Ruelle — Secrets and Lies
Эва овсянку постную с утра жуёт, до конца и не понимая, почему что повкуснее не выбрала. Голова гудит и раскалывается, а мысли в ней, словно рой пчел беспокойных, носятся, хозяйке отдохнуть не давая. Сонный взгляд глаз, красных от чего-то, за входом внимательно следит, а в голове доска школьная вырисовывается, да галочки с крестиками ставятся — знает или нет. Вот только крестиков отчего-то не уменьшается с каждым годом. Глаза вдруг проясняются, походку вальяжную, делано крутую, заприметив. Челку тот откидывает, спотыкаясь на входе. И секунды не проходит — с дальнего конца смех раскатистый раздаётся. И Эва знает, через пять секунд профессору МакГонагалл придется покраснеть, реванш не такой уж и приличный услышав Раз. Два. Три. Четыре. Пять. — Когда у тебя в очередной раз упадет, и ты вернешься в гостиную раньше колокола, я буду смеяться также. Шистад глаза закатывает, но замолкает, сокурсника терпеливо дожидается. Отчего-то не противно, как бывало обычно, ей смотреть на то, как парни рукопожатие привычное выполняют. Вверх, вбок Хлопок. Раз-два. Готово.***
— Эй, ты куда это собрался? — девочка рыжеволосая, лет шести отроду, на окно открытое вопросительно смотрит да на паренька, ровесника своего, за пределы рамы вылезти пытающегося. — Не твоё дело. Расскажешь взрослым — прибью, — гордыней уже в шесть пахнет, а самодовольство через окно первым лезет. Но отчего-то задерживается парнишка чистокровный, девочку с веснушками на щеках пухлых разглядывая. — Крис, ты там долго? У меня руки болят! — голос гнусавый из-за другой стороны стекла доносится, девчушку на носочки встать заставляя. — Не расскажу, если возьмете с собой, — голову рыжую гордо вскидывает и ножкой притопывает, важность свою этим показывая. И только мальчик возразить пытается, так головой сразу же мотает, другие предложение не принимая. — Ладно уж, иди давай, — вперед пропускает, девчушку подсаживая, и другу носатому передавая, да сам следом пролезает, в последний раз оборачиваясь, проверяет, вдруг взрослые увидят. — Этот вечер — скукотень полная. Эва Квиг Мун, — руку протягивает и фыркает, в ответ не получив. — Крис. Крис Шистад, — с усмешкой, невероятно взрослой для ребенка, смотрит, руки в карманы брюк строгих засунув. — А, это твои родители погибли. Сожалею, — гордыня у второго мальчишки поменьше, а сердце побольше — так кажется ей в эти минуты. — Вильям Магнуссон, — Вильям руку в ответ протягивает, а девчушка взгляд неодобрительный со стороны друга его подмечает. — Ну, Эва, раз уж ты увязалась за нами, то учись, — Кристофер к парнишке поворачивается и с улыбкой самодовольной за подружкой новой наблюдает. Вверх, вбок Хлопок. Раз-два. Готово. И в конце вечера, когда обратно они в детскую залезают, чтобы взрослые не заметили отсутствия их, уже нет того высокомерия, той самовлюбленности. Лишь заинтересованность. — Ну, пока, Эва Квиг Мун. Может, увидимся еще, — улыбается Крис, руку протягивая. Вверх, вбок Хлопок. Раз-два. Готово.***
— Эва, очнись! — девушка хмурится, перед собой не шестилеток неопытных видит, а губы ярко-красные, в улыбке расплывающиеся. — Урок через 5 минут. Глубоко вздыхает, со скамьи с тяжелым стоном под добродушный смех подружки поднимаясь, и к выходу идет, воспоминания из головы прогоняя. — У нас новенький, ты слышала? — она не вдумывается, головой мотает, под ноги себе смотря, лишь бы не споткнуться, — Мне Вильде рассказала. Перевелся из Шармбатона, ни с того, ни с сего. — Что, она нашла себе нового Вильяма? — усмехается, наконец на лепет однокурсницы внимание обращая. Сатре на неё убийственным взглядом смотрит, но от улыбки белоснежной не сдерживается. — «Это не мой типаж. Да и у меня же есть Магнус». Будь он более высоким и следил бы за состоянием волос, уверена, никакой Магнус её не остановил бы. — Ты его уже видела? Куда его распределили? — Мельком. На самом деле он нисколько не похож на типичного Слизеринца. — Будто нашей школе и до этого не хватало ублюдков, — Эва вздыхает, уже за парту в кабинете трансфигурации садясь. Нуры уже след пропал — выбеленные волосы среди зеленых галстуков виднеются, в объятии парня своего утопая. Удивительно, что за полгода никто из них и слова не вякнул в присутствии Магнуссона. Кабинет она просторный