Двое лгут, когда вместе

На занятии Малфой совершенно ни о чем не думал и пытался сконцентрироваться на тексте из учебника, но получалось это чертовски плохо, потому как Грейнджер со своим женихом Уизли выясняли отношения. Драко сто раз проклял себя за то, что сел не на свое место в начале класса, а ближе к Забини, в конце. Эта парочка не умолкала с того момента, как директор МакГонагалл покинула кабинет на «несколько секунд», а по итогу пропала на целых десять минут. Он еще никогда в жизни так не мечтал о возвращении преподавателя. — Ты ведешь себя безответственно, — шипела Гермиона. Драко был уверен, что парочка считала себя мышами или комарами, но ссору слышали все и будто специально помалкивали, навострив уши, наслаждаясь представлением. — Это ты ищешь глупые отмазки с того момента, как вернулась в Хогвартс! — запротестовал Рон. — Может, на это есть причина? «Ну же, Грейнджер, расскажи всем, почему ты не хочешь целовать глупого Уизела». — И какая же? Вот он — финал. Персонажи выходят на поклон. Последний акт. Если после чистосердечного признания гриффиндорки класс не поднимется и не зааплодирует, то Малфой сделает это сам. Его одолевало желание приказать им заткнуться и выяснять отношения в другом месте, потому что он ни черта не мог запомнить, а с другой стороны грех было отказывать себе в разыгравшейся драматической сцене. К тому же завтра по школе точно пройдет слух об этом маленьком спектакле. — Я плохо себя чувствую, — наконец выдала Грейнджер, и Драко мог поклясться, что услышал с переднего ряда разочарованные вздохи. — Ничего глупее не могла придумать?! «Действительно», — Малфой громко перелистнул страницу, привлекая внимание. Несколько секунд прекрасной тишины. Чуть выцветшие картинки на пожелтевшей бумаге заинтересовали его. Вот бы превратить Уизли в гигантского червя и облегчить мучения Грейнджер. Рыжий остолоп никак не мог отстать от нее со своими вопросами. — Расскажи сейчас же, что тебе снилось, — настаивал Уизли. «Немного интересней». — Не думаю, что стоит это делать здесь. Мерлин, кажется, Грейнджер никогда не выйдет из роли зануды. Драко не особо впечатляло выслушивать вещие сны других, но он бы с удовольствием послушал рассказ Грейнджер. Вдруг Гойл — ее судьба? Смеху-то будет. — Значит, это был не я? — Неужели до него дошло? — прошептал рядом Блейз. Драко проглотил смешок. — Давай потом поговорим, — кажется, Гермиона начала осознавать курьезность ситуации и стала шептать едва слышно, что Драко приходилось напрягать все локаторы. — Это был не я, — подтвердил Уизли. — Почему ты сразу не сказала?! — он с каждым словом повышал голос и в итоге сорвался на крик. — Не истери, — очень холодно и, казалось бы, с усмешкой ответила Гермиона. — Подумать только, моя девушка меня обманывает, — рыжий снова перешел на шепот. — Недоговаривать не значит обманывать. — Итак, — в кабинет влетела МакГонагалл, — давайте продолжим. Но теперь Драко совсем не хотелось продолжать. — Я бы лучше еще послушал семейную ссору гриффиндорских идиотов, чем нудную лекцию старухи, — словно прочитал его мысли Забини. Поэтому Грейнджер ходила на свидание с Ноттом и ворковала с ним! Ох, посмотрел бы Драко на лицо Уизела, когда Грейнджер расскажет тому о «подарке» судьбы. Именно из-за таких нелепостей Малфой сознательно отказывался от всей этой чуши с родственной душой. Какого черта это досталось волшебникам, а не аутсайдерам маглам? Драко бегло посмотрел на парочку: Уизли сидел надутый и ковырял пергамент пером, в то время как Грейнджер старалась внимательно слушать МакГонагалл. Кого она пыталась обмануть? Врунишка. Да у нее на лице написано, что она совершенно далека от слов старухи. Словно почувствовав его взгляд, гриффиндорка посмотрела на Малфоя и удивленно приподняла бровь. — Что? — произнесла она одними губами. Малфой покачал головой и сразу же отвернулся. Еще чего, будет он разговаривать с ней вне стен Башни старост. Только сейчас слизеринцу не хватало подставлять себя под удар, когда все слышали практически чистосердечное признание Грейнджер. Оказаться тем самым ее секретом хотелось меньше всего, а быть центром сплетен — равносильно удару под дых. Его репутация должна быть безукоризненной перед поступлением в университет, и он не позволит Люциусу насмехаться. Больше никогда не позволит. Драко принял окончательное решение и ни в коем случае не собирался его менять. Пока есть возможность — нужно бежать. Иначе потом не