In the Dark of the Night

Гарри брезгливо отдернул свою руку ещё до того, как тонкие сухие губы лорда Малфоя коснулись её вновь. — Пошёл вон! — процедил он сквозь зубы. — С твоим сыном, Люциус, хотя бы видимая невинность и некоторая свежесть первых отношений не покидала нас, но ты? Это, право, смешно. Ты так же предлагал себя Волдеморту, когда тот велел привести ему Драко, чтобы поставить метку? Или тогда смелости не хватило? Глаза Люциуса сверкнули гневом, и он готов был вскочить не то для того, чтобы в бешенстве покинуть особняк Блэков, не то дать отпор оскорбившему его, но Гарри силой удержал его на месте и подтащил к себе за ворот сорочки, украшенной парой сверкавших мелкими изумрудными камнями запонок. Удивительно, но он не сопротивлялся: видимо, недавнее Круцио дало воспитательный эффект. Он прошипел ему в лицо: — Я буду так милостив, что даже не стану проводить экзекуцию второй раз. Больше того: Драко может отправляться с тобой, если, конечно, хочет. С меня достаточно вашей семьи с её безумными претензиями. Драко умолял не считать его предателем, так же, как отец, хотел кинуться в ноги, просил не злиться и уверял, что вернется, — но всё же ушёл с отцом. Вскоре особняк покидали двое. Люциус спешил, желая уйти прочь как можно скорее, но сын его медлил. Он задержался на пороге и обернулся, выискивая Гарри — но тот не провожал их. Он всячески обещал себе, что не вспомнит о белобрысом хорьке ни разу и тот для него пустое место, не более чем красивая подстилка и ничего больше. Первое время мысли поневоле возвращались, сожаления об утраченном обожании, а одинокие ночи заставляли вспоминать мягкие прохладные губы, но очень и очень скоро дела захватили его настолько, что он приползал домой полуживым от усталости и падал на постель без сил и безо всяких посторонних мыслей. Занимала его, надо сказать, не учёба и даже не погони за преступниками, настоящими или "тренировочными", а то, что терзало в свое время и Волдеморта, и Гриндевальда, и его союзника, а затем оппонента Альбуса Дамблдора: потребность во власти. Желание прийти к ней и любым путём заставить окружающих действовать в своих интересах — вот что теперь составляло его основную цель. Это было занятие, не терпящее никаких других увлечений и заставившее забыть обо всём. Гарри необходимо было получить власть более существенную, чем та, что поддерживалась благосклонностью к мальчику-победителю Волдеморта. Он жаждал попасть в Визенгамот. Ещё лучше было бы получить место советника министра, но главная проблема состояла в его неопытности и молодости как претендента. И простым "Империо" было не обойтись в её решении. Нужен был повод, новое доказательство того, что Гарри — не случайный победитель, но тот, кто готов бороться со злом всегда и везде. Это было как та же шахматная игра: гамбит, жертва одной фигурой ради другой, более важной. Ради власти можно было многим пожертвовать, — и он решился. Первое время пришлось выбирать между неведением своих слуг, которое было выгодно всеобщим молчанием и гарантированным отсутствием крыс, и посвящением в свой замысел, благодаря чему другие могли помочь ему, но Гарри опасался, что Пожиратели восстанут против него. Смотря на вещи трезво, стоило согласиться, что сообщество бывших карателей и пособников психопата может и не согласиться с решением пожертвовать частью своего состава ради туманных целей одного мальчишки, пусть тот волею судеб и стоял над ними. Гарри нашел средний путь и, выбрав нескольких из числа тех, кто служил в Министерстве, посвятил их в свой план. Руквуд, Яксли и Макнейр поодиночке вызывались на разговор и уходили после него уверенными в том, что лишь их Гарри выбрал в покровители и решил защищать до последнего, готовый поступиться остальными. В качестве жертв были выбраны те, кто запятнал себя давней и несомненной связью с покойным Тёмным Лордом: Мальсибер, Нотт, Эйвери, братья Лестрейнджи и ещё двое-трое из тех, кто несомненно разыскивался Министерством. Всех их ждал Азкабан, и хотя Гарри мог обещать им отсутствие смертной казни и постепенное смягчение условий, но не стал, решив связаться позднее. Надо сказать, он напрасно боялся, что приближенные восстанут против перспективы пожертвовать старой гвардией: были