Я нашла тебя, когда перестала искать.
Женя упёрлась левой рукой в холодный кафель, правой рукой продолжив регулировать краны. Ледяные капли воды стекали по лицу, заставив тело заходиться в ознобе. Достигнув нужной точки, Женя вывернула горячий кран, и её тело обдало новым потоком воды, горячей на этот раз. Уткнувшись лбом в плитку, девушка сделала вдох и, отрегулировав воду, схватила с полки шампунь. Она помнила этот день, словно он был вчера. Растерянный Шмелёв зашел в её комфортабельную палату, пряча от неё взгляд. Кирилл неуклюже старался не смотреть на её запястье, стянутое бинтами. Сама Женя, облачённая в белую футболку и серые спортивные штаны, щелкала пультом от телевизора, что висел на стене напротив неё. Она давно не смотрела его, что даже не знала, какие передачи были на пике популярности. Посещения Шмелёва проходили по накатанной схеме — Кирилл приходил, приземлялся в единственное кресло в палате, которое уже приняло форму его позвоночника, и сверлил Женю взглядом, призывавшем к диалогу. Котовская диалог никогда не начинала, вела больше монологи, громко выражая отношение к современному телевидению. Сегодняшнее посещение заранее было обречено на привычную схему, но появившийся в палате Шмелёв не раздевался. На его плечи была накинута куртка, а в руках он держал что-то — Женя узнала коробку из-под диска. — Сегодня много работы, — сухо произнес Кирилл. — Вот, от парней слышал, что интересная юмористическая передача. Посмотри, вдруг что-то стоящее, не зря передачу Паша Воля ведет, — бросил он и слова, и коробку к ногам Жени. — Это тот, что из Камеди Клаба? — брезгливо поинтересовалась Котовская. — Вроде да, — отмахнулся от неё Кирилл, как от назойливой мухи. — Всё, Жень, мне надо бежать, — он сухо клюнул девушку в щёку, а Женя ещё больше обалдела от этого жеста. — Сегодня сдаём самооборону, сама знаешь, как Сокол относится к опозданиям, — виновато добавил Шмелев, растянув губы в улыбке. — Вечером должны привезти новые компьютеры для отдела… — Я поняла. Проваливай, — не выдержала Котовская, почувствовав, что ещё немного и взорвётся. Дверь за Шмелёвым захлопнулась, равнодушно стукнувшись о стену. Активный Шмелёв её раздражал. Она, конечно, догадывалась, что в случае своей отставки исполняющим её обязанности назначат Кирилла, но в её планах причиной отставки была её беременность и скорая свадьба. Выбитая из колеи воспоминаниями, Женя сжала ладонь правой руки на запястье левой, впившись ногтями в ткань бинта. Белая ткань пропиталась багровыми каплями, и довольная результатом девушка потянулась к диску. — «Импровизация» — юмористическое шоу, где нет сценария. Четыре участника придумывают шутки на ходу, а Павел Воля и гости передачи усложняют этот процесс, — прочитала Котовская, повертев диск с синей обложкой в своих руках. С обложки диска на неё смотрели четыре парня. Двое из них — один в очках, второй с проросшей на лице щетиной — занимали центральную часть диска, другие два стояли позади своих товарищей. Все были одеты в черное, словно это было их отличительным цветом. Парни выглядели вполне себе обычно и были непохожими на тех резидентов Камеди Клаба, которых она видела пару раз, пока переключала каналы. С интернетом в больнице сегодня были перебои. Ни один из центральных каналов не функционировал, и Котовская даже была готова выслушать тот бред, который обычно нёс Кирилл, чтобы хоть как-то отвлечь ее. Но у Шмелёва были свои планы на сегодняшний день, в которые Женя не входила. Признав, что её совсем не беспокоил этот факт и, убедив себя, что она прекрасно справлялась без его общества, Котовская поднялась с кровати и, вытащив из коробки диск, вставила его в проигрыватель, который неделю назад в палату занес отец девушки вместе с оперативниками. Пока диск загружался с характерным потрескиванием — папа нашел dvd-проигрыватель на даче, Женя продолжала изучать его обложку. — Классная передача, ага, — кивнула девушка. — Поэтому больше четырёх сезонов они не