будет выхода. Иначе потом он утонет в трясине. Иначе потом он не отделается от постыдной фамилии. У него есть всего один год и одна попытка все изменить. После окончания урока Малфой корил себя за то, что не имел возможности поиздеваться над Грейнджер. Он знал, что сейчас был не в том положении, и она в любой момент могла положить конец их занятиям. Но никто не запрещал стоять в стороне и слушать представление. Проследив за ней до конца коридора, Драко предвкушал насладиться зрелищем и ужасно разочаровался, когда увидел, что слизеринцы в первую очередь решили поиздеваться над Уизли. Грейнджер подозрительно оглядывалась по сторонам, будто боялась, что ее преследуют. — Что у вас произошло? Урок не успел закончиться, а все уже на ушах стоят из-за вашей с Роном ссоры. — Не думала, что мы так громко говорили. — Нет, конечно. Так… — Это не Рон, — по голосу Грейнджер заметно нервничала. Драко разъедало изнутри неутолимое желание узнать, наконец, секрет грязнокровки. Это же такой шанс поиздеваться над ней, после успешной пересдачи теста. — Ну, а кто же? — Не знаю еще. Это слизеринец, — ее голос дрожал, словно она сейчас расплачется. — Так, спокойно. Тебе нужно собраться с мыслями, слышишь? Грейнджер молчала. По ее содрогающимся плечам парень понял, что она плакала. Салазар, Грейнджер плакала. Такого не могло быть! Он прежде не знал, что она умеет это делать, не считая первого курса, когда из подземелья вышел тролль. — Пойдем, я возьму у эльфов ромашковый чай. Из-за угла показалась рыжая макушка с длинными волосами. Младшая Уизли. Она увела Грейнджер, кажется, на кухню. Малфой чувствовал себя превосходно! Он один из немногих знал секрет Гермионы Грейнджер и прекрасно понимал, что с этим делать.

***

Гермиона скрывала это, как думала, целую вечность, но теперь пришло время излить душу. Она не могла больше обманывать Рона и себя, отвечая на его прикосновения и при этом ничего не ощущая. Гермиона не получала от него того, что должна была, и также не могла ответить парню взаимностью. Под пристальным взглядом Джинни она мерила шагами комнату. Гермиона запомнила: пять шагов вдоль окна до постели и двенадцать — от дверей до дальней кровати. Она никак не могла найти в себе силы произнести хотя бы слово. Она ждала момента, когда Рон наконец-то узнает и с плеч спадет груз, но теперь, когда все произошло само собой, она совершенно не знала, что делать. Их будущий разговор неминуем, парень захочет встретиться и все обсудить, но сил и храбрости в ней оказалось меньше, чем она предполагала. — Рассказывай, что случилось? — Гермиона видела взгляд Джинни. Ей не терпелось узнать все до мельчайших подробностей. — У меня, кажется, проблемы. Джинни лишь скрестила ноги по-турецки и внимательно посмотрела на Гермиону, ожидая продолжения. — Мне снился сон… — Да, Мерлин, да! Я думала, ты никогда не расскажешь. — Все не так, — слова давались с трудом. Она никак не могла связать их в одну цепочку, и это раздражало еще больше. — Ты говорила, что это не Рон, верно? — в мерцающем свете ее глаза приобрели странный блеск. Несмотря на свою беспечность, Джинни всегда отличалась проницательностью. Она не давила, а ждала, когда Гермиона сама созреет для разговора, и девушка была безмерно благодарна за это. Слов не находилось, поэтому Гермиона быстро кивнула, бросилась на постель и уткнулась носом в грудь подруги. — Я так и думала, — продолжила Джинни. — Ты не смотришь на него больше. Он со временем успокоится. А что сейчас? Общаться как раньше и делать вид, что ничего не произошло? — Что мне делать? — голос внезапно сел. Слова прозвучали невнятно. — Превратность судьбы, Гермиона. Рон расстроен — факт. Но и ты не его избранница. Все давно это поняли, только не братец, и ему нужно время, чтобы смириться, понимаешь? Ты говорила, что во сне у тебя был слизеринец. Гермиона была уверена, что Джинни едва сдерживает в себе сочувствующий вздох. — Кто это, знаешь? — Нет. Я видела лишь змею и бледные пальцы, сжимающие мою руку. — Есть предположения? — Ну, — Гермиона отстранилась и прикусила губу, вспоминая встречи с Теодором. — Не уверена, но Теодор Нотт очень обходительный. — Да он же ходячий секс! — вскрикнула рыжеволосая. Это сравнение поразило Гермиону, и она брызнула смехом. — Даю десять галлеонов, что ты рядом с ним и месяца не продержишься. Он очарует тебя своей «обходительностью», — они захихикали, и на мгновение Гермионе показалось, что все проблемы