у них враги и среди других Пожирателей, — но выяснять это подробно он не стал. Наступил момент начать игру. В раннее время перед рассветом отряд авроров, состоявший из пары опытных бойцов и пары стажёров, в числе которых был и Гарри, начал обходить Косой переулок и связанную с ним сеть других мелких улочек, защищенных от маглов чарами. Там гнездились мелкие жулики вроде Мундугуса Флетчера или покойного Петтигрю, вспыхивали периодически пьяные заварушки, и четыре утра считалось самым дурным временем для того, чтобы появляться там. Место было признанным преступным болотом, и простые бродяги, валявшиеся под дверями питейных заведений, являлись ещё наименьшим изо всех зол. Надо заметить, несмотря на то, что Гарри волновался, провернуть всё оказалось легче лёгкого. Он вызвал своих жертв через метку, чуть отстав от отряда, так что те могли лишь видеть издалека его взмах палочкой. На вопрос о том, что случилось, он ответил, что проверял место на предмет присутствия злых чар, но спросившего его в ту же секунду отвлёк засветившийся красным артефакт-медальон на шее главного аврора. — Ого! Гарри, ты был прав. Тут и в самом деле только что кто-то использовал тёмные чары! — Как тебе удалось их обнаружить? — спросил другой Аврор. — Сам не знаю. Как будто мелькнуло что-то тёмное... — соврал Гарри, не думая. Волнение сменилось облегчением: конечно, спутники и не подумали, что источником тёмного заклинания был он сам. Счастье, что артефакт не мог указать точно, кто именно применял его, и это вызвало у Гарри улыбку, показавшуюся его коллегам странной. Времени долго раздумывать над ней у них, правда, не было: нужно было действовать, и немедленно, но куда бежать? Молодые авроры оглядывались по сторонам. — Может, пошарить в окрестных домах? Разделимся и начнем... — предложил Гарри. — Никаких "разделимся"! — оборвал его старший. — Ты что, позабыл устав? Это было плохо. Он, в конце концов, рассчитывал предупредить старую гвардию о том, что их схватят и будут судить. Ну что ж, нет так нет. Они свернули с обочины к ближайшему домишке, даже не к тому, где Гарри назначил встречу, выкрикнули стандартную формулу проверки, хотели уже отворить дверь силой, но тут послышался шорох домашних туфель, и им открыла древняя старуха подвыпившего вида. Подслеповато щурясь, она прошамкала, что ничего опасного не делали ни сейчас, ни пять минут назад, ни даже пять дней — и захлопнула снова дверь перед их носами. — Может, она что-то скрывает? Проверьте, а я подежурю здесь, на крыльце. Но и эта попытка улизнуть хоть на минуту не удалась. — Вряд ли. Пойдёмте дальше. С третьего раза добрались и до полуразрушенных черных стен той хибары, где дожидались встречи с Гарри пятеро его слуг — и они дождались его, но, увы, в последний раз. Господин пришёл к ним не ради того, чтобы из милости продлить их жизнь, но чтобы забрать то, что дал. — Алохомора! Люмос! Первое не требовалось: дверь давным-давно слетела с верхней петли и болталась туда-сюда от малейшего колебания ветра, а четверо авроров снесли её окончательно. В полутёмной гостиной стояли пятеро полуседых немолодых уже магов. Двое из них даже улыбнулись несмело при виде Гарри, но улыбка эта очень быстро сползла с их лиц. — Ох, кого я вижу. Рабастан и Родольфус Лестрейнджи — господа, вы в курсе, что мы безуспешно ищем вас все последние годы, а? То же относится и к вам, господин Нотт. Не скажу, что встреча приятная, но я давно её ждал, — обратился к собравшимся старший аврор и махнул палочкой, громко крикнув: — Оставаться на месте! Вы арестованы именем королевы и министра магии Кингсли Бруствера! Но его вовсе не торопились слушать: Мальсибер потянулся было в карман за заготовленным на такой случай порт-ключом, — но был вовремя остановлен самим Гарри. Родольфус Лестрейндж выхватил молниеносно палочку со своим излюбленным "Круцио" — но был в ту же секунду остановлен "Ступефаем". Очень быстро все пятеро разыскиваемых давно преступников были лишены палочек и под заклятьем недвижимости препровождены в камеры предварительного заключения при аврорате, а поймавшие такой богатый улов авроры с некоторым оттенком самодовольства и одновременно небрежности беседовали друг с другом: — Вот так удача! А какие у них были рожи! — начал