оглядывает, и лишь спустя несколько секунд волосы пшеничные замечает, и обладателя их, что походкой твердой к ней приближается. — Пришёл извиниться и написать за меня эссе? — Я занятой человек, Мун. И я к тебе от МакГонагалл. Она просила передать, что… — С каких пор ты подрабатываешь посыльным, Шистад? — усмехается, глядя, как глаза зеленые закатываются недовольно. И улыбается довольно, про себя отмечая, что смотрела бы на это вечно. — Заткнись и послушай. У нас новенький, и тебя… — Не пытайся меня обмануть, он на Слизерине. Это ваша задача. — Нет, Мун, это твоя задача. Я слишком занят предстоящим матчем, Ванити заменяет мадам Трюк, пока та лечится, а Эйвери, благодаря твоим дружкам, в больничном крыле. Сегодня после уроков Юнас ждет тебя у Большого зала, — он удаляется так быстро, что Мун и слова сказать не успевает, да сидит с бровями поднятыми и взглядом убийственным. А тот напоследок оборачивается, усмехаясь, и про себя подмечает, что готов смотреть на это вечно.***
— Ты — Юнас? Парень кучерявый в галстуке зеленом от стены неспешно отходит, руки из глубоких карманов мантии вынимая. Глаза у него светлые довольно для волос иссиня-черных, а ресницы, наверное, длиннее её, так ей кажется. — А ты — Кристофер? — он хмурится, и улыбка прорисовывается на губах. Эва почему-то про себя подмечает, что они у него не такие пухлые, как у Шистада. — Придурок… — Мун губы поджимает, старосту школы проклясть вечером собираясь, — Кристофер забил на свои обязанности, поэтому придётся тебе терпеть общество гриффиндорки. — Меня не заботят ваши стереотипы. — Это пока. Мун хмыкает, с Большого зала начиная. По коридорам его проводит, кабинеты основные показывая и про профессоров пару слов добавляя. Подмечает, что походка у него не такая уверенная, как у Слизеринца, а тон неожиданно вежливый. Его смех улыбку в ней вызывает, ямочка еле заметная — умиление. На слизеринца он совсем не смахивает, Эва с подругой соглашается и впервые предполагает, что Шляпа, быть может, ошиблась. К гостиной его проводит, а в ответ благодарность в глазах видит. В нём уют, спокойствие она находит, и отчего-то обратно возвращаться совсем не желает. Они расходятся наконец, у Большого зала с утра встретиться договариваясь, и улыбка с лица рыжеволосой сходить отчего-то не хочет. — Как прошла экскурсия, Мун? — голос жизнерадостный, вздрогнуть от неожиданности заставляет и палочку в руке сжать, лишь бы не достать её из карманов мантии. Она напротив него садится, запах корицы, с детства знакомый, вдыхая, и замирает от чего-то на несколько секунд, биение собственного сердца не слыша. Но головой трясет, наваждение отбрасывая, и выпрямляется, на парня грозным взглядом глядя. — Отлично, Козел. — Если бы я ее провел, моя команда бы осталась без капитана, — он откровенно смеётся, руку на колено её кладя, и губы поджимает, когда рука эта скинутой оказывается. — А я осталась без заслуженного отдыха, — она терпеть его не может и отчего-то экскурсию с Юнасом вспоминает. На Слизеринца последний раз взгляд бросает и подмечает, что ошибкой это было, пусть и глаза у него выразительней, брови аккуратней, а губы более манящие. — Не ломай комедию. Ты рада. — Была, пока я не встретила одного придурка, — глаза закатывает, руки у груди складывая и в кресло проваливаясь, — настроение еще больше портить не хочет. — Ревнуешь? — Боюсь за паренька. Вдруг ты и ему жизнь сломаешь, — он слишком сильно головой мотает, челку отросшую назад откидывая, на девушку теперь смотрит, — Ты же коварная, Э-ва, — он наклоняется, в ухо шепча, имя её приятно растягивая с ухмылкой на губах блестящих. И девушка вновь замирает на минуту, лишь тяжелое дыхание Слизеринца у себя на шее чувствуя. — Эй, читали сегодняшнюю газету? — Голос, всегда задорный, но сейчас какой-то напряженный прерывает, посередине вклиниваясь, и сверток с фотографиями движущимися показывает. — На магглов опять напали. Сожги деревню где-то на окраине. Эва хмурится, газету у Эскиля забирает, и заметку раз за разом перечитывает. Губу сильно закусывает и отчего-то на Слизеринца, вновь на кресле спокойно сидящего, смотрит. — Хреново… — в один голос они говорят, от Пуффендуйца отворачиваясь, и каждый о своём думая. Не догадываясь, что мысли у них, словно братья-близнецы, схожи.