… полпачки кента, вот так с размаху, Вдыхать. И кольцами выше, выше, Послать никчёмный вечер нахуй Тебя не видеть, не знать, не слышать.
Если бы ей предоставили выбор, без какого органа чувств прожить всю жизнь, Женя бы обязательно выбрала глаза. Котовская готова была выцарапать свои собственные глаза, которые позволили ей увидеть эту неприятную картину. Она словно пыталась выдавить их собственными пальцами, заталкивая обратно слезы, которые были вечным спутником несчастной любви. Помните, тех трёх обезьянок? Вот Котовской сейчас хотелось стать той, которая ничего не видела. Пробежав по длинному коридору и свернув за угол, Женя опустилась на пол и, дав волю чувствам, расплакалась. Губы тряслись от такого забытого и уже незнакомого чувства, как боль. Боль разделял с ней Шастун, деля на двоих, он же вернул её сполна. Тело бросало в жар в то время, как внутри всё покрывалось льдом. Её предали. Не просто предали, заставили поверить в любовь, а потом растоптали. От боли хотелось кричать, выть белугой и уничтожать всё на своём пути, и лишь большая стоимость вещей в декоре особняка Черновых останавливала девушку. Прикрыв рот ладонью, Женя продолжала рыдать и беззвучно кричать, чувствуя, как внутри рушились города маленького мира, который когда-то объединял её и Антона. Маленький мир, который априори был обречен на разрушение. Который возвели вне правил, не спросив ни у кого разрешения. Женя знала, что он пойдёт за ней. Знала, что в любой момент дверь спальни Олеси может открыться, и Шастун отправится её искать. Просто потому что ему будет её жалко, и он захочет объясниться. Как будто ей нужны его нелепые и неуклюжие, как он сам, объяснения. Боль сменилась гневом. Котовская с силой дёрнула браслет на запястье, и он рассыпался по красной дорожке, покрывавшей пол в огромном коридоре особняке. Также рассыпали её сердце, оставив невидимые бусинки крови на паркете. Женя с силой надавила на запястье, покрытое белыми стрелами. Было больно. Но было недостаточно больно. Женя уперлась ладонями в стену, когда услышала голос Антона. Он тихо звал её, словно боялся, что Олеся поймёт, за кем он пошёл. Осознав, что в любое мгновение Шастун мог увидеть её разбитое состояние, Женя утёрла руками заплаканное лицо и поднялась, поправив своё платье. С каждым новым шагом темп наращивался, и Котовская понимала, что не хотела видеть этого человека. Ощутив, что её сердце стучало в унисон с шагами Шастуна, Котовская быстрой походкой направилась к лестнице. Женя перегнулась через перила, чтобы убедиться, что внизу нет никого, кто бы мог пресечь её бегство. Но в планы гостиной дома Черновых не входило радовать Котовскую безлюдностью, и Женя увидела высокого мужчину в деловом костюме, схожем с костюмом Антона. Решив, что в нем сейчас её спасение, Женя, спотыкаясь то и дело за собственные, почему-то не слушающие, её ноги, сбежала вниз по лестнице. Мужчина, услышав шум за своей спиной, вопросительно обернулся и удивлённо распахнул голубые глаза. Котовская практически впечаталась в его тело, словно её нахождения в его сердце было недостаточно. Она стиснула в пальцах ткань его пиджака, будто в насмешку коснувшись груди, в которой сердце забилось так сильно, что грозило сломать ему рёбра. — Матом тебя прошу, скажи мне, что тебя никто не обязал торчать здесь до конца вечеринки. Женя не узнавала свой собственный голос, который на лестнице растерял окончательно свои краски. Она не разрывала зрительного контакта с мужчиной, стоявшим напротив неё, который обалдело пытался сообразить, что произошло. Изучив её карие глаза, умолявшие его о помощи, ощутив, что всё внутри переворачивалось от одной мысли, что этой девушке причинил кто-то боль, Арсений лишь молча кивнул, позволив Жене увести его за собой на улицу.***