один. — Да, как будто они ждали покойного Волдеморта, но вместо него вдруг явились мы! — заметил, смеясь, другой. — Странно, кстати, что они решились собраться все вместе, да ещё и в таком откровенно неудачном месте... Неужели не знали, что мы его инспектируем? Я был уверен, что после гибели хозяина эта шайка прячется по углам и не высовывается никуда... — произнёс задумчиво старший аврор. — В любом случае, Гарри, поздравляю тебя с боевым крещением и первой успешной охотой! — Не стоит. Основную работу по задержанию сделали вы, да и обнаружили их тоже вы... — Но ты ведь заметил их ещё раньше, а? — Я только видел, как мелькнуло где-то вдалеке что-то черное... Может, тень или силуэт одного из них, или это был эффект трансгрессии... — Может быть, Гарри. У тебя, очевидно, нюх, — улыбнулся он, и у Гарри отлегло от сердца. Уже утром Мальчик-Который-Выжил вновь стал героем всех магических газет. "Его интуиция помогла найти пятерых скрывавшихся Пожирателей Смерти" — гласил заголовок в "Пророке". "Пророк" ему в постель вместе со свежим кофе притащил верный Кричер, и Гарри пробежал статью по диагонали. Она заняла всю передовицу и даже продолжалась на следующем листе, так что он от скуки перелистал всё, что было, окончив спортивными новостями на задней странице. А рядом с ними в колонке с частными объявлениями значилось: "Драко Малфой объявляет о своей помолвке с Асторией Грингасс. Венчание состоится 22 июня 1999 года в семейной часовне семейства Малфоев". Гарри зло смял газету и отшвырнул её подальше, зарычав. Ударил по подносу кулаком, обжегся кофе... И разозлился снова, теперь уже на себя: неужели он позволит чувствам взять верх? Больше того, неужели он что-то чувствовал к белобрысому хорьку, неужели он жалеет о том, что Драко от него ушёл? Несмотря на хлынувшие вновь со всех сторон любовь и обожание, Гарри чувствовал себя не слишком счастливым. Не то оттого, что пожертвовал теми, кто ему верил, ради собственного величия, не то оттого, что волновался перед разговором с Министром Магии: он хотел успеть поймать эту волну и просить у него пост заместителя. В том, что ему уготовано место в Визенгамоте, он не сомневался. Потом, ему предстоял сложный разговор с остальными своими подопечными, но там он надеялся на собственную власть — и, надо заметить, не напрасно. Он вызвал их в тот же день, чтобы убедиться в верности. Тех, кто дрогнет, можно было поставить в список на удаление из кружка приближенных... По крайней мере, ими можно будет пожертвовать, — так он решил. Но в холле особняка на площади Гриммо собрались почти все. Отсутствовал младший Малфой (и к лучшему: Гарри не был уверен, что выдержит и не выместит злость на нём), не было Макнейра ("Господин Гарри, он — министерский палач, и сегодня занят: готовит клетки для тех... тех из нас, кого поймали..."), но больше никто не дрогнул. Гарри приветствовал собравшихся привычным уже кивком и махнул рукой: — Садитесь, господа. Приятно вас видеть здесь, несмотря на то, что у вас, скажу откровенно, был сегодня повод не доверять мне, не так ли? Исчезли пятеро из вас, и я не буду лгать, что непричастен к этому. Но у меня были на то причины, и я хочу, чтобы вы выслушали их прежде, чем считать меня предателем нашей общей тайны. Да, мне пришлось пожертвовать пятерыми из вас. Теми, кто неоднократно запятнал себя преступлениями против магов и маглов, теми, кто пренебрегал всяческими правилами соблюдения конспирации и кого я не раз замечал за незаконной деятельностью... Но это не наказание. Это жертва в основу будущей власти в Министерстве. Люди должны считать меня борцом со злом, и я в их глазах хочу быть Инквизитором, а не пособником; но одни вы знаете мои истинные замыслы . Я хочу лишь блага. И потому уже послезавтра я хочу попросить министра о создании комиссии по делам чистокровных магов, которая будет заниматься их защитой и благополучием. Если начало речи произносилось в гробовой тишине, то конец потонул в шёпоте и негромких пересудах. — У вас есть сомнения или вопросы, господа? Задавайте. Я против недомолвок. В ответ на это с места поднялся Селвин, обычно не вступавший в конфронтацию, но теперь потревоженный: — Не могу сказать, чтобы я безумно сожалел о Лестрейнджах или Мальсибере (старый алкаш!), но вызывает сомнение потребность в такой жертве. И потом, где гарантия, что они не сдадут нас всех? — Во-первых, мне нужен шум вокруг проблемы, нужен был повод. Во-вторых, если вас не схватили до сих пор, то только потому, что не было доказательств. Метка видна не всегда, а списка преступлений, определенно относящихся к вам, нет, что бы ни говорили. Бояться нечего. — Но вы даже не схватили их сами, отдали эту честь ещё троим аврорам! Можно было бы так подстроить, чтобы обойтись без них! — Обойтись без аврората при задержании преступников? Звучит странно, мистер Селвин. И потом, они должны утвердиться в мысли, что я для них незаменим и всё так же приношу удачу. — Но их казнят! — А я обещал. Я понимаю ваши опасения, но бояться не надо: я никого больше не выдам. И сделаю всё возможное, чтобы до казни не дошло. Гарри с великим трудом удалось успокоить каждого. Самообладание сохраняли разве что те, кто был посвящен заранее, да остолопы вроде Крэбба и Гойла. Это стоило больших нервов; он даже начал сомневаться, стоит ли лететь на беседу с Кингсли в таком взвинченном состоянии, но отменять её, ссылаясь на усталость, было бы верхом наглости, и уже через полчаса Гарри сидел в тёмно-фиолетовом кабинете Бруствера Кингсли, а тот приветствовал его крепким рукопожатием и широкой улыбкой. На удивление, нервное возбуждение лишь помогло — или Гарри вошел во вкус и научился наконец убеждать и вести за собой других. — Добрый вечер, господин министр! — Для тебя просто Кингсли, Гарри. Я поздравляю с очередной победой в деле борьбы со злом. И не последней, надеюсь? — Я надеюсь, что да. — Вот как? — спросил удивленно министр. — О да, — ответил Гарри с жаром. — Я только начал работать в Аврорате, сэр, и нам удалось напасть на след и схватить пятерых бывших Пожирателей. Их будут судить, может быть, казнят... — Нечего и сомневаться, Гарри. — Но в моей памяти всё ещё стоит суд после победы над Волдемортом, и та череда казней, что была одобрена Визенгамотом. Теперь я сам буду там участвовать... — Да, я хотел просить тебя. — И я хотел прервать эту череду смертей. Почему сообщество магов уничтожает себя изнутри, вызывая казни тех, кто лишь раз оступился? — Гарри! Это были те, на чьих руках была кровь десятков, если не сотен! — Но ведь бывало так, что в Азкабан кидали тех, кто лишь раз применил непростительное, верно? Кто был виноват лишь в том, что по неопытности поверил не тому человеку? Но мы не можем перечеркивать жизнь человека и обрекать его на мучения только из-за нескольких ошибок. Жизнь, а особенно жизнь мага — большая ценность... — Я с тобой в чем-то согласен. Ты всегда так великодушен к тем, кого победил — я давно это заметил, Гарри. Но не проси меня помиловать тех, кого вы поймали. Они все — друзья Волдеморта ещё со школы и разделяли его убеждения. Ненависть к грязнокровкам, убийства ради запугивания... Они считают себя элитой, остальных — расходным материалом. — Да, я тоже заметил, что они все из чистокровных семей. И это тоже проблема... Позвольте вам объяснить мою мысль: ведь не секрет, что Слизерин считают самым тёмным факультетом и источником общих бед? Тем более сейчас, когда после войны отношение к чистокровным волшебникам так ухудшилось. Что бы ни говорили, я не близкий их друг, но и я замечал на последнем курсе, как ненавидят Драко Малфоя... В то время, как я сам ни в чем его не виню! Кингсли кивнул. — Повторюсь ещё раз: ты великодушен, Гарри. — Я против всякой травли. И я боюсь, что ненависть, вспыхивающая теперь к чистокровным магам и наследникам старых фамилий, которых зовут "вырожденческими", "проклятыми" и бог весть как ещё — она может привести к новой волне противодействия. Обида может породить нового Тёмного Лорда. И мы должны пресечь её. Но Министерство не должно быть надсмотрщиком и жандармом, а наоборот, заботиться о благополучии каждого. Ведь счастливый человек ни за что не кинется свергать своё правительства или казнить маглов... — Твои слова верны, но кто этим всем займётся? — Я, господин министр, кто же еще? Правда, я не возражал бы против нескольких помощников: я выберу их и представлю вам проект приказа. — Идёт! Вот это деловой разговор! Учредим комиссию. Ты этого хотел? Но как ты будешь