Ломка

Прижимая к груди планшет, в кабинет вошла запыхавшаяся Джоан Леланд. Было видно, что она пыталась привести себя в порядок, но это удалось ей лишь отчасти: воротник замялся, волосы растрепалась, грудь под блузкой часто вздымалась и опускалась. Бежала?.. Сложно представить; даже во время бунта, когда ее загнали в угол психи, а Бэтс пришел на выручку, Леланд не бегала. Подрагивающей рукой Леланд убрала упавшую на лоб прядь волос. — Прошу прощения, что заставила вас двоих ждать. Крейн поднялся. — Я надеюсь, все в порядке. — Все хорошо, — она убрала прядь волос со лба. По правому виску скатилась капелька пота. Хорошо было не все. Не имело смысла спрашивать, что именно — они не станут обсуждать это при нем. Крейн подвинул ей свой стул и сам встал у стены. Поблагодарив его кивком, Леланд села и положила перед собой планшет. — Джон, Скотт Киттл сказал, ты набросился на Веласкеса. Джон сделал себе заметку припомнить Скотти этот случай. — Я просто постучал к нему в дверь и попросил вести себя потише, док, — вкрадчиво поправил он. Голеностоп до сих пор ныл от ударов. — Насколько я понимаю, это не совсем так. — Он первый начал, доктор… — Джон. — Простите, док. Я не должен был этого делать. Веласкес получил, чего заслуживал. Если он не мог себя контролировать, это были его проблемы. Каждый, кто себя не контролировал, платил, Джон не исключение. Он ни о чем не жалел. Представься ему еще одна возможность, он поступил бы так же. Если бы дверь была открыта, ворвался бы и проломил придурку череп. Потому он был рад, что дверь осталась закрытой. В противном случае его жизнь в стенах Аркхэма сделалась бы в разы сложнее. …Брюс был немного дверью. — Как ты себя чувствуешь, Джон? Отвратительно, как еще он мог чувствовать себя. Но под вопросом док подразумевала иное. Тошнота, головокружение, желание заползти под одеяло и сдохнуть — все это было нормой. Джон сломал бы язык, если бы каждый раз принимался перечислять симптомы. — Без аномалий, док. Мне не мешало бы побриться, — он провел пальцами по подбородку. Все было бы в порядке, если бы не цвет — создавалось впечатление, что челюсть покрывается плесенью. Он ненавидел это. — Я распоряжусь, чтобы тебя отвели к парикмахеру во второй половине дня. — Спасибо, док. — Джон, — Леланд серьезно посмотрела на него. — Ты готов с нами общаться? Я понимаю, пребывание в изоляторе и лекарства не располагают к… беседе. Это нормально, если ты хочешь перенести сеанс. — Вы знаете, док… Было больно покидать свою камеру, но стоило мне войти сюда, — Джон повертел головой по сторонам. — И, ух, я понимаю, что просто не могу вдоволь налюбоваться на эти стены. Нет, нет, я выбираю остаться, — он сцепил пальцы в замок и наклонился к ним, широко улыбаясь. — Рада, что чувство юмора не покинуло тебя. Но это не выбор между возвращением в комнату и пыткой разговором, которого ты не хочешь. Можешь просто остаться. — Остаться? — Можем поговорить завтра. Сегодня — возможность прийти в себя. Я принесла бумагу, раскраски и карандаши, если ты этого хочешь. Нам не обязательно разговаривать. Джон несколько секунд смотрел на нее, потом откинулся на спинку стула и перевел взгляд на Крейна. Предложение было заманчивым. Просто посидеть в присутствии других людей, впервые за долгое время занять чем-то руки. Отложить тяжелый разговор — и по тому, как осторожно Леланд подводила к нему, он видел, что беседа предстояла тяжелой. Но ему нужно было размять язык. Казалось, еще немного и он разучится разговаривать. Ему нужна была встряска, что-то, что оживило бы его, разбило скорлупу изоляции. И новый врач смотрел на него. Под его цепким взглядом Джон чувствовал, что его оценивают. — Спасибо, док, но я думаю, что будет полезнее помнить, зачем мы здесь. Я прав? — он заглянул ей в глаза. Краем глазом он смотрел на Крейна, пытаясь понять, какое впечатление производит. Но лицо психиатра оставалось непроницаемым, и его поза не изменилась. — Если ты находишь это комфортным, Джон. — Да, я думаю так будет лучше. — Хорошо, — она опустила взгляд на стол. Меж ее бровей залегла неглубокая морщинка. — Джон, — произнесла она с ударением и посмотрела на него. — Нам нужно обсудить с тобой несколько вещей. Не как с пациентом. Брови Джона поползли наверх. Он приоткрыл рот, перевел взгляд с нее на Джонатана Крейна и обратно. — Разговор должен остаться здесь, — сказал Крейн. — Считай это знаком доверия между нами. — Доверие — это хорошо, доктор... — Первое, что я хочу сказать. Я поговорила с мистером Уэйном, — Джон пожалел, что не может лучше контролировать лицо. Он видел: Леланд заметила перемены, и видел: они ее не забавляют. — Мы оба знаем: у него огромное влияние на тебя. Это нормально, — она сделала паузу. — Ненормально то, что происходит с тобой, стоит появиться в картине ему. Два года, и каждый серьезный случай связан с Брюсом Уэйном. Эта ситуация на мосту — вы были вместе. Массовая драка в Аркхэме — вы были вместе. Я не собираюсь выпытывать у тебя подробности, но я прекрасно понимаю, что на свободе вы двое оказались в чем-то замешаны. Джон сдвинул брови и откинулся на спинку стула. — Мы не могли насильно разделить вас, и Брюс бы не позволил, но я надеялась сделать общение дозированным. Дать тебе время прийти в себя. Это не помогло. Джон беспокойно заерзал. Изнутри поднималась паника. — Так что я попросила его навещать тебя чаще. — Вы попросили?! — он навалился грудью на стол. Леланд отдернулась, и если бы не Крейн, упала бы назад вместе со стулом. Джон выпрямился. Ему не стоило этого делать. — Простите, — он опустил глаза. Крейн отпустил спинку ее стула и шагнул обратно к стене. Они с Леланд обменялись взглядами. Крейн чуть заметно покачал головой. Захотелось разбить ему очки; срезать осколками это бесстрастное выражение с его лица. Леланд повернулась к Джону.  — Все в порядке, Джон. — Я прошу прощения, док, я просто так счастлив это слышать… Леланд вымученно улыбнулась, но за улыбкой Джон видел тревогу. Нет, Леланд не была в восторге от этой идеи. — Совместная терапия может быть эффективной, но она требует работы обеих сторон. Мы будем идти маленькими шажками. Если ты покажешь, что готов, тебе предоставят больше свободы. Комната отдыха, прогулки во дворе. — Док, если бы я знал, что сломанный нос откроет мне столько возможностей, я бы разбил его раньше. — Это плохая шутка, Джон. Визиты — корректировка неэффективной терапии, не награда за твой эпизод. Нам придется принимать меры, если подобное повторится. Ты прошел долгий путь, и мне не хочется этого делать. Джон потупил взгляд и искоса глянул на Крейна. Каким образом он вписывался во все это? — Это непросто, я понимаю, - Леланд вздохнула. - Но только ты сам можешь себя контролировать. Я могу быть рядом, направлять тебя, но не более. Он отвел взгляд, испытывая раздражение. — Ага. Точно. — Второе, Джон, — Леланд поднялась и пересела на край стола, сцепив руки на коленях и глядя на него теперь сверху вниз. — И сейчас я говорю смертельно серьезно. Ты знаешь, что такое Аркхэм. Она замолчала. Джон облизнул губы и перевел взгляд на стакан, который рассеянно поглаживали его пальцы. В нем еще оставалась вода. Он машинально поднял его и вылил в себя остатки. — Я ненавижу говорить это, но ты прекрасно знаешь: Аркхэм — это хаос в клетке. — Я узнал, что Готэм — это тоже хаос в клетке, док, — пробормотал Джон. Крейн пошевелился. — Забавно, что вы заговорили о Готэме. Вокруг вашего имени было много шумихи. Вы произвели большой переполох, мистер Доу. Джон почесал затылок. — Ну, по крайней мере, им будет, о чем посудачить, верно? Никто не улыбнулся. — Нам стоило усилий отбить тебя у полиции и федералов. Спасибо мистеру Уэйну и его адвокатам, мы смогли перехватить тебя достаточно быстро. Джон помрачнел. Невменяем - его диагноз. Он был вполне уверен, что отдавал себе отчет в том, что делает. — Вы думаете, я невменяем док? — Леланд моргнула. Ее дискомфорт был виден невооруженным глазом. — Это единственное, что тебя защищает, Джон. У тебя… состояние, которое ты не можешь контролировать. У меня, или у доктора Крейна нет подобного оправдания. Но у тебя есть. Ответ его не устроил, но это было не лучшее время для споров. — А какова ваша оценка, мистер Доу? — тихо спросил Крейн. — Считаете, эксперты не правы? Полагаете, вы несете полную ответственность за свои поступки? — Я знал, что делаю, если об этом речь. Его выкручивало наизнанку от мысли, что его поступки списывают на помутнение рассудка. Казалось, его пытаются ограбить. Заключение о невменяемости защищало его перед законом, но Джона трясло от бешенства каждый раз, когда врачи с терпеливым и сочувственным видом доказывали ему, что мысли и чувства в его голове — результат нарушенной работы головного мозга. Что-то переклинило, провода разомкнулись. Сбилось программное обеспечение. Обновите драйвера, переустановите систему. Если все, чем он был, являлось неисправностью химических связей в его био-процессоре, то что ему оставалось? — Понятно. Что ж, суд признал вас невменяемым. Но я бы все-таки не разбрасывался подобными заявлениями. Блэкгейт — не Аркхэм. Джон передернул плечами. Крейн прищурился. — Вы знаете, что такое тюрьма, мистер Доу? — Какая разница? Я невменяем, — Джон покрутил пальцем у виска, сложил ладонь пистолетом и изобразил выстрел. Голова откинулась на плечо. — Бэнг. — Разница в том, сколько неприятностей может создать пресса, и какое впечатление вы оставите перед публикой, жюри… — Я понял, док. Разговор между нами! Я не собираюсь сообщать каждой встречной репортерше, что был в своем уме, когда резал уоллерских свиней. — Джон! Джон прикусил язык. Леланд смотрела на него с ужасом. Ей проще было считать, что он убивал в состоянии аффекта. Попытки убедить ее в обратном могли стоить Джону ее расположения. Джон не возражал, чтобы его поступки толковали по-своему. С докторами в Аркхэме это было критично, чтобы избежать наказания. Но Эйс был принципиален. На Эйс он совершил выбор. Первый шаг. Без врачей, без Харли, без Брюса. Срезал балласт. Остегнул ремни безопасности, выпорхнул из гнезда и полетел. Врачи доказывали ему, что Эйс был не его выбором, а чем-то вроде короткого замыкания. «Состояние» сыграло роль, да; едва не убило его. От смеха и гипервентиляции ему приходилось разом драться с Бэтсом и с собственными легкими. Но он знал, что делает. Не было никакого провала в памяти или второй личности типа мистера Хайда. Люди не слышали его, и это сводило с ума. Заставляло чувствовать себя бессильным. Ставить под сомнение собственный рассудок. Он жалел только о том, что не прикончил Уоллер, и что Брюс теперь смотрит на него так, будто к его груди привязана бомба. — Личный мотив, - Крейн постучал пальцами по подбородку. – Полицейские это любят. Но давайте вернемся к теме. Джоан? Леланд долю секунды продолжала смотреть на Джона, выражение шока еще не выветрилось из ее лица. Она сделала глубокий вдох. — Послушай, Джон. Готэм многое пережил за последнюю пару лет. Харви Дент, Дети Аркхэма… Пакт. Народ близок к массовой истерии. Они ищут козла отпущения. И за секунду до того, как на Готэм