От гнева и воли

Первой шла Минна с плачущим младенцем на руках, за нею — Гьорт и женщина, статная и светлокосая, в богатых багряных одеждах. Её можно было бы даже назвать красивой, если бы не горящие, как угли, воспалённые глаза, и худое, измождённое лицо. Воины, вооруженные мечами и топорами, держались поодаль. Определить, кто их предводитель, не составляло труда — тяжело ли узнать сокола в стае воронов? Ставр обратился к ним как к гостям и равным себе. — Море привело вас сюда, — так сказал он, — я не враг Морю и не враг вам. — И они не враги тебе, — отвечала ему Минна. — Они изгнанники и просят у тебя приюта и защиты. Она отдала ребёнка женщине. Дитя хныкало и тянуло ручки к жрице, но та отстранилась и смотрела только на Ставра. — Что же, я готов дать им и то, и другое… Не успел он договорить, как предводитель изгнанников выступил вперёд. — Моё имя Свар, — говорил он на языке северян, аветам не знакомом, но прекрасно известном в стране Ставра. — Я благодарю тебя за милость и готов служить тебе. Мой корабль и мой меч — твои отныне. Желая подтвердить свои слова и намерение, он потянулся к мечу. — Ты проделал долгий путь, Свар, и горе клонит тебя к земле, — Ставр жестом остановил его. — Я не гоню тебя, ешь мой хлеб и будь моим гостем. Когда силы вернутся к тебе и прояснится взор, ты решишь, как тебе распорядиться своей жизнью. Рука Свара упала, повисла вдоль тела. Лицо же изгнанника было совсем пустым — был ли он оскорблён, или сбылись его надежды, нельзя было угадать. Спутница Свара рвалась помогать Минне, но жрица не согласилась, напомнив, что гостья не должна прислуживать хозяйке. Устроить гостей на ночлег Ставр поручил Гьорту, а сам удалился с женой к себе в шатёр. Он хотел, чтобы она рассказала ему больше о своём странствии на Море и о совершённом чуде, но более заботился о ней самой. Минна, уступив мужу, легла в постель, но глаз не закрыла, и взгляд её был ярок и внимателен. — Что ты пообещала им? — видя, что она не спит, Ставр сел рядом. — Никогда такого не было, чтобы кто-то вот так бросился к моим ногам, хотя нуждался бы во мне меньше, чем я в нём. — Твою защиту, — сказала Минна. – Они ещё не знают о твоём бедствии и о том, как нам нужен их корабль. Им вообще трудно что-либо понять, из них один Свар немного знает наш язык. Почему ты не принял его клятвы? — Я не могу пользоваться человеческим отчаянием, — объяснять пути своего сердца Ставру было непросто, но он чувствовал, что должен — ради их союза. — Если он, отдохнув и собравшись с силами, всё же примет решение служить мне, то не забудет моей милости. — Ему и без того было бы, что помнить. Я воскресила его сына, — призналась Минна. — Как? Разве это возможно? — Для человека, даже такого, как ты — нет. Для аветы — нет. Но для Всевышнего и Его сил нет ничего невозможного. Он дал мне сил, — женщина улыбнулась. — И вот сын Свара снова жив. Только он будет страшным человеком и принесёт людям много горя… Но я не могла иначе, нам нужен корабль. — Нужен, — согласился Ставр. — Мы отправим его в торговый город Лои за помощью. Не думаю, что Свар откажет нам в такой малости. — Зачем в Лои? — Минна приподнялась. — Последний остров лежит за Морем, а пересечь его будет просто, ибо я смирила Море. У Ульриха достаточно кораблей, чтобы всем нам спастись с этих берегов. И тогда можем отправиться в Лои или куда пожелаем. — Таков твой совет мне — снова просить помощи у Ульриха? — Нет, — усмехнулась жрица. — Время просьб прошло — теперь мы должны брать. Возьмём корабли силой! — Безумие, — покачал головой Ставр. — Отчего же безумие? Чары Ульриха больше не страшны нам, они падут от звука твоего голоса! Стража Ульриха не знала войны много веков. Тем более, они не ждут нападения с юга. Аветийские корабли послушны, один человек легко сможет вести корабль. Мы победим, если не помедлим! Конечно, я