Книга первая: Ведомый шепотом Смерти

      Если теряешь ощущение времени, то это не значит, что оно остановилось, стоит только выглянуть в окно. Яркий свет с каждой минутой становится все тусклее, пока полностью не исчерпал свою силу за сегодня. Или же просто стоит выйти на улицу и ощутить, что каждый день постепенно становится холоднее предыдущего, а это говорит о скором приближении белой смерти, которая накроет вновь все живое своим толстым непроглядным покрывалом.       А пока здесь, в Литтл-Хэнглтон, лето подходило к своему завершающему концу, то чем ближе к осени, тем яростнее солнце пыталось отыграться за то время, когда летними днями проливался дождь.       Приятный теплый ветер, мягкое солнце и желание проводить больше времени на улице в такую погоду. Фрэнк успел обрадовать новостями, что первый месяц осени обещает быть очень теплым, кажется, даже аномальным за все время. Хотя Силия хранила в голове мысль, что чего бы там синоптики не обещали, а этот странный безлюдный городишко жил по своим законам. Дав понять, что ночь — время кошмарного цветения зла, а всему виной чертов лес, или бурная фантазия Реддл, но черт их всех разберет, кто и что видел. Однако больше странностей не происходило, хоть и ощущение, что в непроглядном сумраке на самой Центральной площади ходят безмозглые инферналы в поисках прежней жизни не оставляло в покое. В любом случае, Силия была уверена, что есть какое-то шевеление в самой низине, где распростерлись пустые нетронутые дома; постоянно что-то происходило.       Трудно было принять саму мысль, что можно притащить смерть с собой, словно маленького ребенка вывести из леса, который долго блуждал в одиночестве. Само слово и понятие «смерть» перестает пугать, так как это было раньше, ведь у Смерти свои счеты с тем, кто живет на холме, когда-нибудь, она придет, чтобы поквитаться.       Расположившись на плоском выступе крыши, Силия впервые за долгое время решилась вылезти и принять солнечные ванны, а все после того, как Брайс сказал, что на вид мисс Реддл уже давно как хладный труп, блеклую кожу которой разбавляет лишь синева редких вен. Однако такое заявление очень сильно задело ее, и она решила наконец-то что-то поменять. Взяв какой-то дурацкий детектив с книжной полки, нацепив на себя сплошной полосатый купальник, прикрыв чувствительные глаза солнечными очками, пошла проводить время на крыше. Посадив по дороге пару заноз, наткнувшись на кривую хлипкую антенну, которую примотал Фрэнк к выступу трубы.       Уже томно вздыхая под садящимся солнцем, Силия все никак не могла забыть истлевший труп Морфина, который в тот же день наградил ее своим навязчивым присутствием. А был ли Мракс? А что если он шел за ней все это время из самих чащей, а пришел под ночь как раз потому, что наконец доволок свои гнилые конечности, еле стоя на ногах.       Сказки про злостных и приставучих зомби, а так же о Вендиго, проклятье Мраксов и прочей ерунды, которую породили ни что иное, как слухи и страх Фрэнка, по крайней мере, Силие хотелось так думать. Она снимает солнечные очки, обхватывая колени рукой, глядит с высоты холма на простирающуюся деревню, что словно кукольный городок — не иначе, тихо ждет своего часа в низине. Какое-то дикое чувство витало в воздухе, возможно, это от обилия черной магии, а может и вправду, злобный дух поселился здесь, ведь столько людей погибло. Вымерла вся деревня, кроме Брайса.       Обратив все же внимание на книгу в своих руках, авторства некоего Гилберта Кийта Честертона, задумывается о том, что ровным счетом ничего не понимает в этом произведении, наверное, виной всему загруженность сознания, на которую давят непрекращающимся потоком воспоминания об ужасном.       Красно-розовые разводы на небе переливались оранжевыми вкраплениями, переходя в буро-фиолетовые тона, такой красивый закат в теплых тонах мог предвещать только одно — скоро прибудут холода.       Расстроившись, что пропустила все солнечное лето, прячась от палящих лучей, Силия теперь вынуждена выжимать последние капризы уходящего бабьего лета.       После того, как солнце скрылось за гущей длинных елей и сосен, начал ощущаться пробирающий холодок.       На деревню упала бледная тень, что с каждой минутой лишь усиливалась как черное пятно, скрадывающее все веселое и живое. Это напоминало борьбу египетского бога Ра с его заклятым врагом, змеем Апопом, олицетворяющим только мрак, зло и Хаос, что все время пытается поглотить солнце и ввергнуть Землю в вечную тьму. Силия понимает, что настало время змея, когда мерцающий солнечный диск скрылся за горизонтом, но ведь Ра обязательно победит, и снова наступит ясность. Внезапно подумала о Гарри Поттере, ей стало интересно, как этот мальчик поживает, и все ли у него хорошо с его друзьями. Трио еще держится или разбежались? А Гарри любит Гермиону? А не ревнует ли Рон? От такого сумбура в голове — улыбается, начиная спускаться в дом, уверенная лишь в одном — всякое зло не пройдет, только если его собственноручно не впустить. Чувствует прилив сил, зная, что в безопасности, стоило ей лишь переступить порог дома. Брайс сразу же заверещал из холла, призывая бросить все и смотреть очередную серию Мрачных теней. Смеется, думая о том, что мрачные тени поглотили все вокруг, и это не в переносном смысле, еще никогда Силие не попадалось столько зла на своем пути.       «Это во всем Том виноват», — отмахивается, решив спихнуть все странности на мертвого брата.       Космос — высшая форма порядка, тогда как Хаос — разруха и анархия во всей своей красе, и вот, когда однажды тот самый космос постучался в дверь поместья Реддлов, Силия однозначно не знала как воспринимать данное событие.       Пожелтевшая пожухлая листва приобретала ржаво-рыжий оттенок, обагряя природу своим ярким цветом, а холодные ветра вновь начали напоминать о скорейшем приближении зимы. Вот только изредка прогноз погоды радовал грядущим восточным ветром, который обещал принести с собой сухую и ясную погоду.       Неожиданный стук в дверь, в случае чего Силия тут же выглянула в окно, но не увидела того, кто мог бы стоять на крыльце, скрытый за большим козырьком. Тут же решила прогнать незваного гостя, а потом подумала, что такие радикальные меры ни к чему. Распахивая с опаской дверь, она обомлела от удивления, явно не ожидая встретить там того, кто всегда красовался в своей тихой манере. — Профессор Дамблдор? — исказилось ее лицо до неузнаваемости. — Каким ветром вас сюда занесло? — Восточным, — улыбнулся волшебник, приветственно улыбаясь. Силия тут же отворила дверь пошире, приглашая старого знакомого войти, немного повременив, профессор недоброжелательно окинул взглядом окрестности, а затем переступил порог, ощутимо поежившись. — Вы замерзли? — тотчас поинтересовалась. — Есть в этом месте что-то странное, но и завораживающее одновременно, вы не находите? — нотки мистики заиграли в его вопросе, пытался заставить девушку разговориться. — Вовсе нет, — пожала плечами она, улыбнувшись, провожая на кухню разодетого в голубую мантию Альбуса.       