Покажи, покажи, покажи, покажи, Покажи, покажи мне любовь, Покажи, покажи, покажи, покажи Почему... Mein Herz brennt ♫ Тату и Rammstein – Покажи мне любовь
— Она хочет, чтобы ты что? — Хэнк аж отвлёкся от переселения принесённых жучков из банки в специальный прозрачный ящик, больше напоминающий аквариум, только без воды. — Чтобы я поехал в «Райкерс» и встретился с Леншерром, — Чарльз грел ладони о большую чашку с растворимым кофе, другого в лаборатории МакКоя не водилось. — Можно считать это первым настоящим заданием. — Отличное задание для студента — поболтать с психопатом... — Хэнк поправил очки, выпрямляясь и хмуро смотря на друга. — Почему ты? — Я не знаю, — Ксавье пожал плечами. — Потому что он лучший на курсе, — Рейвен размешивала сахар, она редко позволяла себе такую роскошь, как подсластить чай или кофе, но сегодня в её кружке уже плавал лимон, так что сахар был просто необходим. Пока они добирались до Хэнка, к которому обещали заглянуть этим вечером, небо всё-таки разродилось дождём, довольно быстро перешедшим в ливень, так что и Чарльз, и Рейвен умудрились промокнуть до нитки. Сейчас они оба сидели в одежде МакКоя, к счастью, у него на работе было несколько сменных комплектов, что наталкивало на мысли о том, насколько редко будущий знаменитый учёный (а в том, что он добьётся успехов, друзья не сомневались) появляется дома. Хэнк то и дело бросал взгляды на сестру лучшего друга, на которой его футболка смотрелась как-то слишком органично, и старался не думать о том, что точно видел на сушке её бюстгалтер, значит, под тонкой тканью ничего нет. Он встряхнул головой, отгоняя ненужные мысли, и закрыл ящик, некоторое время наблюдая за тем, как жучки осваивают новое место жительства. — Спасибо за черепашек, — Хэнк улыбнулся в ответ на вопросительный взгляд. — «Золотая черепаха»* — так называются эти жуки. Когда парочка оказываются рядом, то сразу чертовски напоминают чьи-нибудь глаза. Они пригодятся мне в паре исследований. — Будешь мучить бедных малышей? — Рейвен наклонилась к ящику, разглядывая крохотных насекомых с золотистым рисунком на прозрачном панцире. — Они не пострадают, — МакКой сделал вид, что сейчас обидится. — И это всё ради науки! Он потряс пальцем в воздухе, и все трое дружно рассмеялись. Чарльз сделал большой глоток и блаженно зажмурился, он успел основательно промёрзнуть, а вот заболеть сейчас совершенно не хотелось. Он действительно получил своё первое серьёзное задание — и даже удостоверение агента ФБР, пусть и сроком всего на неделю. МакКой сел за стол напротив него, протирая очки краем халата и при этом внимательно смотря на друга — правда, для этого ему пришлось щуриться. — Это опасно, Чарльз, — он покачал головой. — Что-то во всём этом есть нехорошее, я чувствую... — Он большой мальчик, — Рейвен поставила кружку на стол и обняла брата со спины за шею, укладывая подбородок ему на макушку; её светлые волосы были распущены и сейчас опускались по сторонам от головы Ксавье лёгкими волнами. — Большой умный мальчик, разберётся. Сестра была спокойна, и Чарльз на месте Хэнка поверил бы в это спокойствие; сам-то он видел, как Рейвен побледнела, когда он с восторгом рассказывал о поручении агента МакТаггерт. Именно по реакции сестры Ксавье понял, что есть что-то и опасное в этом деле, хотя до этого момента был полностью уверен в том, что всё должно пройти идеально. Конечно, было страшно, и Чарльз при всех успехах не был уверен в себе на сто процентов, но, несмотря на предупреждение Мойры, ему и в голову не приходило, что с ним может что-то случиться. — Большим мальчикам тоже нужно быть осторожными, — МакКой вернул очки на нос и снова упёрся взглядом в Чарльза. — Ты же не будешь лезть в бутылку? — У меня