обрушилось цунами, ты встал на гребне волны и прокричал: «Смотрите на меня! Это я сделал!» — Может, если они ищут врага народа, им следует посмотреть в другом направлении, — процедил Джон. — Может быть. Ты не первый пациент в Аркхэме, которого хотят у нас отнять и судить. Внимание к твоей персоне означает цепи у нас на руках. Ошибка, неверный шаг — и здесь будет пресса, юристы, снова начнутся пересуды и тяжбы. Нам это не нужно. Семьи и друзья погибших не успокоятся. Семеро погибших. — Шесть. Я убил шесть. Не семь, не пять, не десять. Шесть. — Я прошу прощения, шесть человек, - верно растолковав острый взгляд и суженные зрачки, поправилась Леланд. — Эти шесть человек — служащие федеральных органов, серьезные люди с серьезными связями. И их друзья, семьи, коллеги — они тебя ненавидят. — Это взаимно. — У них не получилось достать тебя через суд, но есть другие способы. Ты знаешь, сколько пациентов умирает в лечебнице насильственной смертью каждый год. Ну да. Брюса едва не убили в первый же день. …Но Брюса в Аркхэме ненавидела добрая половина пациентов, которых засадил в психушку его папаша. Джона, с другой стороны… В ушах все еще стояли отголоски голосов, скандирующих: «Джо-кер». Он был бы польщен, если бы не был зол на них. Джон провел по лицу ладонью, поднимаясь к волосам и откидывая несколько прядей назад. Пальцы дрожали, он не знал, от нервов, наркотиков или слабости. — Звучит ужасно, но ты должен это понимать. Спокойствие не может быть дороже жизни. — Забавно, что вы сказали это, док. Но я спокоен. Он в самом деле был спокоен, во всяком случае, информация не встревожила его так, как ожидала Леланд. Предостережение Харви щелкнуло и вошло в паз, и Джон чувствовал, как внутри него поднимается радостное возбуждение. Он соврал бы, если бы сказал, что совсем не боялся, но эта новая деталь… Его пребывание в Аркхэме могло стать намного, намного веселее с этой маленькой деталью. Здоровая доза адреналина — то, что нужно, чтобы по венам потекла настоящая человеческая кровь, а не та жидкая водица, от которой его вечно клонило в сон. И, еще один немаловажный пункт. — Меня начнут выпускать из камеры? — Комнаты. Джон, ты должен отнестись к этому серьезно. Мы будем идти маленькими шагами. Посмотрим, как на тебя повлияет общение с мистером Уэйном, скорректируем медикоментозную терапию, начнем вводить обратно в социум. Начнем с приема пищи и водных процедур вместе со всеми. Если ты не можешь вести себя, или другие ведут себя агрессивно, если твое присутствие вызывает волнения, это либо корректируется, либо прекращается. Пока понятно? Понятно, еще как. Они будут притсально следить за каждым его действием. Шаг в сторону? Плохой Джон! К ноге! Сидеть! Он кивнул, барабаня пальцами по столу. — И… что, если при виде меня кто-то будет подпрыгивать и махать руками, я буду вечно сидеть теперь в камере, так, что ли? — Мы решим этот вопрос. Они решат этот вопрос. Чудесно. — Это утешает, — вслух произнес он. Но все было лучше, чем то, что он имел сейчас. — Я полагаю, ты уже поговорил с доктором Крейном. — Ну… вас не было, когда меня привели, док. По правде, я уже решил, что вы, эм, бросили мое дело, — он рассмеялся, пытаясь обратить все в шутку и рассчитывая узнать, насколько его опасения далеки от истины. Веселья он не испытывал. — Разумеется нет, Джон. Я на твоей стороне. Не нужно дистанцироваться. — Простите, доктор, я просто не был уверен… после драки… думал, что, может быть, вы,. — он опустил взгляд. Опущенный взгляд, склоненная голова – признак неуверенности, испытываемого стыда, чувства вины. То, что нужно Леланд в этой ситуации. — Этот срыв — шаг назад, Джон, - ее голос звучал мягче. - Я понимаю, сдерживаться тяжело, но насилие не решает проблемы. Только создает новые. С этим Джон мог бы поспорить. Когда у него возникла проблема с агентами в парке развлечений, насилие решило ее весьма неплохо. Санитары использовали насилие, и правительство. И, если только ему не изменяла память, в Аркхэме он находился не потому, что Брюс полгода назад вежливо его об этом попросил, а Джон учтиво согласился. — Но это не означает, что я намерена бросить тебя. Моя работа заключается в том, чтобы помочь тебе разобраться с твоей проблемой. Если ты этого хочешь. Леланд перевела взгляд на хранившего молчание Крейна. — Доктор Крейн, Джон, прибыл к нам на следующий день после того, как ты попал в изолятор. Я рассчитывала, что мы сумеем поговорить до его приезда. Обсудить то, что мы обсуждаем сейчас. Обстоятельства не позволили. — Вы хотите отдать ему мое дело, док? — Джон надеялся, что звучит спокойно. — Если ты этого захочешь. Я буду приглядывать за тобой, разумеется. Профессор Крейн — один из лучших специалистов, которых я знаю. Он меня учил. Джон округлил глаза. — Оу? Правда? — он прищурился и посмотрел на Крейна с новым интересом. — Как, э, в институте? — Готэмский университет. Факультет медицины, — негромко ответил Крейн. Там же училась Харли. — Ух ты, док, я не знал, что вы учились! — Джон хлопнул в ладоши. — Я имею в виду… Знаете какие-нибудь позорные истории про нее, профессор? — он понизил голос и подался вперед, почти улегшись грудью на стол. Крейн бесстрастно наблюдал за ним. Джону хотелось взять его глаза, разбить их и посмотреть, что там за ними, настоящее, за этими стекляшками. — Она списывала? Запускала петарды в туалетах? У нее была пересдача? — Нет, боюсь, Джоан Леланд была примерной студенткой. — Ох, да ладно, док, бросьте… — Джон, — без нажима, но со стальными нотками в голосе оборвала его