Одного только вида запыхавшегося Антона Шастуна, влетевшего в сад, было достаточно, чтобы понять, что всё плохо. Как будто Жени Котовской, тянувшей несопротивляющегося Арсения к выходу, которых он увидел, когда пытался привести последнего для участия в импровизациях, не было для этого достаточно. Одного потерянного и разбитого взгляда Антона Шастуна было достаточно, чтобы Кирилл Шмелёв понял, что началось то, чего он боялся больше всего. Жене Котовской сделали больно, и отдача не заставила себя ждать. — Ты видел Женю? Шастун буквально налетел на Шмелёва. Его потрёпанный вид подписывал Шасту обвинительный приговор, подтверждавший его вину в содеянном. — Она вышла вместе с Поповым, — Кирилл, пожав плечами, кивнул на входную дверь. Вышла, ага. — Куда ты собрался? — Шмелёв резко поймал за шиворот Антона Шастуна, сорвавшегося с места. И без того дезориентированный в пространстве Шастун растерянно посмотрел на Кирилла, не поняв, что сейчас произошло. Шмелёв бегло осмотрелся по сторонам, чтобы убедиться, что никто, кроме ошарашенных Матвиенко и Позова, больше не заметил, что ему пришлось воспитывать Шаста. Шеминов сыпал шутки со сцены, обещая гостям, что Сережа и Антон скоро поднимутся. Шастун продолжал дышать через нос, и Кирилл считал минуты до того момента, когда из его носа или хотя бы ушей начнёт валить пар от раздражения. Антон растерянно смотрел на Шмелёва, словно пытался подловить момент, чтобы снова сорваться с места, но уже не быть пойманным. Антон Кирилла плохо знал. Зато Шмелёв хорошо знал Котовскую. Было поздно. Программа разрушения уже была запущена. Антон спохватился и потянулся к карманам брюк. Кирилл на каждое его резкое движение дёргал нервно шеей, готовый в любой момент опять схватить этого засранца, который оказался пиздец каким проблемным. Шаст набирал судорожно чей-то номер, но Шмелёв выхватил мобильный из рук. — Её телефон остался у меня, — Кирилл повертел перед носом у Шаста небольшой сумочкой, которую взяла сегодня с собой Женя. — Звонить ей бесполезно, — Шмелёв понимал, что Антон находился в плачевном состоянии, поэтому пытался разжевывать каждое своё действие. Матвиенко и Поз испуганно наблюдали за своим приятелем, готовым рвать и метать, уничтожая всё на своём пути. Армяна удивляло холодное спокойствие Шмелёва, находившегося в самом эпицентре этой катастрофы, имя которой Антон Шастун. — Куда ты собрался? Кирилл больно сжал локоть Шастуна, когда тот, махнув рукой ждавшему его на сцене Шеминову, предпринял новую попытку к бегству. Антон попытался вывернуться. — Я должен её найти, — парнишка был решительно настроен, и Кириллу было больно, что он уже ничего не мог изменить. — Ты должен находиться здесь, — сквозь зубы процедил Шмелёв. — Мне стоит тебе напомнить, как важно твоё присутствие для вашего шоу? В планы Кирилла не входило сегодняшним вечером нянчиться с импровизаторами, тем более с Антоном. У него в контракте вообще этот пункт прописан не был, и он не понимал, почему продолжал сдерживать Шаста. — Да плевать мне на шоу, — прошипел Антон, чье лицо оказалось слишком близко к Кириллу. — Я должен её найти, — произнёс он, выделив каждое слово, с раздражением выдохнув каждое из них в лицо Шмелёву. — Стасу не плевать, — Кирилл кивнул на Шеминова, стоявшего на сцене. — Парням не плевать, — вскинул он руку в сторону Матвиенко и Позова, которые были достаточно близко, чтобы понять, что речь шла о них, но недостаточно близко, чтобы понять, в каком контексте звучали их имена. — Шаст, ты уже один раз проебался, — «Шаст», прозвучавшее от Шмелёва, отрезвило Антона. Кирилл, правда, стремился помочь, и он знал, что он делал. — Не подставляй ребят второй раз, — голос Кирилла стал спокойным и ровным. — С Котовской ничего не случится. Как только всё закончится, мы с тобой вместе найдем её. Хорошо? — тяжёлая рука Кирилла легла на плечо Шастуна. — Всё будет хорошо, — проговорил Кирилл, дёрнув на себя Антона и столкнувшись с ним лбами. Нет. Всё пошло по пизде.***