есть задание, — Ксавье отпил ещё немного кофе. — Я просто его выполню — и всё. — И не станешь проявлять инициативу? И совать нос не в своё дело? — Если я не буду этого делать, как я стану хорошим агентом? — Конечно, просто закончить Академию для нас слишком скучно, нам надо сразу героем стать. Хэнк проворчал так старательно, что они снова расхохотались, оставляя пока эту тему. Напряжение спало окончательно, когда друзья добрались до пиццы, притащенной с собой — к этому моменту все трое проголодались. Гроза на улице набирала обороты, так что обратно в общежитие было решено добираться на такси, в противном случае шансы простыть возрастали в несколько раз, а Чарльз строго-настрого запретил себе делать что-либо, что могло помешать ему включиться в своё первое в жизни расследование, ведь он…* * *
…был уверен, что это моё первое дело, мой единственный шанс проявить себя. Любой другой студент на моём месте был бы на седьмом небе от счастья — и я не могу сказать, что я не был. Поучаствовать в расследовании, будучи всего лишь учащимся... Одним из сотни, да, желающих получить значок ФБР было немало, и я был одним из сотни. Я думал, удача мне улыбнулась. Я помню, как не мог уснуть той ночью, вертелся до бесконечности, переворачивал подушку, комкал одеяло. Сердце грохотало в груди так громко, что, мне казалось, это слышат все, я думал, что просто мешаю всем спать своим беспокойством. Я прокручивал в голове один за другим варианты беседы — и, разумеется, в каждом я был победителем. Я был уверен, что смогу разговорить доктора Леншерра, я знал, что умею быть обаятельным. Чертовски обаятельным. Уснуть на пару часов всё-таки удалось — уже под утро, но я подорвался даже раньше будильника, так боялся проспать свой самолёт. Рюкзак был собран с вечера, я знал, что не задержусь там надолго, лёту до Нью-Йорка было чуть больше часа, а там уже напрямую до тюрьмы «Райкерс», о которой я слышал не раз. У меня был достаточный запас времени, но почему-то я торопился, как будто меня гнал...* * *
— …сам дьявол. Чарльз вздрогнул и оторвал взгляд от воды, переливающейся золотистыми бликами в лучах восходящего солнца. Они прилетели очень рано, так что рассвет он встречал в пути к острову, на котором располагалась тюрьма; для Ксавье выделили отдельную машину, хотя он был бы не против прокатиться на Q100*, но, кажется, у МакТаггерт были другие планы насчёт его передвижения. Мост Буоно** был как будто бесконечным, по крайней мере, Чарльзу казалось, что они едут уже очень долго. — Я говорю, что этот остров со дна поднял сам дьявол, — водитель достал пачку сигарет и вопросительно глянул на Чарльза. — Вы не против? — Нет, что вы, — Ксавье помотал головой. — Будете? — Спасибо, не курю. Водитель щёлкнул зажигалкой и прикурил, скосив глаза на молодого человека рядом. Чарльз снова был слишком увлечён пейзажем, так что не заметил этого взгляда, в котором явно читалось любопытство. — В ФБР нынче очень низкий возрастной порог, — мужчина усмехнулся, выпуская дым. — Я стажёр, — Ксавье на этот раз не повернулся. — Ещё учусь, тут по поручению. — Как интересно, и кого по этому поручению будете допрашивать? — К сожалению, не могу делиться деталями дела, — Чарльз теперь смотрел прямо, они почти приехали. — А вы возите только агентов ФБР или как придётся? — А что? — мужчина выгнул бровь, зажав сигарету губами, для въезда в ворота ему нужны были обе руки. — Кажется, желание всё знать очень заразно? Собеседник только усмехнулся в ответ. В словах этого мальчишки не было ни надменности, ни хамства, он шутил, и это было понятно сразу, так что не стоило обижаться или злиться. Чарльз, негромко хлопнув дверью, пожелал водителю хорошего дня, надеясь в глубине души, что назад они снова