улетучились. — Может, он и есть тот самый? — Тогда бы он обратил на меня внимание раньше. — Как насчет того, что в прошлом году он придержал для тебя дверь в класс Зельеварения? Или когда помог донести учебники в библиотеку? О, или когда вам пришлось присматривать за глизнем, пока Хагрид не вернулся? — Не знаю, но… что ты чувствуешь рядом с Гарри? Джинни задумалась, покусывая губу. Когда она так делала, то казалось, что рыжая ведьма готовила план по захвату магического мира. — Я знаю, что хочу быть с ним все время до конца наших дней. — Звучит ужасно. — Посмотрим, как ты запоешь, когда Нотт использует всю свою «обходительность». Гермиона несколько раз думала о том, как ей нужно реагировать, когда узнает о своей родственной душе. Полной уверенности в том, что Теодор Нотт — тот самый, не было. Это всего-навсего слова. Он всего лишь джентльмен, но слова подруги имели некий смысл, и, если это так, нужно узнать слизеринца получше. Гермиона думала, что Джин ужасно расстроится, когда узнает о Роне, и из-за этого искусала себе все локти, но оказалось, что Джинни догадалась сама. Груз с ее плеч был снят, но в глубине души Гермиона по-прежнему чувствовала себя паршиво. — Мне нужно идти к Малфою заниматься, поговорим потом, ладно? — сказала она и начала собирать книги. — А может, это Малфой? — Не неси чушь, — отмахнулась Гермиона. — Если это окажется Малфой, я поцелую Теодора и попрошу у него прощения. — Ловлю на слове! Дверь за ней закрылась. Как только она вошла в Башню старост, в нос ударил едкий запах, и Гермиона поморщилась, прикрывая лицо рукой. — Малфой! Малфой! — Прекрати орать и иди сюда, — он шире открыл дверь, жестом приглашая к себе. — Я не пойду в твою комнату! — запротестовала она и сильнее зажала пальцами нос. — Я не буду ждать вечность. — Пойдем в библиотеку, — настаивала девушка. — Не хочу, чтобы нас видели, особенно после твоего фиаско с Уизли. Малфой прав. Подливать масло в огонь хотелось меньше всего, и, собравшись с силами, она в несколько шагов пересекла гостиную и оказалась в комнате Драко. За спиной хлопнула дверь. Она в ловушке. И куда делась вся ее рассудительность? — Что за чертовщина у вас происходит? — Твой рыжий болван разбил дурманящую настойку и побежал к директору узнавать развеивающие чары. Гермиона мысленно поблагодарила Мерлина за снисходительность, ведь видеться с Роном хотелось меньше всего. Оставшись стоять у двери, Гермиона стала осматривать комнату. Удивительно, но грязные вонючие носки не валялись в каждом углу. Вместо этого одежда Малфоя была аккуратно сложена на стул или висела в шкафу. Кровать не отличалась от обычной кровати студентов, но выглядела чуть больше. В книжном шкафу Малфой расставил книги по алфавиту, а на некоторых полочках виднелись фолианты дополнительной литературы. На прикроватной тумбочке лежала брошюра с магическим университетом, и Гермиона подавила желание взять ее и прочитать. В целом, комната не отличалась от комнаты Рона, только книжный шкаф и цвет спальни напоминал, что она в логове змей. — Здесь уютно, если бы не зеленый цвет на каждом углу. — Я слизеринец, Грейнджер. Зеленый должен быть моим любимым цветом. — Какой же тогда твой любимый? — она сделала несколько небольших шагов внутрь и остановилась перед кроватью. Это место показалось слишком интимным. Кто знал, в чем спал Малфой и носил ли он вообще пижаму. Гермиона поспешила отвести смущенный взгляд на подоконник с цветами. — Белый, — ответил Малфой и сел на кровать. — Почему белый? — она удивилась выбору. Малфой не походил на чистого и непорочного, не был принцем на белом коне и уж тем более болел не за ту сторону. — Может, мне рассказать парочку секретов? Набиваешься в подружки, Грейнджер? — Ерунда. Малфой прошел к книжному шкафу, невзначай задев ее рукой. В этот момент она почувствовала исходящий от него запах одеколона. — Какая тема на этот раз? — он бросил несколько книг на кровать и сел с краю. — Скучная. — Познавательно, — протянул Драко. — Садись, я не кусаюсь. — Не буду! Это твоя кровать! — Я же не голый, — он пожал плечами. — Может, спишь голый и тебе нравится, чтобы тело дышало. — Вижу, ты много об этом думала, — Драко усмехнулся, и Гермиона сжала кулаки. — Мечтай, — она огляделась по сторонам. — Я возьму стул. Убери свои вещи. — Нет, им там самое место. — Тогда я буду стоять, — в тон ему ответила она и сжала челюсти. Драко вновь пожал плечами. Действительно. Напугала ежа голым задом.