воплощать свою идею в жизнь? — Хочу узнать, как идут дела у каждого, определить тех, кто колеблется или на грани опасного образа жизни, а там действовать по ситуации. — Приходи за советом, если не будешь знать, куда двигаться. Так началась карьера Гарри в министерстве. Можно сказать, что должность рядового аврора он перерос, не проработав на ней и недели, и вскоре занятия его стали совсем иными: он искал лазейки в законах, чтобы снять "необоснованные подозрения" с бывших Пожирателей Смерти, готовил закон о смягчении содержания в Азкабане, подписывал сотни бумажек, отправлял на подпись тысячи... Деятельность не была видна снаружи, как бывает с поимкой преступников, но он по-прежнему считал и говорил, что делает жизнь магов лучше, предотвращает преступления вместо того, чтобы бороться лишь с их последствиями. Сидел до часу ночи на работе, приходил с первыми лучами солнца; возможность влиять на людей и управлять ими и правда оказалась наркотиком хлеще опиума. Она пьянила и заставляла двигаться вперед и только вперед, стремиться всё выше... Особенно тогда, когда удавалось не вспоминать о Драко Малфое. Гарри убеждал себя, что тот не продержится долго без встреч, что он зависит от них, пусть он и отпустил его из-под своей власти. Но прошел месяц, другой, затем полгода, а очень скоро он уже и сам не верил, что спал с ним на той же самой постели, до которой без сил доползает вечером. Говорил себе, что одинок и останется таковым всегда, убеждал себя, что холоден и свободен от любых нежных чувств, а тем более — от сентиментальной памяти... Был же Волдеморт всегда один? У него есть слуги, верные и бесстрашные, есть власть, есть любовь сотен и тысяч девушек, считавших Гарри Поттера мечтой всей жизни. Чего же ещё? Неприятные вопросы к себе удавалось залить водкой или огневиски, если свободного времени оказывалось вдруг слишком много. И всё же он, наверное, не осознавал в полной мере, как ему было плохо. По крайней мере, до тех пор, пока не вошел одним поздним вечером в свою гостиную и в свете свеч не увидел Драко. Палочку выхватил скорее благодаря отточенному рефлексу при виде незнакомца, который находится там, где не следует, чем ради обороны, но Драко всё же поднял руки. — Сдаюсь вам, аврор Поттер. — Ты? Зачем ты явился? — Решил зайти, чтобы сдаться, я же говорю. Можете делать со мной всё, что вам угодно. На бледных губах появилась полуулыбка, так странно контрастировавшая с тоном покорности в голосе. Ровно такое же бледное и усталое лицо, как у него самого, указывало на то, что и Драко не был счастлив. — Удивительно. Я думал, первый месяц после свадьбы молодожены не видят ничего и никого вокруг себя. — Как можно заметить, нет. — Что же ты? Решил бросить свою прекрасную чистокровную деву? — Нет. Невозможно! Но и без тебя тоже не могу. Драко закрыл лицо руками. — Если бы ты знал, если бы ты только знал... — прошептал он. — Дело в проклятье? Ты не можешь без меня из-за него? — уточнил осторожно Гарри. Не хотелось портить момент ликования разочарованием и тем, что к нему пришли лишь попросить свободы. — Нет. Я не могу без тебя вне зависимости от зова. — Но как же твой отец? Ведь он завтра вновь прибежит предлагать себя в обмен на твою свободу! — Я женился на выбранной ими наследнице древнего рода. Что ещё? Он сам всю жизнь бегал к Лестрейнджу... — Да? А я не знал. То-то он сидел в таком неподдельном горе, когда я упрятал Родольфуса в Азкабан. Но как же Дафна? — Она Астория. И она самая светлая девушка из всех, что я знал, и её обожают и одобряют мои родители — ты понимаешь, как это важно? Но... — Что "Но"? — Но я прожил с ней три месяца и... И знал бы ты, как я от неё устал! Нет, она чудесная, но всё же... Гарри, ты живешь один, и знал бы ты, как это чудесно и... — Чудесно? Гарри как никогда хотелось снова зарычать и ударить Малфоя по лицу за то, что тот так и не понял, как же он сходил с ума здесь без него — правда, откуда ему было знать, если он и сам только сейчас догадался? Догадался, что не может без их встреч. Что они оба не могут. И он схватил его, рывком поднимая в воздух. Они упали на кровать, где он придавил его к постели своим телом, нависнув сверху: — Сейчас ты узнаешь, что я хотел с тобой сделать всё это время!