Ломка

— Мне жаль, Уэйн, — Гордон бросил окурок на землю. — Они забрали деньги, — подошва опустилась. — Чертов город. *** Когда им было по семь, Томми Эллиот, на два года старше, отобрал у Освальда тетрадь и забросил в узкую дыру в фундаменте здания библиотеки на территории школы. На памяти Брюса ее заделывали несколько раз. В его первый год туда забилась собака. Брюс не знал, что случилось, не видел, как ее вытаскивали, зато хорошо помнил запах, и как на протяжении недели, пока они проходили мимо, он становился хуже. Брюс был потрясен. Освальд, нашел его реакцию забавной. Долго его подкалывал. Что не помешало ему застыть в нерешительности, когда Томми с приятелями, гогоча, свалили, оставив их наедине с собой, дырой и тетрадью. Освальду тоже было семь; он всегда старался быть «крутым», но Брюс хорошо знал его настоящего. Он мог заглянуть за фасад. Освальд не попросил бы сам о помощи, поэтому Брюс отмочил какую-то дурацкую шутку, которой не запомнил, потому что умирал от волнения, и полез сам. Ему нужно было действовать быстро, чтобы Освальд ничего не заподозрил. Тогда он был еще привилегированным тепличным мальчиком, и его колени ходили ходуном, когда он встал на них, пачкая выглаженные детские брючки, и засунул руку внутрь по плечо. За секунду до, его воображение включилось на двести процентов. Все иррациональное ожило, вытеснив здравый смысл. Летом он видел в парке мертвую белку, трава под ней стала темной, влажной, блестящей, и Брюс боялся нащупать пальцами что-то, что не было тетрадью. Он не мог видеть. Рядом с ним могло быть что угодно, и он бы не узнал. Два часа сна притупляли чувства, но что-то подобное он испытывал сейчас: тревожное «сейчас, через секунду» и смутные образы в голове. Леланд сказала, «он уравновешен», но Брюс не верил всему, что говорила Леланд. Дверь открылась. — Здравствуй, Джон. — Брюс! — нервный смешок. — Привет. Всклокоченный, с сероватым лицом и темными кругами под глазами, Джон сидел сутулясь, и одежда висела на нем. За несколько дней он еще потерял в весе. Лицо походило на череп, из-под ворота рубашки торчали острые ключицы. Дверь закрылась, отрезав свет из коридора. В скудном освещении Джон казался истощенным тяжелой, затяжной болезнью. Но ведь он и был болен. Погруженный в раздумья, Брюс не сразу заметил, что Джон рассматривает его. — Ты в порядке, приятель? Вопрос застал его врасплох. Джон прищурился и подался вперед, к нему. Его взгляд был странным, и через секунду Брюс сообразил, что Джон смотрит не ему в глаза, а в точку чуть чуть правее и ниже. На скулу. Брюс сунул руки в карманы. — Почему ты спрашиваешь? — он был уверен, что за гримом не видно ушиба. Это прозвучало неожиданно резко. Джон встретился с ним взглядом и медленно выпрямился. Брюс выругался про себя. — О, я не знаю. Просто спрашиваю, — Джон натянуто улыбнулся и пожал плечами, но глаза стали холодными. Он жестом указал на стул. — Пожалуйста, проходи, садись! Чувствуй себя как дома. Брюс пересек камеру, опустился на стул и хмуро уставился на свои руки, соображая, как исправить ситуацию. Его опередили. — Ну так… скажи… Ты злишься на меня, Брюси?.. Брюс вскинул голову. Выражение лица Джона переменилось. Враждебность ушла. Взгляд утратил маниакал, стал подавленным, почти обреченным. Джон опустил плечи, и оттого казался меньше, чем был. Он сидел молча на краю кровати и терпеливо ждал ответ, нервно теребя край простыни. Перемена была резкой, будто сработал переключатель. Он смотрел на Джона, пока тот не заерзал и не отвел взгляд. Брюс вздохнул. Он не мог решить, верит ему или нет. В его поведении было что-то неуловимо неправильное. В то же время, притворства он не чувствовал. Но притворства он не чувствовал и тогда, когда был уверен, что Джон ему откровенно врет. — Я не злюсь. Джон позволил себе снова посмотреть на него, потом сел ровнее и прищурился. — О? — недоверчиво протянул он, чуть наклонив голову. — Правда? — Хорошо, — Брюс тоже выпрямился и скрестил руки на груди. — Если начистоту, ты разозлил меня, когда выкинул этот фокус с картой. Но я не злюсь на тебя. Джон помолчал, потом сказал: — Тебе не кажется, что в твоем утверждении есть несколько противоречий? — Мне не кажется. Я не зол. Я беспокоюсь. За тебя. Джон моргнул и с виноватым и несчастным видом отвел взгляд. — Извини, — это прозвучало достаточно искренне, и достаточно осознанно, чтобы Брюс поверил, что ему действительно жаль. — Все нормально. Повисло неловкое молчание. Брюс положил ладони на колени, вздохнул, глянул в окно. За решеткой висел серый кусок неба. Брюс должен был что-то сказать. Он умел очаровывать, умел убеждать, но, как Джон и сказал, настоящий Брюс не всегда знал, как вести себя с людьми. Он терялся, чувствовал, бессилие и это раздражало. — Я сказал, что не оставлю тебя. Мы пройдем через это вместе. Джон поднял на него полуубитый взгляд. В нем мелькнула надежда, и Брюс улыбнулся ей. Потом надежда сменилась на другое чувство. Брюс не успел разглядеть его. Джон нахмурился, отвел глаза и кивнул. — Спасибо, Брюс. Я знаю, что налажал. Понимаешь… Он запустил руку в волосы, и сделал глубокий вдох, глядя в потолок, потом нервно хихикнул и покачал головой. Его взгляд был далеким. — Тишина, изоляция, они делают с мозгами такие штуки. Ты начинаешь сомневаться во всем. Теряешь связь с реальностью, — смешок. — И когда тебя берут за шкирку и тычут в нее лицом, ты просто не знаешь, что с ней делать. В такие моменты я знаю, что происходит. Что это пройдет. Но это неважно, понимаешь? Что будет потом. Есть только сейчас. И сейчас — это конец света. Потом это кажется таким смешным, Брюс. Ты понимаешь меня? — Наверное, — он не понимал. — Я так не думаю, — Джон медленно покачал головой. На какое-то время повисло молчание. Джон казался потерявшимся в своих мыслях. — Но теперь ты в порядке? Джон дернулся и поднял на него взгляд. Секунду казалось, он не понимает, где находится, потом в глазах мелькнуло узнавание, и он издал смешок. — О, да. В полном, — сарказм резанул слух. Помешкав, Джон добавил, мягче: — Извини. Меня тут накачивали всякой дрянью; признаться, я хреново себя чувствую… Я в порядке, правда. Но все это — тишина, таблетки, скука — самую малость вызывает желание… Ну, знаешь?.. — Он передернулся. — Сломать… что-нибудь?.. — он нервно хихикнул. — Так что… Не принимай близко к сердцу. Лады? Брюс скользнул взглядом по темным кругам под его глазами и кивнул. — Хорошо. — И я,.. — Джон кашлянул, отводя взгляд. — Мне жаль, — он поднял глаза и кивнул на его лоб, где осталась легкая шишка. — Что… я начал драку. Это было… Знаю, я подвел тебя. Это не повторится, обещаю. — Джон, мы все совершаем ошибки. Это и моя вина. Забудем и двинемся дальше. Джон не ответил, обнял себя руками и уставился в угол. Брюс полагал, разговор