поедут вместе. Что-то было в этой машине и этом человеке такого, что успокаивало, по крайней мере, Ксавье забыл про мандраж, пока они пересекали мост. Сейчас, когда он стоял перед зданием тюрьмы, дрожь снова лёгкой волной прокатилась по телу, напоминая о себе. «Возьми себя в руки, у тебя есть задание», — с этой мыслью Чарльз шумно выдохнул и направился ко входу. Он взбежал по ступенькам, перепрыгивая через одну, но почти сразу одёрнул себя, напоминая самому себе о том, что надо быть серьёзнее и не суетиться. Агенты ФБР не суетятся, Чарльз действительно воспринимал это поручение как своеобразную проверку на прочность и профпригодность — и очень хотел её пройти. Несколько приветствий, короткий досмотр — и Ксавье у прохода к камерам встретил высокий худощавый мужчина, лицо которого, изрезанное морщинами, выглядело как будто немного старше, чем он сам. Белый костюм в этих стенах казался неуместным, но вряд ли это кого-то волновало. — Доброе утро, — мужчина пожал руку Чарльза, улыбаясь, и его улыбка не располагала к себе точно. — Меня зовут доктор Шоу, и мистер Леншерр находится под моей опекой. — Чарльз Ксавье, — молодой человек улыбнулся в ответ, но только уголками губ, и они двинулись вниз по лестнице, у которой встретились. — Я тут по заданию агента Мойры МакТаггерт. — Да-да, мне сказали, вы хотите поговорить с Эриком, но предупреждаю, он не очень разговорчив... — Думаю, попытаться стоит, — Ксавье делал вид, что не замечает вопросительных взглядов и интонаций в голосе Шоу. — А что стало причиной? Хотите поймать Оскопителя? — доктор не выдержал, не получая необходимой реакции. — Боюсь, не могу посвящать вас в подробности, — они оба остановились у решётки, за которой располагался пропускной пункт к камерам преступников с психическими отклонениями. — И с доктором Леншерром мне лучше поговорить наедине. Насколько это возможно. — Конечно, — Шоу улыбнулся снова, и от этой улыбки Чарльзу стало не по себе. — Конечно, Чарльз, я понимаю, что такое конфиденциальность. Вам расскажут правила, надеюсь, всё пройдёт хорошо. Ксавье кивнул, чуть сильнее сжимая лямку рюкзака на своём плече. Он надеялся, что этот жест останется для мужчины не замеченным, потому как не хотел ничем выдать своё беспокойство, этот человек не просто не нравился Чарльзу, нет, было в нём что-то... нехорошее. Нехорошее настолько, что Ксавье поймал себя на мысли, а не место ли ему самому в одной из этих камер. Но Шоу скрылся, кинув на молодого человека ещё один взгляд напоследок, правда, этого Чарльз уже не видел, полностью сосредоточенный на своём задании, к которому снова вернулся мыслями. Возможно, если бы он заметил этот взгляд, то понял бы точно, что доктора Шоу ни в коем случае нельзя посвящать в какие бы то ни было подробности, иначе всё может закончиться плачевно. Впрочем, какой-то частью своего разума Чарльз это осознавал, но пока смутно и не мог это для себя сформулировать — и не хотел пока на это отвлекаться, направив всю свою энергию в одно русло. — Доброго дня, — высокий широкоплечий мужчина с едва заметным акцентом, выдававшим в нём приезжего, улыбнулся, наконец, имея возможность нормально поздороваться. — Точнее, утра, конечно, но у нас тут немного сложно уследить за временем. — Как будто всегда день, — Чарльз кивнул, бегло оглядываясь; комната состояла из двух стен и двух решёток, два угла друг напротив друга, стены были усеяны мониторами, на каждом из которых демонстрировалась одна из камер и коридоры подвала. — Не самые замечательные условия, но мы не жалуемся, — Пётр*** (Чарльз надеялся, что правильно прочитал не самое обычное имя на бейдже охранника) быстро его осмотрел. — Простите, тут всё надо проверять и перепроверять. — Ничего страшного, — Ксавье