Арсений не решался ничего спросить, выдыхая клубы пара в холодный апрельский воздух. Он видел, как Котовская заламывала собственные руки, продолжая вертеть головой по сторонам. Она щурилась, вглядывалась в ночной пейзаж Калининграда и иногда обнимала саму себя за плечи, пытаясь согреться. Попов стянул с себя пиджак и накинул его на её хрупкие плечи, оставшись в одной белоснежной рубахе. Он мгновенно продрог, но виду не подал. Женя ответила благодарным кивком. Не сразу, но водитель нужной машины понял, что искали именно его, поэтому мигнул фарами, осветив силуэты Попова и Котовской, спросив «я нужен?». Женька облегченно выдохнула и махнула рукой, призвав автомобиль подъехать ближе. Серебристая тойота королла затормозила прямо перед Женей и Арсением, заставив последнего сделать шаг назад. Котовская, придерживая пиджак Арса на плечах, наклонилась к водителю: — У вас во сколько пересменка? — В час ночи, — доложил водитель, оказавшийся короткостриженным мужчиной, который даже Арсению мог годиться в отцы. — Нужна помощь? — мужчина заглянул за спину Котовской и бросил взгляд на Попова, который со стойкостью продолжал делать вид, что его вполне устраивал ночной Калининград и его климат. Котовская смотрела на мужчину и нервно жевала нижнюю губу. Догадавшись, что девушки правят балом, водитель тойоты вернул взгляд Жене. — Можете отвезти нас в гостиницу? — она пыталась согреть собственные руки. — Конечно, — кивнул мужчина. — В особняке же находится один из сотрудников управления, да и кое-кто из наших ребят среди обслуживающего персонала. — Даже так? — удивился Попов, напомнив о собственном существовании. — Наш филиал один из самых ответственных, — для мужчины это был само собой разумеющийся факт. — У них с Черновым заключён контракт на охрану его дочери, — прыснула Котовская. — Нам просто повезло, — отмахнулась Женя. — Вас в гостиницу везти или нет? — поинтересовался мужчина. — Да, сейчас. Арсений, садись в машину, — приказным тоном произнесла Котовская. Попову было наплевать. Попов замёрз, поэтому быстро забрался на заднее сидение. — У вас в машине можно курить? — тихо спросила Женя, которая чувствовала себя крайне неловко от той идеи, которая родилась у неё в голове. Мужчина покачал головой. — Ну, что за день такой, — Женя хлопнула себя по бёдрам, — да ещё и сигареты ментоловые только у Шаста, — она прикусила язык, коря себя за то, что позволила себе вспомнить об этом предателе. Шастун, вали из моей головы срочно! — Обидели тебя, да? — мужчина протянул Котовской свои сигареты и, открыв дверь, вышел из машины. — Да не то слово, — Женя пыталась прикрыть боль жалкими попытками пошутить, но проёбывалась каждый раз. — Я могу вас попросить? — она повернулась на мужчину, который закурил сигарету. Ответ ограничился кивком. — Пообещайте мне, что всё то, что произойдёт в вашей машине, останется в ней. Водитель тойоты от удивления подавился сигаретой. Котовская бросила быстрый взгляд на Арсения, прибавлявшего громкости звучащей на радио композиции. — Ничего из того, что вы подумали, не будет, — добавила Женя, затянувшись сигаретой. Сигарета оказалась