался, если уж на то пошло — к чему-то, чего не видел Маркус, не выказывая интереса ни к одной из тех кандидатур, которые Маркус ему предлагал. Он уже начал думать, что сегодня охоты так и не состоится — но тут кинжал наконец определился. Они последовали за каким-то мальчишкой. Откровенно говоря, мальчишка не был бы его первым выбором, если бы Маркус был один. Он был тощим, и нелепым, и совсем ещё зелёным — может, только на днях закончил колледж, или куда там ходят учиться нынче все эти обеспеченные детишки из среднего класса. И всё-таки чего-то ему не хватало. Что-то было такое в его танцующей походке и в его лучившемся идиотским оптимизмом лице, что делало его не самой подходящей жертвой. Будто он мог дать отпор. Будто в нём крылось что-то ещё, невидимое глазу, что-то такое, что смутно Маркуса тревожило, несмотря на всю его внешнюю безобидность. Но кинжал явно что-то влекло именно к этому сопляку, и Маркус не стал спорить: сделка есть сделка, в конце концов. Мальчишка, похоже, в какой-то момент заподозрил неладное. Стал оглядываться и замирать, не вполне ещё нервничая, но явно несколько напрягшись. Маркус заранее предвкушал его страх, его бессмысленную панику, его испуганные метания, когда тот поймёт, что деваться ему некуда. Он зашёл за ним во двор, чувствуя близость развязки. Так давно, о, так давно он не держал в руках настоящего оружия, так давно не испытывал этого пьянящего азарта… И в это самое мгновение кинжал внезапно передумал. Маркус был раздражён. Голоса торопили его прочь из двора, позабыв о жертве, которая пряталась где-то здесь, оставалось только найти — и завершить дело. Но нет: кинжал больше не хотел сопляка. Чёрт возьми, это было досадно. Он чужая добыча, прошелестели голоса. Тот, кто идёт за ним, не должен нас видеть. Не должен знать, где мы. Ты его не победишь. Не сейчас. Отступи. Отступи. Мы найдём другого. Что ж, похоже, попутчик ему попался переменчивый. Маркус поспорил с голосами ещё немного — однако без особого пыла: возможно, кинжал и впрямь знал больше, чем он. Да и потом — у них была ещё целая ночь впереди. Так что он подчинился. Он ушёл из двора, спрятав кинжал обратно под куртку. Подчиняться чужой воле оказалось на удивление легко. А потом он услышал неподалёку тихий звон стеклянных бутылок, и кинжал ощутил чей-то слабый магический фон. В мусорной урне неспешно ковырялся бездомный. Возможно, ночь и впрямь ещё только начинается, сказал себе Маркус с усмешкой. И двинулся на звук. Сперва Нейтан подумал, что это — собака. Очень большая, лохматая, с тёмно-коричневой шерстью и жёлтыми глазами. Собака низко рычала, глядя ему прямо в глаза и медленно приближаясь. Он машинально отступил назад, пытаясь сообразить, чем так разозлил животное. Возможно, от него пахло едой?.. — Хорошая собачка, — попробовал он, осторожно протягивая руку по направлению к псу. — Хорошая… ты ведь не собираешься на меня напасть, правда? Но что-то внутри него — возможно, генетическая память какого-то далёкого предка — подсказало: собаки так не выглядят. Даже голодные, бездомные и злые. Даже бешеные. То, что стояло перед ним, собакой не было. Это был волк. И обращение Нейтана, похоже, ничуть не прибавило ему дружелюбности. Зверь оскалил клыки и зарычал громче. Глаза его опасно сверкнули. Мелкие волоски на шее Нейтана сзади отчётливо встали дыбом. Разум Нейтана твердил, что ни в коем случае не стоит бежать: попытка побега совершенно определённо только даст хищнику повод за ним погнаться. Однако, как бы Нейтан ни любил животных, весь его опыт общения с ними никак не включал в себя подобную ситуацию. Что вообще следует и чего не следует делать, если на вас неожиданно нападает настоящий дикий волк? Что ж, по всей видимости, ответ на этот вопрос ему предстояло узнать прямо сейчас. Потому что волк прыгнул — и Нейтан, вопреки всем своим оставшимся рациональным мыслям, тотчас же поддался инстинктам. Он