потянули, — прыснула Котовская, заметив дату последнего выпуска. — Вот Дом-2 классная передача, а «Импровизация» второсортный материал, — усмехнулась самой себе девушка, глядя, как обеспокоенно смотрела на неё через стекло медсестра. Закатив глаза, Женя схватила лежавший рядом с ней пульт и нажала «Play». К концу третьего выпуска Евгении пришлось признать, что шоу вполне себе ничего, очень даже сносное, и она получала удовольствие от его просмотра. Она провела всю ночь перед телевизором — хорошо ещё, что её лечащий врач был на выходном и не мог заставить её лечь спать. Приглашенные звёзды, особенно девушки, раздражали Женю. Она считала, что все они приходили лишь пиара ради и только портили шоу своим присутствием. К слову, она мало кого узнавала из гостей шоу. Боже, как далека она была от мира шоубизнеса, в отличие от Кирилла, который работал, по большей части, именно с медийными личностями. Закончив смотреть последний сезон, Женя ощутила некую пустоту внутри. Хоть и пустота была привычной, там внутри ничего не было. Котовская бросила взгляд на пачку, лежавшую на её подоконнике — Алексей Евгеньевич словно нарочно купил те сигареты, которые ей не нравились. Покрутив в руках диск, Евгения бросила взгляд на красную звездочку, буквы внутри которой оповещали о бонусных выпусках других передач с парнями. Делать нечего, любимые сигареты покоились на полке в магазине, поэтому Котовская решительно нажала «Play», выбрав в меню «Бонусные выпуски». Первым шоу, в котором участвовали парни-импровизаторы, оказалась «Студия Союз». Евгении пришлось отметить нестандартный подход к ведению шоу и в случае этой программы, она поймала себя на мысли, что восторгалась современным телевидением. Участниками «Студии» были Антон Шастун и Сережа Матвиенко. Шастун откровенно раздражал Котовскую с первой программы. Была в нём какая-то заносчивость и преподнесение собственного «Я» на блюде, да и Воля с первой программы выделял его, хоть и прикрывал любовь к своему фавориту подколами. Было ясно, что у Шастуна, в отличие от его коллег, сценический опыт имелся, поэтому он вёл себя раскованно, чем заслужил презрение Котовской. Женя никогда не любила высокомерных людей, которые не замечали никого, кроме себя любимого. Вон как Шаст оскорбился, когда Серябкина сказала, что его просто жалко, а остальных парней отметила. Все шутки Антона в сторону Серёжи казались Жене обидными, и она включила следующую передачу, даже не досмотрев выпуск. Антон Шастун был противен ей как человек. Его самомнение о себе затмило Матвиенко, который смущался и искренне улыбался, наслаждаясь процессом, пока Антон нёс себя людям. Следующими участниками того же шоу стали Арсений Попов и Дима Позов. За этими двумя девушке нравилось наблюдать, особенно, разумеется, за одним из них, обладателем голубых глаз. Эти двое подкалывали друг друга, но шутки их были добрыми даже в те моменты, когда Позов смеялся над манерами Арса. Всё шло на легкой волне и вызывало у девушки улыбку. К концу передачи Жене пришлось признать, что она смущалась, когда камера брала крупным планом улыбавшегося Попова. В третьем выпуске этой передачи встретились Арсений и Антон, из чего Женя сделала вывод, что в выпуске с Матвиенко победу одержал все-таки неприятный Шастун. Его манеры снова раздражали Котовскую, и только теплая улыбка Арсения сглаживала их общую энергетику. А энергетика у этого дуэта была бешеной, и даже неприязнь Котовской перекрывала та магия, творившаяся, когда на сцене были эти двое. Новогодние выпуски Камеди Клаба Женя смотрела с меньшим интересом, парни больше взаимодействовали с другими резидентами, чем друг с другом. Они кричали песни в микрофон, выполняли странные задания ведущих. Котовская сильно огорчилась, когда «Импровизация» быстро покинула забег. — Самое главное, даже если вы не выигрываете, это держаться всем вместе, — произнёс державший в руках микрофон Арсений. — Обнимитесь, — произнёс он, когда его рука легла на стоявшего