непривычно тяжелой, и девушка закашлялась. — Считай, что в машине нет водителя, — кивнул мужчина. — Я, кстати, Женя, — девушка протянула ему ладошку, которую он тут же пожал, выпустив дым из носа. — И я Женя, — засмеялся мужчина. Котовская улыбнулась. Она всегда верила в особую магию имени, считала, что данное при рождении оно обладало сумасшедшей энергетикой. Маленькая Котовская полагала, что одинаковое имя способно притягивать даже двух абсолютно непохожих людей. В подтверждение мыслей Женьки боевая девочка Таня, которая постоянно вступала в перепалки с другими девочками, подружилась с тихой и скромной Танечкой, что беззвучно всегда играла сама с собой. Жене повезло дважды. Единственная польза от того, что твоё имя носят и мужчины, и женщины. — Жень, ты можешь объяснить мне, что произошло? — спросил Попов, когда Котовская, наконец, забралась в машину, подобрав за собой подол платья. Евгений бросил быстрый взгляд в зеркало и завёл машину, сделав громче музыку. Дорога до гостиницы займёт от силы пятнадцать минут, поэтому девчонка вряд ли успеет выкинуть что-то масштабное, что изначально нарисовало воображение пожилого мужчины. — Арс, — выдохнула Женя, сняв с плеч пиджак Попова. Она трепетно складывала его в руках, — прости меня. И за то, что я сейчас сделаю, тоже прости, — Арсений пытался сообразить, что происходило, посмотрев на водителя, но тот выполнил своё обещание — для него пассажиры на заднем сидении перестали существовать. — Просто сейчас, — ладонь Жени обожгла горячим прикосновением его скулу, и Арсений как заворожённый смотрел на красивое лицо Котовской, что оказалась так близко к нему, — сейчас мне нужен именно ты. Арсений не понимал, что происходило в этом чёртовом автомобиле, смутно догадавшись, что его подписали на что-то страшное. На долю секунды допустив мысль, что все эти угрозы могли предназначаться ему, Попов понял, что от Котовской он готов принять и свою собственную смерть. Женя видела замешательство в его голубых глазах, которые с неподдельной преданностью смотрели на неё. Она видела, как в его глазах зажигалось любопытство наравне с негаснущим испугом. Женя знала, что она себе никогда не простит. Знала, но ничего не могла с собой поделать. Процесс разрушения был уже запущен. Арсений ощутил её мягкие губы на губах, почувствовав вкус мяты, разбавленный терпким ароматом сигарет. Какое-то неведомое и в то же время лёгкое чувство опустилось на его ресницы, заставив его закрыть глаза и поддаться вперед, увлекая эту девушку, запретный плод, в свои объятия. Сердце Попова бешено колотилось, ударяя по вискам. Всё внутри кричало о неправильности момента, но Арсений остановиться не мог. Один раз коснувшись этих губ, он бы никогда от них не отказался. Арс понимал, что было что-то, что толкнуло Котовскую в его объятия. Он знал наверняка, что это сделал Шастун. Невольно Попову вспомнился эффект бумеранга. Ведь он тоже когда-то, пытаясь оторвать Женю от Антона, лишь больше толкал её к нему. Ладонь Котовской накрыла его грудь, обжигая прикосновением. Арс подумал, что его рубаха слишком тонкая, и она расплавится под горячей рукой девушки, но этого не происходило. Мужчина накрыл её ладонь рукой, прижав её к себе, вдавив её в свою грудь, словно в глину. Желая увидеть её отпечаток на своём теле. Женя ощущала, как бешено бьется сердце Арса под её пальцами. Всё это время она будто проверяла его пульс, пытаясь уловить тот момент, когда нужно будет остановиться. Она выжидала, будто что-то должно было ухнуть, и бочка боли Арсения переполнится. Она отстранилась от Арса и посмотрела в его глаза. Они были такими синими, и их тьма