понимал, что в случае с подобными заключёнными никакие меры предосторожности не могут быть лишними. — Я поставил вам стул, — охранник кивнул в сторону коридора за второй решёткой. — Не подходите к стеклу, не вздумайте передавать ему что-то, кроме бумаги, и ничего не берите у него, кроме бумаги. И постарайтесь не слишком его слушать, — Пётр посмотрел на юношу с искренней заботой. — Иногда он говорит страшные вещи. Чарльз кивнул, перекидывая рюкзак на другое плечо. Охранник добавил: «Идите ближе к стене», — и открыл решётку, запуская его в коридор. Пока Ксавье осторожно двигался по коридору, ему неожиданно подумалось о том, что в голосе Петра не было ни намёка на отвращение или ненависть, когда он говорил о докторе Леншерре. Страх — да, пожалуй, да, лёгкий шлейф ужаса в его тоне присутствовал, но ничего негативного, и это даже удивляло. Камеры заключённых были достаточно просторными, что тоже было удивительно: «Райкерс», по крайней мере, в той его части, что располагалась на поверхности, был крупнейшей колонией в мире, крупнейшей и часто переполненной, здесь же для каждого преступника отводилась действительно просторная камера, в которой можно было поместить двоих минимум, а так и для четверых заключённых нашлось бы место. Прочные решётки отличались частотой прутьев, большинство людей по ту сторону провожали Чарльза молчаливым взглядом, кто-то не обратил на него внимание — и Ксавье сам старался не слишком глазеть, понимая, что это не приведёт ни к чему хорошему. Коридор давил на него своей пустотой: лишь камеры и голая стена напротив. Ни окон, ни картин, ни даже узора на холодной грязно-серой поверхности, на которую заключённые были обречены смотреть до конца своей жизни, здесь не было срока меньше, чем вечность. Молодой человек сглотнул, нервно поворачивая голову и упираясь взглядом в стул, который стал для него ориентиром на ближайшее время, и он бы дошёл спокойно, но резкий визг слева заставил Ксавье едва не подпрыгнуть. — Какая красотка, — худой мужчина повис на решётке, вцепившись в неё руками и ногами. — Иди ко мне, деточка, я заведу тебя, я смогу зажечь тебя, мы всё тут подожжём, иди, малыш, я оближу тебя с ног до головы, чтобы ты не сгорел сразу... Чарльз, замерший было, ускорил шаг, стараясь абстрагироваться от дикого, безумного хохота, который сопровождал эту короткую дистанцию до стула. Он почти перешёл на бег и едва не снёс стул, хватаясь за его спинку и тяжело дыша. Кровь прилила к лицу — и не потому, что он был смущён или ему было стыдно, нет, ужас этого места сдавливал сознание со всех сторон, организму Ксавье не хотелось находиться здесь, и он сам не мог сказать, что не согласен с этим нежеланием. — Пиро****, к сожалению, не знает, что такое воспитание, — голос, спокойный и негромкий, отозвался в теле Чарльза короткой волной дрожи. — Мы столько лет с этим боремся, но пока что безуспешно. Агент повернул голову, только теперь замечая, что он не просто добрался до нужной ему камеры, но и находится под пристальным наблюдением. Доктор Леншерр стоял в центре отведённой ему комнаты, стоял неподвижно — и не отрывал взгляда от своего посетителя. Светло-серый комбинезон «Райкерс» скрывал его фигуру за мешковатостью кроя, но по шее можно было сказать, что этот человек находится в неплохой форме. Длинные пальцы оставались расслабленными, но, глядя на них, вряд ли у кого-нибудь появилось бы желание оказаться в их хватке. Глубокие морщины изрезали лоб, не только выдавая возраст, но даже делая его несколько старше, Чарльз знал, что Леншерру сорок, но всё равно не мог не подумать о том, чтобы проверить дату его рождения лишний раз. Волосы были зачёсаны назад, и в тусклом тюремном освещении Ксавье не мог сказать, какого