Он рассматривал внутреннее убранство дома с неким восхищением и интересом, кажется, ему не хватало смелости раньше сюда войти, или он просто не мог, однако попадая в закрома реддловской обители, был слегка удивлен. — Как там Гарри Поттер? — садясь возле директора, первым делом спросила Силия. — Последний Реддл, который интересовался судьбой мальчика — погиб, — странно протянул он, от чего Силию бросило в дрожь. На злобу дня Дамблдор решил поиздеваться. Все же она не понимала такой тяги окружающих сделать ей колкое замечание, а может, она просто чересчур мнительная? — Вы хорошо выглядите, — продолжил он. — Наверное потому, что я высыпаюсь, в отличие от того времени, пока работала. — Кстати, я зачем пришел, — начал поправлять свою бороду, — хотел уточнить, когда вы вернетесь, вот уже конец лета, через пару дней начнется новый учебный год. А от вас нет вестей.       Силия хочет выразить свой протест, но не может подобрать более мягкой формы, но зато она понимает, что профессор не сможет ее принудить, в отличие от Тома, он придерживался других взглядов на жизнь. Стоит вспомнить только о преподавателях ЗОТИ. Самые разноперые и непонятные личности входят в список, интересно, кто будет замещать Златопуста? — Кто будет преподавать Защиту от Темных искусств? — решила сменить тему, выбивая себе для оправдания еще немного времени. — Римус Люпин, бывший Мародер. Вы помните их шайку в школьные годы? — потянулся Альбус к чашке с чаем, начиная прикусывать конфетами.       На самом деле Реддл плевать хотела на всяких там Мародеров, в то время ее мало интересовали ученики Хогвартса, и не важно, что это как-то связано с Гарри Поттером или его отцом. Просто нет до этого дела, почему-то все вокруг считают, что Силия должна думать о других ежесекундно, будто бы у нее нет своей жизни, но это не так. На ее лице проступало недовольство и раздражение, которое она мало скрывала. И опять кому-то что-то нужно. И этим «кто-то» являлся Дамблдор, неужели нельзя было просто прийти и хотя бы сделать вид, что он явился не по делу, а просто так. Ей было так страшно все это время, она много раз порывалась бросить все и уйти в Хогвартс, под мнимую безопасность, вот только вовремя вспоминала, что новые силки свяжут по рукам и ногам. Опять быть кому-то и чему-то обязанным, эти кривые лица учеников и полное отсутствие спокойствия, снова Поттер что-то учудит, а расхлебывать всем. — Сириус Блэк сбежал, — разрядил обстановку Альбус. — Помните, тогда, когда Петтигрю попытался вас обвинить в смерти родителей Гарри? Блэк почти схватил предателя. Но что-то произошло в мире маглов, и его посадили, вы знали? — заглянул Силие в глаза. — Нет! — резко встает со своего места, не желая больше сдерживать своего недовольства. — Мне все равно, профессор, кто там и что, я не хочу касаться прошлого и дел Ордена. Я не состою в нем, а то, что было раньше — я лишь помогла себе отомстить Тому, с помощью вас. Темного Лорда больше нет, разве это не праздник? Разве это не освобождает меня от каких-либо обязательств? — выходит из себя. — Да и вообще, как преподаватель, я имею право на годичный отпуск с удержанием меня на должности. Мой учебный год еще не прошел! Зачем вы пришли? — Что с вами? Впервые вижу, чтобы вы себя не контролировали, — абсолютно спокойно произнес директор, даже бровью не повел. — Это все странное место, думаю, вам лучше его покинуть. В Хогвартсе будет спокойнее.       «Ну уж нет! Я хочу быть, а не казаться!», — приходит в ярость, но не показывает этого. — Я увольняюсь, — бросила Силия. — Прямо сейчас, есть где расписаться, что по собственному? — подошла к нему ближе. — Мне нужно отойти, — встал со своего места Альбус. — Второй этаж, белая дверь. Вам туда, — натянуто улыбается, облокачиваясь на тумбу возле директора. — Я не на долго, а вы пока все еще раз обдумайте. Только спокойно, а то сгоряча можно много глупостей наделать, — невозмутимо сказал Дамблдор, удаляясь.       После того, как тот скрылся, Силия выдохнула с облегчением, однако странное ощущение тянущегося по пятам хвоста не дает покоя. Присаживается на стул, подпирая голову, начиная думать, что неправильно поступила, сама не знает, что заставило ее так разозлиться. Понимает, что это неправильно по отношение к Дамблдору, ведь он все же многое делал для всех, и Силия не исключение. Предоставил возможность жить в Хогвартсе, доучиться, отомстить Темному Лорду, да и вообще, она ничего без него не смогла бы. Альбус был тем человеком, что давал возможность всем и всегда, готовый помочь нуждающимся, подбирая несчастных под свое крыло. Вот только где-то точно зарыта собака, Силия не сомневалась, не может быть все так просто, не может быть все так радужно. Профессор однозначно преследует какие-то свои цели, о коих никто не знает. Все-таки Том Реддл имел с ним некое сходство. Не оставляет чувство, что профессор верен какой-то идее, которую никому не говорит.       Не желает быть чьей-то пешкой в большой игре, предчувствует стремительные перемены, которые вот-вот наступят с появлением снежных холодов. Зато от белой стужи мертвецы заледенеют, и не смогут бродить по просторам Проклятого леса. Встает со своего места, понимая, что Дамблдора слишком долго нет. Уверена, что этот тип что-то выискивает, иначе зачем пришел сюда и с таким рвением сбежал, стоило только немного проявить силу противодействия.       Медленно, стараясь как можно бесшумнее взбираться по ступеням, дабы не спугнуть то, что не представляется в голове, однако, сильное предчувствие душило, заставляя проверить. Силия видит Альбуса, что стоял спиной у окна, что он делал не было возможным узреть, но не теряя надежды узнать правду — направляется к нему, все так же бесшумно и незаметно. Дамблдор был чем-то увлечен и даже не замечал крадущуюся Силию. Она подошла к нему из-за плеча, раскрывая глаза пошире, чтобы удостовериться, что увиденное взаправду. Директор крутил в руках кольцо, которое притащила Реддл из дома Мраксов, начинает не понимать, где Альбус его откопал, неужто он рылся в ее вещах?       