Леланд. Джон прикусил язык. Может, он заходил слишком далеко. Он часто заходил слишком далеко. В морях общения не было буйков, указывающих, куда не следует заплывать. Крейн казался крепким орешком, но он надеялся его расколоть, правда. Раскрутить на пару баек. Леланд тоже была крепким орешком под этой своей нежной скорлупой. Профессионал своего дела. Большинство докторов прокалывались. Но за все эти годы Леланд ничего ему про себя не рассказала. Их отношения оставались сугубо профессиональными, хотя он был ее фаворитом. Сведения приходилось буквально из-под земли откапывать. Учитывая, сколько врачей только за последние двадцать лет прирезали в их собственных постелях сбежавшие из лечебницы пациенты, Леланд бы вряд ли понравилось, что Джону известен ее домашний адрес. Номер машины. Возраст, имена и дни рождения дочерей, и почему она всегда такая грустная, когда ей приходится работать допоздна четырнадцатого и седьмого апреля. Джон ничего не мог с собой поделать. Кто-то оставлял на теле засечки. Кто-то коллекционировал марки. Он коллекционировал информацию. В мире, где ничто от него не зависело, это дарило слабую иллюзию стабильности. — Мы с профессором Крейном поддерживали общение с университета. Он заинтересован твоим делом. — Оу? В самом деле? — Джон изобразил удивление. Ему хотелось спросить, проникся ли Крейн его делом до или после того, как медики в госпитале выцарапали его пропитанной кровью и присохшей к коже одежды, а к его делу пришили слово «Джокер». — На самом деле, это он убедил меня, что пора двигаться дальше. Джон повернулся к Крейну. — Я давно хотел оставить Университет и перевестись в Аркхэм, заняться практикой. Я бы сделал это раньше, но мне нужно было закончить пару вещей. Ваше дело послужило последним толчком, — Крейн оттолкнулся от стены и сделал шаг к столу. — Я попросил доктора Леланд подумать над тем, чтобы позволить мне заняться вашим лечением. И у меня родилась пара идей, как можно использовать мое появление, чтобы скорректировать терапию. — Доктор Крейн пользуется большим авторитетом, Джон. Его имя имеет серьезный вес. Джон никогда не слышал этого имени. Впрочем, он никогда не интересовался психиатрией как наукой. Он рассеянно провел ладонью по волосам, приглаживая их. Принятые лекарства и длительное пребывание в изоляторе давали о себе знать. Он чувствовал себя уставшим, и ему становилось все сложнее воспринимать информацию. От него требовали решений, и он слишком туго соображал, чтобы их принимать. Он шумно выдохнул воздух и мотнул головой. — Это очень много всего, док. — Не обязательно давать ответ сейчас, но ты должен решить, чего хочешь в течение недели. Доктор Крейн приступает к работе, и, если ты отказываешься иметь с ним дело — жаль — он возьмет других пациентов. — Давайте проясним один момент, — Джон сложил перед собой ладони в замок. — Все эти чудесные штуки, о которых вы говорите… Маленькие шажки… Я прав, если понимаю, что они будут возможны только если я, — он ткнул пальцем себе в грудь, — перейду под крыло замечательного доктора здесь, — он прищурил глаз и ткнул пальцем в Крейна. — Нет. Мы в любом случае будем это делать. Переход к доктору Крейну даст тебе определенные преимущества, сделает вещи быстрее. Это все. — Я до сих пор не понимаю, каким образом. — Я человек со стороны. У меня развязаны руки. Если я скажу, что с завтрашнего дня мы будем лечить тебя солнечными ваннами, это вызовет меньше вопросов, чем если доктор Леланд внезапно позволит тебе выходить во двор и отменит наручники во время конвоя, - сказал Крейн. – У меня репутация, мне есть чем крыть, если начнутся проблемы. — Вы собираетесь выписать мне солнечные ванны?.. — Я собираюсь добиться для вас солнечных ванн во дворе. Со временем. — Хах, — Джон откинулся на спинку стула. Из всех врачей он доверял только Леланд. Во всяком случае, он знал, что ей не наплевать. Она не могла приставить к нему плохого специалиста, верно?.. Он посмотрел на нее. — Я не знаю… Если это не будет как в прошлый раз, доктор. Я имею в виду, было весело, но, мой предыдущий психиатр в нашу последнюю встречу пытался убить меня, эм… большим электрическим молотом. Я понимаю желание, тем не менее… Я имею в виду, я н-не против того, что она пыталась меня убить, но… У нее были причины, знаете?.. Но, честно говоря, док, наш опыт общения был немного травмирующим… Я не уверен, что мне стало лучше… Он сник и замолк, потерявшись в мыслях, не уверенный, что хочет сказать. Лицо Леланд на секунду ожесточилось. — Прости, Джон, это была наша ошибка. Когда бывший психиатр утягивает пациента за собой на дно, Аркхэму остается только прибавить к перечню своих провалов. Этого не повторится. Дела всех докторов тщательно проверяются. Джон глянул на Крейна. Тот ответил ему непроницаемым взглядом. Ему по-прежнему хотелось вытащить глаза психиатра, расколоть их, чтобы заглянуть внутрь. Но что-то в добром докторе ему нравилось. То, как он держал спину. В комнате Крейн намеренно или подсознательно выбирал те места, где фигуру съедали тени, и его лицо чересчур напоминало маску. В нем было что-то от Бэтса. Тот держался так же — прямо, жестко, словно боялся, что, если на секунду расслабится, у него из задницы начнут вываливаться внутренние органы. Кишки, печень, аппендикс. Бэтаранги. Джон прикрыл пальцами рот и захихикал, не в силах прогнать образ. Крейн по-прежнему на него смотрел, и Джон опустил взгляд, пряча все лицо за ладонью. Если Крейн хоть в чем-то похож на Брюса, ему не понравится, над чем Джон смеется. Леланд истолковала