сейчас манила. В океане его глаз начался шторм, и она стала причиной этого наваждения. Безумное желание в глазах мужчины сменилось испугом. Попову хотелось выброситься из машины на бешеной скорости, потому что ему показалось, что карие глаза Котовской наполнились… разочарованием? Лёгкая улыбка девушки вселила в его душу замешательство. Арсений ослабил хватку, и Женя смогла осторожно освободить свою руку, подняв её выше к шее мужчины. В глазах Арсения теперь загорелось детское любопытство. Он склонил голову на бок, пытаясь раскрыть замысел Котовской, который, в принципе, был с самого начала понятен. Ему начинала нравиться эта игра, которую она вела. Он догадывался, что ценой это игры станет его разбитое сердце. Как будто однажды разбитое можно разбить дважды. Осознав, что пауза затянулась, а появившееся желание начинало сменяться сожалением о содеянном, Женя поддалась вперёд к Арсению и обвила руками его шею. Она насильно пыталась затолкать его в собственное сердце, куда дорога ему была закрыта, прижав его к себе так крепко. Всё, о чём мог думать, сейчас Арсений, это о горячем дыхании Жени на его губах. Её губы были такими настойчивыми, что от этой бешеной энергетики, которой пропиталась вся машина, хотелось рычать. Его рука опустилась на её талию, это было единственным, что мог себе позволить Попов, когда в машине присутствовал третий человек. Хотя Арс знал, что в машине намного больше людей. Как и тогда около дома Матвиенко, здесь незримо находился Шастун, и Попов знал, что не он один чувствовал это присутствие. Ощущая напряжение, которым был буквально пронизан насквозь Арсений, Женя прикусила его нижнюю губу, позволив чуть слышному стону сорваться с губ мужчины. Удивлённый Попов открыл глаза и посмотрел на улыбающуюся Котовскую, которая игриво закусила губу и притянула его к себе, откинувшись на сидение. — Расслабься и наслаждайся процессом, — шепнула Котовская ему на ухо, когда его грудь соприкоснулась с её. Какая ирония. Ведь именно эти слова он сказал ей, когда она была готова провалиться сквозь землю, лишь бы не находиться между ним и Антоном в салоне самолета. Шёпот этой девушки лишь распалял ещё больше его сознание, вытеснив так не вовремя всплывшее воспоминание. Её горячие губы коснулись мочки его уха, и Женя игриво стиснула её в зубах, принудив Арсения жадно захватить воздух. Тугой узел всё сильнее и сильнее сжимался в его животе, и взрыв должен был произойти с минуты на минуту. — Приехали, — оповестил Евгений, когда машина резко затормозила. — Валите в гостиницу. Арсений, ощутив себя застуканным школьником, поправил выбившуюся из пояса брюк рубашку и первым выскочил из машины. Спохватившись, он протянул руку Котовской и невольно залюбовался ей. Её пылавшие от смущения или желания? красные щеки оттеняли блеск красивых карих глаз, в которых отражались огни ночной гостиницы. От волнения Попов чуть ли не полез в карман за купюрами, чтобы оплатить проезд. Но стоило ему и Жене отойти на тротуар, как машина сорвалась с места, мигнув на прощание фарами. — Идём, — настойчиво потянула его за собой Котовская, которая решительно направилась к дверям гостиницы. Сдавшись, Арсений послушно двинулся за ней. Он сдался ей уже давно и лишь смиренно ждал своей участи. Стоило им оказаться в лифте, куда они шли под любопытные взгляды персонала гостиницы, оставшегося на ночное дежурство, как Попов сам вдавил всем телом Женю в холодную стену. Улыбка, заигравшая на её губах, стала его персональной похвалой. Он вдавил в неё свои губы, буквально вгрызаясь в нее, пробуя на вкус, с каждым разом убеждаясь, что именно их ему всю жизнь не