Замечая, как сочащийся свет из окна потерпел преграду, придаваясь тени, Дамблдор понимает, что за ним кто-то наблюдает, оборачивается, смотря на Силию странным взглядом, но тут же меняет его, делая более мягким, слегка улыбаясь. — Я нашел его, когда пошел вымыть руки, — начал свой рассказ, — оно лежало на полу, тогда я решил, что вы потеряли свою вещь, хотел вам ее отдать. Но оно затянуло меня. — Надеюсь, вы не мерили его! — забирает безделушку из рук директора. — А почему нет? — вскинул бровью растерянный профессор. — Потому что оно не ваше, — как-то растерянно добавила Силия, всматриваясь в околдовывающую вещицу. — Оно даже не мое. — Том Реддл носил его, верно? — потер висок. — Я не знаю, — нахмурилась. — Может быть, — пожала плечами, делая вид, что не понимает, о чем говорит собеседник.       Спустившись обратно вниз, Силия и Альбус смогли продолжить свой разговор, однако что-то во взглядах обоих изменилось после встречи на втором этаже. Хотя каждый улыбался друг другу, даже шутили о прошлом, вот только какая-то неловкость лжи обнажалась в безликом молчании, раскрывая настоящие чувства. — Вы живете здесь одна? — нарушил неловкую тишину Дамблдор. — Нет, я бы тут с ума сошла, — заулыбалась Силия. — Фрэнк Брайс, бывший садовник моей семьи. Он жил здесь еще до моего прибытия в Литтл-Хэнглтон. Теперь мы живем вдвоем. Чудесный дядечка, — рассмеялась, — он притащил сюда телевизор, мы смотрим каждый вечер какие-нибудь фильмы. А еще он все делает по дому. Это так странно, — улыбка вдруг исчезла с ее лица.       Слушающий рассказ Силии Альбус ничего не сказал ей в ответ, он старался скрыть свой искренний интерес, дабы не спугнуть начавшиеся откровения. Какая-то двоякость во всех действиях мисс Реддл заставляла усомниться в ней, однако она была по своему невинна и не поверить ей было бы чудовищным преступлением. Особенно когда директор вспоминал ее маленькой девочкой, что вспорола себе вены прямо в суде, крича обвинения в лицо своему брату. Она так плакала, Альбус не мог забыть, с каким трепетом та произносила свои слова: «Он все врет, профессор», но все изменилось с того дня, когда Дамблдор увидел ее спустя много лет, освобождая от принудительного заточения. На самом деле добродушный директор хотел помочь бывшей ученице, вот только никак не мог найти ее, а потом она появилась внезапно, словно занавес пал и до него дошла информация о местонахождении Силии. Кажется, он пропустил многое, какие-то вещи свершились без его ведения, полностью смешивая образ той девочки с каким-то другим, более скверным. Хотя она старалась сохранять прежнее лицо, и самое удивительное, что ей хотелось верить. Директор готов был поверить ее оправданиям, если бы они только последовали, но Силия толком ничего и не говорила, покрывая тайной собственные мысли. — Где вы берете еду, — удивился Дамблдор, — здесь же нет работающих магазинов. — Брайс уехал за всем этим. У него есть какая-то развалюха, на которой он добирается до ближайшего населенного пункта. Раньше мы ездили вместе, — посмотрела куда-то вдаль, начиная на ходу анализировать собственные изменения, которых она не замечала. — Что же изменилось сейчас? — Не могу это объяснить, — начала мотать головой. — Просто так сложились обстоятельства. — Вас что-то держит здесь? — заглянул в ее растерянные глаза. — Не в этом дело… — было хотела продолжить, да передумала, меняя тему, — Я вернусь в Хогвартс, — улыбнулась она. — Только не уверена, что сейчас готова, — поникла Силия. — Ничего, — ободряюще положил ей руку на плечо. — Я ведь просто прибыл сюда проверить как вы, живы ли вообще, — улыбается, видя, как насмешил ее. — Чарити Бербидж хорошо справляется, но и о вас мы не забываем. Так что я не наседаю, а лишь даю понять, что вы нужна нам. А про Сириуса, так это для того, чтобы вы были осторожнее, вдруг нагрянет к вам преступник, — продолжал смешить и смущать одновременно. — До зимы, — по-детски посмотрела на него, — прошу хотя бы до зимы дать мне возможность побыть наедине с собой, — начала умолять директора. — Приходите конечно. Когда вам будет удобно, тогда и заявляйтесь.       Избавившись от присутствия доброго волшебника в своем доме, тут же тянется к кольцу, уставившись завороженно, правда, не чувствует ничего, кроме какой-то неловкости, ведь в голове крутится одна и та же мысль: «Глупая безделушка». Странным показался Силие еще и тот момент, когда Альбус желал заполучить эту вещь, казалось сильнее всего в данную минуту. Недовольно фыркнув, начинает думать, что директор Хогвартса — клептоман, ибо не вернул бы эту вещь, не поймай его с поличным. Видит взбирающийся силуэт Брайса, не хочет, чтобы он видел перстень, боясь повторения истории с Дамблдором. Бежит наверх, запираясь в комнате, до боли в ладонях сжимает кольцо, чувствуя, как его острые углы впиваются в кожу. Подходит к столу, открывая первый ближний ящик и швыряет вещицу Тома прямо туда, куда обычно складывает ненужный хлам, оттуда же на нее смотрела старая палочка Силии, которую она когда-то саморучно отдала брату. Вспоминая детскую игру в преследования, что так любил Том, улыбается, замечая — он не забыл тех дней, раз вернул сестре то, что когда-то отнял сначала силой, потом это стало подарком, но еще позднее вернулось обратно, откуда все началось. Силию начинает пугать этот круговорот во всем, задумывается о том, возможно ли это все просчитать, или же просто круг неслучайных случайностей каждый раз замыкает нить, которая, казалась, погрязла в море воспоминаний. Ненавидит Тома, хочет посмотреть ему в глаза и ударить чем-нибудь посильнее, радуется, представляя картину, как он маленький плачет из-за того, что его лишили мягкого трупа крысы. Придушила бы этого несформировавшегося, еще сидящего в зачатках психопата, прямо на месте. В момент словно слышит щелчок, пугаясь собственных гадких и жестоких мыслей. И уже в который раз ловит себя на чрезмерной агрессии, это было в ней всегда или же что-то просто доводит Силию? Точного ответа она не знала, но что-то наверняка чувствовала.       Невозможность поделиться с кем-нибудь тем с каждым разом навевает ужаснейшие страхи прошлого, рождая ненависть и желание мстить, и даже не важно за что, ведь повод для гнева всегда найдется. Ненавидит Дамблдора с его вечно спокойным видом, ненавидит Хогвартс и все, что с ним связано, терпеть не может детские крики и гнусного Филча, что постоянно везде таскается со своей кошкой.       