Двое лгут, когда вместе

Драко не понимал всей иронии. Ему приходилось торчать на скучнейшей в мире вечеринке в честь виновника торжества, который, по всей видимости, решил не посещать праздник. Он, черт возьми, остался в Хогвартсе, и Драко понимал для чего. Его злило, что рядом с Гермионой находится проклятый Нотт, а не он. Ему приходилось по нескольку раз за час выслушивать от гостей, какой замечательный Теодор и как им всем не терпится познакомиться с будущей миссис Нотт. Драко ненавидел весь этот аристократический мусор. Он не был идиотом и прекрасно понимал, для чего пригласили его семью — высмеять и показать себя верными и преданными Министерству личностями. Но Драко знал, что одно время мать Теодора Нотта доносила информацию Темному Лорду о делах в Министерстве. Драко отмахнулся от очередного приветствия и встретился взглядом с отцом. Они так и не смогли поговорить. Весь вчерашний день и сегодняшнее утро Драко прятался, чтобы избежать разговора, которого так боялся. Выработанное годами внутреннее предчувствие подсказывало, что рождественский семейный ужин всего лишь предлог и то, ради чего отец позвал его, в скором времени обрушится ледяным потоком. Он всегда так делал. Нарцисса вежливо улыбалась гостям, держа за руку мужа, словно он был спасательной соломинкой. Она никогда не любила повышенное внимание к своей персоне и со всех торжеств уходила слишком рано, ссылаясь на головную боль или чрезмерную усталость. Но Драко знал, что она не могла слишком долго выносить присутствие Люциуса и его откровенную ложь. Власть, деньги, статус и правильное положение в обществе — вот что на самом деле интересовало его. Драко поспешил отвести взгляд и одним глотком влил в себя содержимое бокала. Он знал, что поплатится за это, но ему нужно было забыться, лишь бы не думать о дальнейшем разговоре и о Грейнджер. Черт возьми, он так и не смог послать ей письмо. Драко боялся, что Люциус перехватит сову, и тогда Гермиона окажется в опасности. Драко был готов сделать все, чтобы выбраться из ямы, которую вырыл своими же руками. Но риск оставался слишком велик. Драко мог только надеяться, что проклятый Нотт не станет распускать руки и действовать у него за спиной. В далеком детстве он не мог себе представить и дня без своего лучшего друга и словно хвост везде таскался за ним, подражал, держал голову так же высоко, как Тео, не обращая внимания на остальных. Их учили, что чистота крови — это важное правило, и чтобы достичь высокого уровня в обществе, они должны придерживаться его. К своему стыду, Драко хотел быть похожим на Нотта и так же спокойно отвечать на едкие фразы. Для вспыльчивого Малфоя Теодор всегда был примером сдержанности, и каждый раз, когда в Драко поднималось желание надрать задницу очередному обидчику, он давил в себе бурю и представлял, что скажет Тео. Ему важно было получить его одобрение. Но к третьему курсу влияние наследника рода Ноттов отпустило Драко, но лишь немного. Теодор стал вести себя более чем странно, постоянно исчезал из поля зрения, закрывался в комнате и читал, так много, что голова шла кругом. Он перестал практиковать непростительные; человек редкой жесткости, он буквально вдохновлялся видом смерти, теперь стал избегать с ним встреч и во время семейных вечеров садился в другой конец стола. В Хогвартсе стал все чаще посещать библиотеку, чего не позволял себе в первые два года учебы. В своем поместье свободное время проводил именно таким способом, что очень радовало Нотта-старшего, но злило Драко. Драко не мог не заметить перемену в лучшем друге и стал выслеживать каждое его движение. Именно в школьном кладезе знаний Теодор встретил Гермиону Грейнджер — странную подружку Гарри Поттера с большими зубами и вечным беспорядком на голове. Драко не верил, что чистокровный волшебник мог спутаться с