вскрикнул, развернулся и побежал. Волк гнался за ним следом. Собака бы лаяла в погоне; волк молчал — Нейтан слышал только глухие удары его лап о тротуар. Каждый раз, когда он, рискуя сломать шею, оборачивался на бегу, размытое тёмное пятно за спиной казалось ему всё ближе и ближе. Он спотыкался об мусорные урны и невысокие бордюры, врезался плечом в редких прохожих, тут же стремительно отскакивавших с его пути, терял время на поворотах, неосознанно пытаясь петлять какими-то дёргаными зигзагами — и его разум находил ещё время удивляться тому, что все эти промедления почему-то так и не заставили зверя сократить расстояние одним точным прыжком. Отчасти он чувствовал себя глупо, убегая по пустынным улицам от какого-то животного, которого в городе и быть-то не могло: вероятно, как человек он должен был просто перехитрить его или что-то вроде того. Или швырнуть в него чем-то тяжёлым. Или… Однако другая часть его сознания, та самая, что с первого же взгляда распознала в его преследователе волка, на подобные мысли не отвлекалась. Эта его часть — древняя, цельная, не знающая сомнений и целиком сосредоточенная исключительно на задаче выживания — велела не останавливаться, покуда опасность не минует. Она всё ещё помнила те глухие тёмные времена, когда зверей было куда больше, чем людей, и даже с острым копьём в руке последние далеко не всегда побеждали первых. Помнила, насколько остры эти зубы и эти когти, насколько быстры эти лапы, насколько сильны эти мускулы, перекатывающиеся под густой тёмной шерстью. Эта его часть знала, что смерть пахнет землёй, лесом и диким зверем. Знала, каково это — быть добычей. И приказывала ему бежать. И он бежал, бежал и бежал, задыхаясь и меняя направления, и чем дольше длилась эта безумная гонка, тем меньше разумных мыслей оставалось в голове, заглушаемых шумом крови в ушах. Каждый раз, стоило ему понадеяться, что он сумел оторваться или потерять его, — раскрытая зубастая пасть мелькала совсем рядом, и приходилось вновь увеличивать скорость. Ночной город казался зловещим каменным лабиринтом, полным тёмных аллей, неоновых вывесок и рыжих пятен уличных фонарей, смазывающихся для Нейтана в одну нескончаемую цветную карусель. В боку закололо. Дыхание сбивалось. Нейтан никогда не был атлетом. Как правило, здоровой утренней пробежке он предпочитал сон до полудня — и теперь всерьёз об этом пожалел. Пасть клацнула сзади возле рюкзака, нещадно бившего Нейтана по спине сзади. Слишком близко. Рациональная часть, всё чаще сохранявшая молчание, внезапно забеспокоилась о том, что в рюкзаке в данный момент хранилось, и Нейтан ускорился так резво, будто волк уже укусил его самого: неважно, чем эта гонка закончится для него самого — его зелья, приборы и ингредиенты в рюкзаке пострадать не должны. Слишком много усилий он потратил на их изготовление. Нет, так не пойдёт. «Думай!» — велел он себе. Он нырнул в очередной двор, пересёк пустую баскетбольную площадку. Обернулся — волка за спиной не обнаружилось. Но он чувствовал: погоня ещё не закончилась. Сердце колотилось где-то в пятках. «Думай! Откуда он взялся? Зачем гонится за мной? Неужели из нескольких миллионов жителей именно я — его любимый тип закуски?!» Волк показался с неожиданной стороны — как раз оттуда, куда Нейтан только что бежал. Резко затормозив, Нейтан споткнулся и чуть не пропахал асфальт носом, только чудом удержавшись на ногах: рюкзак основательно сбивал баланс. Он попятился, задыхаясь. Волк приближался — нарочито медленно, будто точно знал, что далеко Нейтану всё равно не убежать. Глаза его светились в полумраке двора золотисто-оранжевым, как фонари. И Нейтан понял: рано или поздно он его настигнет. Он может бежать хоть всю ночь, звать на помощь до хрипоты или даже попытаться спрятаться — волк его найдёт. Волк его догонит. Что-то странное было в этом звере, в том, как он словно бы загонял его всё это время, хотя мог наброситься в любой