Джервис сегодня необычайно молчалив. Обычно он говорит за них обоих - и за себя, и за Джонатана, который зачастую не знает, как облечь свои бесплотные мысли в крепкий костяк и жилистые красные мышцы слов. Они остаются в его голове, роятся внутри его черепа, как назойливые насекомые, и их бесконечный гул иногда мешает ему спать. Джонатан страдал от этого всю свою жизнь. Чтобы как-то облегчить свое состояние и избавиться от всего несказанного и невыразимого, он начал рисовать. Не словами, но образами, не буквами, но фигурами на бумаге он мог поведать о том, что происходит внутри его разума. Но у Джервиса никогда не наблюдалось похожих проблем. Джонатан мог завороженно слушать его часами, наблюдая, как легко и изящно он превращает мысли в речь - с этим могла сравниться только таинственная алхимия превращения одного вещества в нечто совершенно иное, новое и восхитительное.
Джонатан смотрит в сторону Джервиса, мучаясь от невозможности спросить, что случилось. В конце концов Джервис отвлекается от своих печальных дум и ловит на себе его встревоженный взгляд.
- Простите мне мою мрачность, мой дорогой друг. Сегодняшний день несет в себе много плохих воспоминаний, - Джервис на секунду замолкает, прикрывает глаза, делает глубокий вдох и снова смотрит на Джонатана. - Именно в этот день не стало моей Алисы…
Джонатан все еще не знает, что сказать. Слова, которые и без того плохо подчиняются ему, кажутся сейчас особенно нелепыми, неуклюжими и бессмысленными. Но он чувствует, что обязан сказать хоть что-то, что умерит печаль его друга. Джонатан пытается вспомнить, что другие люди говорят в похожих обстоятельствах и внутренне сжимается от банальности их слов. Ему нужно что-то еще.
Он придвигается ближе к Джервису и осторожно обнимает его за плечи. От неожиданности Джервис вздрагивает, но быстро расслабляется и склоняет голову на плечо Джонатана. Последний наконец находит в себе силы пробормотать:
- Мне очень жаль, мистер Тэтч.
Джервис тяжело и прерывисто вздыхает. Воздух выходит из его легких со звуком, похожим на всхлип.
- Благодарю вас за сочувствие, мистер Крейн.
- Я не сказал ничего особенного. Мне… Мне жаль, что я не могу выразить всего словами.
- Вам ни о чем не нужно жалеть. Ваша поддержка очень много значит для меня.
- Спасибо и вам, мистер Тэтч.
Некоторое время они сидят, не меняя позы. Затем Джервис выпрямляется, отчего руки Джонатана соскальзывают с его плеч, и обнимает его - крепко, но аккуратно, будто боясь причинить ему боль. Отстранившись, Джервис наконец снова улыбается.
- Мистер Крейн, мне определенно нужно стараться унести как можно больше еды из столовой. Вы просто тростинка!
- Спасибо, мистер Тэтч, - Джонатан начинает ощущать себя глупым попугаем и слегка ежится. Перед Джервисом ему совсем не хочется выглядеть глупо. - Простите… Как я уже говорил, словами я владею не очень хорошо. Иногда, если мне надо избавиться от тягот мыслей, я рисую.
Джервис смотрит на него с новым интересом. Он никогда раньш не упоминал об этом, и Джервис рад любому факту о Джонатане, любой мельчайшей детали, которая позволила бы узнать его лучше.
- Я уверен, что вы прекрасный художник, мистер Крейн. И, - Джервис смотрит на него, многозначительно подняв брови. - Если вы сейчас начнете отрицать это, я вам не поверю.
Джонатан только встряхивает головой. Этот разговор кажется ему еще более некомфортным, поэтому он отчаянно ищет повод переменить тему.
- Могу ли я как-то помочь вам, мистер Тэтч?
Джервис грустно улыбается и покачивает головой, затем замирает. Его лицо озаряется.
- Не знаю, насколько пристойна моя просьба… Мистер Крейн… Как вы думаете, могли бы вы… Нарисовать портрет Алисы? У меня не осталось ни одного ее изображения...
Джонатан расправляет плечи и садится прямее. Это важная просьба, и ответственность, которую он берет на себя, огромна. Но он не способен ответить на нее отказом. Даже больше - он не хочет отказываться. Он рад, что может хоть как-то помочь.