рядом Матвиенко. Общие объятия парней и присоединившийся к ним Паша Воля заставили Котовскую умилиться. Остальные бонусные выпуски Женя не смотрела — с неё было достаточно. Достаточно для того, чтобы в душу запали голубые глаза, море которых только на первый взгляд было спокойным, а на самом деле его волны больно били по ногам и заставляли падать. По возвращению домой Евгения об импровизаторах не слышала. Не знала о том, почему закрыли их шоу и как сложилась жизнь актеров. Она была занята, во всяком случае, делала вид, что занята. Просыпалась, убиралась дома, готовила есть, зная, что через три дня выкинет приготовленное в мусорное ведро, потому что есть совсем не хотелось. Портил всю идиллию Шмелёв, периодически напоминавший о себе, появлявшийся ранним утром в дверях её квартиры. Последний их разговор прошёл на плохой ноте — Кирилл столкнулся на лестничной площадке с одним из парней, которого Женя выпроваживала из своей квартиры. Естественно, что разговор двух друзей закончился обоюдными претензиями друг к другу, хотя девушка свои претензии не озвучивала, лишь молила оставить её в покое. — Чего тебе? — огрызнулась Евгения, открыв дверь, когда услышала сухое «привет» Кирилла. — Работа есть, — коротко парировал Шмелёв, отодвинув Котовскую в сторону. — Мой слух меня подводит? Или, может, твоя память тебя подводит? — усмехнулась девушка, спрятав руки в карманы серых спортивных штанов. — Я в отставке. Шмелёв повернулся на Женю и отметил иронию в том, как была одета девушка. На Жене была белая футболка и серые спортивные штаны. В том же виде она ходила по больничным коридорам, куда её отправили родители. Женя по-прежнему находилась в больнице, куда закрыла себя добровольно. — Помнишь тот диск, что я тебе приносил? — Кирилл без приглашения скинул ботинки и направился на кухню. Женя бесцветной тенью следовала за ним. — Импровизация, помнишь? — обернулся на неё Шмелёв, схватив со стола губку, решительно приступив к горе посуды, скопившейся в раковине. Котовская начала есть — надо же. — Ребята решили возобновить свои гастроли, и у них возникли небольшие проблемы. — Раздутое самомнение Шастуна? — прыснула Котовская, облокотившись на дверь. — Мне кажется, что больше в их коллективе не может быть никаких проблем, — повела она плечами. — Кто-то угрожает ребятам, во всяком случае, так считает Шеминов. — Это кто? — удивилась Женя, услышав незнакомую фамилию. — Стас Шеминов, он их креативный продюсер. На гастролях выполняет роль ведущего, — пояснил Кирилл, отставив в сторону вымытую посуду. — Да, точно. Ты же у нас охраняешь звезд, — кивнула Котовская, сложив свои руки на груди. — Куда нам простым телохранителям до вашей клиентуры. — Не обижайся, но у тебя на данный момент никакой клиентуры нет, — горько напомнил Кирилл, перекинув через плечо полотенце. — Мне нужна помощь, — попросил он раньше, чем оскорблённая Котовская выставит его за дверь. — Я слушаю. — Сгоняешь со мной в Зеленоград, у ребят там сегодня концерт. Оценишь ситуацию со стороны, может, там просто чёрный пиар, Стас хочет вернуть шоу былую славу, — будничным тоном произнес Кирилл, не отводя глаз с Котовской. Словно не он на протяжении последних нескольких месяцев прятал от неё свои глаза. — Сегодня? Концерт сегодня, — кивнула Котовская. — Что-то слишком сложное для Жени Котовской? — усмехнулся Кирилл, прислонившись к шкафу, стоявшему за его спиной. — Когда я должна быть готова? — Ну, думаю, что час у тебя есть, — поджав губы, сказал Кирилл, услышав протяжный стон Котовской, которая направлялась в ванную. Женя сидела на холодном кафеле, а капли воды стекали по её коже. Они с характерным звуком ударялись о её спину, растекаясь ниже. Она всегда этого боялась. Боялась остаться наедине со своими мыслями. С того момента, как Женю и Кирилла назначили телохранителями импровизаторов, эти двое предпочитали проводить свои выходные вместе. Чаще они обсуждали подробности дела, иногда делились новостями. Сегодня Котовская ехала