***

Они занимались уже третий час, а Грейнджер все никак не закрывала рот. Она оказалась права: лекция и правда скучная. Он с трудом запоминал даты: революции гоблинов, их собрания, переселение из Америки в Англию. Создавалось впечатление, что девушка специально тянула время, будто не хотела уходить. На середине первой лекции она сдалась и села на край кровати, ближе к выходу, и Драко не мог не улыбнуться, представляя глаза неожиданно вошедшего гостя. Она держалась молодцом и не подавала виду, что ее руки дрожали, как осенний лист на ветру. Внимание отвлекали острые коленки, торчащие из-под юбки. Ни единого шрама, ни единой царапины, словно она в детстве не летела со ступенек вниз и не падала на ровном месте. Когда дверь в гостиной хлопнула, Грейнджер резко вскочила с кровати, что не могло не вызвать у Драко смех. Она одарила Малфоя злобным взглядом и продолжила рассказывать о создании комитета по защите прав гоблинов. — Все, — не выдержал Малфой, отбрасывая в сторону пергамент, — у меня больше нет сил. — Мы еще не закончили. — Я не запомню так много за один вечер. Выдохнув, Гермиона закрыла книги и сложила их в одну стопку, но уходить явно не собиралась. Она сделала в своем магловском блокноте несколько пометок, скрутила закладки, опять пооткрывала книги и оставила сие творчество между страниц. — Что ты делаешь? — процедил Малфой. — Собираюсь, не видно? — Ты делаешь это слишком долго, — раздраженно проговорил Драко. — Я делаю это аккуратно. Снизу послышлись женский смех и мужской голос. Несомненно, Уизли. Кажется, Грейнджер тоже поняла это, потому что ее тело вздрогнуло от слов рыжего за стеной: — Ты очень привлекательно выглядишь. Драко закатил глаза от сложившейся картины. Грейнджер сегодня сама дала четко понять Уизелу на глазах у всего класса, что он не ее суженый-ряженый, а сейчас поджимала губы, словно вот-вот заплачет. Он прежде не видел женских слез и не был уверен, что готов. Одна мысль, что Гермиона Грейнджер будет рыдать на его постели из-за другого парня приводила в замешательство. Что ему делать и почему он так нервничает? Она едва собрала книги, поднялась с кровати, чтобы уйти, но остановилась у двери, когда новая порция женского смеха эхом разлилась по комнате. — Малфой, — ее голос прозвучал безжизненно и тихо, словно Гермиона держалась из последних сил, чтобы не заплакать. — Я могу побыть у тебя, пока это не закончится? Его сознание кричало: «Нет!» — но совесть не могла позволить Грейнджер уйти. Он не был рыцарем, сам часто неподобающе парню относился к Паркинсон, но то, что сейчас делал Уизли, — неприлично. Парень не должен развлекаться с другой девушкой спустя несколько часов после разрыва. Плевать, что это Грейнджер. Плевать, что она грязнокровка. Она — девушка, она тоже человек, а играть с чувствами других — подло. — Да, — так же тихо выдал Драко и увидел, как плечи девушки опустились. Она все так же осталась стоять перед дверью. Ее тело вздрагивало, как у раненой птицы. А он сидел и не двигался. Драко не знал, что сказать, какие слова поддержки произнести и нужны ли они вообще. В такие моменты лучше аккуратно выбирать слова, но в его ассортименте не было подходящих. Драко чувствовал себя крайне глупо. Ввязался в историю, в которой не хотел принимать участие. Малфой мог бы выйти в гостиную и загнать Уизела и его новую подружку в комнату, но он сам часто оставался с Паркинсон в гостиной, не в силах дойти до комнаты. Вновь смех, а после протяжный стон. — Малфой, — она наконец-то нашла свой голос, — ты можешь сделать что-нибудь? Гермиона утерла набежавшие слезы и принялась тихо, беззвучно рыдать. Драко молча поднялся с постели и нанес несколько заглушающих заклинаний. Только он знал — Грейнджер это не поможет. Она отсидится у него