Тянется рукой к волшебной палочке, желая убить. Медленно крадется вниз по лестнице, слыша шум в кухне, наверное, Фрэнк уже что-то делает для общего блага. Не замечает, как полностью теряет свою личность за маской чужой, желая увидеть смерть своими собственными глазами. Не осознает, что покушается на жизнь Брайса, который совсем ничего не подозревает. Прокрадывается, словно призрак, не видя своего бледного как мел лица, вытянутая рука, в которой Силия сжимает палочку ни разу не дрогнула, Реддл даже не видит в нем человека, а просто желает удовлетворить странную тягу. Убрать всю ненависть, которая прямо умоляет ее совершить это убийство.       Чувствует прикосновения к своей руке, чьи-то пальцы вцепляются в ее не дрогнувшую руку, поворачивает голову, видя, как маленький мальчик, в котором узнает своего брата, держит ее за руку, пристально следя за тем, что хочет совершить Силия очарованная мрачным наваждением. Он кратко кивает, а на его лице проступает леденящая душу улыбка, в которой была лишь жестокость. Стоящий спиной старик даже не думает повернуться назад, очень озабоченный тем, что раскладывал новые, купленные им недавно коробочки, сортируя их по цветам и напевая веселый мотив детской песенки. Узнавая в звучании бессловесный мотив Лондонского Моста, поглощенная тьмой, что давит тяжелым бременем, в голове повторяются слова непростительного заклятья: «Авада Кедавра, Авада Кедавра, Авада Кедавра», непрекращающаяся череда навязчивых поступков тянет за собой целую цепь непредвиденных событий. Безумный взгляд Силии тонет в прищуре Тома, когда его губы медленно зашевелились, говоря заветное: «Авада Кедавра», сжимает ее пальцы сильнее, расстраиваясь, что она медлит, не решаясь напасть на беззащитную жертву.       Силия приходит в себя, понимая, что враг здесь только один и его лик скрывается под личиной невинного ребенка, который преследует ее в кошмарах, наставляет палочку на Тома, который изумленно округляет глаза, готовый расплакаться от очередного предательства. «Мамочка, не надо», — начинает вопить он, сильнее прижимаясь к сестре. Его объятия заставляют ощутить непомерную силу в безумие, которое преследует тяжким грузом. «Я тебе не мамочка!», — бросает ему в ответ, толкая мальчишку прочь, от чего ноги его подкосились и он рухнул вниз, начиная плакать взахлеб, как тогда, когда у него отобрали «игрушку-мышку», которую так сильно хотел заполучить Том. Подходит к нему ближе, упираясь палочкой в его бледный лоб. «Ты плохая!», — с ненавистью говорит он ей, — «Я любил тебя», — повторяет детским тоном взрослые слова. «Твои чувства не взаимны», — бросает Силия, убирая палочку. — Вы меня напугали! — воскликнул Брайс, вырывая Силию из силков галлюцинаций. Смотрит на Фрэнка, но удивляется, что он ровным счетом ничего не видит, не замечает, как Том злобным взглядом сверлит его, уже заведомо ненавидя. Силия вновь глядит на брата, от чьего лица ей становится не по себе, он сразу же посмотрел на нее, а улыбка незамедлительно покидает детское личико. Все больше превращаясь в призрачное очертание, мальчик начал таять на глазах, теряя четкие грани, пока полностью не исчезает.

***

      Горячими ладонями упирается в холодное гладкое дерево стола, волосы закрывают обзор, падая перед глазами; прижимается к столешнице лбом, тяжело дыша. Казалось, земля ушла из-под ног, не может понять, что происходит, только слышит свои собственные стоны и бешено колотящееся сердце, хочет изнывать еще громче, когда чьи-то руки ложатся Силие на плечи, приподнимая. Затем толчок, сильный, резкий, грубый, внутри все сводит, стонет еще громче, начиная улыбаться. В голове отдаются эти знакомые стремительные движения, чья манера просто выдавала личность того, кто это делает с ней. Давно уже она не вспоминала ощущений, которые испытывает женщина, когда ее трахают. Вопит сильнее, не зная, как еще рассказать всему миру о том, что она испытывает сильнейшие муки вожделения, желая, чтобы он делал это еще грубее, потому что ей недостаточно. Боится того момента, когда он прекратит. Хочет увидеть своего насильника, сразу после этих мыслей цепкие пальцы хватают ее за волосы, заставляя поднять голову. Длинная просторная комната и такой же огромный стол, вот только он пустой, за ним никто не сидит. Каменные стены помещения пестрили вычурной и мрачной обстановкой. Закрывает глаза, ощущая, как внутри все дрожит, с каждым разом чаще и сильнее. Мысли пропадают из головы, затуманивая рассудок, только сладко кричит и ничего больше. Секунда, и Силия медленно прикрывает глаза. В мгновение спустя приходит в ужас, видя, что вся комната заполнена людьми в черных мантиях, с длинными остроконечными капюшонами, а на лицах их были маски, пресекающие любые попытки понять, кто перед тобой. Они все смотрят. Обездвиженные, будто бы статуи, чье присутствие кажется случайным и неправильным. Понимает, что видит Пожирателей смерти; разливающееся чувство стыда и страха охватывает Силию, и она начинает кричать от ужаса, который испытывает в этот момент. Хочет, чтобы все это прекратилось, ведь, ее самый страшный кошмар сбылся, и теперь все знают, кто спит со своим родным братом. В голове сумбур, а в теле сильнейшее напряжение. Не может перестать верещать, закрывает лицо руками.       Безопасность — это когда открывая глаза видишь лишь тьму своей комнаты, а тело чувствует тепло и мягкость постели. Кажется, все было взаправду, ее до сих пор трясло. Силия помнит испытываемые ощущения и эмоции в тот момент. Приподнимается с постели, задыхаясь от нехватки воздуха, встает, зная, что не может больше сидеть на месте. Тянется к окну, начиная его наспех открывать. Старое, оно с треском поддается, впуская в комнату прохладный ветерок, от которого веяло, нет, смердело кладбищенской землей. Падает на пол, высовывая руки и голову в окно, смотря на бледный месяц, что повелительно висел над меленькой деревней. Силия начинает плакать, вспоминая тот непомерный стыд, а еще больше ее волновал вопрос — кто же были эти анонимные зрители на самом деле? Вытирает лицо от горячих слез, начиная тихо смеяться, сама не зная, что так сильно рассмешило. Ненавидит свою странную способность попадать в какие-то немыслимые измерения или воспоминания, мучимая там, не в силах противостоять.       Листья уже давно пали с деревьев, придавая стволам никчемный и безобразный вид, только хвойные могли похвастаться своей постоянностью и исключительностью. Когда на землю пал первый морозец, то сразу становилось понятно, что пришла зима, которую так не хотела ощущать Силия в этих безлюдных и вымерших просторах. Свое обещание о возвращение в Хогвартс она благополучно позабыла.