они цвета: то ли русые, то ли рыжие; уголки тонких губ не были ни опущены, ни приподняты, доктор улыбался глазами, серыми и холодными, как сталь, и молодой человек невольно вспомнил прозвище этого человека. «Магнето». Подходит. — Доброе утро, доктор Леншерр, — Чарльз заставил себя собраться, опуская рюкзак на стул. — Меня зовут Чарльз Ксавье, я здесь по поручению агента Мойры МакТаггерт. Нам нужна ваша помощь. — Стажёр? — теперь мужчина улыбнулся и губами. — Не покажете удостоверение? Ксавье вскинул было брови, но кивнул и, немного порывшись в рюкзаке, вытащил своё удостоверение, выданное в том же пакете, что и дела Оскопителя и Леншерра. Он открыл его и повернул к стеклу, показывая. — Ближе, — Эрик сделал небольшой шаг, и Чарльз, замешкавшись на секунду, повторил это движение. — Ещё ближе. Не бойтесь, Чарльз, я просто хочу убедиться, что вы здесь действительно по делу. Подойдя ещё на пару шагов, молодой человек замер, помня о предостережении охранника. Доктор пробежался взглядом по строчкам, посмотрел на фотографию — и снова улыбнулся, переводя взгляд на юношу. — Неделя? В вас очень верят. — И я хочу оправдать это доверие, — Ксавье убрал удостоверение, чуть сдвигая брови. — Я... — Что сказал вам Джон? — Леншерр перебил его, взглядом указывая на соседнюю камеру. — Что заставило вас сорваться на бег? — Он сказал, — Чарльз запнулся лишь на секунду — перед тем, как ответить; эта секунда ушла у него на то, чтобы проглотить свой вопрос о том, зачем это обсуждать. Ему нужно было разговорить доктора — любым способом, — что оближет меня всего, чтобы я не сгорел сразу. — Чудно, — доктор усмехнулся. — Но непрактично. Не всем это нравится, я бы предпочёл вас укусить. Слегка. Где-нибудь на загривке, чтобы ощутить вкус вашей кожи, — он шагнул ближе к стеклу, прикрывая глаза и втягивая носом воздух: по верхней части прозрачной преграды тянулся ряд небольших отверстий. — Лёгкий вкус обычного мыла... И немного — геля для душа. Что это? Предпочитаете лёгкие водянистые ароматы типично «мужским» запахам, не так ли? И эти духи... Едва уловимые. Духи вашей девушки, Чарльз? Нет! — Леншерр распахнул глаза, и Чарльз готов был поклясться, что его зрачки на мгновение сузились, как у кошки. — Сестры... У вас нет девушки, верно? — Верно, — в горле немного пересохло, и Чарльз, наконец, опустил рюкзак на пол, садясь на стул. — У меня нет девушки, доктор. — Разумеется, не потому что нет вариантов, — Эрик склонил голову набок. — У вас нет времени на эти глупости. Вы хотите выучиться, получить значок ФБР и ловить преступников. Хотите сделать мир лучше. — Да, хочу, — Ксавье кивнул. — И мне очень нужна ваша помощь, доктор, чтобы начать это делать, потому что мы не можем найти одного убийцу, если вы заполните анкету... Он уже начал рыться снова в своём рюкзаке в поисках бумаг, но цоканье заставило застыть и прервать своё занятие. Чарльз посмотрел на мужчину: тот стоял, качая головой и глядя несколько разочарованно. — Надо же было так всё испортить, — Эрик даже вздохнул. — Мы ещё не успели ни о чём поговорить, а вы уже хотите всунуть мне какую-то анкету. Это дилетантский подход, Чарльз, я начинаю думать, что Мойра ошиблась в выборе своего маленького шпиона. — Но время... — Всего лишь один из способов измерения этого мира, — он улыбнулся мягко. — Я провёл здесь семь лет и проведу ещё немало. У меня времени предостаточно, так что давайте не будем торопиться. Чарльз выпустил рюкзак из рук, и тот упал на пол приглушённо; в этот момент Ксавье показалось, что здесь нет вообще ни единого звука, только грохот его сердца в груди — такой же гулкий, как ночью накануне. Ему казалось, что доктор Леншерр слышит этот грохот, что он думает только о том, как бы