Я хотел пропускать сквозь себя людскую боль, потому что только благодаря ей я не чувствовал своей боли. Я хотел ощущать на кончике языка их кровь, чтобы забыть, какова на вкус собственная…
Размывать по рукам чьи-то страдания вошло в привычку уже очень давно, но каждый новый раз напоминает собой священный ритуал, через который проходят грешные души после очищения водами Блажи. Креститель упирается руками в стол и закрывает глаза, вслушиваясь в размеренный гул вентилятора под потолком. Красно-оранжевый свет пробивается сквозь люстру пыточной, оседая кровавыми разводами на бессознательном теле Хадсон. Но разводы эти не искусственно-световые. Они настоящие, пропитавшие разорванную тёмно-зелёную рубашку, которая едва прикрывает грудь и живот старшей помощницы. Джон размеренно вдыхает и выдыхает, сжимая в руке окровавленный нож, когда воспоминания настойчиво тянут его во мрак, заставляя сердце судорожно биться в груди.Ты устал? Просто закрой глаза и расслабься.
Её голос… Её мёртвый голос звучит в голове слишком чётко и до одуряющего реально, будто она стоит совсем рядом, всё так же привычно и успокаивающе обнимая его со спины, пряча лицо между лопатками и на россыпи белёсых шрамов. Она льнёт ближе, будто не желая, чтобы между их телами осталось хоть какое-то расстояние. Джон знает, что подобная тактильная близость успокаивает не только его, но и её тоже, ведь она всегда способна содрать с него маску циничного и бескомпромиссного начинающего молодого адвоката, которого боятся и ненавидят большинство его собственных же подзащитных. В его работе нет места сантиментам.У тебя прибавилось шрамов. Вот эти, под самыми рёбрами.
Сара целует его в плечо едва касаясь губами разгорячённой кожи, а Джон лишь улыбается, накрывая её руки своими, поглаживая пальцами тонкие запястья, чтобы в следующее мгновение повернуться к ней лицом, зарываясь носом в мягкие волосы. Ему временами кажется, что рядом с ней он слишком уязвим и слаб. Но почему-то именно рядом с ней демоны в нём мирно спят где-то в самой глубине его искалеченной и травмированной души, когда Сара смотрит на него своими небесно-голубыми глазами, в которых всегда отражается лишь Джон один.Я люблю тебя, Джон Сид. Ш-ш-ш, не нужно ничего говорить. Я и так всё знаю.
В такие моменты, когда и сама Сара вся нежность и понимание в одном лице, он готов отпустить боль прочь, поражаясь тому, что эта девушка не без собственных скелетов за плечами смогла полюбить чудовище вроде него. Ведь оно способно уничтожить не его одного, но и её саму, если только захочет. Чудовище это жаждет причинять боль не только себе, но и другим. Если не получается физически, слова Сида вырезают пороки на лицах их не хуже ножа или скальпеля. Но свою боль Джону приходится давить и вырезать на теле снова и снова, чтобы не выливать её на Сару, которая и так приняла его таким, какой он есть. Смогла принять и полюбить. Разве это не знак свыше, как сказал бы мёртвый отец? Разве Бог не послал ему её во спасение?Ты ведь знаешь, что не виноват? Так случилось. Жизнь та ещё стерва.
Её тонкие пальцы зарываются в его волосы, ласково перебирая чёрные пряди, которые едва ли различимы по цвету от её собственных. Джон готов довольно замурчать словно кот, объевшийся сметаны, но мужчина лишь притягивает Сару ближе, а хрупкое тело девушки тонет в его сильных руках и объятиях, позволяя мужчине податься вперёд, опрокидывая их обоих на кровать.Уложил на лопатки, да? Хитрый Джонни хочет поиграть?
Он ловит игривую улыбку, замечая, как в выразительном взгляде её плещется океан Вселенской доброты, в котором мужчина желает утонуть и не выныривать. Недолюбленному ребёнку в нём отчаянно хочется тепла и заботы. Но Джон прекрасно знает, что в любое мгновение океан этот в глазах её может накрыть ураганный шторм, потому как в Саре сочетается несочетаемое. Она временами слишком вспыльчива, упряма в принятии решений и холодна с посторонними как и он сам, но ему эта девушка отчего-то отдаёт всю себя и всё то хорошее, чем она одаривает тех, кого любит.Ты справишься с этой болью. Мы вместе с ней справимся.