***

      Приятное тепло камина и уютная атмосфера царила вокруг, даже в этом богом забытом месте, как мрачный и пустынный Литтл-Хэнглтон. Фрэнк однажды утром удивил Силию, втащив в дом большую и пушистую елку, на которой еще виднелись толстые комья снега и заледеневший ствол. Помогает Брайсу втащить громоздкое тело ели, они оббили все стены и косяки, однако обоих не смущал данный факт и они громко смеялись, когда уронили пару картин со стены, заляпав при этом весь пол в снегу, который тотчас превращался в холодные лужи, что растекались ручьями по деревянному паркету. Долгими мучениями оба думали каким же образом им поставить ель в вертикальное положение, однако Фрэнку и Силие удалось подпереть дерево с нескольких сторон металлическими стержнями, которые они нашли на чердаке. Елка оставила после себя много мелких иголочек, казалось, эта красавица лысеет на глазах. Силию тут же заинтересовал Фрэнк, который нарушил обещание не ходить в лес, на что он ответил лишь: «А в сам лес-то я не ногой. Я так, по краешку прошелся».       Силия не хотела отмечать Рождество, потому что считала это детской забавой, на ее памяти резвились ребята из Хогвартса, что радостно обжирались на рождественском пиру, а потом довольные и счастливые отбывали домой. «Наверное, Тому было некуда возвращаться», — делает вид, что ее не смешит данный факт, хотя сама сияет от злорадства, желая ткнуть этим фактом ему в лицо.       Зная, где хранились новогодние украшения, Силия с опаской решается подняться на чердак в полном одиночестве, боящаяся с детства этого места, она не хотела там прятаться даже от отца, предпочитая по-старинке — под кровать. Папа всегда знал, что дочь скрывается только в одной комнате, даже не думая менять своего укрытия, хотя он ее раз за разом находил. Это была комната Сесилии, по крайней мере, так говорили все члены семьи, однако о маме Силии мало говорилось, но в основном хорошее. Становилось не понятно, каким образом она была такой чудесной, если при подробных расспросах выяснялось, что толком о ней ни Том Реддл, ни остальные члены семьи не могли ничего рассказать. Складывалось впечатление, что Сесилия — некая ширма или призрак прошлого, который порхает легким дуновением воспоминаний, яркими вспышками чувств, которые испытывали к ней, но не более. Поэтому у Силии не сложилось о матери ровным счетом никакого мнения, кроме сухих фактов, что хоть как-то выстраивали цепь загадочных событий, связанных с этой неуловимой дамой. Отец утверждал, как и дед с бабкой, что эта леди умерла, но как? А вот на этот вопрос они обычно долго искали ответ. И если спрашивать у каждого члена семьи по отдельности, то их ответы будут разными, например, Мэри Реддл говорила, что Сесилия умерла от воспаления легких, Томас же, напротив, утверждал, что родовая горячка свела бедняжку в могилу, тогда как Том при этом моменте замыкался в себе, говоря, что отчетливо помнит картины, в которых Сесилию снимают с дерева, потому что кто-то повесил ее, совершая жестокое убийство. Самое интересное, что если задать им этот же вопрос спустя длительное время, их показания вновь разнились, маленькой и глупой Силие тогда казалось, что это была некая игра, в которой они участвовали всей семьей. Но только спустя много лет понимает, что здесь что-то не так. Отец периодически вспоминал какие-то сюжетные картинки, утверждая, что это он виноват, тогда Том Реддл долго играл на пианино, выказывая всему дому свое мрачное страдание.       Комната Сесилии располагалась на третьем этаже, прямо на том, где была длинная лестница на темный и тесный чердак под крышей, который вызывал разве что желание плакать, особенно в ночное время суток.       Ступая по скрипучим ступенькам, хватаясь руками за следующие перекладины, старается не думать о том, что О-Его-Величество-Случай наградит ее стремительным падением вниз, заставляя все под ногами разбегаться в разные стороны.       Потемневшие от времени доски, которыми был устлан весь чердак, грузно нависали над головой, даря ощущение сдавленности. Еще никогда раньше Силия не чувствовала себя настолько высокой как сейчас. Рыская руками по ближайшим коробкам, которые уже давно были полны пыли. Смотрит вниз, набираясь уверенности в том, что лестница стоит крепко и уверенно, и ничто не заставит ее передумать. Картонная коробка, на которой был нарисован снеговичок, тут же заставляет победно улыбнуться. Тянется, полностью ложась на живот в попытке ухватить нужное, великолепие заиграло легким румянцем, когда пальцы коснулись пыльной коробки. С шорохом она покорно двигается в сторону Силии, однако Реддл кривится от обилия грязи в этом месте. Спускаясь вниз, ставит коробку на пол, желая заглянуть в комнату к маме, понимая, что уже много лет не была в ней. Из-за того, что происходило с Силией в последние годы, не давало и минуты на воспоминания о фантомной и загадочной матери. Белоснежная дверь бесшумно отворилась, как бы приглашая окунуться в детство. Светло-бирюзовые стены, большое окно посреди комнаты, которое покрывала молочная тюль. Двухспальная кровать с ярко-синим покрывалом, которое на ощупь было бархатным. Белая мебель, но что особенно привлекало Силию в детстве, так это просторный двухстворчатый шкаф, на светлом фоне которого прямо на самих дверцах вырисовывались ярко-розовые цветы, переплетающиеся меж собой зелеными листочками и стебельками. Удивляется, что спустя столько лет ничего не поменялось в этом месте, разве что пыль скопилась, а так все точь-в-точь как при жизни родителей. Бабушка рассказывала, что когда Сесилия умерла, то вся обстановка была сохранена в неприкосновенной статичности, то есть так, как это было в последний миг жизни той женщины. — Что у вас стряслось? — поднимается Брайс, — вас долго не было, я решил, может, что случилось или нужна помощь, — поравнялся он с Силией, беря коробку в руки. — Моя семья говорила, что в этой комнате, много-много лет назад, жила моя мать, — почти шепотом произнесла Силия, как будто боясь нарушить чей-то покой.       