в одной машине с Кириллом молча, делиться событиями прошедшего вечера ей совсем не хотелось, потому что знала, какую катастрофу за собой это могло повлечь. Кирилл не настаивал, был увлечён какими-то своими мыслями, пару раз поинтересовался, не мешала ли Жене громко включенная музыка. Девушке она не мешала, даже самая громкая музыка не могла бы перекричать тех мыслей, что противным осиным роем жужжали в её голове. Как она могла упустить тот момент, когда желаемые голубые глаза сменились зелёным цветом? Как так могло произойти, что Шастун, раздражавший на концерте своей заботой, стал тем, чей номер она набрала, когда ей было плохо? Ведь всё шло по плану, Женя, конечно, не подозревала, что она придерживалась какого-то плана, но всё определенно шло как надо. Стоило Кантемирову заявить, что Жене придётся изображать роман с одним из парней, как Евгения наверняка знала, что выберет Арсения. Она знала, что ей не придётся изображать смущение и робость, которую она чувствовала при виде его. Влюблённость не нужно было изображать, потому что она заочно была влюблена в Попова. В его смущённую улыбку, в которую растягивались каждый раз его губы стоило кому-нибудь пошутить над ним. Он позволял им шутить, позволял, потому что знал, что всем это необходимо. И он был согласен на это, добровольно выступая обсмеянным. Она не столько врала ему, что будет изображать этот роман, сколько хотела не быть источником его боли. Хотела, чтобы он воспринимал все её взгляды за чистую монету, если бы она начала флиртовать с ним наедине. Не потому что так надо, а потому что Женя, правда, испытывала к нему тёплые чувства. Чувствуя на своих плечах вину от своего признания, Котовская сама не поняла, каким образом она оказалась под дверью номера, и как ей наглости хватило попросить прощения, в своей манере, разумеется. Она просила прощения так, как умела, а Арс лишь прятал от неё взгляд, словно она не заслужила даже его. Арсений только и делал, что сжигал её ненавидящим взглядом, не догадываясь о тех чувствах, которые она скрывала за безразличием и равнодушием. Попов рьяно защищал Шастуна, которому Женя хотела искренне помочь, потому что была единственной, кто понимал Антона. Арс считал, что она, как все их поклонницы, влюбилась в Антона. Жене не хотелось быть как все, ей нравились голубые глаза Арсения. Но Арс лишь отталкивал её, ненавидя за невидимые раны, которые она наносила Шастуну своим желанием помочь. Женя не успела понять, в какой момент всё поменялось. Она стояла и прислушивалась к своим чувствам, когда в свой день рождения Арсений обнял её, и понимала, что не слышала ничего, кроме своего ровного сердцебиения. Арс был так близко, что можно было развернуться и поцеловать. Оправдать свой поступок наличием алкоголя в крови или любопытными взглядами Оксаны и Кати. Но ей вдруг больше не хотелось. В его объятиях было приторно спокойно. Спокойствия Жене больше не хотелось. Выпрямившись, Женя усмехнулась и снова повернула кран с холодной водой. Капли воды смыли с её спины пену. Она упёрлась двумя руками в кафельную плитку и начала смеяться. Антон Шастун. Заносчивый Антон Шастун, который не вызывал ничего кроме её презрения, раздражавший её с самого знакомства своей заботой. Надо же было ему пристать к ней тогда в концертном зале. Ей хотелось со стыда под землю провалиться, когда она поняла, что на неё обратил внимание импровизатор. Но тот другой с зелёными глазами, а голубые глаза продолжали с улыбкой изучать зал. Шастун, который нагло коснулся её бедра, пристыдив её, что она так легко одета, в то время, как Арс любовался её полуголыми ногами, торчавшими из-под шубки. Шастун, который разбивал её руки в кровь. Те руки, которые самоотверженно вытаскивали его из болота, в котором он застрял по собственной воле. Шастун, который равнодушно кинул футболку ей в лицо, заставив прикрыться. Правильно говорила Катька Николаева — ни мужчины, ни женщины не любят хорошего отношения к себе. Арсений Попов со