грязнокровкой, но именно в тот момент в Драко словно что-то щелкнуло, и он напрочь оборвал все связи. Но Теодор словно нарочно продолжал маячить у него перед глазами и из года в год все больше раздражал своей глупостью и неосторожностью. Его влюбленные глаза были видны за километр, и только удача помогала ему так долго прятаться и скрывать свои чувства, которые, черт возьми, росли с каждым годом. Однажды Забини, успешно занявший место бывшего лучшего друга, вычислил Нотта и стал пускать слухи, от которых хотелось рвануть в уборную, вставить два пальца в рот и вывернуться наизнанку. Слишком мерзко это звучало. И слишком правдиво. Но тот лишь пожал плечами и сказал, что они глубоко ошибаются. Нет ничего плохого в обыкновенной вежливости и сдержанности. Чертовой сдержанности, которой так легко овладел Теодор и которая так тяжело давалась Малфою. Он ему поверил. Во времена Темного Лорда Драко хотел быть похожим на него, так же легко выдерживать испытания, познавать нового себя, испытать свою совесть трудом и терпением, погасив в себе любую надменность и тщеславие. Завидовал ли он ему? Да. Он мечтал быть таким же сильным и смелым, плевать на всех и вся с высокой горы, придерживать дверь грязнокровкам и мило улыбаться, когда те говорят: «Спасибо». Драко восхищался Тео и одновременно ненавидел его. Несмотря на всю чертовщину, что происходила между ними, Драко по-прежнему завидовал Теодору Нотту, и мысль, что теперь он так же связан с Гермионой Грейнджер, убивала его. Ему и так всегда доставалось лучшее, он получал самые высокие оценки и внимание женского пола, и только квиддич оказался для Тео недостижимой вершиной. Возможно, Драко не смог бы поистине узнать глубину своих чувств, если бы на горизонте не появился Теодор Нотт. Закончить свой прочувствованный монолог он не успел, потому что проклятая Панси Паркинсон хлопнула его по плечу, многообещающе подмигнула и исчезла в коридоре, заставив Малфоя смотреть ей в след в бессильной ярости. Она была невыносимой. Панси принадлежала к тому типу людей, кто всегда добивался желаемого, и в этот раз у нее тоже все получилось. Обернувшись по сторонам, Драко выпил содержимое еще одного бокала и лениво поплелся в коридор, где минуту назад скрылась Паркинсон. Она стояла немного поодаль главной гостиной, прислонившись обнаженной спиной к стене, а на алых губах играла победная улыбочка. Красное платье до колен подчеркивало ее длинные ноги и точеную фигуру, но выражение лица, с которым она смотрела на него, напрочь отбивало все желание вести диалог. — Чего тебе? — огрызнулся Драко. Ее губы расплылись в ленивой улыбке. Панси оттолкнулась от стены и, сделав два шага к Драко, оказалась в его личном пространстве. Раньше он не возражал бы подобному раскладу, но сейчас ее игры зашли слишком далеко. — Я заметила, что ты скучал, и подумала, что было бы неплохо составить тебе компанию, — она опустила руки ему на плечи и обвила его тело, словно змея. Истинная Слизеринка. — Мы с тобой это уже обсуждали. — Я надеялась, что ты передумал. — Ты понимаешь смысл фразы «Все кончено»? Она наигранно надула губы и громко рассмеялась. — Что же такого в этой Грейнджер? Неужели ты и вправду думаешь, что Люциус позволит тебе быть с ней, Драко? Это наивно и глупо. Мы прекрасно знаем, как тебя воспитывали. Он ни за что не позволит тебе быть с ней. Только самое ужасное в том, что ты действительно хочешь этого. — Замолчи, — огрызнулся Драко и скинул с себя ее руки, — тебя это не касается. — Видимо, она глубоко тебе запала, раз ты так со мной разговариваешь, — Панси вернулась к стене и вновь прислонилась к ней спиной. — Я думала, что после всего, что было между нами, особенно перед отъездом, ты возьмешься за ум. — Что-то еще? — Интересно, почему Нотт не поехал? — она огляделась по сторонам. — Наверное, как-то