хватало. Её тонкие пальцы нащупали пуговицы на его рубахе и начали расстёгивать их одну за другой. Нарастающее желание не терпело этой суеты, всё внутри Котовской умоляло разорвать белоснежную рубаху Арсения. Но девушка старалась обуздать своих демонов, поэтому смаковала каждый момент. Её руки скользнули под рубаху Арсения, а ногти впились в его крепкую спину. Почувствовав новый разряд тока, пробежавший по его телу от кончиков пальцев рук до самых ног, Попов прикусил и оттянул её нижнюю губу, сорвав новый стон, который с каждым разом становился всё громче. Арсений почувствовал себя спичкой, загоревшейся по чужой неосторожности и осветившей всё вокруг своим ярким огнём. Арсений знал, что бывает со спичками. Он знал, что, догорев, они погибали. Знал, но продолжал целовать губы Жени, запустив пальцы в её волосы, пахнувшие мятой, как тогда на балконе. — Мы не испортим твою прическу? Попов понимал, что задавал слишком глупый для ситуации вопрос, но ему нужен был глоток воздуха. Эта магия, насквозь пропитавшая воздух в лифте, вскружила ему голову, и он больше не чувствовал твёрдой почвы под ногами. — Ты, правда, сейчас думаешь о причёске? — удивилась Котовская, в глазах которой дьяволы что-то праздновали. — Я не могу сейчас ни о чем думать, кроме тебя, — покачал головой Арсений, проведя большим пальцем по её щеке, а его взгляд неотрывно следил за её губами. — Я вообще последнее время кроме тебя, больше ни о чём думать не могу. Женю словно молнией ударило. Она упёрлась ладонью в холодную стену лифта. Какая же ты мерзкая, Котовская, стала! Как ты можешь играть чувствами человека, который не сделал тебе ничего плохого. Ему же просто не повезло, он же просто влюбился в тебя. Арсений мгновенно уловил эту перемену в настроение, угадал её с первых нот. Он понимал, что магия могла рассеяться в любой момент, и он останется посреди руин разбитым и потерянным. Оттянув этот момент, он закрыл глаза и притянул Женю к себе, утопив её в собственных объятиях. Он знал, что её затянуло, пусть и по собственной глупости. Из сладкой неги, приятно разливавшейся по всему телу, их обоих вытянул раздавшийся щелчок лифта, оповестивший, что они прибыли на нужный этаж. Не отрываясь друг от друга, Женя и Арс вышли из лифта. Не понимая сам, откуда в его голове такие странные желания, Попов поднял девушку на руки и лишь на секунду замешкался: — Мы ко мне или к тебе? — К тебе, — ответила Женя, проведя рукой по щеке Арсения, одарив его тело новым разрядом. Она прекрасно помнила, что её сумка, в которой были телефон и ключ от номера, осталась у Кирилла Шмелёва. Арсений нащупал ключ в заднем кармане брюк. Он только сейчас понял, что пиджак так и остался на заднем сидении в машине. Радуясь, что предпочитал носить все мелочи в брюках, он поднёс электронный ключ к датчику, продолжив одной рукой удерживать Котовскую, и пинком открыл дверь. — Как в дешёвой мелодраме, ей-богу, — рассмеялась Женя, которую Арсений поставил на пол. Она была права. Всё было как в дешевой мелодраме. В мелодраме, где главные герои оступались, и под руку кому-то одному или, вот парадокс, сразу обоим попадался второстепенный персонаж, обычно раздражавший телезрителя. Персонаж оказывался близким другом героини, который только и ждал момента, чтобы подставить своё дружеское плечо любимой девушке, на которую кидал жалобные взгляды все первые полчаса мелодрамы, стоило ему появиться на экране. Арсений ощущал себя гадко и мерзко, зная, что роль второго плана досталась сегодня именно ему. Чтобы справиться с этим чувством, он грубо вдавил Котовскую в холодную дверь, заставив поморщиться от неожиданной, пусть