момент, и эти его глаза, чересчур внимательные, чересчур умные, чересчур… насмешливые? Он упёрся спиной в железную сетку забора, ограничивающего баскетбольную площадку. Скосил глаза в сторону, стараясь боковым зрением следить за движениями волка: точно. Калитка, через которую он прошёл, находилась несколькими метрами дальше. И за то время, пока он преодолеет эти несколько метров, зверь, находившийся сейчас от него на том же самом расстоянии, успеет… Волк прижал уши и оскалился шире, готовясь к прыжку. У Нейтана отчего-то сложилось отчётливое впечатление, что зверь ухмылялся. Словно наяву, он снова услышал голос Грега-Сфинкса в своей голове. «Я должен предупредить вас, Нейтан. Собеседование — всего лишь первый этап. Советую вам захватить любое имеющееся у вас оружие, когда отправитесь в клуб после заката. Поверьте, оно вам пригодится». Возможно, он и впрямь не преувеличивал. Возможно, второй этап проходил прямо сейчас. «Вход только по приглашениям», говорилось в визитке. Откуда в городе взялся волк с человеческими глазами? Если только… Волк прыгнул — и на этот раз Нейтан не побежал. На этот раз он вскинул руки и крикнул: — Стой! Я знаю, что тебе нужно! — и, зажмурившись, отчаянно понадеялся, что это сработает. Когда он открыл глаза, волк стоял, упираясь передними лапами в забор («Господи, ну и огромная же зверюга!» — панически пронеслось у Нейтана в голове), и рычал ему в лицо, всего чуть ниже уровня глаз. Нейтан понял: если он хотя бы дёрнется без предупреждения, эти впечатляющие клыки мигом сомкнутся на его горле. Он не успеет даже завопить. Или, если уж на то пошло, помолиться. Но то, что ему дали шанс хотя бы договорить сейчас, уже значило многое. — Приглашение, — он сглотнул. С робкой надеждой улыбнулся. — Тебе нужно приглашение, которое мне дал мистер Мункли, верно? Я его отдам, — он потянул за лямки рюкзака, кивнув себе за спину, и позволил страху просочиться в голос. — Оно в сумке. Я отдам приглашение, и ты меня не тронешь, ладно? Я… я приношу извинения — за то, что сказал раньше. Про собаку. Я отдам приглашение и больше не попадусь вам… вашей конторе, или кто вы там… на глаза. Идёт? Пожалуйста. Я всего лишь искал работу. Он рискнул взглянуть зверю в глаза. В голове билось: если он ошибся, это будут довольно жалкие последние слова. Надо было сказать что-нибудь более героическое. Его шею обдало горячим воздухом — и спустя секунду зубастая пасть красноречиво щёлкнула возле самого горла. Он вздрогнул всем телом, но взгляда не отвёл. И затем… затем волк отступил, продолжая внимательно разглядывать его своими странными мерцающими глазами. Нейтан воспринял это как разрешение. Он торопливо стянул со спины рюкзак и начал судорожно в нём копаться. Так, зелье кратковременной левитации, зелье для ночного видения, фосфоресцирующий порошок из молотых светлячков, миниатюрный флакон с Ответом На Задачу, маленькая соковыжималка, коробок со спичками, где же оно… Волк снова зарычал — тихо и раздражённо, нетерпеливо переступив лапами. Нейтан нервно ему улыбнулся. — Сейчас, сейчас, у меня тут немного бардак, — и его рука наконец нащупала нужное. Он сделал глубокий вдох. — Нашёл! И, задержав дыхание, швырнул прямо под нос волку маленькую стеклянную баночку, наполовину заполненную мутной бурой жидкостью — сырьё для огненного зелья, которое он так и не нашёл времени завершить и которое, в общем-то, полагалось бы выпить, чтобы применить по назначению. Но несмотря на то, что зелье из разбившейся банки растеклось по асфальту… Нужный эффект был достигнут. Потому что волк резко отпрыгнул, ошалело тряся головой, и начал яростно — и безостановочно — чихать. Ещё секунда ушла на то, чтобы застегнуть рюкзак обратно, вторая — чтобы закинуть его на плечо и дать дёру. Нейтан бегом достигнул калитки, перескочил на площадку — и только тогда снова начал дышать. Смесь, которая содержалась в банке, получилась слишком уж летучей. Волк