пронюхал о нашей с тобой маленькой тайне, — сказала она с усмешкой и перевела скучающий взгляд на свои ногти. Драко отступил назад и уставился на нее. Она же блефовала. Это всего лишь очередная игра. Драко знал Паркинсон с малых лет и думал, что она его родственная душа и вместе они проведут всю свою жизнь, но она оказалась умнее и хитрее. — Кому ты сказала? — ярость поднималась в нем так быстро и так горячо, что ему захотелось броситься на нее и задушить собственными руками. — Что сказала? — она удивленно приподняла бровь, словно ничего не понимает. — Кому. Ты. Сказала? — прорычал Драко, начиная терять терпение. Он шагнул вперед, и мышца задергалась на его скуле. — Кажется, только Забини. Будь проклята Панси и ее ревность! — А он мог сказать Нотту. Как думаешь, Грейнджер уже узнала о нашей тайне? Драко не сдержался. Он грубо схватил Паркинсон за шею и притянул к себе. Их лица оказались на одном уровне. Он не имел привычку бить девушек, но Паркинсон напросилась. Он смотрел в ее довольные глаза, а она, казалось, только упивалась его злостью. — Скажи, что это ложь. Скажи, что ты соврала, иначе я… — Ударишь меня? — она вновь улыбнулась и взяла его за руку. — Ты не бьешь девушек, Драко. Тебя не этому учил отец, так же, как и не бегать за грязнокровками. — Не называй ее так, — Драко резко отбросил ее обратно к стене, отчего она пошатнулась и едва не упала. Он двинулся вперед, отпихнув Паркинсон плечом. — Ты изменилась, Панс, и стала той, кем всегда боялась быть, — злобной сукой. Драко знал, что ему срочно нужно вернуться в Хогвартс и объясниться перед Гермионой. Он был больше чем уверен, что именно по этой причине Нотт не поехал домой. Для него это отличный шанс отомстить или уничтожить его, а он ни за что не упустит такую возможность, только не после того, что Драко сделал. Эта война длилась слишком долго, и на этот раз Драко оказался на втором месте. — Люциус не отпустит тебя! — кричала ему вслед Панси. — Он уже все знает! Драко остановился так резко, что едва не потерял равновесие. Этого не могло быть. Почему же он ничего не предпринял? — Ты больше не поедешь домой, Драко! — никак не могла уняться Панси. Стук ее каблуков становился все громче. Из коридора, кажется, пропал весь воздух, и Драко нечем было дышать. — Повтори, — потребовал Драко. — Что ты только что сказала? На секунду Панси остановилась, словно раздумывала, стоит ли говорить. Но Драко и так все слышал. Ему нужно было убедиться, что это не голос внутри него кричал и пугал. — Люциус уже знает. С того момента, когда ты упал перед ней на колени на глазах у половины Хогвартса. Это была твоя ошибка, только твоя, — добивала она, и, черт возьми, у Панс это прекрасно получалось. — Ты ему сказала? — бессильная ярость переполняла его, жгучая, как голод. — Нет… — Кто? — Я говорила Забини, что нужно подождать, но он был слишком зол. Ты скрыл свои чувства к ней от нас всех, и это взбесило его. Драко постарался сдержаться, взять себя в руки, чтобы не вернуться обратно и не всадить Забини по самые мерлиновы кальсоны. Он ведь считал его лучшим другом! Человеком, которому можно доверить свою жизнь и не ошибиться, и именно в тот момент, когда Драко требовалась поддержка, его ударили в спину. По спине побежали мурашки. Он то сжимал, то разжимал кулаки, чтобы хотя бы немного успокоить рвущуюся наружу злость. Глубокий вздох — это все, что он мог выдавить из себя. Драко постарался сконцентрироваться, успокоить злость и раздражение, но стук каблуков Паркинсон только будоражил. — Драко, — бархатистый голос вывел Драко из ступора, и, медленно подняв голову, он встретился взглядом с серыми глазами отца. Тот смотрел на него с презрением, ненавистью, отвращением и чем-то таким, от чего сердце Драко забилось пуще прежнего. Впервые за долгое время он вновь испугался отца. Скинув