женщина и мало понимаю военное искусство… — Ты мудра, радость моя, но сейчас тебе нужен сон, — мягко произнёс Ставр. — Просить помощи Ульриха, напомнить ему о клятве — ещё куда ни шло, но идти на него войной! На святую землю! Представляю, что скажет Гьорт! — Лучше представь, что он скажет, если ты снова станешь просить Ульриха, — краска бросилась ей в лицо. — Примирившись с Ульрихом и приняв его снисхождение, ты умалишь Гьорта. Аветы Последнего острова считают Меньших авет рабами и потерянными душами! Они не едят с ними за одним столом и избегают долго находиться с ними под одной крышей! — Как может Гьорт считаться рабом? — не поверил Ставр. — Он не знал оков! В отличие от него самого, восставшего пленника… Как-то Ставр поделился с Гьортом своим сомнением: как может беглый раб стать аветийским королём? Помявшись, верный друг и советник ответил ему, что, мол, если сам разбил свои оковы, то свободой обязан только себе и Всевышнему, а потому можешь воссесть на престоле. — Для них это не имеет значения. Они горды, спесивы и должны поплатиться за это, — отрезала Минна. — А Гьорта ты унизить не можешь, не можешь! — Я и не собирался его унижать. Я люблю его и хочу исцелить все его печали. — Он относится к тебе так же, не сомневайся, — голос женщины потеплел. — Только ты не сможешь исцелить его совсем. У него в груди – нож. Станешь вытаскивать, он истечёт кровью у тебя на руках. Нужно ли тебе это? — Отчего же истечёт кровью? Я знаю слова, которыми затворяют кровь, и смогу помочь даже авете, чья кровь быстрее и горячее нашей. — И всё же здесь ты бессилен. — Может, оно и так, ты мудрее меня. Этот поход возвысит Гьорта и утолит его жажду справедливости. Но по силам ли он мне? Ведь Последний остров способен подарить людям только смерть — притом смерть напрасную. Если же я уклонюсь от похода, то как смогу потом называться королём и владыкой? Что говорит об этом твоя мудрость — как мне поступить? Минна молчала, но Ставр и не ждал от неё ответа.

***

— Аветы готовы следовать за тобой на Последний остров, — объявил Гьорт. — Шестьдесят самых сильных и смелых. Они стояли у шатра и говорили тихо, потому что Минна уснула. Гьорт уже обо всём распорядился, не дожидаясь повеления или разрешения — такого не случалось прежде. — Я ценю их преданность, — вождь не подал виду, что недоволен. — Но у меня пока нет корабля, чтобы нам отправиться за Море. — Мне показалось, это дело решённое. Свар готов сделать всё, что ты ему скажешь. Минна постаралась. Ты же поступил… Странно. — Не тебе судить, как я поступил. Я король, и ты дал мне клятву, — напомнил ему Ставр. — Я же поступаю, как велят мне разум и совесть. Авета низко поклонился. — Скажи мне, что произойдёт с человеком — настоящим человеком, без аветийской крови, как Ульрих или Минна — ступившим на Последний остров? Что будет со мной? — прямо спросил Ставр. — Святая земля пробудит и призовёт все твои силы, — Гьорт опустил глаза, — исцелит все твои раны и недуги, ты почувствуешь себя могущественным, как божество. Но силы твои, как ни старайся, что ни делай, не найдут применения, не найдут выхода — и обратятся против тебя самого. Кровь будет бежать так быстро, что вскипит, и сердце твоё вырвется у тебя из груди. То есть не у тебя, конечно… — А если всё-таки и у меня тоже? Кто поведёт войско? Кто воссядет на троне? Кто позаботится о Минне? — Я. — Ты… — Да, Ставр, я, — сказал Гьорт спокойно и печально. — Я уже не тот, кем был прежде —бродягой, не знавшим оружия. Ты помог мне подняться, может, и сам того не зная. Король воюет и правит! Теперь я способен на то, и на другое. О Минне не беспокойся, я не дам и волосу упасть с её головы. Я сам женюсь на ней. Это возможно – она же будет вдовой. — Ты хороший друг, Гьорт. — Разве? — не уловив в этих словах ни лукавства, ни укора, Гьорт по-настоящему смутился. — Не