вырвать такой громкий орган и впиться в него зубами, да так, чтобы кровь брызнула во все стороны, запачкала лицо, руки, одежду, стены... Картинка получилась такой яркой, что Чарльзу пришлось встряхнуть головой, чтобы отогнать от себя это видение. — Это ваши рисунки? — он перевёл взгляд на стену, к которой было прикреплено несколько листов с пейзажами, выполненными то ли грифелем, то ли углём. — Да, надо себя чем-то развлекать в отсутствие других занятий, — Эрик не повернул головы, продолжая наблюдать за юношей. — Когда так долго находишься под землёй, единственное, о чём мечтается — это простой вид из окна. Окон здесь нет, приходится их рисовать. — Вы бы хотели просто смотреть в окно? — Чарльз почувствовал, как в груди поднимает голову предательская жалость, и тут же напомнил себе о том, скольких убил этот человек. — Жизнь состоит из мелочей, Чарльз, — доктор чуть усмехнулся. — Отбирают, по сути, не свободу, а именно жизнь. В этом плане тюрьма ничуть не милосерднее смерти, — он немного помолчал и отошёл к дальней стене, поворачиваясь к Чарльзу спиной. Ксавье проследил за ним напряжённым взглядом, сжимая ладони на своих коленях в кулаки. Его водили за нос. С ним играли. Его дразнили. Осознание этого заглушало страх, тупой животный ужас, который охватывал всё его существо, когда Леншерр начинал с ним говорить. Чарльз едва открыл рот, чтобы начать с «Доктор...», но мужчина его опередил: — Почему он это делает? — Ч-что? — Ксавье аж заикнулся от неожиданности вопроса. — Отсекает гениталии. Почему он это делает? — Ему нравится, — ответ прозвучал совершенно по-детски — и Чарльз знал, с чем это связано, с шоком по поводу того, что доктор уже в курсе дела Оскопителя. — Он получает удовольствие от процесса, возможно, это рефлексия по поводу старой травмы, возможно, это месть кому-либо, превращённая в навязчивую идею. — Хорошо, — Эрик посмотрел через плечо. — Вы умнее пробковой доски, Чарльз, и это приятный сюрприз. — Доктор, — Ксавье шумно вдохнул и выдохнул. — Я понимаю, что у вас времени предостаточно, но у нас его нет. Убийца на свободе. Возможно, он пытает кого-то прямо сейчас. Нам... мне нужна ваша помощь. — Вы совершенно не цените хорошую беседу, — Леншерр сдвинул брови. — Жаль, очень жаль. Собирайтесь и уходите. Скажите Мойре, что она выбрала не того птенчика, чтобы отправлять его в логово лисы. — Вы должны помочь! — Чарльз даже немного повысил голос, подавшись вперёд. — Никто, кроме вас, не знает маньяков настолько хорошо! От этого зависят жизни! — Я, — Эрик развернулся полностью, — ничего, — сделал несколько шагов к стеклу, — вам, — подошёл вплотную, — не должен. Как и никто не должен, я понимаю, вы... — он ещё раз бегло оглядел Чарльза. — Вы привыкли, что всё, чего бы вы ни захотели, тут же подаётся вам на блюдечке. Намеренно простой одеждой не скрыть происхождение, мистер Ксавье. Мамочка с папочкой присылают вам деньги, не так ли? Вы отсылаете им обратно, но не всё, часть всё-таки оставляете, прячете куда-нибудь между книгами, стыдясь и ненавидя себя. Вы сбежали с криком о том, что вам ничего от них не нужно, о, да, наверняка в запале вы много такого наговорили. Хотите всего добиться самостоятельно, да, Чарльз? Но скромной стипендии хватает не на всё, к чему вы привыкли, так что приходится договариваться с гордостью. Скажите, Чарльз, когда жизнь сломает вас, вы сразу побежите домой или сначала поплачетесь сестрёнке, у которой силы характера и мужественности в сто раз больше, чем у вас? Ксавье потерял дар речи, он смотрел в серые глаза и не мог отвести взгляд. Словно парализованный, Чарльз едва не начал задыхаться, сердце перестало ухать в груди, теперь оно трепетало, не зная, биться ему или нет. Пот маленькими прозрачными