продолжал громко чихать за его спиной — и каким-то образом умудрялся звучать при этом так, будто совершенно по-человечески нецензурно ругался. А всего-то — выжимка из кайенского перца, нюхательного табака и серы с кое-какими добавками. Кто бы мог подумать. Нейтан ошарашенно рассмеялся, не веря в собственную удачу, и решил: он счастливчик. Сегодня город был к нему благосклонен, а значит — сегодня он будет жить. Он бежал до тех пор, пока не увидел почти скромную неоновую вывеску над неприметной с виду дверью, ведущей в какой-то подвал: «Карнавал Дьявола». И всё. Только два слова — и ничего больше. Он бы пропустил эту вывеску, если бы не искал её намеренно всё это время. Нейтан остановился, чтобы отдышаться, и попытался привести себя в порядок: поправил футболку и пригладил ладонью встрёпанные волосы. Потом подумал: к чёрту. Вероятно, им всё равно, как выглядит. Вероятно, им всё равно, придёт он сегодня или нет. Он оглянулся: за ним больше никто не шёл. Ни убийцы с ножами, ни волки, ни кто-либо другой. Неужели он всё-таки добрался? Получается, он прошёл испытание. Если это, конечно, было именно оно. Он не был уверен. В этом городе уверенным, похоже, вообще нельзя было быть решительно ни вчём. Распрямив плечи и надев свою фирменную улыбку, как броню, Нейтан решительно зашагал к двери. Там стоял охранник в чёрном костюме: жестом голливудской кинозвезды на красной дорожке Нейтан извлёк из кармана джинсов золотистую пластиковую карточку, мысленно готовясь к тому, что охранник просто развернёт его восвояси и на карточку даже не взглянет. В конце концов, на ней не было написано его имени. Но охранник, к некоторому его удивлению, только молча открыл дверь — и Нейтан стал спускаться по ступенькам. А потом на него со всех сторон обрушилась громкая музыка, сопровождавшаяся резкими разноцветными вспышками света. И пока он стоял на пороге, ослеплённый, оглушённый и совершенно ошеломлённый пульсирующей в этом месте энергией, магической и обыкновенной, кто-то радостно проорал ему в ухо голосом мистера Мункли: — Добро пожаловать в Гильдию Чистильщиков, новичок! *** Впрочем, ночь охоты закончилась не этим. Ночь охоты закончилась позже, в тот особый час незадолго до рассвета, когда мир словно бы замирает, дрожа по краям от цепляющейся из последних сил темноты. Было тихо. По улицам никто не ходил. По дорогам не сновали автомобили. Птицы не пели, не выли сирены, не мяукали под окнами кошки. Бездомные не рылись в мусорных контейнерах в переулках. Мерно шурша шинами, автомобиль Гарри Стефано остановился на своём обычном месте на частной подземной парковке. На парковке тускло горели белые лампы. Гарри Стефано вышел из машины. Взял с соседнего сидения свой кожаный портфель, набитый важными бумагами по делам городского управления. Наклонился к водительскому зеркалу, чтобы ещё раз убедиться, что не принёс с собой ничего лишнего — например, следа от чужой помады на воротничке рубашки, одна из его любовниц однажды оставила один такой, пришлось её уволить — и выпрямился, удовлетворённый этой быстрой инспекцией. Он взглянул на баснословно дорогие часы на своём запястье. Нахмурился. Вообще-то, он не собирался задерживаться у чересчур гостеприимной Лейлы так надолго; оставалось надеяться, что Джина будет слишком сонной, чтобы в подробностях расспрашивать его о том, где он был и что, собственно, делал. У него была готова история для неё, которую он репетировал по пути в машине, но если двадцать лет брака и научили его чему-то, так это тому, что чем больше и подробнее будет ложь — тем вероятнее потом в ней случайно запутаться и вырыть самому себе глубокую яму. Джину тот же самый опыт, впрочем, давно отучил от излишнего любопытства — без этих неприятных расспросов и подозрений их брак обрёл в последние годы небывалую гармонию. Пока он размышлял об этом, свет на парковке вдруг погас, и он очутился в полной темноте. Горели только