и слабой боли. Её руки снова скользнули под его рубаху, вырисовывая неизвестные маршруты на его спине. Арсений успел забыть, что от лифта он шёл в распахнутой рубахе. Стиснув зубы на её губе, он заставил Женю выдохнуть своё имя, от чего у него подкосились ноги. Как сексуально и божественно оно звучало, когда она произносила его бархатистым и тихим шёпотом. Этот новый, неизвестный и незнакомый до этого звук её голоса окутал мягкой петлей его шею. Женя повела ладонями по груди Арсения, ощутив, что с каждым новым прикосновением к этому телу продавала душу. Душу, которая некогда принадлежала Шастуну. Шастун, вали из моей головы СРОЧНО! Она переместила свои тонкие пальчики на его шею и чуть сжала их, кусая его губы, принудив мужчину простонать что-то неразборчивое, по-видимому, её собственное имя ей в рот. Всё тело превратилось в натянутую струну — задень и польётся незнакомая музыка, которая утопит двух людей, находившихся на таком опасном расстоянии. Женя схватила воротник белоснежной рубахи Попова и потянула его на себя, а мужчина для поддержания равновесия упёрся двумя руками в дверь за её спиной. Он ведь даже не представлял, насколько охуеть как нужен был ей сейчас. Она схватилась за лацканы его рубахи и потянула их в сторону, оголив крепкие плечи Попова. Её выдержка с каждым новым разрядом, разливавшимся по телу, по капле покидала её. Она провела пальцами по его ключице, изучив до сегодняшнего дня незнакомое тело, любуясь реакцией, возникавшей от прикосновения. Она чувствовала, как Арсений, задержав дыхание, смотрел на неё, и ей это нравилось. Нравилось, что она ещё способна вызывать такие бешеные чувства. Почувствовав, что её стойкость стремилась к абсолютному нулю, и ещё немного и она вгрызется в это светлое плечо, покрытое родинками, Женя сделала шаг вперед, заставив Арсения на этот самый шаг отступить. Она выставила руку вперёд и мягко толкнула Попова на кровать позади него. Ощутив под собой хоть какую-нибудь опору, Арс упёрся руками и продолжал сжигать взглядом голубых глаз, по которому разливалась с бешеной скоростью манящая синева. Женя занесла руку себе за спину и потянула вниз послушный замок, который плавно и беззвучно двигался. От постоянных прикосновений Арсения девушке было жарко, поэтому корсет платья прилип к телу. Женя с большим удовольствием сейчас бы приняла душ, но испаринки пота, выступившие на лице Арсения от ожидания, давали понять, что решение было заранее неверным. Она легонько оттолкнула от себя корсет, позволив платью опуститься к её ногам. Попов заворожёно смотрел на то, как ткань скользила по тонкой фигуре Котовской, умирая у её ног. Арсений почувствовал, что в тот момент он тоже погиб. Женя сделала шаг вперёд, оставив бежевые туфли-лодочки стоять на полу. Стоя перед Арсением в одном кружевном белье цвета игристого шампанского, она чувствовала себя ужасно неуклюже, и вся оболочка роковой соблазнительницы с пшиком куда-то испарилась. On. Off. И снова On. Котовская посмотрела на Арсения, который глядел на неё с обожанием, не отрывая глаз. Включись, Женя! Отключись, Женя! Остановись, Женя! Такая разная буря чувств играла одновременно в ней, пытаясь призвать её сознание очнуться. Но Котовская уже зависла над Поповым, не разрывая зрительного контакта. Её колено разместилось между его ног, осторожно коснувшись главного органа, которым всё ещё пытался не думать Арсений. Пытался из последних сил, хоть и чувствовал приятную тесноту в своих брюках. Она коснулась его губ и отстранилась, наблюдая за его реакцией. Коснулась и снова отстранилась. Руки Арсения дрожали, и он понимал, что если он сейчас