- Разумеется, мистер Тэтч. Расскажите, как она выглядела, и с ваших слов я нарисую ее. Подождите пару секунд…
Джонатан вытаскивает спрятанную в матрасе стопку условно чистой бумаги и почти полностью исписанный карандаш. Джервис собирается с мыслями, частично счастливый, частично взволнованный и опечаленный. Устроившись за столом, Джонатан вопросительно смотрит на Джервиса и тот, сбиваясь и запинаясь, начинает описывать внешность Алисы. Карандаш скользит по бумаге в такт его словам, преобразуя их в рисунок. Джервис замолкает, но Джонатан еще некоторое время добавляет на портрет штрихи и блики. Закончив, он смотрит на портрет, слыша гулкий стук своего сердца в ушах, затем берет его обеими руками и показывает Джервису.
Джервис подается вперед, жадно впитывая каждую черточку портрета, каждую линию и наспех положенную тень. На мгновение его губы подрагивают, словно он сдерживает слезы, но вместо этого он улыбается. Джонатан встревоженно ждет вердикта.
- Это безупречно, мистер Крейн, - Джервис протягивает руки к портрету и Джонатан торопливо передает ему лист бумаги. С той же улыбкой Джервис изучает его вблизи, и поглаживает нарисованное лицо тыльной стороной ладони. - Я не знаю, как отблагодарить вас.
- Такой она была? - спрашивает Джонатан. Реакция Джервиса его немного успокаивает.
- Не совсем, - Джервис аккуратно разглаживает бумагу и прячет портрет за пазухой. - Но воспоминания никогда не похожи на тех, кто их вызывает, верно?
Джонатан снова не знает, что ему ответить.
- Не стоит благодарностей. Мистер Тэтч, вы делаете для меня гораздо больше…
- Это стоит благодарностей, мистер Крейн, - Джервис берет его руки в свои и слегка сжимает их. - И если у вас есть другие ваши рисунки, прошу, покажите мне их.
Джонатан снова неуклюже кивает. Ладони Джервиса такие теплые, что его собственные, вечно ледяные, наконец согреваются.
- Рисунки я тоже прячу, - поясняет Джонатан, как будто это требует каких-либо объяснений. Получив их в руки, остаток вечера Джервис рассматривает их с неподдельным интересом и восторгом, а Джонатан сидит рядом, прижавшись своим плечом к его.
***
У себя в палате Джервис хранит некоторые рисунки Джонатана. Поле с возвышающимся над ним огородным чучелом, кладбищенские врата, грозовые облака. Что-то нарисовано на салфетках, что-то на бумаге. Что-то нарисовано углём, а что-то грифельным карандашом - в зависимости от того, что ему удается незаметно стащить. Картины Джонатана мрачные, как по цветам, так и по атмосфере, но Джервиса завораживает этот мрак. Он уже знает, что каждый рисунок - это мысль или чувство, которые Джонатан не может выразить иначе. Любой лист бумаги, или салфетка, или тетрадная страница - это взгляд в его разум и душу. Поэтому для Джервиса они бесценны.
А для Джонатана бесценна эта новая, более личная и красноречивая форма коммуникации. Легкий скрип карандаша или угля вместо шепота. Очертания, передающие то, что он хотел сказать, гораздо точнее изворотливых и прихотливых слов. Их связь, навеки скрепленная легкими росчерками его руки.
Наконец-то Джонатан мог по-настоящему выразить Джервису свою благодарность.
***
Во время ужина Джонатан под столом протягивает Джервису рулон пергамента, аккуратно скрученный в тонкую трубочку и перевязанный лентой.
- Откройте в палате, мистер Тэтч.
Джервис заинтригован.
После отбоя Джервис первым делом распечатывает подарок Джонатана. Нетерпеливо, но бережно он развязывает ленту: он боится помять или порвать тонкий, как папиросная бумага, пергамент.
Ленту он кладёт на койку и медленно начинает разворачивать пергамент. И ахает.
Это чернильный портрет. Портрет Джервиса. Сходство настолько поразительно, что Джервису кажется, что он смотрит в зеркало, а не на рисунок на пергаменте .
"Мистеру Тэтчу. Спасибо, что скрашиваете мои серые будни.
Ваш, Д.К."