мог бы пройти лучше. Но мог бы и хуже. — Как бы там ни было… Как ты продержался? Джон пожал плечами. — О, нормально, пожалуй, — он замолчал, нахмурился, в глазах промелькнуло темное выражение. — Да, все путем, Брюс. Меня покололи тут, прочитали проповедь, но все отлично, — он вздохнул, расстроенно покачал головой, бросил косой взгляд на Брюса, кашлянул. — Не считая этого момента с… ну, эм, знаешь, — он хихикнул. — телефоном? — Не переживай. Я все улажу. — О, я не переживаю, Брюс. По крайней мере не по поводу того что ты там уладишь или не уладишь, — он застенчиво отвел взгляд, но уже через секунду просиял. — Я был пай-мальчиком все это время после изолятора, Брюс, настоящим бойскаутом. Спроси Леланд, если не веришь. — Я спросил. — Правда? — рука Джона метнулась к затылку, но остановилась на полпути и медленно легла на простынь. — Она сказала, ты пытался снести дверь в камеру соседа, — Джон заерзал под его взглядом. В другой ситуации Брюс нашел бы это смешным. — Я принес тебе передачу. Джон хлопнул себя по лбу. — Точно! Леланд сказала мне. Но я так ничего и не?.. — Я позволил себе угадать. Альфред помогал, — Брюс рассчитывал, что имя Альфреда прибавит словам веса. И не просчитался. — Ух ты. Альфред! Спасибо Брюс! — Думаю тебе передадут вещи вечером. — Круто! Передавай старику от меня «привет». — Хорошо, Джон, — Брюс кивнул, — обязательно передам. Последнее, что было нужно Альфреду — это «приветы» от Джона. Несмотря на шероховатости, все складывалось лучше, чем он ожидал. Предшествующие визиты проходили тяжелее. Брюс допускал, что насилие разрядило напряжение. Мысль не самая радужная. Джон смотрел на него под странным углом. Брюс сдвинул брови, поймал его взгляд, и тот спешно отвел свой. — Что-то не так с моим лицом? — ему надоело разглядывание изподтишка, и ему надоело притворяться, что он ничего не замечает. Джон неуверенно ухмыльнулся, по-прежнему не решаясь на прямой зрительный контакт. — Ты выглядишь так, как будто сам пару дней провел в изоляторе, дружище. — Что ты имеешь в виду? — ему хотелось достать телефон и посмотреть на свое отражение. Джон поднял лицо. В его глазах вспыхнуло веселье. Робость исчезла. — Брюс! Боже, — смешок. — С места в глухую оборону! Я просто говорю, ты выглядишь уставшим, — спокойнее добавил он, поднял бровь и протянул: — Что я, по-твоему, имею в виду? — Я действительно устал, — резко сказал Брюс. Джон примирительно поднял ладони и медленно отстранился. — Ты не хочешь говорить об этом. Я понимаю. Я уважаю твое личное пространство, приятель, — он улегся на скрипнувшую кровать, положил руки под голову и устроил на них затылок. Брюс знал Джона достаточно хорошо: Джон не уважал ни чье личное пространство. — Послушай-ка, Джон, — Брюс подался вперед. Джон заинтересованно повернул к нему голову. — Так? — Я поговорил с Леланд. — О нет! — ладони Джона театрально взлетели вверх. Брюс поморщился. — Ты знаешь, она заботится о тебе, — раздраженно заметил он. Джон сделал неопредленный жест, могущий означать что угодно, и положил руки обратно под затылок. Брюс покачал головой. Как врач, которого пациент не уважает, может ему помочь? — Этот новый доктор, Джонатан Крейн, — Джон сделался абсолютно неподвижным. — Не против тобой заняться. Не хочешь рассмотреть альтернативы Леланд? Смешок. Джон потянулся, глядя наверх, в потолок. — Нет. — Нет? — повторил Брюс. Джон не ответил. Кто-то орал в коридоре. Барабанили капли по стеклу. Брюс перевел взгляд в угол и с полминуты рассматривал плитку. Каждая трещина, каждый подтек, все на своих местах. — Нет… Ну, хорошо… Как насчет другого врача? Кого-то еще?.. Вместо ответа Джон бросил на него ироничный взгляд и снова уставился в потолок. — Проблема в том, что мы топчемся на одном месте, Джон, — Брюс развел руками. — Мы не достигли какого-либо прогресса. — Что заставляет тебя так думать? — повернувшись к нему, все с тем же ироничным выражением спросил Джон. Брюс раздраженно вздохнул. — Я не думаю, что методы Леланд работают. Я думаю, они вредят тебе. — Джон снова отвернулся. — Я не психиатр и не твой лечащий врач. Может, она в чем-то права. Но то, что я вижу… так не может продолжаться вечно. Тебе не становится лучше. Я не прав? — А тебе? — Джон глянул на него в упор. — Мы говорим о тебе, Джон. Джон хмыкнул и вернулся к разглядыванию потолка. Это раздражало. — Я навел справки о Крейне. Он хорош, Джон. Если он выразил интерес, это значит, он хочет помочь. А не просто гонится за сенсацией, как трое других психиатров, проявивших интерес к делу. — Да, мне говорили. — Я думаю, он может помочь. Если спросишь меня, он — наш лучший шанс. Джон медленно, лениво сел на кровати и положил локти на колени. — Ты его видел, Брюси? — Я читал его файл, видел записи, смотрел… — Давай вернемся к этому разговору, когда ты с ним пересечешься. Лады? — Джон посмотрел в окно, цокнул языком и перевел взгляд на Брюса. — Дождь, а? И Календарник говорит, нас ждет золотая осень. Ха! Брюс не знал, кто такой Календарник, или как Джон знает, о чем он там говорит. — С ним что-то не так? — С Джулианом? Не самый поехавший из нас, но его любовь к датам нагоняет на меня сон. — Я говорю о Крейне. — А, — Джон качнулся. — Даже не начинай. Как и со всеми нами! Но с этим определенно что-то не так. Он мне нравится! Брюс нахмурился. — Он тебе нравится? — О, еще бы. Интересный малый, этот Крейн. Брюс долго молчал. — Знаешь, Джон, если он тебе нравится, возможно, нам в самом деле имеет смысл поискать кого-то другого, — наконец сказал он. — А? — Джон озадаченно поднял бровь. — Почему? — Если он тебе понравился, — Брюс закинул ногу на ногу, нетерпеливо барабаня пальцами по колену. — Почему ты отказался от него? Джон какое-то время смотрел на него, потом вздохнул, развернулся к нему лицом и опустил ноги на пол. — Ну, хорошо, Брюс, давай начистоту. Брюс кивнул. — Давай. Джон тонко улыбнулся. — Скажи мне, чего мы пытаемся здесь достичь, — фальшивая улыбка не доходила до глаз. Брюс чуял подвох. Джон говорил не все, что думал. — Прошу прощения? — Вот это все, — Джон широко развел руки. — Мое пребывание здесь, эти врачи, «прогресс», — он заключил слово в воздушные кавычки, — о котором мы говорим. Какова конечная… цель всего этого? Джон внимательно наблюдал за ним. Брюс чувствовал рядом с собой множество капканов. Во что бы он не хотел верить, они не были на одной стороне. Джон это понимал, Брюс это понимал. Что их объединяло? Он глянул в окно. — Вытащить тебя отсюда. — Точно. Вытащить. Ты прав, Брюс, — Джон улыбнулся, на этот раз искренне. Пуля пролетела мимо. — Я много думал в последнее время. Столько всего произошло, столько всего происходит. Иногда я начинаю путаться между что и зачем. Понимаешь? — Нет. Джон издал смешок. — Когда ты говоришь о врачах… О лечении, о том что