Ничего не сказав, Брайс незаметно удалился, оставляя мисс Реддл наедине. Не решаясь переступить порог комнаты, простояла так пару минут, все же делая первый шаг. Опускается на колени возле кровати, заглядывая в широкий и светлый проем под мебелью, какое-то детское желание спрятаться охватывает с головой, как будто Том Реддл вновь начнет ее искать, а у Силии остались считанные секунды для того, чтобы найти себе укрытие. Ложится на спину, не обращая внимание, что перепачкается пылью, залезает под кровать, словно видя себя маленькой. Смотрит на дверь, ожидая, что кто-то сейчас зайдет. Смотрит на пружинистый матрас, который острыми крючками нависал над головой, если бы кто-то начал со всей силой прыгать на этой кровати, однозначно изрезал бы все лицо Силие. Ей приходит в голову лишь один человек, что с радостью бы это сделал. Запрокидывает голову, смотря на изголовье кровати изнутри, видит какой-то вылезающий белый бумажный уголок, аккуратно тянет руку, хватаясь за него, притягивая к себе. Сложенная бумажка в три раза удивляет своей внезапностью нахождения, переворачивает, видя надломленную бордовую печать, аккуратно соединяя разломанные концы воедино, пытается различить хоть что-то, но единственное, что улавливает взор — череп на верхней части и три птицы на нижней, все, что было в середине, безнадежно потеряно. Забывает, что под кроватью, резко поднимает голову, ударившись о металлические шипы, начиная громко возмущаться, прикладывая ладонь к пострадавшему месту. Выползая из-под кровати и собирая на свое темное платье кучу пыли, выбирается из лежачего положения, подбегая к окну, из которого сочился яркий белый свет. Силию настигает резкая боль в глазах, щурится, немного повременив, видит, как окно наполовину завалило снегом с уличной стороны. Снег крупными хлопьями падал лениво с серых небес, заставляя деревню тонуть в белом море.       Разглядывая письмо без конверта со всех сторон, не видит никаких отличительных знаков или приписок, даже непонятно, от кого оно и кому. С особым интересом и одновременно страхом начинает разворачивать желтоватую бумагу, на ощупь этот еще плотный пергамент был шершав с множествами незримых потертостей.       Будучи совсем ребенком, Силие ни разу не предоставлялось возможности разглядеть торчащую бумажку, возможно из-за того, что в том возрасте она была чересчур поглощена игрой с папой, а не рассматриванием углов у изголовья кровати, как это случилось сегодня. Если верить словам Реддлов, то комната осталась нетронутой после исчезновения Сесилии.       Еще одна странная тайна открывала свои двери. Разворачивая письмо полностью, Силию встречает красивый каллиграфический почерк:       «Дорогая Мариус, твоя мама уже как месяц почила, оставив нас. Прости, что не писал, ну ты же знаешь Виолетту, она была против. Я не мог сказать ей слово поперек, у нас же, помимо тебя, были твои сестры и брат. Но теперь я могу забрать тебя с собой, и я очень этого хочу. Дорогая и любимая дочь, не знаю, сможешь ли ты простить мне мое предательство…       Слышал, ты вышла замуж за магла, и это очень скверный поступок с твоей стороны! Однако, я намерен забрать тебя, не принимая во внимание все твои доводы. Ты должна покинуть этот дом».       Нахмурившись от прочитанных строк, Силия, кажется, не понимает, что только что узнала. Думая лишь об одной вещи: «Кто все эти люди? Почему в комнате мамы письмо, адресованное какой-то Мариус?», затем облокачивается о холодное окно, роняя бумажку из рук, кажется, догадываясь обо всем, что так тщательно скрывалось.       «Вся моя жизнь — это ложь!», — хватается за голову, съезжая вниз, начиная испытывать непреодолимое желание расплакаться. — Мисс! — врывается радостный Фрэнк, тут же озадаченно останавливаясь, видя Силию, которая вот-вот начнет ронять крокодильи слезы. Подходит ближе, протягивая руку, она начинает хихикать, одновременно всхлипывая, но все же принимает помощь Брайса, хватаясь за него.       Крепко держа за руку мужчину, который, не задавая ни единого, вопроса ведет ее вниз, прочь с этого этажа. Силия совсем не замечает, как наступает на расстроившее ее письмо, убегая из лап еще одного предательства, не желая даже разбираться в мотивах такого бесчестного преступления.       Фрэнк вбегает в холл на первом этаже, где обычно и происходил их просмотр фильмов под греющее пламя огня. В самом просторном углу стояла пышная елка, которую принес Брайс, она была уже полностью украшена и мерцала разными огоньками, радуя глаз, принося такое тонкое и, казалось, утерянное чувство праздника. Силия вцепляется в Фрэнка с объятиями, начиная плакать, представляя, что обнимает давно умершего отца. А ведь даже в канун он был печален, лишь делал вид, что что он легкомысленный и его ничего не колышет, на самом деле он был слабым и подверженным влиянию своих собственных родителей, но все же Силия нуждалась в его сильных и независимых решениях, которых все никак не могла дождаться. Он так и умер слабаком, запрятавшись в платяной глубокий шкаф, дрожа от каждого шороха надвигающегося Полета Смерти.       Звонкий стук в окно. Силия резко оборачивается, видя, как знакомое лицо улыбается, от чего мурашки рассеивались по всему телу, а жуткий страх затмевает все доводы рассудка. Рука за окном коснулась стекла, медленно проводя по нему. Том смотрел на то, как скользят его пальцы, оставляя четкие отпечатки. Силия начинает подходить ближе, настороженно смотря на отчетливые очертания человека напротив. Он тут же посмотрел на нее, его лицо сразу же изменилось, улыбка исчезла, оставляя только обиду и злость. Не понимает природу своих своеобразных чувств к тому, кто стоит за окном. Том видит, что она подходит ближе, он снова заулыбался, на этот раз выдыхая на замерзшее стекло свое теплое дыхание, от чего все запотело, а его силуэт расплылся. Сквозь мутную поверхность начали прорисовываться слова, от которых Силия расплакалась, да так сильно, что прикрыла лицо руками, дабы спрятаться. «С Днем Рождения, Том».       Брайс влетел в гостиную, начиная дергать Силию за плечо, озабоченно осматриваясь по сторонам. — Он мучает меня! — жалуется наконец. — Кто? — непонимающе озирается по сторонам. — Он в моей голове! — хватается она в его ворот, смотря, как безумная. — Постоянно, ежесекундно. Заставляет меня страдать, делает больно и унижает! Я не знаю, что мне сделать, чтобы он прекратил! Помогите! — рыдает. — Он здесь. Он пришел, — указывает она пальцем в окно.       