его поведение по-своему. — Я обещаю. Профессор Крейн — мой старый знакомый, Джон, ему можно доверять. — О, это радует, док, — сказал Джон, убирая руку от лица и потирая веки тыльной стороной ладони. В глаза словно насыпали песку. Он винил пересып, лекарства и хлор в воде. — И как вам наше предложение, мистер Доу? — Спросил Крейн. Джон посмотрел на него снизу вверх, поддерживая правую сторону лица ладонью, помассировал пальцами веко и передернул плечами. Что он думал? В Крейне что-то было, и Джон соврал бы, если бы сказал, что ему не любопытно. Он не сомневался, что Крейн хороший специалист. Джон мог распознать хорошего мозгоправа, когда видел хорошего мозгоправа. … Но ему не нужен был хороший психиатр. Ему не нужен был врач. Хороший врач станет лечить его. Будет убеждать, что необходимо лечение. Он лечился уже сколько — двадцать лет? Больше? Обрести себя, впервые почувствовать на правильном месте и еще двадцать лет лечиться от этого — Джон не был к этому готов. Ему нужно было продержаться. Выждать до тех пор, пока… Он боялся думать, что включает в себя это «пока». Пока все не вернется в прежнее русло, как минимум. Мысли о промежутке между «сейчас» и неопределенным «пока» вызывали жгучее ощущение, что его жизнь отмотали на два десятилетия назад и поставили на повтор. Это было не совсем так. Он больше не был тем вышедшим когда-то из Аркхэма потерянным человеком, тонущим в незнакомых водах, и в его жизни был реальный человек, там, снаружи. Верно же?.. — Я тронут, профессор, правда. Но… Нет, нет, я думаю, я буду придерживаться доктора Леланд. Джон улыбнулся ей. Это был не тот ответ, которого они ожидали. Но во взгляде Леланд он заметил еще кое-что. И это что-то было еще одной причиной, по которой он предпочел бы оставить ее. В нем было что-то, или в ней было что-то, что усыпляло бдительность, заставляло ее почти опекать его. С Харли было то же. На другом уровне, но он все равно заметил. Это не делало их тупыми, но позволяло с большей легкостью проворачивать что-то, что иначе ни за что не сошло бы ему с рук. Харли едва задала ему несколько вопросов про ноутбук, который он украл, и Леланд редко ставила его слова под сомнение. С Брюсом это так не работало. « ...Это просто… случилось, верно? Странно, что ты не можешь вспомнить подробностей... » « ...Ты говоришь, я лгу?.. » « ...Я говорю, это странно... » И он уже видел, что на Крейне трюк не сработает тоже. Крейн не смотрел на него сквозь призму предвзятого сострадания, и какие бы привилегии он не сулил, они не стоили слепого расположения Леланд. — Жаль, но я понимаю, мистер Доу, - голос Крейна не выдал его разочарования. – Если передумаете – сообщите мне или доктору Леланд. Джону и самому было слегка жаль. Леланд была… скучной. Крейн, с другой стороны… О, Крейн был подарком, который Джон хотел бы распечатать. Но, сильнее чем когда-либо, Джон осознавал серьезность последствий; и он не хотел рисковать. Слишком многое было на кону. — Что ж, Джон, это твое решение, - Леланд, в отличие от Крейна, выглядела почти расстроенной. – Но я прошу тебя тщательно все обдумать. У тебя есть еще неделя. — Конечно, док, — он кивнул. Он не сомневался, что, если доктор в самом деле заинтересован в его деле так, как ему показалось, у него была не неделя, а год. Два года. Три. Столько, сколько Крейн намерен задержаться в Аркхэме. — Хорошо. И последнее, что нам нужно решить сегодня. Раньше никто не носил тебе передачи, но теперь у тебя есть друг, и, учитывая, что случилось в последний раз, — она опасно замолчала. — Я думаю, пора установить, что он может и не может тебе приносить. И чего ты хочешь. Джон замер. Удивительно, это не приходило ему в голову. Ни разу. Он был искренне поражен. Передачи. В Аркхэме редкие счастливчики получали передачи. Даже те, у кого были родственники, чаще довольствовались всем больничным. Большинство предпочитало забыть о кровных связях, когда близкие пересекали черту лечебницы. — Я уверена, что Брюс будет рад принести тебе что-нибудь в больницу, Джон. — Ах. Да, — Джон очнулся, нервно барабаня пальцами по столу. Сердце его билось быстрее не потому, что ему предстояло получить что-то. Предмет. Ему ничего не было нужно. Но его будоражило от мысли, что он получит передачу. Другие делились с ним, но сам он никогда раньше не получал передач. Некому было носить. Это вызывало зависть, и болезненно напоминало, что снаружи его никто не ждет. И, хотя Аркхэм стал домом, ни с кем из пациентов он не был близок. Они не были его семьей. Когда Харли оставила должность и ушла из Аркхэма, он надеялся, что она что-нибудь ему передаст — неважно что, старый носок, коробку печенья, обертку от конфеты. Что-то. Мысль, что кто-то — Брюс — что-то принесет для него заставляла его… Джон мотнул головой, теряясь в мыслях, сонливость сошла на нет. Он не помнил детства, но, вероятно, так ощущают себя дети, дожидаясь Санту под Рождество. Леланд кашлянула и вытащила из нагрудного кармана блокнот. Она положила его на стол и подвинула к Джону, затем протянула карандаш — мягкий, восковой, сделанный специально, чтобы им нельзя было нанести рану. Такие были в комнате отдыха, для «творчества». — Предлагаю составить список. У нас еще есть время, и ты можешь сделать это сейчас, — Джон машинально взял карандаш и сунул в рот кончик, сосредоточенно глядя на чистый лист. — Что… Что я могу написать? — в радостное нетерпение прокралась неуверенность. — Я имею в виду, я могу получить книги или?.. — Нет, Джон, пока никаких книг, — он разочарованно опустил взгляд. — Давай