они могут сделать для меня… О прогрессе… Мы ведь друзья, да? Вопрос прилетел из ниоткуда. Брюс замешкался, подозрительно глянул на собеседника, ожидая подвоха. — Да, конечно, мы… — Меня никогда не вылечат. В детстве Брюсу находил в мультфильмах смешным момент, когда персонаж бежит, осознает неладное, смотрит вниз, камера отдаляется, и герой видит, что перебирает ногами над пропастью. Пару секунд он висит, потом начинает падать. Брюсу чувствовал, что секунду назад бежал, а теперь посмотрел вниз и увидел, что под ногами ничего нет. Он уставился на Джона, ожидая, когда тот объяснит шутку. — Это не лечится. И если мы продолжим меня лечить, это не закончится никогда. Я не хочу здесь оставаться, Брюс. Я хочу выбраться. Я не хочу провести здесь еще одну половину своей жизни. Пальцы, которыми он комкал край простыни, подрагивали, и Брюс признал, что это не шутка. — Ты не проведешь здесь половину своей жизни, Джон… Джон поморщился, предыдущее настроение слетело с него, уступив место раздражению. — Да, я не проведу здесь половину своей жизни, если прекратить играть в эти лечилки с докторами. А это означает держаться Леланд. Брюс покачал головой. — Джон, это… В словах Джона был смысл, но то, к чему он клонил, было на нескольких уровнях неправильным. — В первый раз именно так я оказался на свободе. Да, и именно поэтому они сейчас здесь. — Не думаю, что это сработает во второй раз, Джон. Леланд… — Помнишь, как мы были у Риддлера, Брюс? — неожиданно спросил Джон. — Вместе с Кошкой? — Да, конечно, — нетерпеливо произнес Брюс. — При чем… — Это был хороший вечер, — мягко сказал Джон. — Я бы хотел как-нибудь повторить его. Жаль, что у нас не было второй возможности. Весело нам было, а? Брюс не ответил. Пакт был не первым разом, когда он примерял на себя шкуру преступника. Он работал с ними раньше, изучал, запоминал привычки. Он всегда помнил, кто он. С Пактом грань истончилась. Селина и Джон были другими. Он не мог просто запереться от них. В том вечере было что-то кардинально отличное от привычной работы. Он не мог точно сказать что. Он помнил каждую деталь с фотографической точностью. Кто где стоял, кто что сказал и каким тоном. Помнил запах духов Селины и что и в какой последовательности он видел на пропитанных кофе салфетках. Это не был однозначно счастливый или приятный опыт. Но Брюс бы солгал, если бы сказал, что ему не было весело.  — Ты нам сказал, что каждый может измениться. Честно говоря, меня это тогда впечатлило. Я думаю, нас обоих это впечатлило. Но люди, — он поморщился, — люди на самом деле не меняются. Можно притворяться, можно вести себя по-другому. Можно… адаптироваться. Можно выучить, как это называется… паттерны, можно им следовать. Делать это так хорошо, что никто ничего не заметит, — он задержал взгляд на лице Брюса. — Знать свои нормы. Но ты не можешь изменить самого себя. Мы не меняемся. Наша суть остается. Ты понимаешь? — Ты не прав, — теперь он был зол. Джон кашлянул в кулак. Брюсу показалось, он прячет смешок. Брюс сделал невольное движение вперед, но Джон почти сразу примирительно поднял ладони. — Оки-доки, Брюс, я не настаиваю! Каждому свое. О частностях… Просто позволь сказать тебе… Доктор Леланд, — он понизил голос, — она наступает на одни и те же грабли. Хорошо? Только она. Речь о моей жизни, Брюс, я не хочу быть подопытной крысой. Оставь меня с Леланд. Дай мне еще полгода, год. Я справлюсь, ты увидишь. Я сделаю это. Брюс покачал головой. — Ты готов ждать годы, правда? Вместо того, чтобы взять и попробовать? — Я лучше подожду год, да, — Джон кивнул. — Или два. Я знаю как она работает, знаю, что мне делать. А Крейн, — он пожал плечами. — Крейн будет меня… «лечить», — он замолчал, и, не дождавшись ответа, добавил: — Я бы хотел сыграть безопасно. Надеюсь, ты меня понимаешь. Повисло тяжелое молчание. Брюс предпочел бы ничего этого не слышать. Джон рисковал, выложив свои соображения начистоту. Это должно было стоить ему усилий. Его открытость, однако, не меняла положения вещей: он предлагал обман, ставящий под угрозу его самого и окружающих. Брюс не мог назвать причины, по которой спустя два года «лечения» ситуация не повторится. — Ну, скажи что-нибудь. Я только что перед тобой душу наизнанку вывернул. — Мне это не нравится. — Не нравится? — Не нравится. — Ну, еще бы тебе это не нравилось, — огрызнулся Джон и зло оскалился. — Столько стоит откровенность. Это был парк развлечений номер два, и Джон по-прежнему не умел и не хотел понимать «нет». — И я с тобой откровенен, Джон, — у него на душе скребли кошки. — Мне от этого легче, Брюс, правда, ценю это, — ядовито отозвался Джон, вскакивая на ноги, беспокойно прохаживаясь взад-вперед перед кроватью. «Джокер на свободе тебе в кошмарных снах снится, небось, я прав?» Человек из Монарха играл словами и искажал реальность, но Брюс-то знал правду: он хотел помочь. Сейчас, как никогда прежде. Он знал, что такое Аркхэм, испытал на себе. Брюс не брался судить, кто чего заслуживает. Джон убил людей; может быть, то, через что он проходит — справедливость. Но он заслуживал шанс. Тот самый, который Брюс в немалый степени отнял у него в первый раз. Наказание, которое получил Джон, не было пропорционально преступлению и первопричинам, которые к нему привели. Сама по себе жизнь вообще редко была справедлива. Брюс и это испытал на себе. Пожизненное заточение в Аркхэме справедливостью точно не было. Он мало что мог сделать с этим. Это угнетало, злило и одновременно заставляло его чувствовать беспомощность. То, что Джон хотел от него сейчас, не было настоящей помощью. — Сядь, на нас смотрит камера. — И что? Брюс пожал плечами. Действительно — ничего, пока ситуация не вышла из-под контроля. — В прошлый раз ты вышел. Чем это закончилось? Джон не ответил. — Ты должен быть готов, Джон. Ты не можешь пробовать одно и то же и надеяться на другой результат. Джон не отозвался, яростно растирая пальцами подбородок. — Допустим, просто допустим, у нас получится. Мы всех обманем, тебя выпустят через год, — он утрировал. Понадобится много больше года, чтобы все улеглось. — Уверен, что не окажешься здесь через четыре месяца? Джон обратил на него прожигающий взгляд. — И что ты предлагаешь? — Я предлагаю, — начиная раздражаться, повысил голос Брюс, — искать другой выход. Я предлагаю прекратить жрать таблетки и делать вид, что они действуют. Я предлагаю подготовиться к каждой ситуации, а не нырять вслепую и надеяться, что пронесет. Я предлагаю, как ты выразился, адапатироваться. Джон отпустил подобродок. — Что по-твоему я делал все эти годы, Брюс? Всю сознательную жизнь меня натаскивали и дрессировали влиться в общество. И что мне это дало? Ничего, — он выплюнул. — Если бы не Харли, я бы не вышел вовсе, — он обнял себя руками, отошел к окну и уставился