синие лампочки сигнализации на приборной панели машины. — Что за чёрт? — пробормотал он, вынимая из кармана мобильный, чтобы подсветить себе дорогу. Позади него раздались шаги. — Мистер Стефано? — позвал кто-то тихо. — Вы Гарри Стефано, верно? Он обернулся. Из-за ближайшей колонны выступил чей-то силуэт, плотно окутанный тенями. Скудное освещение, поступавшее от экрана телефона, позволяло разглядеть только острый белый подбородок и капюшон, глубоко надвинутый на лицо. Гарри с раздражением коротко выдохнул через нос. — Он самый. Вам что-то нужно? Приходите в рабочие часы. В офис. И не забудьте предварительно согласовать встречу с моим секретарём, понятно? Я не люблю, когда меня подстерегают на парковке моего чёртова дома. Надеюсь, я ясно выразился? Тонкие губы собеседника изогнулись в насмешливой улыбке. — О. Разумеется, мистер Стефано. Но видите ли, дело в том… Человек шагнул к нему. Сделал быстрое движение рукой — и экран телефона погас. Гарри нахмурился. — Дело в том, что я уже согласовал эту встречу. Ни с кем иным, как с вашим секретарём. Холли Халсдэй. Вы ведь знаете такую, мистер Стефано? Это заставило Гарри нервничать — и одновременно разозлило. Он прищурился. — Это что, какая-то глупая попытка меня запугать? Потребовать у меня денег? Добиться эксклюзивного интервью для очередной жёлтой газетёнки? Не знаю, чего вы добиваетесь, молодой человек, но я вызову охрану, если не уберётесь по доброй воле. Проваливайте из моего дома, ясно? Тут он вспомнил кое-что ещё: — И как, чёрт возьми, вы сюда попали?! Это частная парковка! На которую, как он знал, можно было попасть только или через строго охраняемый пропускной пункт на входе, или непосредственно через здание — если знать код от входной двери. Неужели его охрана настолько некомпетентна, что сюда могут проникнуть всякие проходимцы? Незнакомец шагнул ещё ближе. Теперь Гарри видел только его смутные очертания, не более того. Странные ощущения вызывал у него этот вторженец: он поймал себя на том, что невольно отступил на пару шагов, хотя за все запасы мирового золотого фонда так и не смог бы объяснить даже самому себе, что именно в незнакомце казалось ему таким угрожающим. Что-то… что-то будто бы исходило от него, что-то такое, что никак не формировалось в слова и не улавливалось глазом. Проклятье! Да что за глупости? Он ведь даже не пил сегодня. Пожалуй, ему стоит проводить меньше времени в компании Сартариана, этого параноика из совета, который во всём видел угрозу. И в компании чёртова Люциуса Тенгхайзера, который якшался со всем этим подозрительным сбродом. Эти двое на него явно плохо влияли. Его вопрос остался без ответа. Вторженец сказал — равнодушно и мягко: — Мне не нужны деньги. Я не вымогатель и не журналист. Я только хочу, чтобы вы сказали правду, Гарри. О том, что сделали с ней. О том, почему Холли Халсдэй умерла. Гарри нервно оттянул пальцами воротник рубашки. С каждой минутой его уверенность таяла всё сильнее. Если ему не нужны деньги, зачем всё это? Зачем упоминать Халсдэй, если не для шантажа? — Вы кто, её родственник? Друг? Жених? Что вам нужно? Я ничего с ней не делал. Халсдэй выбросилась из окна в офисе, куча свидетелей подтвердит. У девицы было не всё в порядке с головой, и она покончила с жизнью. Рабочий стресс, бывает. Причём тут я, слушайте? Что-то невыносимо холодное коснулось его лица в темноте — и тут же исчезло. Ему показалось, что он услышал чей-то приглушённый стон, где-то совсем близко, и в то же время — очень, очень далеко. Кожа его покрылась мурашками. Его собеседник задумчиво наклонил голову. Голос его стал лёгким, как пёрышко: — В самом деле… причём тут вы. Вы всего лишь настойчиво домогались до неё в течение всех пяти месяцев, которые она на вас работала. И всего лишь два раза изнасиловали её в собственном офисе, на собственном столе, угрожая ей увольнением, угрожая поставить пожизненный крест на всей её карьере, если