Фрэнк с опаской отстранился от Силии, заглядывая в окно, а потом снова на мисс перед собой, тяжело вздыхает, почесав левую бровь, закрывает лицо ладонями. Его мучает сама мысль о том, что происходит с Силией, ведь он замечает ее странное поведение, молчание, в котором та живет, безумные редкие фразы, от которых пробирает до костей.       «Однако, дело все в луне, — именно так думал Брайс, — Когда она полная, то мисс Реддл явно становится хуже. А еще это происходит с приходом холодов». Вспоминает, что лето было самым спокойным временем в поведении странной хозяйки дома.       Силию поражает поведение Фрэнка, она оборачивается к окну, не видя ровным счетом ничего: ни слов, написанных Томом, ни его самого, даже отпечатки пропали. Понимает, что сорвалась, ругает себя за то, что дала слабину, показав свое беспокойствие. Считает, будто должна молчать, хранить увиденное и услышанное лишь наедине с собой, вот только сегодня не вышло, от чего разрыдалась. Садится к Брайсу, утирая следы своей несдержанности, тут же беря себя в руки. — Расскажите, — начинает он, смотря как-то обреченно в пламя камина.       Словно вся надежда умерла в нем в один момент. Играющие блики мерцающей елки никак не радовали старика, он уже позабыл, что минул старый год. Силия была такая странная для него, такая непонятная, узнать ее было практически невозможно. Необратимая и в чем-то совершенно невозмутимая, где-то навсегда потерянная. Не понимал, что происходит с ней, но ощущал какую-то тяжкую тьму.       Силие казалось невыносимым смотреть в лицо этому человеку и врать. Надоело, но все же, вдруг он неправильно поймет и будет обвинять ее в том, что произошло много лет назад. А если повторит слова Тома: «Это ты во всем виновата». — Мой брат насиловал меня, — не может сидеть на месте ровно от этих слов, пряча взгляд. — Понимаете, — смотрит на его взбудораженный вид, — Том очень силен. С ним никто не мог справиться. Это он убил всю семью. Затем, — замолчала она, посмотрев в пламя огня, напрягаясь всем телом, произносит: — принялся за меня. Прямо в той комнате, в которой убил отца, — сдерживает смешок, повернувшись к Брайсу, чей вид был бледным и озадаченным, кажется, ему не по себе. — Потом брат запер меня где-то в психушке, утверждая, что я больная, — пугающе улыбается. — Он делал это со мной даже там. Много раз. И говорил, что любит меня. Еще то, что я виновата во всем.       Ее голос был невероятно завораживающим, тихим и будоражащим, особенно та манера, с которой она говорила все эти страшные вещи, словно сама получала удовольствие от того, что рассказывала. — Я не понимаю как все могло сложиться так? — возмутился Брайс. — Неужели все такие идиоты, что не поняли, кто преступник? И я не понимаю, как мальчишка мог быть таким сильным, что убил всю семью? Тем более, следствие установило остановку сердца. Он им что-то подсыпал? — Возможно, — пожимает плечами. — Я не хочу это обсуждать. Вы и так знаете слишком много. Не думайте о сказанном мною, просто сделайте вид, будто бы вы никогда этого не знали. Так будет лучше, поверьте, — подносит она указательный палец к губам, побуждая молчать. — Вы сказали следствию о насилии? Или в больнице кому-нибудь? — не унимался Фрэнк. — Нет, — посмотрела на свои ногти. — Почему? — возмутился, вставая с места. — А зачем? Чтобы все узнали о том, что я трахаюсь с братом? Вы хоть думаете, что говорите? — встает с места, в упор смотря на человека, в котором ловит непонимание. — Его бы посадили! — ругается он на нее. — Даже если предположить, что он обманул следствие с убийством, за инцест бы его упекли за решетку и насилие. — Вы идиот! — не может перестать смеяться над его словами. — Вы ничего не понимаете! — даже не слушает его доводы и новые возмущения. — Вам это нравилось! — яростно разводит руками. — Вы мазохистка! — А вы любили мою бабку! — скрестила руки на груди, возмущенно смотря на Брайса, который тут же замолчал, присаживаясь на диван.       Он вновь зарылся лицом в свои ладони, через мгновение его тело задрожало, и Силия поняла, что Фрэнк плачет. Брайс винил Силию в том, что произошло так же сильно, как и Том. Ведь они погибли, а она ничего даже не сделала для того, чтобы отомстить или попытаться добиться правосудия. — Когда-то давно, — начал он, убирая руки от лица, вытирая слезы, — я видел какого-то мальчишку, стоящим у окон этого дома. Была зима, в особняке горел свет. Вы, скорее всего отмечали Рождество, пока он просто смотрел. Тогда мне показалось странным, то, что я никогда его не видел ранее, хотя знал многих детей в этой деревне. Их можно было по пальцам сосчитать. Тот был другой, — поднимает на Силию красные глаза, — он не увидел, что я смотрел на него. Я всего лишь шел домой, мимо холма, а черную фигуру того парня просто нельзя было не заметить. Я не подумал тогда ничего, ну мало ли, ваш знакомый или гость, всякое бывает, — голос Фрэнка стал загадочно пугающим. — Он ждал, — потирает лоб, — думаю, ваш брат приходил не раз, чтобы полюбоваться. Словно истинный маньяк, он вынашивал в себе этот гнусный план, и осуществил, как только выпала возможность. Когда вы все были вместе в одном доме.       Эти слова безумно пугали Силию, она не хотела верить Фрэнку, убеждая себя в том, что тот под впечатлением от ее рассказа выдумал эту гнусность. Собираясь вновь сбежать от очередной правды, она уходит, оставляя старика наедине, понимая, что нуждается сама в одиночестве.       Когда однажды в окно Силие постучалась очередная сова с письмом, она медлила, увидев герб Школы Чародейства и Волшебства. Все же находя в себе силы посмотреть в очередную правду, ломая хрупкую печать кирпичного цвета, слыша глухой хруст, видит подпись Дамблдора, от чего внутри все сжимает непривычный страх, вновь боязнь чего-то неизвестного. Мысли о том, что, возможно, директор все же решился уволить Силию, почему вводила в смятение, словно она поняла, что боится этого факта, хотя сама бросалась громкими словами о своем уходе.       «Питер Петтигрю сбежал. Он оказался крысой Рона Уизли. Бежал в неизвестном направление, возможно, он приложит все усилия, чтобы сделать что-то немыслимое. Возвращайтесь как можно скорее в Хогвартс, за его пределами становится небезопасно. Ходят слухи о скором возрождении Темного Лорда. Я стараюсь подавить данные страшилки, вот только вся надежда на Гарри. Если все слухи окажутся правдой, придется вновь готовиться к войне.

А.Дамблдор».