за стекло. — Если бы не Харли, ты не оказался бы снова здесь, — ему стоило усилий не взорваться. — Она тебя саботировала, Джон. Она не помогла тебе. Джон застыл на пару секунд, и Брюс выругался про себя: ему не следовало ступать в эту реку. Плечи Джона опустились и поднялись. С видимым усилием он взял себя в руки. — Она сделала больше чем ты, приятель, — спокойно ответил он, наконец, не оборачиваясь. — Ты даже не знал, что я вышел, Брюс. Если бы не Харли, меня могло бы не быть вообще. Брюс незаметно сунул руки в карманы и сжал кулаки. Вытаскивать Джона было тяжело без Харли, засевшей у него в голове. Три месяца назад она подала петицию на перевод в Аркхэм. Брюс был уверен, она сделала это ему назло. Он не представлял, что будет делать, если у нее получится. Он выждал около минуты. — Ты не знаешь, что бы стало, если бы ты просто продолжил лечиться. — Думаю, я очень неплохо знаю, что бы стало, Брюс. — Правда? Врачи говорят, ты шел на поправку. Ты был лучшим пациентом, Джон. Джон вздохнул. Его плечи поднялись и опустились. Брюс не видел его лица. — Ты был на верном пути. А потом ты срезал дорогу. Джон не ответил и шумно выдохнул. — Когда я впервые увидел тебя снаружи, было очевидно, что тебе хуже, — нажал Брюс. — Это из-за стресса. — Так не должно быть. Джон развернулся к нему лицом, привалился спиной к стене. — В этот раз я не собираюсь присоединяться к преступному синдикату, Брюс. — Джон, мир может быть жестоким местом без преступлений и синдикатов, — нетерпеливо ответил Брюс. — Плохие вещи случаются с людьми каждый день. И они не срываются. — Со мной не случилась «плохая вещь», Брюс, — Джон оскалился. — Со мной случилась плохая жизнь. — Ты сорвался трижды за несколько дней. Что, конкретно, ты ожидаешь, что произойдет, когда ты выйдешь на свободу и у тебя выдастся плохая неделя? Джон отвернулся к окну. — Тебе легко рассуждать об этом. Это не твоя жизнь. — Я сказал, я вытащу тебя отсюда. Джон искоса глянул на него, покачал головой и фыркнул в сторону. — «Я сказал», — зло передразнил он. Джон испытывал его терпение. Брюс хотел схватить его за плечи, встряхнуть, чтобы он увидел. — Мы вытащим тебя отсюда. Не на насколько месяцев, навсегда. Ты понимаешь? Джон повернулся. Брюс видел много убийственных взглядов. Разных — бессильной злобы, обещания расправы, скрытой угрозы, как в глазах Роланда Даггета. Взгляд Джона был опасным. Злость в нем существовала в форме, которая взрывается и преобразуется в неконтролируемое насилие. Джон читал его, испытывал, проверял, искал подвох, малейший намек на слабость. Его словно катком раскатывали по асфальту. Но Брюс встречал людей страшнее Джона Доу. Джон сдался. Моргнул, отвел взгляд и опустил плечи. Брюс позволил себе тихо выдохнуть, выждал немного и сказал: — Я понимаю, ты не хочешь рисковать. Иногда люди теряют перспективу, Джон. Сейчас ты этого не видишь, но я действую в твоих интересах. Так будет лучше. Ты поймешь, когда все закончится. Джон не ответил, и Брюс добавил:  — Мы должны все сделать правильно, — Джон закатил глаза и закрыл лицо ладонью, бормоча под нос неразборчивое. Брюс не обратил внимания. Джон выдохся, его злость не была опасной. — Нам нужен человек который поможет тебе,. — Брюс замялся, — подавить симптомы. — Симптомы? — огрызнулся Джон. — Да, Джон, симптомы, — повысив голос, отозвался Брюс. — Твои вспышки. Ты должен научиться их контролировать. Это единственный выход. Ты теряешь контроль. Взгляд Джона забегал. Он обхватил себя руками и отвернулся обратно к окну, кусая губу. Однозначно, он был еще зол. Он долго молчал, наконец, с видимым усилием подбирая слова, медленно сказал: — Это не то же самое, — его голос звучал низко. — Не то же самое? Как так? — Я не теряю… «контроль», Брюс. Ты не понимаешь. Это не то, что происходит. — Прости, Джон. Как по мне, именно это и происходит. Джон оскалился и сжал кулаки. Брюс это не смутило. Он подождал. — Я точно помню, что ты сказал мне в парке. Что ты становишься кем-то другим. Джон прищурился. — А ты запомнил, — кисло отозвался он. — Я много чего сказал там, Брюс. Я был не в себе, не до конца понимал, что происходит. — А теперь понимаешь? Джон скорчил гримасу и отвернулся. Брюс смотрел на его профиль. Тени падали, закрывая глаза, лицо превратилось в гротеск. Он неровно дышал, и на лбу его выступила испарина. Брюс пришел не для того, чтобы ставить ему ногу на грудь. — Джон, — осторожно позвал он. Джон предупреждающе поднял ладонь. Пару минут он просто стоял, медленно и глубоко вдыхая и выдыхая. Наконец, он очень спокойно произнес: — Брюс, ты правда думаешь, что что-то, что я уже пробовал, сработает, потому что ТЫ стоишь у руля?.. — У меня ушли годы на то, чтобы стать тем, кем я стал, Джон. Я был другим. Ты бы не узнал того меня, если бы встретил. — А я думаю, что узнал бы,. — задумчиво его разглядывая, Джон почесал подбородок. — Я знаю, что такое бороться с собой. Джон хихикнул. — Но Брюс, — иронично, но слабо заметил он и хихикнул. — Ты ведь не в дурке собой становился, а?.. Он вернулся к койке и сел. — Знаешь, ты очень убедительно говоришь. Ты всегда убедительно говоришь. Твоя уверенность заразительна. Наверное, ты прав, и нужно что-то делать. Но ты не понимаешь, идея их этой медикаменат… медикамез. — Медикаментозной?.. — Да-да, — Джон нетерпеливо щелкнул пальцами, — меме-что-то-там-тозной поддержки в том, чтобы заливать в тебя препараты. От них тупеешь. В голове появляются плохие мысли. Я не знаю ни одного человека, которому от нее действительно стало бы лучше. — Знаешь, Джон, методы Крейна опираются скорее на когнитивную, чем медикаментозную терапию. Он помог многим людям оправиться после травм, — Брюс пожал плечами. — У него получалось. Джон какое-то время разглядывал его с непроницаемым лицом, потом резко запрокинул голову назад и разразился громким, лающим смехом. Вдовль отсмеявшись, он покачал головой. Все еще нервно хихикая, вытер глаза тыльной стороной ладони. — Ах, Брюси! Такой настырный! Вот за что я тебя люблю. Брюс не ответил, и Джон вздохнул. — Хорошо, хорошо. Я не знаю насчет Крейна, Брюс. Но… Джон резко замолчал, его взгляд отдалился. Тишина длилась около минуты. Брюс решил уже, что собеседник погрузился в себя и не ответит. — Что ж… Не знаю, как тебе это удалось… Но ты в самом деле оставил его, — глаза Джона медленно нашли его глаза. Выражение в них по-прежнему было неопределенным. Брюсу потребовалось несколько секунд, чтобы понять, о чем речь. Он моргнул. — Не представляю чего это стоило тебе и как ты заставил себя это сделать… Но если ты смог… Думаю, я тоже смогу. — Спасибо, — он не желал об этом говорить больше, чем требовалось. Джон хмыкнул в сторону. — Спасибо? — пробормотал он с неопределенным выражением. — Не за что… Джон с хрустом размял шею. — Ну, хватит