с себя оцепенение, которое сковало его тело и мысли, он бросил быстрый взгляд через плечо на Панси, но ее улыбка померкла. Она тоже больше не казалась такой уверенной. — Пойдем, — продолжил Люциус, не спуская с него глаз, — нам нужно поговорить. Всю дорогу Драко старался придумать оправдание, которое не выглядело бы жалким. По правде, он совершенно не знал, что говорить и как объяснить свое поведение. Последний их разговор закончился не на самой веселой ноте, и именно перед отъездом в Хогвартс Драко дал слово, что не встанет на скользкий путь, а сделает все, что в его силах, чтобы вернуть Малфоям прежнюю фамилию. Он с треском провалился. Мать сидела рядом и крепко держала его за руку. Она всегда была рядом во всех трудных ситуациях, никогда не оставляла его и в этой нелегкой войне против отца, поддерживала Драко, что, несомненно, радовало и придавало сил. Отец то и делал, что недовольно хмыкал, бросал презрительные взгляды и кривил губы, словно от одной мысли, что его сын — предатель, ему становилось тошно. Драко едва сдерживал себя. Они зашли в пустой дом, объятый темнотой и холодом, и все так же молча направились в кабинет отца. Пустые стены служили напоминанием о недавних событиях, семейные реликвии больше не украшали длинные коридоры, и теперь дом выглядел бездушным и заброшенным. Зайдя за отцом в кабинет, Драко постарался отбросить болезненную мысль, что Люциус отдал большинство ценных книг в Магическую библиотеку, чтобы произвести впечатление на ту единицу оставшихся друзей семьи Малфой. Мать закрыла за ними дверь и судорожно вздохнула. — Я только одного не могу понять, — Люциус сел за стол из красного дерева, скрестил руки и недовольно посмотрел на него, — как тебе пришло в голову упасть перед этой чертовой грязнокровкой на колени. Кем бы она ни была, ты не имел права так делать. Драко сильнее сцепил зубы, чтобы не закричать, ведь так он только ухудшит свое положение. За спиной послышались шаги. Нарцисса села напротив, у окна, и отвернулась. — Значит, твоя родственная душа — та самая Гермиона Грейнджер? — Не дождавшись ответа, Люциус продолжил: — Позор! Как так получилось, что ты спутался с ней? Твоя свадьба с Паркинсон должна состояться после окончания Хогвартса. Только так ты сможешь вернуть себе репутацию. Паркинсоны и так слишком добры к нам… — Я не собираюсь на ней жениться, — отрезал Драко. Одна бровь Люциуса поднялась, на высоком лбу появилась глубокая морщинка. — Ты же не думаешь, что я позвал тебя, чтобы спрашивать твое мнение? Мы с твоей матерью приняли единогласное решение. Драко резко обернулся через плечо, но Нарцисса тут же отвела взгляд. Ее губы слегка дрожали, и она прикрыла рот ладонью, чтобы не выдать своего волнения. Но Драко знал ее слишком хорошо. Последняя надежда, за которую он держался, — рухнула. — Но… — Ты что думал? Вернешься ко мне в дом, и я приму тебя с распростертыми объятиями? — Люциус подорвался из-за стола, вцепившись пальцами в края. Исключительно бледное лицо стало суровым, свисавшие на плечи платиновые волосы блестели и вздрагивали в такт телу. Драко почувствовал, как в нем поднималась давно забытая паника, и попятился назад. Все слова тотчас вылетели из головы. — Я не позволю тебе очернить нашу великую фамилию. — Куда мне до тебя, — резко выплюнул Драко. Глаза Малфоя-старшего потемнели, и губы сжались в тонкую линию. — Ты же не думаешь, что подружка Гарри Поттера выберет тебя? Драко молчал. Отец всегда знал, за какие нити дергать, и в этот раз у него отлично получалось. Он хмыкнул, и на губах появилась едва заметная ухмылка. — Что ты ей можешь предложить, Драко? Хорошую репутацию? Счастливую семейную жизнь? Ты даже не сможешь выйти с ней в люди, чтобы не услышать в свой адрес парочку лестных слов. Драко готов был поспорить, но в голове у него зарождались те же