своим равнодушием манил, но стоило Арсу потеплеть по отношению к Жене, как Котовская потеряла к нему интерес. С ним больше не было больно. Там, где не больно, Жене Котовской было неинтересно. Зато общение с Антоном Шастуном было качелями. В одну минуту тебя подбрасывало вверх и перехватывало твое дыхание, завораживало дух, а в следующую резко срывало вниз, заставив чувствовать лишь слабую почву, в которой разъезжались ноги от неуверенности. И так без остановки. Вверх. Вниз. Вверх. Вниз. Пока ноги не задергаются от усталости, и ты по собственной воле не сбежишь от качелей. И вот ради тех ощущений наверху хотелось жить. И мириться с тем, что каждый из моментов мог наступить в любую секунду, и у них не было симметрии. Шастун мог вбивать в землю снова и снова, а потом поднимать вверх все выше и выше. Так случилось в годовщину трагедии, так вышло и после обнаружения бомбы в гримерной. В моменты отчаяния она хотела видеть рядом Шастуна, а не Попова. Хотела видеть, как сглаживались черты его лица, и на нём появлялась лёгкая и беззаботная улыбка, ставшая для Жени глотком свежего воздуха. Первый раз она увидела её в комнате, куда Шаст пришёл рассказать Жене, что Фролова призналась ему в любви. Рассказ Шастуна нисколько не задел её, но заставил присмотреться к парню, ведь нашла же что-то в нём Оксана, что не могла забыть даже будучи замужем. Так и Котовская, жаждавшая приключений, отправилась на поиски. Она не соврала. Она сбежала из его комнаты, потому что всё было по-другому. «Не так, как раньше» — сказала она ему. «Так, как никогда не было» — хотелось сказать ей. Дима Кириллов постоянно её в чем-то обвинял. Сдавался, когда речь заходила о борьбе за их отношения. Уходил, хлопал дверью. Приходил лишь тогда, когда помощь была нужна ему. И она давала ему эту помощь, хоть и лепила её из кусочков собственного сердца. Лепила по-быстрому, неумело, потому что любила. Потому что пыталась быть любимой. Старалась быть любимой. Заслужить его любовь. Любовь, пусть даже не любовь, а то чувство, которое испытывал к ней Антон, не нужно было заслуживать. Достаточно было быть собой. Настоящей собой. Говорившей открыто правду, пусть и самую неприятную. Та самая черта, раздражавшая всех парней Котовской, начиная со Шмелева и заканчивая Димой Кирилловым. Размышления девушки прервал её мобильный — оповестил о новом принятом сообщении. Пробежав глазами по тексту, Женя схватила с вешалки полотенце и прошлепала босыми ногами по полу, направившись в свою спальню.***
— Что-то не похож ты на счастливого влюбленного, — задумчиво произнес Матвиенко, когда влетевший в квартиру Арсений схватил со стола стакан и опрокинул его. — Может, я, конечно, не разбираюсь, — махнул рукой Серёжа. Арсений опустился на пол рядом с Шастуном, задев того своим плечом. Задел специально, желая причинить боль своим прикосновением. — Извини, — быстро кинул он Антону, заметив его удивлённое выражение лица. — Я случайно. Тебе просто не повезло, — сухо добавил Попов. — Хотя нет, тебе как раз повезло, — на мгновение их глаза встретились, и Арсений, усмехнувшись, посмотрел на каждого из своих друзей. — А-арс, чё больно? — хотелось спросить Антону, который растерянным взглядом изучал лицо Попова. Он спросил так в тот день, когда привычная улыбка Арсения вдруг убежала после съёмок с красивого лица Попова. Фанатки, конечно, провели параллель с приехавшей на съемки Ириной Кузнецовой, посчитали, что Арс разбит таким поступком Антона. Но Шастун знал истинную причину — Арсений боялся. Об этом он признался ему, когда они оба вышли на балкон. — Арс, ты серьёзно? — удивился в тот день Шастун, с лица которого не сходила улыбка. Он был в окружении своих любимых друзей и любимой девушки, которой неделю назад сделал предложение. — Что может случиться? — Антон слышал, как неловко перебирал волновавшийся Стас пальцами по струнам гитары, а вся съёмочная группа напевала «Алые паруса». — Я не знаю, Шаст, — покачал головой Арсений, в чьих глазах