обо мне. Как дела на фронте? Кто побеждает? Брюси? Или мир? Брюс понимал: Джон узнает. Лучше, чтобы он узнал от него, чем от кого-то другого. Он так же понимал: добавлять сейчас сверху новости о Монархе не стоило. Поставленный перед ним выбор — говорить или молчать — казался жестокой шуткой: что хуже, выпасть из окна двадцатого или из окна тридцатого этажа?.. Он попросил Леланд, ради Бога, держать Джона в темноте хотя бы ближайшие пару дней. — Брюс, пожалуйста, — она смотрела на него так, будто у него выросла вторая голова. — Ему не следует вообще знать об этом. Ни слова о театре, ясно? Достаточно того, с чем мы уже имеем дело. Брюс не ответил и Леланд покачала головой. — Мы изолируем его не просто так. Он не узнает, если вы сами ему об этом не расскажите. Чего не понимала Леланд (и Джона это устраивало), это что он слышит и видит все. Брюс мог надеяться оставить Альфреда в темноте (потому что Альфред не желал видеть некоторые вещи), но с Джоном у него было в запасе несколько дней, максимум, неделя. Джон знал Аркхэм, сами стены здесь были на его стороне. — Мир оказался крутым противником, Джон, — отозвался Брюс, потирая виски. — Слышал, Даггет сделал тебе предложение, и ты отказался. Свадьбы не будет? Пару секунд он переваривал услышанное. Джон осклабился, его глаза блеснули. — Джон… Как ты узнал про Даггета? — Птичка напела. Брюс помолчал. Зная птичку, он оторвал бы ей клюв. С равнодушным видом он пожал плечами. — Даггет — преступник. Он ворует и отмывает деньги. Ему место в тюрьме. — Я знаю, — улыбка Джона стала шире, он понизил голос и доверительно сообщил: — У него аптечная мафия, — Джон светился как школьник, ответивший на сложный вопрос. — Что ты собираешься с ним делать Брюс? — В этом мире столько Роландов Даггетов, Джон, — он неопределенно повел плечами. — Иногда мне кажется, вся система из них состоит. Джон посерьезнел. — Раньше было проще. Брюс Уэйн не может просто взять и… разобраться. Это непростая игра. Я не до конца ее освоил. — Твой отец в нее играл. Брюс нахмурился. — Мой отец был жестоким человеком. Он играл по их правилам. Я не имею на это права. Джон почесал подбородок. — Ну, тут есть маленькая проблемка, приятель. Видишь ли, если ты упадешь, они не станут ждать, пока ты встанешь. — Нет, не станут. Джон пожал плечами и запустил руку в волосы. — Я не знаю, Брюс, — он почесал затылок. — Твой отец, — Брюс хлестнул по нему взглядом, но Джон даже не смотрел на него. — был безжалостным. И он, ну, знаешь, — смешок, — не стеснял себя в методах. Но он мертв, — Джон снова посерьезнел. — Как ты один собираешься побить их всех? — Не один. И не обязательно своими руками. Есть у меня пара идей. — Правда? На твоем месте я бы не светился, как ты сейчас светишься. А ты светишься, Брюси, ярко светишься. — Верно. Я собираюсь это исправить. — Хорошо. Надеюсь, что так, Брюс, — Джон покачал головой. — Ты знаешь, это как Аркхэм. Ты держишь голову ниже, тебя не трогают. Но ты прокалываешься, даешь понять, что представляешь угрозу, и тебя кидают в изолятор. Некоторые недоумки просто не в силах это понять. Брюс остро посмотрел на него. Джон поморщился. — Знаю, знаю, я облажался. Я исправлюсь, я исправлюсь, — он опустил голову. — Буду тише воды, ниже травы, Брюс. Вот увидишь. В конце коридора кто-то выл. За дверью прокатили тележку. — Хотел бы я чем-то помочь, Брюс. Но я ничего не могу сделать, пока сижу в этой коробке. Брюс покачал головой. — Даже если бы ты был снаружи, Джон, сомневаюсь, что ты смог бы что-то сделать. Джон фыркнул. — Не будь так уверен. Я не просто за компанию с Харли таскался, знаешь ли. — Это преступники другого уровня, Джон. К ним сложно подобраться, их тяжело поймать за руку. — Как Уоллер? — Хуже, — Брюс поколебался и добавил: — Говори что хочешь про Уоллер, но она верит, что действует ради общего блага. Такие как Даггет и Хилл в этом мире ради себя. Им на все наплевать. Джон прищурился, но ничего не ответил. Он сложил на груди руки и отвернулся к окну. Его лицо ничего не выражало. Невозможно было сказать, о чем он думает. Леланд осудила бы его за то, что он позволяет вносить разговор «небезопасные элементы». «Триггеры», она любила их называть. Его дела в Готэме, Даггет. Уоллер. Но Брюс смотрел на Джона, и ему не было жаль. У Джона Доу был живой, жадный ум. Ему нужна была пища. Так, или он начинал пожирать сам себя. Погруженный в свои мысли, он казался почти нормальным, едва ли не умиротворенным. Было неплохо видеть, как он думает о чем-то кроме стен, которые его окружают. Брюсу это состояние было слишком хорошо знакомо. Спусковые крючки; Брюс Уэйн сталкивался с ними каждый день, бросался на них, держал на них палец. Насколько он помнил, выйдя из Аркхэма, Джон не стремился отсидеться в покое и безопасности. Леланд этого не понять. Возможно, у него был один неплохой способ развлечь его. — Чему улыбаешься, Брюси?.. — Знаешь, Джон… Думаю, кое-чем ты все-таки можешь мне помочь, — помочь он ничем не мог, но Брюсу не требовалось помощь. Он начинал понимать, что чувствовал Альфред, подыгрывая девятилетнему, одержимому горечью утраты и поиском истины мальчишке. На лице Джона появилось удивление, потом радость и азарт. — Правда? Брюс кивнул. Он колебался. Но Джон не был маленьким мальчиком. Он мог справиться с тем, что Брюс ему дает. Так, или мысли о восстановлении можно похоронить здесь, сейчас. Из мыслей его вырвало нетерпеливое: — У-у-у! Скажи мне, скажи! Брюс снова улыбнулся, но тут же посерьезнел: — Это касается Эйс Кемикалс. Радость на лице Джона чуть поблекла. — Эйс Кемикалс, а? — он подпер кулаком подбородок. — Слыхал, его хотели ограбить. — Про это тебе тоже птичка напела? — хмуро спросил Брюс. Джон пожал плечами и лениво улыбнулся. — Кто знает. Брюс покачал головой. — Ты провел там много времени, Джон… Я хотел задать тебе пару вопросов. Джон развел руками. — Ух ты! Пару вопросов, Брюс? Валяй. Что ты рассчитываешь узнать? — Я не знаю, — Брюс встал, сунул руки в карманы и отошел к окну. — Видишь ли, о деле почти ничего не известно. Полицейские хотят его закрыть, — он развернулся. — Ничего не украдено. Преступников почти всех поймали. — Почти всех? — Один ускользнул, — Джон прищурился, и Брюс пояснил: — Когда их брали, упал в цистерну, ее трубы выходят в Спрэнг Ривер. Тело не нашли. — Но я слышал, выловили труп. — Так сказали в новостях, да. Но я говорю тебе, что было на самом деле. Пусть это останется между нами, — Брюс поколебался и подмигнул ему. — Договорились? — Не вопрос, Брюс, — Джон осклабился. — Ты знаешь, я умею держать язык за зубами, — он замолчал, подумал и расплылся в улыбке: — Выходит, смылся парень, а? Брюс вздохнул. — Выходит, смылся, Джон. И, если верить его подельникам, он был тем, кто их нанял. Он один знал, что они искали. Джон