вопросы. — Другое дело Нотт, — Люциус вышел из-за стола и двинулся к нему, — его мать никогда не понимала своего предназначения, поэтому сбежала с поля битвы, прихватив с собой своего труса-сынка. Ты не будешь с этой чертовой грязнокровкой. Мы боролись против этого, забыл? — Лучше бы забыл. — Все скоро опять поменяется, Драко. У нас есть план… — Драко заметил, как по губам отца скользнула самодовольная улыбка, и это сначала удивило его, потом разозлило. — Что? — Драко сделал к нему шаг, крепко сжимая кулаки. — Ты совсем спятил? Поттер не для этого прикрыл твою беспомощную задницу, чтобы ты опять строил за его спиной планы! — Так, значит, теперь Поттер стал твоим примером для подражания? — спросил Люциус, искоса поглядывая на сына. — Скажи ему, Нарцисса, скажи, что мы готовим! Проклятый Гарри Поттер не долго пробудет у власти, и Малфои смогут вернуть себе имя, а ты… — Нет, ты не втянешь в это мать! И меня. Лучше бы тебе забыть об этом, иначе Министерству станет любопытно, что происходит за высокими стенами Малфой-Мэнора. — Ты угрожаешь мне? Ничего не ответив, Драко направился к выходу. Злость бурлила в нем, взывая к необдуманным поступкам. Он едва сдерживался. Не ради этого погибло столько людей, не ради этого честь и гордость семьи Малфой пытаются восстановить совсем чужие люди. Черт возьми, не ради этого! Впервые в жизни Драко хотел причинить отцу боль. Не просто боль, а страдание. Он не шутил, когда сказал о Министерстве, и в его груди ничего не екнуло при мысли, что отца посадят в Азкабан. — Значит, ты сделал свой выбор. — Люциус, нет! — истерично закричала Нарцисса. — Брахиабиндо! Драко едва успел отскочить в сторону, как на пол недалеко от его ног упала веревка, готовая связать тело. Драко старался дышать ровно, размеренно, но плач матери только разжигал новую волну ярости. Палочка дрожала в руках Люциуса, а на губах играла победная улыбка. Он был уверен, что запугал Драко. Что его план удался. Что теперь он прибежит просить прощения и станет играть в грязные игры. Нарцисса крепко сжимала руку мужа и в отчаянии смотрела в спину быстро уходящего прочь сына. Драко запер дверь в комнату и устало упал в кресло, запуская пальцы в волосы. Он пытался переварить информацию и найти хотя бы один призрачный аргумент в пользу того, что ему послышалось. Что не для этого отец все это время держал его на коротком поводке, пытался уговорить остаться в Мэноре и продолжить семейное дело. Не закончить ли начатое Темным Лордом входило в его планы? Какого черта он впутал свою жену, зная, как тяжело она переносила все напрасные смерти в этом проклятом доме. Драко прикусил внутреннюю сторону щеки, чтобы не расплакаться как девчонка. Хотя именно этого ему сейчас хотелось. Он оттолкнул навязчивый голос в голове написать Грейнджер, рассказать ей обо всем, но риск все еще оставался велик. Драко мог только представить, что отец сделает, если перехватит письмо. Оказывается, врали все: отец, которого он раньше ставил себе в пример; мать, за поддержкой к которой он мог обратиться в любую минуту; лучший друг — хранитель всех его тайн — и близкая с самого детства Панси Паркинсон. Ему врали все. Все, кроме Гермионы Грейнджер. Той самой Грейнджер, которой завидовал с первого курса, которую он пытался оскорбить при каждом удобном случае. Той самой Грейнджер, что сломала ему нос на третьем году обучения и оказалась его родственной душой. — Драко, — тихий стук вывел его из транса. Он вскочил с кресла и направился к двери, сжимая в руках рукоять палочки. — Драко? — Ты одна? — Драко боялся даже представить, что за спиной матери мог стоять отец и держать ее за горло. — Да, — спустя несколько секунд ответила она. Набрав в легкие больше холодного воздуха, он медленно распахнул дверь, и в комнату тут же зашла мать. — Я не хотела, чтобы Люциус видел