Джон блаженно жмурится, оставляя на шее девушки дорожку горячих и волнующих поцелуев, когда рука Сары лукаво ныряет под его расстёгнутую рубашку, а пальцы аккуратно поднимаются вдоль позвоночника, будто не желая тревожить давно уже зажившие шрамы. Будто они всё ещё кровоточат, а любое прикосновение может вызвать у мужчины неприятные и болезненные ощущения.Однажды, но не сейчас, тебе больше не придётся вырезать на себе собственную боль.
От этих её слов Джон вздрагивает, но она вся перед ним и под ним: улыбающаяся слишком тепло и открыто, оставляющая лёгкий игриво-мимолётный поцелуй на его губах, чтобы в следующее мгновение залить комнату своим лучистым смехом. Джон невольно улыбается в ответ совсем по-детски счастливо, щекочуще пробегая пальцами по оголённой коже её живота и выше, будто считая каркас тонких рёбер. Сара под ним извивается, захлёбываясь новой волной заливистого смеха, а через мгновение он жадно накрывает её губы своими губами, и смех её тонет в нём, отпечатываясь в глубине взволнованно бьющегося сердца. Ему слишком хорошо и спокойно, чтобы подобное было реальным.Всё ещё не любишь играть по правилам?
Ему не нужно отвечать. Она знает его ответ наперёд, от того и улыбается понимающе, когда одежда летит неизвестно куда, а желание разгорается в глазах обоих пожирающим нутро пламенем. Сара знает. Всегда знает, как прогнать прочь его сомнения и страхи хотя бы на мгновение, которого оказывается достаточно для них обоих.Я рядом.
Это единение тел и душ — маленькая передышка от извечного присутствия демонов ада, которые оскверняют душу Джона, толкая его на путь неизбежной боли. Сара способна отогнать их прочь, но пределов своих возможностей не способна перешагнуть. Ведь они оба прекрасно понимают, что демоны Джона неизменно будут рядом с ним и однажды беспощадно вырвутся на свободу, разрушая всех и вся.Я всегда буду рядом, ты ведь знаешь? Я не позволю им забрать тебя.
— Но тебя здесь нет, — слова эти приговором режут затхлый воздух пыточной, и сердце сдавливает удушливой реальностью, когда распахнутые глаза Вестника смотрят на прибитые к доске клочки уже высохшей кожи грешников, на которых едва различимы вырезанные ножом смертные грехи. — Тебя нет. Слова его — извечная и суровая констатация факта. Они разливаются по венам отрезвляющим ядом, возвращая мысли в полумрак бункера. Джон бросает нож в сторону и, словно воспоминания вовсе не вывернули душу наизнанку, насвистывает под нос задорную мелодию, поднимая с пола ведро ледяной воды. — Хватит спать, помощница Хадсон, — вода бьёт по лицу Джоуи, а через несколько мгновений та распахивает глаза, в которых остаточный туман пули из Блажи и боль, которая никуда из помощницы не делась. — Джейкоб наверняка уже поговорил с Отцом и скоро будет здесь. Но, пока его нет, — мужчина нетерпеливо цокает языком, — мы ведь можем ещё поиграть? Совсем немного. Пока я не вырежу на тебе новый грех. Ты хочешь что-то сказать? Джон удивлённо вскидывает бровь, недовольно хмыкая, а острие ножа, вновь оказавшегося в его руке, застывает у горла старшей помощницы. Та слабо дёргается, мычит в кляп скотча и болезненно кривится, когда Вестник накрывает ладонью вырезанное на груди её — «PRIDE». — В тебе по меньшей мере ещё два греха, и они требуют обнажить себя, — Джон улыбается оскалом хищника, который готов вцепиться в горло своей жертвы, наблюдая за её предсмертными конвульсиями. — Разве не зависть одурманила твой разум, когда ты произвела тот последний выстрел? Пуля ведь предназначалась не мне? Моргни один раз, если я, по-твоему, не прав. Но Хадсон смотрит в упор, не моргая и подвывая в кляп. А Джон разочарованно вздыхает, качая головой. В нём слишком много всяческих эмоций, каждую из которых приходится держать под контролем. И это выматывает его нервы и терпение до предела. Предела, за которым не жди ничего хорошего. — Не люблю лжецов, — Вестник скользит ладонью вдоль её ключиц, обхватывая горло удушающей хваткой. Пальцы непроизвольно сжимаются, грозя раздавить шею старшей помощницы как кусок пластелина. Ярости в нём достаточно, чтобы претворить подобную мысль в