немного повременим. — Предметы личной гигиены, одежда, продукты. Напомнить тебе, что у нас запрещено, или?.. — О, док, я сам могу вам напомнить, — не глядя на нее, пробормотал он, поднося карандаш к бумаге. — Можешь сделать это потом. Джон отрицательно мотнул головой и сосредоточенно нахмурился. То, чего он хотел на самом деле, он знал, что ему не разрешат. Книги, карты, ножи, мобильный телефон, все выпуски Готэм Газэтт за прошедшие шесть месяцев. Отмычки, может быть. Селитру с бензином было бы неплохо. Так чего он хотел?.. На него смотрели. Джон провел вертикальную линию. Потом вторую. Рассек их горизонтальной. Облизнул губы. Краем зрения уловил движение и поднял глаза, чтобы увидеть, как Леланд набирает на дисплее телефона сообщение. Джон секунду следил за ней, а в мозгу рождалась мысль. Затем там что-то щелкнуло и во рту мгновенно пересохло, когда он понял, о чем думает, и понял, что собирается это озвучить. — Док, — он отложил карандаш. — Что если я… Скажу ему? — Ты можешь сказать ему при встрече, конечно, но, если составишь список, я передам ему, и уже в следующий раз он все это принесет. — Я имею в виду, — Джон нервно рассмеялся, оценивающе подмечая пристальный взгляд Крейна. В отличие от Леланд, ее учитель сразу все понял. Ладони стали влажными, и Джон убрал их со стола, незаметно вытирая об штаны. — Я мог бы сказать ему… Он отвел взгляд, не решаясь продолжить. Телефон был запретной темой, и с каждой секундой его решимость таяла. И, чем больше Джон о нем думал, тем больше сам разговор страшил его. Страх, упрямство и желание услышать голос подстегнули его продолжать. — … Я мог бы передать ему… устно, — он уставился на ее смартфон, и лицо Леланд стало жестким. Сердце Джона упало вниз. Он стиснул зубы и приготовился услышать отказ. — Джон, ты знаешь, что звонить у нас запрещено. — Ну… Звонить запрещено по служебным телефонам и без разрешения персонала, док. И вы сами сказали, что разговор останется между нами, — Джон не собирался сдаваться. — Какой вред может быть от одного ма-а-аленького звонка? — он передернул плечами и улыбнулся. — Пожалуйста? Я… Я обещаю, я буду вести себя лучшим образом после этого. Больше никакого изолятора! Пожалуйста?.. — Я надеялась, ты будешь вести себя лучшим образом в принципе, Джон. Не потому, что мы дадим тебе позвонить. Он запустил пальцы в волосы, новые аргументы не приходили в голову.  — Думаю, так мне будет проще. — Думаю, вам будет проще, если вы составите список, мистер Доу. Крейн. Бинго. Вот и он. Джон сделал глубокий вдох, опуская глаза на блокнот и считая про себя до трех. — Я предпочитаю держать вещи в голове, — выдохнул он. Это было правдой, и Леланд знала это. Номера, адреса, телефоны… Он запоминал, не записывал. Повисло молчание. Еще секунд через десять Джон поднял на них глаза. Оба смотрели на него с недоверием. — Прости, Джон, но я не думаю, что это хорошая идея, — наконец произнесла Леланд, и они с Крейном переглянулись. Ее учитель кивнул. Джон побеждено вздохнул, испытывая одновременно облегчение, благодарность, разочарование и острое желание что-нибудь сломать. Он был рад, что его руки в этот момент находятся под столом, так что они не видели, как они сжались в кулаки. Он посмотрел на Крейна. Их взгляды сомкнулись, и несколько секунд они не разрывали зрительного контакта. Крейн о чем-то размышлял. Потом, придя к какому-то решению, сунул руку в карман и достал телефон. Леланд сцепила пальцы в замок. Бросив мимолетный взгляд на ее лицо, Джон успел заметить беспокойство. -Номер, — сказал Крейн, игнорируя взгляды Леланд. Поколебавшись секунду, Джон продиктовал телефон. Крейн набрал, нажал кнопку вызова и отдал ему трубку. Не вполне доверяя происходящему, Джон принял ее и поднес к уху. В динамике слышались характерные гудки, он сильнее сжал телефон, чувствуя, как ладони снова становятся влажными Он понятия не имел, что говорить, и совершенно не был готов, чтобы трубку сняли. Он не был готов к тому, чтобы трубку не сняли. Внезапно, идея поговорить с Брюсом по телефону перестала казаться такой отличной и захватывающей, как минуту назад. Прошло четыре гудка, и Джон был уже уверен, что Брюс не ответит, когда аппарат ожил. — Да? Кто это? — голос на том конце прозвучал абсолютно чужим. По правде, Джон с трудом узнавал его. Мобильная связь искажала звук. — Б… Брюси! Привет! Это, это Джон, — он нервно рассмеялся, чувствуя на себе взгляды двух врачей и ощущая, как тело бросает в жар. Детали последней их встречи вдруг очень ярко предстали перед глазами. На той стороне пару секунд длилось молчание. Этих секунд хватило, чтобы у него на лбу выступила испарина. Брюс зол на него? Не хочет разговаривать? Он его отвлекает? — Джон? Как… откуда ты звонишь, что это за номер? Где ты взял телефон? — от его тона Джону словно залепили пощечину: точно так Брюс мог напрямую спросить, убил он санитара и звонит ли теперь с его номера. — Спокойно, спокойно, Брюс. Я сижу с доктором Леланд и… другим врачом. Мне… мне разрешили сделать звонок, чтобы я… В горле внезапно стало очень сухо, и обратиться с просьбой — очень тяжело. Молчание на том конце — будто ледяная вода из-под душа. Уверенность таяла стремительно, как выпавший снег в Долине Смерти, и эйфория выходила из легких с почти различимым свистом. Брюс не был его семьей. Ни кровью, ни юридически они не были связаны, и зыбкость этой связи ударила ему в мозг с внезапной, панической ясностью. Брюса удерживала рядом с ним только добрая воля. Он имел право что-то просить у него? После того, как повел