она кому-нибудь об этом расскажет. Это ведь совершенно не повод для самоубийства в её случае, верно? Гарри почувствовал, что дрожит — от холода, сказал он себе. По парковке гуляли сквозняки. Ему отчаянно не хватало воздуха, и он не мог сдвинуться с места. Покрываясь холодным потом, он снова попытался рассмотреть лицо того, кто к нему обращался — ничего не вышло. Он из полиции? Нет, нет, ни один полицейский не стал бы так проводить допрос. Тогда кто? Наёмник? Частный детектив, подосланный конкурентами? Проклятье. — Что… — он взял себя в руки. — Кто вам сказал такую чушь? Ничего подобного я не делал. Выметайтесь отсюда. Это моё последнее предупреждение. — Не делали, Гарри? Вы уверены? В тени капюшона вдруг вспыхнули двумя фосфорическими монетами зелёные глаза. — Знаете, Холли считает иначе. Гарри показалось, что его снова коснулись ледяные пальцы — и в то же время он был абсолютно уверен, что человек перед ним так и не шевельнулся. Он сглотнул. Эти пугающие глаза разгорелись ярче. — Вы не хотите передать ей привет? Она стоит рядом со мной. Прямо сейчас. У Гарри окончательно пересохло в горле. Ужас захлестнул его неумолимо, подобно удавке. — Что… Но договорить он не смог. Медленно, как во сне, незнакомец протянул руку — и внутренности Гарри скрутило невыносимой болью. Он закричал — или попытался закричать, потому что лёгкие сдавило, спину пронзили тысячи игл, и всё, что он сумел исторгнуть — это задушенный хрип, наполовину изумлённый, наполовину болезненный. Всё внутри горело, и пульсировало, и, казалось, рвалось на кусочки. Падая на пол, он из последних сил вцепился трясущимися пальцами в шнурок защитного амулета: паранойя или нет, но в этом городе никогда не мешало лишний раз подстраховаться от магических атак. — Нет, — сказал его мучитель всё тем же жутким спокойным тоном. — Это вам не поможет. Холли сказала, что вы носите что-то подобное, но — нет. Это не магия, Гарри. Не совсем. Он наклонился над ним, беспомощно извивающимся на полу в попытках отползти подальше, и в зеленоватом свечении его глаз Гарри наконец разглядел его лицо. Это лицо улыбалось. — Это ваша жизнь — утекает через слабые места, как вода сквозь бреши. Ваше тело просто перестаёт функционировать. Неприятно ощущать себя бессильным, правда? Вы умираете, Гарри. Он умирал. И знал это и без его подсказки. Он умирал — от боли и ужаса, ничего не понимая, не в силах кого-то позвать, не в силах сопротивляться. И это притом, что незнакомец к нему даже не прикоснулся. Гарри не был ранен. Гарри не был отравлен. Гарри даже не уверен был, что был атакован: все системы организма просто начали вдруг отказывать одна за другой, будто сами по себе. В горле что-то булькнуло; на губах выступила пена и кровь. — Кто… ты? — выдавил он потрясённым, свистящим шёпотом сквозь непослушный рот. — Никто. Я — никто. Для вас это уже не имеет значения. Гарри закрыл глаза. Он подумал о Джине, ждущей его в их общей постели на десять этажей выше от этой тёмной пустой парковки. О детях — дочери спали в соседней с Джиной комнате, сын, вероятно, только ложился в этот час где-то в студенческом общежитии на другом конце страны. Он подумал, что стоило, пожалуй, проводить с ними больше времени. Он подумал обо всех незаконченных рабочих делах. Он подумал о Холли Халсдэй, двадцатипятилетней красивой блондинке, которая, должно быть, перед смертью чувствовала себя точно так же, как и он сейчас — чувствовала отсутствие выбора. Отсутствие шансов на спасение. Глупая, глупая девчонка. Когда Гарри открыл глаза, вместо лица его убийцы над ним нависло лицо той самой глупой девчонки — прозрачное и абсолютно белое. Холли наблюдала за ним пустым, равнодушным взглядом мёртвых глаз. Она собиралась… она собиралась забрать его с собой. Убийца сказал: — Прощайте. Гарри Стефано умер. Темнота лопнула с восточного края, как воздушный шар, и город вздохнул свободнее. На горизонте занимался рассвет.