меня. Он в ярости, Драко. Тебе лучше вернуться в Хогвартс. Там безопаснее. Она смотрела на него глазами, полными слез, осторожно провела рукой по щекам, а потом обняла так крепко, что ему едва хватило воздуха. Ее тело сотрясалось в рыданиях, руки лихорадочно бродили по спине, и Драко ничего не оставалось, как обнять ее в ответ и уткнуться в плечо. Как в далеком беззаботном детстве. — Я пойму, если ты это сделаешь, — шепнула ему на ухо, — я правда все пойму. Будет сложно, но мы справимся. — Только если ты готова. Она ничего не сказала. Лишь сильнее обняла и, тут же отпустив, отступила на шаг. — Гермиона Грейнджер хорошая девушка. Я тоже должна быть хорошей женой и матерью и сказать тебе, что это неправильно, что род Малфоев и Блэков еще никогда не связывался с маглорожденными, но и судьба никогда не связывала нас с такими, как она. Может, это шанс, Драко. — Даже если так. Нотт… — Нотт может быть близким другом семьи. Помнишь, как вы играли вместе? — Подвязывать домовиков за ноги к люстре сложно назвать игрой. Нарцисса улыбнулась и прикрыла глаза, словно проваливаясь в воспоминания. — Родственные души — это не обязательно влюбленные сердца. Ей может просто быть комфортно с ним, Тео может стать для нее близким другом или братом, но поистине она будет с человеком, которого любит. И кто любит ее. Мы с твоим отцом не любим друг друга. Я до сих пор не знаю, кто он, о чем думает, когда остается один, и что творится в его голове, когда он не получает своего. — Ей все равно нужно выбрать. — Она может ослабить связь физической близостью, получив при этом удовольствие. Драко даже не хотел представлять Гермиону рядом с проклятым Теодором Ноттом, не говоря уже об их физическом контакте. До его появления он даже не думал, что способен ревновать Грейнджер. Драко никогда не сталкивался с подобным чувством. Слышал о нем, но ни разу не испытывал. Другое дело Панси. Она постоянно его ревновала и не упускала возможность сообщить об этом. — Я наделал много глупостей, — грустно сообщил Драко, присаживаясь на край кровати. — К тому же провалил тест, и мой средний балл снизился. — Я уверена, что ловец — это не последняя профессия в мире, — Нарцисса погладила сына по плечу и ласково улыбнулась, как улыбалась всегда, когда хотела его подбодрить. Она верила в него, и это придавало сил, стимулировало двигаться дальше и не сдаваться. — Ты всегда неплохо разбирался в зельях и лечебных заклинаниях. Помнишь, как ты тренировался на сломанном пальце Тео? Драко тихо засмеялся, вспоминая, как Нотт упал с дерева и сломал палец на ноге, и, чтобы выглядеть лучше, чем являлся на самом деле, Драко принялся колдовать над другом. В конечном итоге его кости срослись, но после этого он стал хромать, и только в Св.Мунго смогли исправить ситуацию. — Гермиона Грейнджер очень храбрая девушка. И когда все наладится, я жду вас на ужин, чтобы лично познакомиться с ней. Признаюсь, — продолжила она, заметив озадаченный взгляд сына, — это будет сложно, ведь мы столько лет не нарушали традиции, и первое время мне придется сдерживать себя. Но главное для меня — это твое счастье, Драко. Если ты счастлив, то я спокойна. Он поднялся с места и заключил мать в крепкие объятия. — Спасибо тебе. — Уезжай завтра. Я не смогу тебя проводить. Возвращайся в Хогвартс и делай то, что приказывает сердце. Она скрылась в тени коридора так же неожиданно, как и появилась. После разговора с матерью у Драко разрывалось сердце. Он видел правильный путь, но не знал, стоит ли на него ступать. Дорога окажется сложной, будет много препятствий, и ему потребуется поддержка, чтобы преодолеть все. Драко ложился в холодную постель с мыслью, что это последний раз, когда он спит в родной кровати и видит старое семейное зеркало напротив, а в нем человека, принявшего решение, способное изменить все.