себя во время их последней встречи? После Эйс? Джон лихорадочно перебирал в голове причины, по которым Уэйн мог хотеть видеть его теперь. Он пытался убить его. Его подружку. Прирезал трех человек у него на глазах. Назвал его тупым. Плюнул на его кодекс. Когда Бэтс велел ему остановиться, он не остановился. Он сидел в Аркхэме. Он был психически болен. Он ничего из себя не представлял. У него не было ни денег, ни влияния, и он качал из Уэйна время и подачки, не предлагая взамен ничего кроме проблем. Когда Брюс пришел и играл с ним карты, Джон ударил его и начал драку, когда Брюс просил его быть осторожным, Джон украл Джокера из колоды. Снова подвел его. Он никогда ничего не мог сделать правильно. И эти мысли, преследовавшие его, чувство радости, испытанное, когда он сорвался, когда разбил Брюсу нос... Если бы Брюс узнал о них… Харли оставила его, и Харли он мог принести пользу. Брюсу Уэйну он не мог предложить ничего. — Джон? — голос Брюса прозвучал мягче. — Ты там? Крейн смотрел на него еще с секунду, потом пересек комнату и вышел за дверь. Оставшись с Леланд, Джон свободней вздохнул, но поезд уже летел под откос. — Д-да. Я немного волнуюсь, — признался он и вытер ребром ладони влажные от испарины брови. Он молился про себя, чтобы Брюс понял его настроение, сказал что-нибудь, изменил тон, задал верный вопрос. — Ты злишься на меня, Брюс? Краем глаза он видел, как Леланд стучит пальцами по запястью — время. Ему разрешили сделать звонок с четкой целью, не ради выяснения отношений. Он осознавал, что врачи шли на риск, разрешив ему позвонить. — Нет, Джон, конечно нет. Почему… Почему я должен злиться на тебя?.. Что-то случилось? Все нормально? — О. Да. Да, все прекрасно, просто, — он поймал взгляд Леланд и поспешно отвел свой. — Джон, — тихо сказала она. — Если хочешь, отдай мне телефон. Я поговорю с ним. Он мотнул головой. — Джон, говори со мной. Где Леланд? Успокойся. Джон скрипнул зубами. — Пока. — Дж... Он сбросил вызов. Рука с телефоном дрожала, он уронил голову, обхватил ее руками и шумно выдохнул. — Джон, — осторожно начала Леланд и он сильнее прижал ладони к голове. — Отдай мне телефон. Мобильный ожил, звонок заиграл прямо под ухом, и Джон едва не выронил трубку. Он бросил всего один взгляд на дисплей и сразу сбросил вызов. В следующий момент мобильный лежал на полу. Джон вскочил на ноги и опустил на него подошву. Раздался хруст. Леланд ахнула, тоже вставая с места. Уверенный, что теперь Брюс точно его ненавидит, и испытывая от этого едва ли не умиротворение, Джон упал обратно на стул. Он физически не мог заставить себя просить. Каждое обращение было сопряжено со смертельным риском отказа. И Джон пока не хотел умирать. Телефон зазвонил, теперь у Леланд. Джон вскинул голову. — Не надо, — сказала она. В ее левой руке он видел тревожную кнопку. Леланд поднесла телефон к уху, не сводя с него взгляда. — Алло, Брюс. Да. Нет, все в порядке. Джон застонал и уронил лицо в ладони, внезапно безразличный ко всему. — Я дала ему трубку. Да. Нет, другого врача. Это было ошибкой. Джон… он сломал телефон. Он просто нервничает. Брюс, на самом деле я хотела попросить вас подумать, что вы хотите для него взять. В больницу. Да. Джон хотел попросить лично и… убедил нас. Но возникли… трудности. Вполуха слушая разговор, Джон медленно лег на стол, подложив руки под голову. Он устал. Сейчас как никогда ему хотелось оказаться в изоляторе, обколотым до потери памяти. Этого легко было добиться. —…До свидания, мистер Уэйн. Он почувствовал на себе ее взгляд, но не повернул головы. — Джон, мне не следовало разрешать доктору Крейну давать тебе телефон, но ломать его было необязательно. Ты бы мог просто сбросить вызов и передать мне трубку. Джон не ответил, продолжая лежать на столе. Леланд вздохнула, глядя на обломки. — Если ты хочешь, чтобы мы шли тебе навстречу, ты должен идти навстречу нам. Джон молчал. —Мистер  Уэйн приедет послезавтра. Он не готов был увидеть мистера Уэйна. Ни послезавтра, никогда. В дверь постучали, и Джон лениво скосил на нее глаза. Вошел Крейн. Посмотрел сначала на него, затем на свой телефон на полу, снова на Джона. Джон ответил ему безразличным взглядом. — Во время разговора он запаниковал, — резко произнесла Леланд. Джон уловил в ее голосе обвиняющие нотки. Крейн приблизился к столу, нагнулся, подобрал телефон, подул на него, потер кулаком дисплей и попробовал включить. Дисплей не загорелся. Какой сюрприз. — Что ж, я все понял. Вещи доверять нельзя, — не глядя на Джона произнес он. Они о чем-то еще говорили, и он даже отвечал. Леланд настаивала, чтобы он перестал волноваться. Он не перестал. Как бы там ни было, Джон полагал, что вместе со всем остальным он похоронил и желание Крейна заниматься им. Это не было плохой вещью, но он почти сожалел. Минут пятнадцать спустя Джон сидел на краю кровати, невидящим взглядом изучая вентиляционную решетку на противоположной стене. Киттл возился перед ним со шприцем, и Кэш застыл в дверном проеме, привалившись спиной к косяку. — Что это? — через какое-то время без особого интереса спросил Джон, когда Скотти смешал содержимое двух ампул и принялся забирать жидкость в шприц. — Пошалил в кабинете, Джон? Тебе велено вколоть успокоительное. Долго будешь играть в психа? Джон не ответил. Снаружи послышался грохот, вопль «Стой» и топот ног, галопом удаляющихся по коридору. Кэш схватился за оружие и выглянул за дверь. До них донесся хохот. Джон смутно узнавал голос. — Помоги им, — внезапно сказал Скотти. Кэш бросил на него быстрый взгляд. — Это