жизнь. — Ты так старательно пытаешься сманить сопротивленцев на свою сторону, но не способна сделать и толики того, что сделала она. Потому что, знаешь, — Джон криво усмехается, — ты и в половину не так хороша. Ты не умеешь находить к людям подход, когда у других это получается спонтанно и будто само собой разумеющееся. Дверь бункера за спиной его с шумом открывается, а свет из коридора очерчивает силуэт Джейкоба, вызывая на лице Джона приветственную улыбку. Охотник вальяжно проходит в помещение, придирчиво оглядывая нутро пыточной. — Испортил тебе забаву? — Джейкоб окидывает безразлично-холодным взглядом внезапно притихшую Хадсон, будто перед ним неодушевлённый предмет, а не живое существо. Для него она никто и звать её никак. — Не желаешь вернуть мне мой справедливо обменённый трофей? — Я ждал твоего возвращения, — Джон смывает с рук кровавые разводы. — Она вся в твоём распоряжении, брат. — Я вижу, как ты ждал, — и Охотник смотрит Хадсон прямо в глаза. Та и не шевелится, будто загипнотизированная одним лишь его присутствием. Волк всегда внушает страх. — Тебе ещё столь многое нужно понять. Столь многое сделать, — Джейкоб деланно наклоняется чуть ближе к лицу старшей помощницы, — но не страшись своей судьбы. В конце концов, она неизбежно настигнет тебя. Ведь ты всего лишь орудие, которое не знает, для чего его создают. Но ты поймёшь, когда вернёшься в клетку к волкам. А затем Джон разрезает ножом путы на ногах Хадсон, явственно различая её рваное дыхание. Волнение и страх в ней обдают его волнами концентрированной ненависти, направленной, отчего-то, именно в его сторону, а не в сторону стоящего поодаль Джейкоба. Хотя бы частично. Креститель обхватывает рукой наручники, которыми скреплены запястья старшей помощницы, а затем грубо толкает Джоуи к Джейкобу. Охотник перехватывает её под локоть, пресекая попытки вырваться одним лишь кривым оскалом и волчьим взглядом голубых глаз. Джейкоб подзывает к себе одного из своих солдат, оставляя старшую помощницу на их бдительное попечение, и они мгновенно покидают пыточную, а Вестники неторопливо следуют за ними. — Жива? — Джейкоб задаёт вопрос, но на брата не смотрит. — Да. — Девчонка живучая попалась, значит, — Охотник хмыкает, словно одобряя по-своему. — Джозеф оказался прав. Снова. Я не вижу её в качестве нового Вестника, но не мне оспаривать его решения. — Бог почему-то оберегает её, — Джон и сам иногда не верит словам своим по поводу помощницы Уокер. У высших сил странное чувство юмора? — Сколько раз она могла погибнуть, но ведь что-то отводило смерть. — Девчонке просто везло, — обрывает его Джейкоб. — А везение не может длиться бесконечно. Верь мне на слово. Либо ты силён духом, либо жернова жизни перемолят тебя в труху и никакое везение здесь не поможет. — У всех нас своё представление силы, Джейкоб, — Джон улыбается, хлопая брата по плечу, а затем коварно хмыкает, издавая тихий смешок. — Надеюсь своей силе ты сможешь научить Хадсон. — Непременно, — Охотник вдыхает расплавленный полуденной жарой воздух долины Холланд, когда они оказываются во дворе бункера, а вертолёт развевает винтами пыль, готовый к отлёту по приказу командира. За стеклом мелькает лицо Хадсон, рот которой всё ещё заклеен скотчем. — Если надоест, высылай её ко мне. Слеплю из неё настоящего солдата. Ей не помешает. — Я подумаю. Джон усмехается и соединяет руки за спиной, когда старший брат садится в вертолёт, который через мгновение поднимается над землёй, устремившись в сторону гор Уайттейл. Креститель знает, что Джейкобу комфортно только в собственной вотчине. Ведь любой охотник чахнет вдали от леса, где высшим хищником считается лишь он один. И Джейкоб именно тот высший хищник, которого боятся не только животные, но и люди. Люди, которым не понять его правоту до тех пор, пока Охотник не разорвёт в клочья их жалкие души, помогая сильным обрести самих себя и своё истинное «Я». У каждого из них своё освобождение и своё очищение. Всегда так было и всегда будет, даже если Коллапс оставит от старого мира одни лишь руины и пылающий огонь. Феникс всегда сможет возродиться из пепла.