издал смешок. — Бог мой, Брюс! Откуда тебе все это известно?.. Ты что, купил департамент полиции? — У меня в нем хорошие связи. — Хорошие связи — это Джимбо-Джамбо? — Для тебя — комиссар Гордон, — Джон вскинул руки в поддельном испуге. — В городе у меня по-прежнему есть глаза и уши. — Звучит как слоган мегаломаньяка. — Джон… — Как тебе? «Везде мои глаза и уши, в ночи я пожираю души», — Джон глухо загыкал, но через пару секунд сорвался, обхватил себя руками и сложился пополам от каркающих смешков. Брюс терпеливо подождал. У Джона были и искупляющие качества. Откровенно, смех ни к месту был лучше, чем драка. — Я так погляжу, твоя жизнь без… эм… вечернего костюма идет своим чередом, Брюс, — отсмеявшись, хрипло заметил Джон. — Браво. Я впечатлен. — Я собирался выкупить Эйс Кемикалс. То, что с этим заводом постоянно… — Да не дергайся ты, Брюс! Я просто подкалываю тебя, — он обнял себя руками. — Продолжай. Ты сказал, парень, что их нанял,. — Джон запнулся, завис на пару секунд, радостно осклабился и протянул: — Вылетел в труб-у-у-у?.. — Вместе с ответами, да, — терпеливо отозвался Брюс. — Ты знал, что в Эйс Кемикалс на нижних уровнях есть лаборатории? —…Секретные лаборатории?.. — Не такие секретные, как то, что мы искали, но достаточно секретные, чтобы их не было на плане здания, — Брюс вернулся к стулу и сел. — Их закрыли лет двадцать назад. Настоящим владельцем завода был Фалконе, они с Хиллом и моим отцом использовали его для своих разработок. Целью ограбления были не химикаты, а лаборатория, — он закинул ногу на ногу. — У меня есть причины полагать, что человек, упавший в цистерну, раньше работал на заводе. Я не могу это проверить, не могу узнать, кто он. Фалконе перед смертью подчистил свои следы, обрубил много концов. Все что есть на Эйс старше пяти лет стерто из компьютерной базы данных. Я допускаю, что наркотик, который Дети Аркхэма использовали, создали на Эйс, — он потер пальцами переносицу. — Если так, я хочу знать, что эти люди искали. Это может быть чем-то чрезвычайно опасным. Мне не нравится не знать. — Спроси у своих друзей-полицейских, что они обнаружили? — Джон поднял брови. — Ничего они не обнаружили. Лабораторию разрушило время. Нет преступников, нет ограбления… Ничего нет, тупик. — Так чего ты боишься? — пожал плечами Джон. — Похоже, проблема разрешилась сама собой, нет? — Боюсь, что это не конец, — Брюс вздохнул и убрал с ноги ногу. — Если кто-то задается целью, Джон, средства всегда найдутся. Не думаю, что старая лаборатория на Эйс — единственный способ получить… что бы они там не хотели получить. — Ну, тебя бы это точно не остановило, — хмыкнул Джон, и Брюс невесело рассмеялся. — Нет, не остановило бы. Повисло молчание. Тягостная тревога, оставившая его на несколько забитых событиями дней, вернулась, а с ней беспомощность, и чувство, будто лиса пробралась в курятник у него за спиной. Он поморщился. — Это… интересно, Брюс, — Джон поднялся на ноги, сцепил руки за спиной, и прошелся взад-вперед. — Ну, тебе и повезло и не повезло, приятель. Я могу дать тебе целый список с именами людей, которые там работали. Это звучало слишком хорошо. Брюс поднял брови. — Откуда? Джон посмотрел на него сверху вниз и улыбнулся. — Видишь ли, всем, что связано с Эйс Кемикалс, для Пакта занимался я. Заметив выражение лица Брюса, он быстро добавил: — Перефразирую: Харли сказала, чтобы я нашел способ пробраться на завод. И я нашел. — Поясни. — Нам нужны были кое-какие штуки оттуда, немного, ничего в масштабах Детей Аркхэма. Я искал парня, чтобы, помог войти и выйти, вывезти что надо. Обработал человек двадцать, пока не нашел Вилли Дивера. — Они пробрались на завод точно так же. Они использовали инженера по имени Уильям Гэт. — Не знаю его. В общем, у меня длинный список, Брюси, — Джон задумался. — Книжка даже была. Да… Кстати, если доберешься до моих личных вещей, сможешь ее увидеть… И лучше бы тебе ее изъять, по правде, это улика, — он хихикнул, потом посерьезнел и задумался. — Я выбросил ее?.. Не могу вспомнить. Она темная, с царапиной. Я уронил на нее нож. Тренировался вертеть бабочку и порезал пальцы. — Это дневник? — Дневник? Хех, — Джон неопределенно передернул плечами. — Я бы не сказал. Ну, что-то вроде. Я там делал для себя заметки, записывал, что приходило в голову. Чтобы не забыть. Леланд говорит, у меня чрезвычайно избирательная память, — он задумался и зачем-то добавил: — Я хорошо запоминаю цифры. — Уверен, что хочешь, чтобы я читал его? Джон пренебрежительно махнул рукой. -Это всего лишь блокнот с записями, Брюс! Готов к плохой новости? Брюс кивнул. — Тебе нужен период правления твоего отца, Хамилтона, Фалконе и Чилла. Ребята из моего списка — простые рабочие. Они пахали на Эйс последние три-четыре года. Я не проверил все фамилии, так что, может, тебе повезет, — он покачал головой. — Но ты же понимаешь, я не искал шибко башковитых и надежных. — Я понимаю. — Мне бы очень хотелось вспомнить что-то, что волшебным образом прольет свет на эту твою загадочную лабораторию, Брюс, но увы. Мне и в голову не приходило спускаться вниз. Признаться, не знал, что там вообще что-то есть, — он ударил себя кулаком по ладони. — знал бы, что там есть лаборатории… Аргх! Брюс был почти рад, что Джон не знал. Джон задумчиво постучал себя по подбородку и рухнул на кровать. Пружины визгливо скрипнули. Брюс отметил, он выглядит лучше. — Поговори с Вилли. Он умнее, чем кажется. — Вилли уволили еще до того, как ты вышел из Аркхэма, за пьянство и дебош. — Не значит, что у него нет ушей. Брюс не ответил. — Да, это выстрел наугад, но это что-то. Ты говорил со своим старым приятелем? С Кобблпотом? Брюс долго молчал. — Гордон говорил, — нехотя признал он. — С завода они крали химикаты. Формулу достала Вики Вейл. А Вики Вейл нет в живых. Это мертвый конец. — Попробуй спиритический сеанс?.. Брюс не счел нужным отвечать. — Жаль, — Джон вздохнул и отвернулся к окну. Какое-то время он сидел молча. Затем резко зажмурился и принялся яростно тереть виски. — В чем дело? — Не знаю. Что-то вертится в голове, — Джон поднял голову. — Вики, Вики. Та еще штучка, а? — Да уж. — У тебя хорошая память? Конечно, у тебя хорошая память! Я назову несколько имен. — Давай. Он назвал дюжину, с телефонами и адресами. Брюс потребовалось около семи минут, чтобы проговорить и запомнить все. — Будут еще. Найди мою книжку, Брюс. — Я найду. Спасибо, Джон, — он не особо верил, что новая информация куда-то приведет. Но это был глоток свежего воздуха. — Не за что, приятель. Надеюсь, это поможет. Очень надеюсь, — Джон зевнул. — Я хотел бы что-нибудь для тебя сделать. — Сосредоточься на себе, избегай неприятностей, и не дразни санитаров. Шаг за шагом, мы тебя вытащим. Идет? Джон косо глянул на него, фыркнул и покачал головой. — Идет.