      Силия не верит в возможность такого исхода, считая профессора излишне мнительным в вопросах Тома Реддла. Решается ему ничего не отвечать, делая вид, что не получала никакого письма, но тут же делает вывод, что если проигнорировать предупреждение, возможно, директор вновь наведается с визитом. Тогда Силия ощущает сильнейшее давление, рвущее на две части, вот только не поровну, одна сторона явно перевешивала, вот только какая? Может, если Темный Лорд возродится, то оставит Силию в покое, перестанет сводить с ума этими тяжкими видениями и снами, даст возможность затеряться? Пускай творит все, что считает нужным, лишь бы дал сбежать от него. Вспоминает Лили Поттер, которую собирался пощадить по просьбе Северуса, может, если его уверенно упросить, то он сделает то, что желаешь. Тем более, зачем ему Силия, которая не отличается чистотой крови, радикальными фашистскими взглядами и выдающимися способностями. Сдавать брата нет смысла, ведь он сильнее, да и не хочет проблем длинною в жизнь, нахлебавшись дерьма, казалось бы, уже впрок.       Пишет Альбусу короткое письмо:       «Я очень удивлена тем фактом, что нахождение такого человека, как Петтигрю оставалось тайной для всех столь долгое время. Хорошо, я вас поняла. Вернусь как только закончу дела, что свалились на меня за все это время проживания в Литтл-Хэнглтон. Спасибо».       Понимает, что ей все равно на все опасения Дамблдора, просто не знает, кому отдаться на сей раз, только бы не проиграть, только бы не допустить повторения тех страшных дней.       «Том — неудачник!», — ругает она его, однако все же была бы не против увидеться с ним.       Брайс после Рождества поспешно покинул мисс Реддл, так и не свыкнувшись с тем, что она ему поведала. Он стал хуже выглядеть, не смог смотреть Силие в глаза, просто попрощался, собирая вещи. Однако Фрэнк был бы не проч остаться, если бы Силия сказала, что хочет этого, вот только та лишь промолчала, желая не держать возле себя насильно. Перед самым своим уходом Брайс посетил кладбище, Силия решилась все же пойти с ним. Видя в его глазах мучительную тоску, ей было жаль, что она все же рассказала ему правду, в которой для магла было слишком много загадок. Снимая шапку возле заледенелой статуи Смерти, мужчина склонился, проводя рукой по надписям на надгробие, стряхивая налипший снег. Вставая с колена, он поглядел выжидающе на Силию, а та лишь отвернулась, уходя в неизвестном направлении.       Силия думала лишь о том, что не хочет больше терпеть этих осуждений ото всех сторон. Хоть все вокруг и должны были понимать ее непричастность, однако игнорировали, ведь хватало лишь одного фактора, чтобы перечеркнуть все доверие к человеку. Она больше не желала что-то кому-то доказывать. Проклятый Том, каким бы ублюдком она его не считала, оказался прав — «Ты останешься одна».       Оставаясь одна в большом доме, ей приходилось разбираться с трудностями, которые раньше решал Фрэнк. Понимает, что вообще не способна к самостоятельной жизни, ведь судьба поставила такие рамки, в которых она постоянно от кого-то зависела. Прибегая к магии каждый раз просто потому, что не умеет жить как обычные люди, думает, что ее желание сбежать ото всех лишь порыв, ведь желаемое на словах только такое прекрасное, но когда сталкиваешься с реальностью, то разбиваешься о острые скалы безнадеги. Силие было уже так много лет, что она позабыла о своих днях рождения, о том, сколько ей лет, но понимание того, что обучиться будет сложнее, чем детям, видно невооруженным глазом.       Проклинала каждый зимний день в этом поместье, постоянно порываясь вернуться в Хогвартс, но все же не хотела этого. Ночные страхи стискивали по рукам и ногам, каждый шорох в доме давался болезненным ощущением страха, которое обволакивало плотной пеленой.       Начинает поспешно собирать свои вещи, готовясь покинуть огромное поместье, зная, что не справляется, от чего аж тошно становилось, из-за собственной беспомощности. Отодвигает все ящики, раскрывает все двери шкафов, сгребая свои побрякушки и одежду, косметику и документы, не желая больше сюда возвращаться. Желает все же улететь в другую англоязычную страну, даже забывая, что, возможно, не справится с элементарными вещами.       Впихивая все неаккуратно, просто-напросто захламляя чемодан, который отказывался закрываться. Злится, потому что торопится. Смотрит в окно и видит, как уже стемнело, но только это ее не останавливает, а подначивает действовать еще быстрее. Выдвигает ящик в столе, забирая вторую волшебную палочку, взгляд останавливается на кольце Тома, быстро задвигает ящик. Это был единственный ящик, который она закрыла, оставляя всю комнату в беспорядочном хаосе. Не поместившееся шмотье валялось везде, бумаги рассыпались по полу, разноцветные флаконы катались, звонко сталкиваясь друг с другом. Силия наваливается на чемодан, стараясь его застегнуть, но у нее не получается его даже закрыть, чертыхается, видя стремительно набирающую обороты ночь, что не оставляла возможности для свободного перемещения. Недолго промучившись со строптивой вещицей, все же закрывает, удивляясь от того, насколько он тяжелый. Ставит его на пол, выдыхая с облегчением, но только мерзкий чемодан не пожелал насилия над собой, раскрываясь вновь, вываливая весь сброд вещей, словно выплевывая невкусную дрянь. Злится, пытаясь вновь насовать все обратно. Слышит стук, судорожно поворачивается, замечая, что ее всю трясет. Закрывает глаза, садясь на пол, начиная рыдать от всего сразу: то чемодан у нее предатель, то Фрэнк поганый трус, то Дамблдор не пришел лично помочь, то место проклятое.       Берет палочки в каждую руку, готовая защищаться до последнего от нападок галлюцинаций. Стук в дверь повторяется, теперь он был более настойчивым и продолжительным. Гадает кто бы это мог быть. Дамблдор? Фрэнк? Морфин? Другая нежить? Боится, как девчонка, поспешно отворяя дверь собственной комнаты, спускаясь по лестнице вниз. Кто-то неизвестный был очень настойчивым, да настолько, что Силия лишь крепче сжимает палочки в руках, не торопясь, спускаясь вниз по ступеням, которые начали предательски скрипеть, выдавая ее местонахождения. Смотрит на свет, который оставила во всем доме. Ей настолько было не по себе одинокими ночами, что она не осмеливалась быть в полной темноте. Не видит ничего отчетливого через замерзшее окно, берется за ручку двери, не замечая, как похолодели кончики пальцев, отворяет дверь, впуская в дом поток холодного воздуха, мурашки заставляют поежиться.       Перед ней стоял кто-то в черном, невысокого роста, лицо его было скрыто под капюшоном. Сбрасывая с себя мрачную маску, обнажая свой гнусный лик, представая перед Силией. Она тут же закрывает дверь прямо перед носом этого человека, скатываясь на пол от ужаса, слыша требовательный стук вновь. — Что вам нужно? — кричит Силия, а сама закрывает уши рукой. Повременив немного, все же берет себя в руки, вновь находя доводы, чтобы поговорить с пришедшим. — Прекрасно выглядите, — хитро произносит тоненький голос. — Вы забыли, как пытались оклеветать меня? Что вы от меня хотите? Я сейчас же сообщу о вас кому-нибудь! — пытается быть сдержанной, смотря в противное лицо Петтигрю, который упорно прятался в мантию.       Лицо Питера тут же выдает искреннюю трусость. Он был омерзителен, годы прожитые в облике крысы дают о себе знать. У него были приметные длинные зубы, взъерошенная рыжая шевелюра с сияющей лысиной на макушке и осунувшееся лицо. Проигнорировав все ее доводы, он проходит в дом, после чего Силия долго всматривалась в снежную даль и ночную тишь. Она не могла объяснить своей спешки, ругала себя лишь за то, что тянула так долго после того, как получила письмо. Ощущает себя уже в странном положении, ведь не знает, как правильно поступить. Все ужасно и все плохо, не может найти выход из сложившейся ситуации. Совсем позабыла о Петтигрю, который ушел куда-то вглубь дома, не может выкинуть думы о своей дальнейшей судьбе. Хочет вылезти из воды сухой, не вызывая лишних подозрений и не подстегивая других на новые сомнения в свой счет. Закрывает дверь, лишаясь способности бежать, понимая, что опоздала.