в комнате, пока рыжий остолоп будет оприходовать новую девчонку, но факт того, что они там, внизу, никуда не исчезнет. — Тебе когда-то было так больно? — Гермиона сделала несколько неуверенных шагов в сторону постели, но так и не села. Сумка соскользнула с плеча, с грохотом свалившись на пол. Драко нахмурился, не совсем уверенный в том, что стоит поддержать приближающийся разговор. Было ли ему когда-то так больно? Однозначно было. Каждый день, когда мать выходила из комнаты с красными от недосыпа глазами. Каждый раз, когда Темный Лорд появлялся в их доме и убивал людей. Каждый раз, когда его били из-за случайно совершенных ошибок. Но было ли ему больно из-за любви? Нет. Любовь — это что-то очень сложное. Такое чувство не возникает просто так из ниоткуда. Грейнджер не любила Уизли — это закон родственных душ. Но почему плакала из-за него, словно этот недомерок был для нее всем? — К чему эти слезы? Ты же сама сказала, что он не твоя судьба. Посмотри на себя, Грейнджер. Из гадкого утенка ты превратилась в нормальную девушку и все еще переживаешь из-за придурка, неспособного запомнить за столько лет, в котором часу обед. Или ты полная дура, или не уверена в себе. При звуке его голоса она подняла голову и с удивлением взглянула в лицо парня, словно ранее в жизни абсурднее слов не слышала. — Мысль, что есть один идеальный человек, предназначенный нам, звучит прекрасно. Но это не сказка, а реальность. Я давно знала, что Рон не тот самый, но не могла найти в себе силы признаться ему. Сама виновата. — Прекрати винить себя, Грейнджер. Выглядит жалко. Она пожала плечами и села на край кровати, поджимая под себя ноги. Решив, что Грейнджер достаточно привыкла к его обществу, Драко снял жилет, ослабил галстук и сбросил ботинки, падая поперек кровати. — Что ты делаешь? «Мерлин, да она дрожит!» — он размазал слова кончиком языка по верхнему небу и усмехнулся, кожей ощутив, что его буравит укоризненный взгляд темно-карих глаз. — Не думаю, что Уизли закончит через пять минут, — обыденно произнес Драко, стараясь не обращать внимания на ее реакцию, — хотя это будет вполне ожидаемо. Поэтому, я собираюсь вздремнуть. — Не смей этого делать! — Гермиона ударила его книжкой по плечу. — Я тебя приютил, я тебя и выгоню. Прекрати. Ложись и наслаждайся тишиной. — Я не собираюсь лежать с тобой в одной постели, — даже с красными от слез глазами она продолжала выглядеть непринужденно. — Если притронусь к тебе, можешь сразу же жаловаться МакГонагалл на мою извращенскую натуру. Грейнджер размышляла, он не торопил. — Уверен? — робко произнесла Гермиона и посмотрела на Малфоя. Он лежал, закинув руки за голову, и смотрел в потолок, словно там хранились ответы на все вопросы. Он молча кивнул, и Гермиона, скинув ботинки, легла с краю. Драко усмехнулся, разглядывая розовые носки девушки. Он вытянул палочку и произнес: — Старколл*. Весь потолок усеялся звездами. Они мерцали и переливались, словно настоящие. Гермиона открыла рот, чтобы произнести восторженный крик, но вместо этого он услышал лишь облегченный вздох. Драко никогда не думал, что будет лежать с девушкой на своей постели и смотреть на звездное небо. Он часто делал это сам: плохие воспоминания улетучивались, в голову не лезли бредовые мысли, будто сознание освобождалось, и он чувствовал легкость и спокойствие. И сейчас, когда рядом Грейнджер, биение сердца которой он отчетливо слышал в тишине, лежала и делила с ним такое прекрасное мгновенье. Она не задавала вопросов, не пыталась рассказать глупую историю из детства и не делала ничего из того, что делала Паркинсон. Гермиона Грейнджер просто была. Он не знал, сколько они так пролежали, не помнил, чтобы о чем-то говорили, но заметил, что в аромате Грейнджер было что-то сладкое и нежное.