***

Он покинул блок камер с усиленной охраной, вернулся на пропускной пункт и забрал вещи. Следовало поговорить с Крейном. Но сперва — один звонок. Он набрал номер. На этот раз ответили мгновенно, едва прошел первый гудок. — Да, Брюс, — голос был усталым и безжизненным. — Ничего нового. По-прежнему… — Я по другому поводу. В трубке замолчали, потом вздохнули. — Я слушаю. — Есть чем записывать? Я раскопал кое-что, список имен рабочих с Эйс Кемикалс. Последовала долгая пауза, потом тяжелый вздох и шуршание. — Хорошо, диктуй, — в голосе было мало энтузиазма. Брюс не мог отделаться от чувства, что бьет молотом по остывшему металлу. Он назвал имена. — Когда я могу подъехать? — Когда?.. — послышался угрюмый смешок. — В течении дня я буду здесь, Брюс. Думаю, в течении ночи тоже. Тут полный бедлам. Не знаю, что будет, когда ты приедешь. — Понимаю. — Подъезжай в любое время. Но если дело касается Эйс, скорый прием не обещаю. — Держись, Джим. — Если бы было за что держаться, — Гордон бросил трубку. Разговор оставил осадок, и душевный подъем от встречи с Джоном (ее результатов), сошел на нет. О встрече с Крейном он заранее не договаривался, но знал часы консультаций. На пропускном пункте в крыло слабой опасности сидел охранник, которого Брюс не узнал. Он посмотрел на Брюса, и его взгляд не выразил ничего. Это, и отсутствие в выражении лица чего-то, свойственного только готамитам, выдало в нем чужака. За два месяца больше трети персонала в Аркхэм перевелось из Метрополиса. Паркуясь, Брюс видел автобус с городскими номерами. Оттуда выходили люди, которым предстояло стать здесь санитарами. Он лелеял надежду, что с новыми людьми в Аркхэме что-то изменится. У двери в кабинет он осмотрелся по сторонам и постучал. Ответа не последовало. Тогда он взялся за ручку и попробовал открыть. Заперто. Он проверил время и нахмурился. Мимо провезли пациента в инвалидном кресле. Брюс проводил его взглядом — человек не мигая смотрел в потолок, из полуоткрытого рта на подбородок стекала ниточка слюны — сунул руки в карманы, отошел к окну и выглянул наружу. Во дворе ремонтировали стену маленького корпуса центра посещений. Брюс бывал там однажды. Когда помещение приведут в порядок, и ситуация с Джоном стабилизируется, их встречи перенесут туда. Из общения тет-а-тет в камере они перейдут к общению через стекло, как в тюрьмах. Какая ирония. С конца коридора приближался звук тележки и шаги. Они остановились за его спиной. — Ждете Крейна? Брюс обернулся. Средних лет мужчина в форме санитара опирался на тележку уборщика. Брюс кивнул. — Его не будет. Он болен, уехал домой минут пятнадцать назад, — мужчина стянул с правой руки перчатку и вытер лоб тыльной стороной ладони. — Вместо него будет доктор Оуэнс. Это не входило в его планы. Брюс поднял брови и перевел взгляд на электронные часы над выходом из блока. Крейн пробыл на работе всего два с половиной часа. — Когда он выйдет? — Не знаю. Я бы сказал, нескоро, но он вышел вчера. В его состоянии большинство людей остается дома. Санитар пригладил волосы, натянул перчатку, кивнул Брюсу и удалился. Брюс мог поговорить еще раз с Леланд. Их утренний разговор состоял из пары фраз. Но у него не было желания видеть ее лишний раз. Его подмывало отправиться в ДПГС. Все было лучше, чем Аркхэм. С конца коридора снова послышались шаги. Брюс обернулся. Ему не требовалось вглядываться в лицо, он узнал человека мгновенно — непропорционально высокий и худой, он увидел Брюса и замедлил шаг. — Я как раз гадал, найду ли вас у себя под дверью, мистер Уэйн. Он подошел ближе, и Брюс понял, о чем говорил санитар. Крейн будто вылез из собственного гроба. Лицо утратило цвет, крылья носа и щеки запали, как у покойника, глубоко посаженные глаза провалились в глазницы, лоб блестел от испарины. Он остановился рядом с Брюсом. Что-то в его взгляде было странным; он просто молча смотрел на него секунды три, пристально, словно физически ощупывал черты лица. Потом достал из кармана халата ключ и нагнулся к двери. — Прошу меня простить, мистер Уэйн, я вынужден раньше уйти. Проблемы со здоровьем. Брюс скрестил на груди руки. — Жаль это слышать. Не буду вас задерживать, я уже собирался ухо… — Вы здесь из-за Джона? — замок щелкнул. Не глядя на Брюса, Крейн толкнул дверь и зашел в кабинет. Брюс помешкал и последовал за ним. Стоял полумрак, но Крейн не включил свет. Он прошел к столу, положил на него дипломат, зажег лампу, тяжело опустился на стул и стал рыться в ящиках стола. — На самом деле, я хотел отдать вам это, — Брюс извлек из кармана новый смартфон. Крейн поднял на него глаза. — Что это? — Небольшой подарок от Уэйн Энтерпрайзез. Мой способ извиниться за… — Не стоит. Я давно собирался купить новый. Отдайте Джоан. У нее некоторые проблемы с финансами… между нами говоря. Крейн утратил к нему интерес и вернулся к своему занятию. Брюс постоял немного с протянутой рукой, потом положил смартфон на стол. Крейн словно не заметил. — Садитесь, — он шумно задвинул ящик и бросил на стол несколько папок. — Послушайте, я не хочу доставлять… — Садитесь, две минуты не сыграют роли. Я хочу вам кое-что сказать. Помешкав — Крейн выглядел стоящим одной ногой в могиле — Брюс сел. Темнота - его давний друг, но в кабинете она была неуютной. Полки пустовали, у стены под окном громоздились коробки. На стене одиноко висел застекленный диплом. Крейн выпрямился и с некоторым трудом сосредоточил взгляд на лице Брюса. — Джон вам доверяет. В определенной мере. Вы — объект его одержимости. Поэтому доктор Леланд так болезненно относится к вашим контактам. Вы это осознаете, да? — Да. — Джон тоже. Это делает его скрытным. Брюс промолчал. — Проблемы Джона носят психологический и физиологический характер. Вы смотрели его файлы, видели снимки, читали историю болезни? Это запрещено. Но вы ведь смотрели? — Да. — Конечно, — Крейн кивнул и перевел взгляд на бумаги. — Леланд — профессионал с обширным опытом, эмпат. Вовлеченность мешает ей видеть цельную картину. То что с ним сейчас делают не принесет результата. Случай Джона уникален, требует особого подхода. Врачи в Аркхэме желают оставаться в зоне комфорта. Они боятся действовать и наносят ему вред. — Док, вам не нужно убеждать меня. Я хотел, чтобы вы его лечили. Крейн посмотрел на него. В теплом свете лампы его бледное лицо не казалось таким мертвенным. Он криво улыбнулся и задумчиво отвел взгляд. — Но он не хочет. Брюс повел плечами. — Ну, полагаю… Джон тоже опасается выходить из зоны кофморта. — Я прекрасно вижу, чего он опасается. Джоан это увидеть мешает тунелльное зрение. Брюс сел ровно, но воздержался от комментариев. — Я поддерживаю контакты с учениками. И я близко знаком с делом Джона Доу. Не один раз консультировал Джоан, давал советы. Я был против, чтобы его выпустили… Заберите смартфон, Уэйн. Брюс нехотя положил телефон обратно в карман. Крейн собрал папки — старомодно — сложил в дипломат и встал из-за стола. Брюс поднялся. — Леланд с ним не справится, — Крейн выключил свет и в темноте они вышли из кабинета. — У меня нет абсолютного авторитета перед ним. Он упрямый, обозленный. — Он к вам прислушивается. Нужно действовать. Или будут последствия. Чем раньше он решится, тем лучше. Вы за него отвечаете? Займитесь этим. Брюс дождался, пока Крейн закроет дверь. — Вы против его изоляции? — Конечно, — Крейн закрыл дверь и убрал ключ в карман. — Она ему не поможет. — Я поговорил с ним. Он знает вещи, о которых, по идее, не должен был слышать. Крейн вздохнул и вытер лоб ладонью, прижимая к плоской груди дипломат. — В пятницу близнецов Малденов вернули в лечебницу… — Да. Я слышал в новостях. — М-да... Это было… шумно. Сверху была принята блестящая идея… согнать всех в одну душевую. Вы ему ничего не говорили про вчерашний вечер? — Нет. — Хорошо. Он, безусловно, узнает все равно… Эта изоляция… От нее сейчас одни проблемы… И чем раньше ему снимут мешок с головы, тем… Крейн качнулся. Брюс сделал движение, чтобы поддержать его, но Крейн восстановил равновесие и жестом дал понять, что все в порядке. — Могу я вам чем-то помочь? — Вы? — сухой смешок. — Нет, мистер Уэйн, боюсь, только профессиональный врач и отдых мне смогут помочь. Путь к парковке был неловким — за всю дорогу они перебросились парой слов. Брюс чувствовал, что Крейн не столько не хочет, сколько не в состоянии говорить. Поэтому, сев в машину, он вздохнул с облегчением. Уже заводя двигатель, Брюс понял, что даже не поздоровался. Это было грубо. Не то, чтобы Крейн обратил внимание, но это было грубо тем не менее.