бусинками выступил над верхней губой, рубашка прилипла к спине, голова начала кружиться, как будто от нехватки воздуха, впрочем, наверное, так оно и было. Он смотрел на доктора широко распахнутыми глазами, не находясь, что ответить. — Уходите, Чарльз, — на этот раз Леншерр говорил медленно. — Вас волнуют не чужие жизни, а ваше желание добиться большего и доказать всем, что вы способны на что-то без родителей. Уходите. Больше повторять было не нужно; Чарльз подхватил рюкзак непослушными пальцами, поднимаясь со стула на ватных ногах — и побрёл в сторону выхода. В голове ни единой мысли, только немой шок и ужас от того, как сильно подействовали на него чужие слова. Его предупреждали, но он забыл об этих предостережениях — и теперь даже шёл с огромным трудом, не представляя, что напишет в своём отчёте, и... Резкое движение справа заставило его дёрнуться в сторону, но этого было недостаточно. Погружённый в свои мысли, Чарльз не заметил угрозы — и теперь его крепко держали, да, это был Пиро, он вцепился одной рукой в горло молодому человеку, а второй крепко схватил его за волосы, вжимая в решётку. — Малыш, я знал, что ты придёшь, мы сгорим вместе, но не сразу... Мужчина медленно провёл языком от подбородка Чарльза по всему лицу, смакуя каждую секунду, Ксавье дёргался, пытаясь вывернуться, но Пиро держал его за горло мёртвой хваткой, уже начиная душить. Волосы больно натянулись, агенту казалось, что с него вот-вот снимут скальп, паника захлестнула его сознание — и голос доктора Леншерра откуда-то сбоку звучал бесконечно далеко. Эрик звал охрану, и Пётр возник рядом с Чарльзом через пару мгновений, растянувшихся в целую вечность. Едва ему удалось освободить Ксавье, как Пиро вцепился уже в самого надзирателя, пытаясь дотянуться до ключей или хотя бы элетрошокера — и Пётр, отпихнув его от решётки, коротким движением отпер камеру, намереваясь утихомирить не в меру активного заключённого. Чарльз же, пытаясь отдышаться и машинально вытирая лицо рукавом пиджака, интуитивно метнулся в сторону, только вот совершенно не в сторону выхода. Он прижался к стеклу камеры Леншерра, дрожа то ли от ужаса, то ли от нехватки воздуха, и Эрик уже ждал его, стоя так близко, как только мог. — Тихо, Чарльз, тихо, — голос доктора, казалось, просачивается через отверстия в стекле и окутывает целиком. — Поведение Джона просто омерзительно, подобная неучтивость невыносима, но всё уже закончилось, Чарльз, успокойтесь. — Пожалуйста, доктор... — плечи Ксавье скакали вверх-вниз, диафрагма болела от необходимости восстановить дыхание, горло перехватывало. — Помогите мне... Эрик посмотрел на него крайне внимательно, и что-то изменилось в его серо-стальных глазах. Леншерр провёл по стеклу напротив лица Чарльза тыльной стороной ладони, словно хотел приласкать его, но не мог. Уголки губ доктора дрогнули, приподнимаясь. — Многие не верят в сказки, Чарльз, но вы должны помнить о том, что мы всё равно все растём на этих историях. Взять хотя бы «Красавицу и Чудовище»… Чудная история, не правда ли? Приукрашенная, оригинал не так нежен. Советую перечитать. И помните: в детстве мы всегда слушаем сказки, у любой из них есть рассказчик. — Идёмте, сэр, — Чарльз почувствовал, как сильные руки взяли его за плечи. — Вас больше не тронут. Эрик отступил назад сразу, отрываясь от стекла, и Ксавье позволил Петру увести себя. Рюкзак болтался на плече охранника, который сейчас казался Чарльзу бесконечно огромным, настоящим Колоссом в этом маленьком подземном мире «Райкерс». Он чувствовал, что может вот-вот потерять сознание, но заставлял себя идти, стараясь запомнить главное: то, что сказал ему доктор Леншерр. У любой сказки есть рассказчик... даже если в эту сказку никто не верит.