думай, я не хочу твоей смерти! Я всё понимаю, Ставр. Но понимаю также и то, что, если ты не отправишься с нами, аветы перестанут считать тебя своим владыкой. Они готовы, они ждут. Им нужен кто-то, кто поведёт. Если ты откажешься, то возьмусь я. Теперь ты можешь представить, чем это может закончиться. Будь твёрд! И сила Минны сохранит тебя. Случалось, люди возвращались с Последнего острова. — Жаль, что Последний остров не соблюдает закона, — усмехнулся Ставр. — Ведь по вашему закону я авета, да ещё королевской крови! — Все аветы — королевской крови, — бесцветным голосом произнёс Гьорт. — А не падёт ли бесчестие на наши головы за вероломное нападение? Мы не объявляли войны Ульриху. Авета не ответил, лишь губы скривились в презрительной усмешке, да рука легла на рукоять меча. Ставр понял всё. — Мне нужно время. Совсем немного — помолиться, подумать и всё уладить с кораблём. — Как прикажешь, господин. Солнце ещё не взошло, но звёзды побледнели — все, кроме одной, зажжённой Минной. Аветы в нетерпении бродили по берегу, поглядывая на корабль. Время шло, а Ставр всё не приходил. Он должен был явиться и в том случае, если бы решил отказаться от нападения на Ульриха, и объявить о своём решении. О том, что случилось бы дальше, Гьорт боялся даже помыслить. Самые отчаянные из авет призовут нового вождя — его, не знавшего оков, увенчанного бранной славой, отмеченного благословением жрицы Храма, другие останутся верны Минне. Люди будут стоять за Ставра до конца, вспыхнет борьба, и одному Всевышнему известно, кто одержит верх. — Решайте, кто из вас останется, а кто отправится с нами, — раздался голос Ставра. — Мне нужны лишь тридцать. Гьорт осёкся на полуслове, другие же аветы и вовсе лишились дара речи. Об аветах говорят: «словно на Последнем острове побывал», о людях — искупался в семи горючих ключах. Эвел бы сказал, что это сам бог войны явился своим верным, чтобы вести их в битву. Но как бедны были все слова! Золотистые нити света от звезды Минны вплетались в кольчугу Ставра, а круглый щит был выкрашен, по обычаю, собственной живой кровью. Верный образ силы и доблести, величие королей аветийских и человеческих и славу непобедимых воинов своего народа являл Ставр. Глаза его метали молнии, и на лице не было улыбки. Он пришёл не один: тридцать его соратников рода человеческого были с ним. Но они, по мнению Гьорта, не годились быть даже тенями Ставра. Словно всех безнадёжных, всех калек собрал король для своего великого похода. — Неужели вы подумали, будто мы бросим своего вождя? Что пойдёт один — с вами? Сказавший эти слова выглядел дряхлым, как старик — не от преклонного возраста, но долгих страданий. Он был тяжело ранен в бою, и правую руку его отняли целители. Другой опирался на костыль, лицо третьего было зеленоватого цвета. На некоторых нельзя было взглянуть без сожаления, а на иных — без отвращения. — Почему удивление на твоём лице, Гьорт? — спросил Ставр. — Разве святая земля не исцеляет? Людей — перед тем, как убить. — Исцеляет, — признал авета. — Я король авет и людей, а значит, должен два народа вести к славе, не один. Свар позволил мне взять его корабль на время… Свара, уснувшего мёртвым сном, разбудить было непросто, но ещё труднее было объяснить ему, почему Ставр пришёл просить у него корабль. Зато жена Свара не спала. Приход Ставра взволновал её. Дрожа, как осиновый лист, женщина прильнула к королю и что-то горячо зашептала прямо в ухо. Он даже не пытался разобрать, что она говорит. После недолгого разговора со Сваром Ставр вышел к своим людям. Вождь стал у костра, и лицо его озарялось красноватыми отблесками пламени, и глаза блестели в темноте. — Братья, вместе мы сражались с врагом, сильным, коварным и жестоким, как хищный зверь, — говорил Ставр, — сражались с тварями, порождёнными тьмой и злыми чарами, сражались и побеждали, и не