долбанный Томми Фернандез. Он сейчас опять все провода пообрывает, если его не остановят. Я справлюсь с клоуном. Охранник поколебался, переводя взгляд с апатичного Джона на Скотти. Затем кивнул. — Я вернусь, — бросил Кэш и скрылся за дверью. Через секунду Джон услышал, как он тяжело бежит по коридору. Киттл проводил его исчезновение взглядом, постучал по шприцу ногтем и обернулся на звук хлопков. Джон наблюдал на ним, закинув ногу на ногу и медленно апплодируя. — Тонко, Киттл. Очень тонко. — Заткнись, Джон, — тихо огрызнулся Скотти. Джон поднял руки вверх, пожал плечами и скорчил скорбную мину. — Просто признаю твой талант, Скотти, не нужно так злиться… — Ты замолчишь? Джон замолчал. У него не было желания разговаривать, о чем бы там Скотти не собирался с ним разговаривать. Он хотел, чтобы Киттл вколол ему лекарство и ушел. — Выглядишь неважно. Прищурившись, Джон глянул на него, не уверенный, попытка это его поддеть или вступление. — Выглядишь вялым, Джон. Скажи, тебе в самом деле все равно, или мне кажется?.. — Давай к делу, Скотт, я не в настроении, — резко произнес Джон, теряя терпение, и Скотти вздрогнул, но быстро справился с собой, и на его лице появилось раздражение. — Я могу сделать так, что содержимое этого шприца окажется не у тебя в вене, а, допустим, в матрасе. — Ух ты, — безучастно проронил Джон. — Поразительно. И как работает этот магический фокус? Киттл поднял левую руку и потер большой палец об остальные. — Я не понимаю, что ты хочешь сказать. — Все ты понимаешь, Доу, — Киттл убрал руку. — Говоришь, вы с Уэйном закадычные дружки, да? Уверен, он будет рад одолжить такому хорошему приятелю пару зеленых листовок, чтобы сделать существование комфортнее. — Я не собираюсь платить тебе деньги, Киттл, — ощерился Джон. Настроение упало еще на несколько ярусов ниже, оказавшись где-то в районе пятого и шестого кругов. — Потише, Джон, или я вколю тебе все десять кубиков, — предупредил Скотти, поднимая шприц выше. — Давай сюда руку. Полегче. Я бы на твоем месте сделал это, Джон. Если, конечно, вы с Уэйном в самом деле такие хорошие приятели. Эй! Джон едва не сломал иглу, отдернув руку назад, и на белой коже выступила кровь. Он завалился на кровать, тяжело дыша и глядя в потолок, надеясь, что препарат скоро начнет действовать. Он боялся сорваться, и сделать что-то, за что его снова упекут в изолятор. После Эйс контролировать себя стало намного сложнее. Скотти не представлял, насколько близко находился к тому, чтобы шприц оказался торчащим у него из глазницы. — Совсем спятил, Доу? Черт, игла погнулась, — услышал он бормотание, и отвернулся к стене. Через какое-то время Скотти, так ничего и не дождавшись, молча ушел, закрыв за собой дверь, и Джон слышал, как задвигаются снаружи засовы. Успокоительное начинало действовать, сердце перестало рваться наружу и дыхание выровнялось. Джон хотел скорее вырубиться, чтобы перестать думать. С каких пор он использовал препараты, которые ненавидел, как бегство от реальности? Перед глазами на секунду встало видение из прошлого — "Полная Колода". Куклы. Вилли. Стол. Батарея пустых бутылок. Где теперь Вилли?.. В Аркхэме? В Блэкгейте? На свободе? Он даже не знал, что стало с его командой. Вилли утопал в алкоголе, когда Джон его встретил, и продолжал утопать, когда Джон сказал, что они собираются очистить Готэм. Вилли не прикасался к бутылке в течение двух недель, пока улицы принадлежали им. Джон не хотел ни в чем утопать. Он не хотел становиться похожим на Вилли. … И он не собирался выпрашивать подачки у Уэйна. Он точно не собирался просить у него деньги, которыми Брюс разбрасывался направо и налево. От мысли, что Уэйн заплатит теперь за разбитый телефон — он в этом не сомневался — его начинало подташнивать. У него оставались заначки снаружи. Деньги, которые ему не принадлежали. Которые он украл у Пакта, когда группа распалась. На которые он смог вооружить и одеть своих молодчиков. Насколько он помнил, сумма увеличилась. Часть денег они вышибли из Агентства, часть с пары-тройки толстосумов, которым, может быть, кто-то из его ребят что-то задолжал. …Ну и, может быть, что-то где-то они просто обчистили. Технически, это были его деньги. Не миллионы, но достаточно, чтобы откупиться от мелкой сошки вроде Киттла или купить телефон. Много телефонов. Но Джон находился в Аркхэме, а деньги — снаружи. На мгновение промелькнула мысль попросить Брюса взять сумму в одном из тайников, и он почти обрадовался внезапному решению. Он отмел идею через секунду. Пришлось бы объяснять, откуда взялись деньги, и Джон не был уверен, что Брюс одобрит. Их отношения и так трещали по швам. По швам. Джон не мог рисковать. Не мог рисковать — то есть не мог доверять, а не мог доверять, значит… Джон зарычал, кусая костяшки пальцев на сжатом кулаке. Напоминая себе, что ему не нужны деньги. Он не собирается платить Киттлу. Брюс смог отказаться от Бэтмена. Значит, сможет и Джон. Хотя бы ради Брюса; ему больше не за что было уцепиться. Он должен продержаться. Не давать Брюсу - что он ответил Леланд? Что он подумал про звонок? Разбитый телефон? - повода ненавидеть его. Бросить его. Идти проверенной дорогой. Делать, что от него хотят, не давать повода бросить его в изолятор. Добиться, чтобы его стали выпускать из камеры. И тогда — что тогда? Строительство планов не было его коньком. Его планы оказывались неосуществимыми. Либо обрушивались. Когда он пару раз делился ими с Харли, она просто над ним посмеялась. Джон не любил, когда смеются над ним. Джон предпочитал импровизацию.