коснётся этой девушкой, то выдаст себя с потрохами. Признает своё поражение. Признает, что пропал, потерялся, утонул в ней. — Я так не могу, — покачал головой Арсений, роняя её на собственную грудь. Он понимал, что он выглядел жалким, отказавшись от того, о чем умоляло его сердце. Женя смотрела на него сверху вниз. Она понимающе кивнула, опустившись на край кровати рядом с ним. Попов растерянно изучал свои руки, будто первый раз увидел их и находил весьма интересными. Котовская откинулась на кровать, признав своё поражение, и стыдливо пыталась укрыться дешевым покрывалом, которым была застелена кровать Попова. Осознав, наконец, что пыталась сделать Женя, Арсений приподнялся, позволив ей укутаться в неприятную и колючую ткань. — Я в душ, — доложил Арсений, поднявшись со своего места. Он извлек из заднего кармана брюк мобильный и бросил его на прикроватную тумбочку. Тишина, зазвеневшая в его номере, резала его, и ему хотелось убежать от неё. Убежать от Котовской, ставшей его наваждением. Убежать от неё было так же невозможно, как убежать от самого себя, но Арс пытался. Глупо, неуклюже, разъезжаясь ногами в собственных неприятных чувствах, он бежал без оглядки, зная, что хочет вернуться. Котовской было гадко. Котовской было мерзко от самой себя. Папа бы не обрадовался, если бы узнал, кем стала его маленькая девочка с двумя косичками, с которой они пытались угадать возраст пассажиров электрички. Мама была бы не рада узнать, что её Евгения раздевается перед мужчиной, предлагая себя только потому, что какой-то Антон Шастун целуется с девушкой. Женя продолжала изучать потолок в номере Попова под шум льющейся в ванной воды. Ей не было достаточно того, что она топила себя. Ей было необходимо потянуть за собой невиноватого ни в чем Арсения. Она задумчиво водила пальцем по шрамам, появившимся днём на её ладони, еле сдерживаясь, чтобы не надавить на них снова. Она села в кровати. Можно было бы воспользоваться телефоном Попова и позвонить Шмелёву, попросив его с Евгением передать ей ключ от номера. Ввести пароль на телефоне Арсения не составило бы труда, кодом к сердцу и телефону Попова, как и к сердцу любого отца, была дата рождения Кьяры, любимой и единственной дочери Арса. Котовская повертела телефон Арса в руках, пытаясь при таком тусклом свете подтвердить свои догадки. Наклонив телефон под разным углом, Женя почти сразу заметила затёртое до дыр на экране место, отведённое под цифры «2» и «0». «1» и «5» были не так стерты, потому что не повторялись единожды в этой комбинации. «02022015» — эта комбинация была паролем в мобильном Арсения Попова. Женя подпрыгнула на кровати, когда телефон в её руках неожиданно разразился звуком, оповещавшим о принятом сообщении. Она попыталась прикрыть пальцами динамик, чтобы Попов не застукал её с телефоном в руках. Обычно Женя не имела привычки читать чужие сообщения, но сегодня что-то подсказывало ей, что принятая смс связана с ней. Убедившись, что Арсений из ванной пока выходить не планировал, Котовская развернула к себе телефон дисплеем и обомлела, когда увидела знакомое прозвище. Шаст (09.04 00:46) Арс, Женька с тобой? Шаст (09.04 00:47) Передай ей, что нам нужно поговорить. Женя знала, что она об этом пожалеет. Могла даже сказать об этом с полной уверенностью. Она ввела комбинацию цифр и открыла диалоговое окно с абонентом «Шаст», отметив принятые сообщения и отправив их в корзину. Она понимала, что никто не давал ей такого права, но она отключила телефон Арсения, вернув его на тумбочку и встав с кровати, подняла белоснежную рубаху Арсения, накинув её на свои плечи. Show must go on, Антон Шастун!