отражались огни ночных фонарей. — Но если бы ты только знал, как меня треплет. Это чувство не покидает меня с первого дня съёмок. — Арс, расслабься, — Антон положил свою руку на плечо Попова. — Всё будет хорошо. У нас куча фанаток, правда, большая половина из них считает нас с тобой педиками, но эти люди нас любят. Не может наше шоу просто так взять и исчезнуть с экранов телевизора. — Ты так считаешь? — расслабленно улыбнулся Попов. — Конечно. На крайний случай будешь дальше штамповать свои футболки с оригинальным дизайном, — не упустил случая уколоть приятеля Шастун, за что получил лёгкий удар в челюсть. — Прекращай напоминать тучу, будь солнышком! — Антон развёл руки в стороны. — Нет, вакансия солнышка в нашей команде занята, — покачал головой Арсений. Шастун знал, что Арсений спрашивал у Журавлева про него, видел эти многочисленные видео, когда Попов курил на кухне квартиры Матвиенко после новости, что Антон ночует в отеле с Ирой. Он знал, от чего переебало Арсения, знал, что дело не в его нежных чувствах, о чём грезила каждая вторая поклонница. Антон понимал, что Попов хотел позвонить ему и поговорить о своем страхе, хотел услышать, что всё будет хорошо. Но ещё Арс знал, что при Ирине Антон это не станет обсуждать, у него табу на разговоры о работе при Кузнецовой. — Я же говорил, — читал Шастун во взгляде Попова, когда Антон, понурив голову, признавался парням, что покидает шоу. — Я говорил, а ты не слушал, — стучало в висках Антона голосом Арсения. Арсения жизнь успела потрепать. Арсений знал, что она перекинулась на слишком счастливого Шастуна. — Я не понимаю, как ей это удается, — произнёс Серёжа, изучив дно своего стакана. — Как девчонке удалось тебя сломать? — Матвиенко повернулся на Попова, Арс разглядывал свои руки, словно видел их в первый раз. Осознав, что друг затягивал с ответом, Матвиенко посмотрел на Поза. — Она открытая, прямолинейная. Меня, например, восхищает её прямота. Выстрел — и попала в цель. Выстрел — и слова попали в сердце. Она видит слабые стороны человека и бьёт в них. Не исподтишка, а открыто. Вот у Арса открытое сердце, бах — и он поражён, — философски размышлял Позов. До Шастуна дошло, что Попов больше не боролся. Не пытался скрыть своих чувств, лишь смиренно принимал правду друзей, сидя на полу квартиры Матвиенко. Арсению надоело скрывать свои чувства. Арсений понимал, что это глупо. Глупо, когда свои чувства отрицаешь только ты. — Арс, — как-то неуклюже и растерянно позвал его Шастун. Попов и ухом не повёл на его голос, — не загоняйся ты так, — Антон сжал свою руку на плече приятеля. — Через пару месяцев ты даже не вспомнишь о ней, она исчезнет из нашей жизни, как будто её и не было раньше. Арсений усмехнулся, повернул на Антона свои глаза и продолжал смеяться в лицо Шаста. Шаста поставила в ступор это вымученная улыбка друга, но он не отвёл глаз. В глазах Арсения было столько боли и невыплаканных слёз, что Антон понял, что Арса, правда, сломали. Сломали по доброй воле, с позволения Попова. — Ты сам веришь в то, что говоришь? Ты сам забудешь её? — тихо произнес Арс, пока Поз и Матвиенко переносили тарелки с закуской на кухню. — Зачем ты так? Я же пытаюсь тебе помочь, — обиделся Шастун. — Ты уже мне удружил, — засмеялся Арсений. — Что ты имеешь в виду? — не понял Антон. — Шаст, ты придурок что ли? — улыбнулся как-то по-доброму Попов, и всё его раздражение куда-то испарилось. — Вы с ней как маленькие дети. Кто-то из вас позволил толкнуть другого, и понеслась… Сидите в своей песочнице и продолжаете дуться друг на друга. Шастун покачал головой. Он не понимал ничего из того, что говорил ему Арсений. — Поднимайтесь, — скомандовал Матвиенко, появившись в комнате. — На кухню перемещаемся. Нам нужно многое обсудить, — строго произнёс хозяин квартиры. — Начнём с ухода Шастуна и закончим нашим преследователем. Дружбу с особым управлением пора заканчивать. Вскрываемся, — хмыкнул Сережа, протянув руки Арсу и Антону, помогая им встать.