покорились ни судьбе, ни самой смерти. Теперь я иду на врага, равных которому нет в пределах нашего мира. Земля, лежащая за Морем, обителью богов зовётся. Многие из вас помнят предания о временах, когда люди жили здесь под властью авет и считали их богами. Когда пришёл враг и взял вашу землю, когда он убивал, насиловал и терзал, последней вашей надеждой стали аветы. Вы смотрели на Север и ждали их помощи — напрасно. Они уходили туда навсегда и жили там в мире и изобилии многие века, позабыв о вас. Но теперь, когда поражение Тугкора близко, как никогда, «боги» могут вернуться и снова потребовать поклонения и жертв. Да не случится! Собравшиеся у огня молча слушали его. — Аветы не боги, — молчание нарушил одноглазый и седой, как лунь, воин по имени Лир. Он сопровождал Ставра от начала его пути, и только вождю был известен весь его путь. — Не боги, но станут, если люди не явят свою силу, — сказал Ставр. — Потому я выступаю утром. И если я буду единственным, кто сражается во имя людей, то, верно, такова моя судьба. — Не руби сплеча, — поморщился Лир. – Судьба, конечно. Ты говоришь о славе людей, а сам отправляешься с аветами на Последний остров бить других авет. Так за кого ты? — Если бы всё было так, как ты говоришь, то только слепец не заметил бы, что я поддерживаю авет, — Ставр понизил голос, заставляя невольно прислушиваться к себе. — Не надо тут! – каркнул, не скажешь иначе, воин с повязкой на пол-лица. — Я-то как раз всё заметил! — Итак, — продолжал Лир, — ты хочешь, чтобы мы отправились с тобой на Последний остров? Но он смертельно опасен для людей. И для тебя, между прочим, не забывай, кто ты! Жену свою лучше отправь, ей тамошняя земля не повредит. — Моя жена посещала вас и отдавала вам свои силы, заботилась о вас, — напомнил Ставр. – Горе тому, кто забывает добро и чужую милость! Позор тому, кто спешит судить, не дослушав! Последний остров отнимает жизнь, но жизнь отнимает и меч, и голод, и всякая болезнь. Но ни меч, ни голод, ни мор не прибавят сил и не исцелят недугов, как святая земля Последнего острова! Если вы не знали о том — то узнайте теперь! Пусть сильнейшие из вас поберегут себя для будущего, но вы — вы, со дня на день ожидающие смерти! Вы страшитесь её, но всякая ли смерть плоха? Не бойтесь смерти в бою, бойтесь угаснуть без славы, как трава зимой, как слабосильные женщины! Две дороги перед вами — ждать богов или самим стать богами, выбирайте же! — Значит, я прозрею? — спросил слепой. — А я снова смогу держать меч? Снова? — Оставлю клюку? — Да! — голос Ставра прозвучал как раскат грома. — Каждый получит полное исцеление и силу, какой не обладал прежде. Но платой будет смерть, если Всевышний не распорядится иначе. Смерть угрожает и мне, но это участь лучшая, чем покориться племени, считающему себя богами. — Бога здесь я вижу только одного, — Лир смотрел в лицо Ставру и улыбался. — Ибо как назвать того, кто творит свою судьбу и судьбу своего народа, чья воля написана среди звёзд. Веди нас! К смерти и славе! — Ты почти смутил меня, Старый, — когда тридцать раненых ушли готовиться к походу, а прочие разошлись, король помог Лиру подняться и прижал к груди. — Но ты пока нужен мне здесь. Живым. Как только Ставр и Гьорт, и тридцать сильнейших воинов авет с тридцатью калеками-людьми поднялись на корабль, подул сильный ветер с юга и наполнил паруса. Люди смехом и словами подбадривали друг друга, прогоняя последний страх, заглушая стыд, что они едва не оставили своего вождя. Аветы с опаской поглядывали на их щиты. Пролитая кровь – скверна, её надлежит скорее засыпать землёй, а не выставлять перед собой. Так поступают лишь дикари-полузвери. Те из авет, кто творит или хотя бы терпит подобное рядом с собой, перестают быть аветами. Как и те, кто идёт войной на святую землю, на последнее свободное и чистое королевство этого мира.