***

В нескольких окнах на втором этаже департамента стекла были выбиты. Рядом на стене темнели пятна, похожие на сажу. Здание оцепили гражданские и репортеры. Это он это предвидел. Шляпа, темные очки, шарф, и Брюс Уэйн исчез. Он проложил себе путь через толпу, а когда офицер преградил ему дорогу, назвал имя и показал водительские права. Его пропустили, и он нырнул за ограждение. В переполненном вестибюле Брюс снял шляпу и очки. На него не обращали особого внимания, но он узнал несколько человек из Монарха. Их отличал взгляд — потерянный, словно они не до конца понимали, где находятся. Они нескоро еще придут в себя. Но ему больше не восемь лет. Он не потерпевший. Он прошел по засыпанному осколками и пылью коридору, миновал рабочих в аварийной форме. За знакомой дверью слышались громкие голоса, он узнал два из них, проверил на телефоне отправленное десять минут назад сообщение, постучал, и, не дожидаясь ответа, толкнул дверь. В ноздри ударил запах табака. — Ах, да ради Бога, — Буллок смерил его усталым и угрюмым взглядом. Он сидел на столе, с дешевой сигаретой в толстых пальцах, незнакомый коп стоял у стены и Гордон, с пластиковым стаканом кофе, на устроился на подоконнике. В воздухе висел густой дым. — Харви, — Гордон слез со своего места. — Я предупредил комиссара, что заеду, — Брюс все еще стоял в проеме. — Как и полгорода. Мистер Уэйн, — с расстановкой произнес Буллок, — я понимаю вас, правда. Но если вы хотите, чтобы мы поймали ублюдков и нашли деньги, дайте нам делать нашу гребанную работу. — Ребята, оставьте нас минут на пятнадцать. Буллок резко повернулся к Гордону, и Брюс добавил: — Я ненадолго. Буллок посмотрел на него. — Немыслимо, — он всплеснул руками. Третий полицейский кивнул и молча вышел. Буллок открыл рот, чтобы сказать что-то еще, но передумал, сделал глубокую затяжку и прошел к выходу. Брюс посторонился, наблюдая, как похожий на бульдога человек тушит сигарету о землю в цветочном горшке и кидает в него бычок. Буллок вышел, хлопнув дверью, но перед этим Брюс расслышал каждое нецензурное слово в его короткой, но эмоциональной тираде. Он сложил руки на груди и повернулся к Гордону. — Он хороший коп, — Брюс недоверчиво поднял брови. Гордон бросил пустой стакан в урну и прошел к рабочему месту. — И знатная свинья. — Он навалился ладонями на стол, опустил голову, глубоко вздохнул, и посмотрел исподлобья. — Все кончено. Дело закрыто. — Что? — Дело Эйс. Официально — еще нет. Полчаса назад мне позвонили из мэрии. Орали минут семь. Когда речь идет о двойном акте терроризма, неудачное ограбление закрытого химзавода… В общем, мне велели запихнуть это дело себе в задницу. Присаживайся, — Гордон упал на стул, и Брюс опустился напротив. — Так что, спасибо, но, — Гордон вырвал из блокнота на столе лист, и Брюс узнал на нем имена и телефоны. — У нас нет ни сил, ни возможностей тащить на себе Эйс со всем этим дерьмом, которое сейчас происходит. Монарх был последней каплей. — Я не удивлен. Гордон издал сдавленный звук — то ли кашлянул, то ли рассмеялся. — Никто не удивлен. Но у меня чутье, и эта история воняет. Муравьев мы перебили, а матка уползла. Ты знал, что муравьиная матка одна может создать целый муравейник? Что они покидают муравейник, чтобы создать новый? — Я знал. Некоторые виды. Как осы. — Я — нет, — Гордон поднял очки на лоб и протер глаза. — Дочка сказала. В субботу вечером, когда все еще было в порядке. Она все время выискивает какие-то такие штуки и все их помнит. Как долбанная ходячая энциклопедия. Иногда я чувствую себя рядом с ней старым ослом, — он сделал резкое движение, с болезненной гримасой дернулся и схватился за плечо, чертыхаясь. — Все силы мобилизованы на этих писхов в масках. Они это планировали. Вчера было около сорока вызовов в разных точках города. Нас рассредоточили. Ты видел что там снаружи творится? — Брюс кивнул. — Отсюда бардак в коридоре. Департамент обстреляли. — Обстреляли? — Несколько раз, — Гордон опустил очки на переносицу. — Петардами и ракетницами. Шуму и вспышек было много. Мы не сразу сообразили, что к чему. А пока в нас палили из хлопушек, кто-то убивал людей в Монархе. — Я могу что-то сделать? Гордон помолчал. — За наши с тобой шуры-муры мне могут дать хорошую взбучку. Но если собираешься покопаться в этом деле — я помогу. Не могу дать прямой доступ к базе, но спрашивай, что тебе нужно, и я постараюсь достать информацию, — он помешкал. — При одном условии. Брюс вопросительно склонил голову набок. — Не вовлекай в это дело Уоллер. Брюс издал сухой смешок. — Джим, мы с ней даже не приятели. Сказать, что мы расстались в плохих отношениях было бы преуменьшением. — Вот и хорошо. Это женщина — дьявол. Нелюбовь Гордона к Уоллер была слишком личной, но он был прав. Уоллер не место в Готэме. — Что скажешь? Хочешь принять эстафету? — Не могу обещать результатов, но попробую что-нибудь сделать. — Рад это слышать. Хоть одним камнем на душе меньше, — Гордон замялся, кашлянул, и глянул на Брюса несколько нерешительно: — Эм, касательно Монарха… — Я не требую невозможного. Делайте свое дело, комиссар. Если я чем-то могу помочь,. — Брюс развел руками. Гордон кивнул. — Хорошо. Хорошо, — он глянул на дверь. — Не обессудь, но пятнадцать минут — это действительно все, что я могу. Если у тебя все… — Я могу попросить об одолжении? Гордон поднял брови и сделал неопределенный жест рукой — «Валяй». — Я хотел бы взглянуть на вещи Джона Доу. Они все еще в департаменте? Взгляд Гордона стал цепким. -Его вещи? — резко спросил он. — Какое они имеют ко всему отношение? — он подумал. — Что тебя интересует? — Я не уверен. Блокнот или дневник. Гордон смотрел на него, и Брюс буквально видел, как шестеренки ворочаются в его голове. — Так. Это он дал тебе имена, а? Брюс сунул руки в карманы. — Вы правы, комиссар. Гордон почесал усы. — Я не могу сейчас этого сделать. Слишком людно. И даже если бы мог, — он поднял взгляд на Брюса. — Видел я его «блокноты», лично листал. И знаешь что я нашел там для себя? — Брюс отрицательно покачал головой головой. — Твой приятель — больной ублюдок. Клинический псих. Ничего нового, но,. — он замялся, увидев выражение лица Брюса, но не смягчился. — Ничего ты там не найдешь, и я не советую тебе искать. Он тебе посоветовал?.. Брюс промолчал. — Ага, — Гордон кивнул. — А еще он сказал на суде, что серия убийств в феврале — его рук дело, и мы неделю потратили впустую, перекапывая парк, пока настоящий маньяк залег на дно. Это было несколько идиотских фраз на допросе. Брюс предупреждал, говорил, им, что это блеф, плохая шутка. — Я бы все-таки взглянул на него. — Твое дело. Приходи в другой день. Я свяжусь с тобой. Сейчас это невозможно, — Гордон покачал головой и глянул на часы. Брюс встал. Гордон поднял на него взгляд. — Уэйн… — Да? — Я ошибся насчет тебя. Ты из хороших парней. Но другие не знают тебя так как я. Твой приятель Джон… Одни готовы его порвать на части, другие готовы лизать ему задницу. Но тебя они ненавидят одинаково. Одни за то, что ты его посадил, другие за то, что ты продолжаешь его покрывать, — взгляд Гордона стал усталым. — Что-то нужно с этим делать. Ты превращаешь себя в мишень.