Seinabo Sey — Pistols At Dawn
Его волосы кучеряшками веселыми постоянно завиваются, в аккуратную прическу совсем укладываться не хотят. Но ей нравится пальцы в них запускать во время поцелуя очередного. Глаза карие глубоки на удивление, и смотреть в них — одно удовольствие. Будто в шоколаде горячем утопаешь. Эва думает это в первую неделю, когда со Слизеринцем вечера проводит, у озера, луной освещенного, гуляя, да от профессоров в Хогвартсе ночном вместе с ним прячась. И сама ведь староста, и пресекать такое должна, но не может под упором устоять, сама не зная, почему. Когда в гостиной старост они сидят, расстаться пытаясь да поцелуями друг друга одаривая, кажется, что не было времени лучше на памяти её. Только губу Васкеса она случайно прикусывает, Кристофера, чернее тучи, в проходе примечая. Плечи его опущены, а глаза миндалевые со злостью какой-то на парочке останавливаются, взглядом своим дырку прожигая. — Минус 10 баллов с Гриффиндора и Слизерина. За распутное поведение, — он не усмехается, как обычно, зубы белоснежные оголяя, лишь смотрит подозрительно, дожидаясь, пока нежности закончатся. — Шистад, когда ты стал таким блюстителем порядка? — Эва брови вскидывает на выпад такой, от парня нового своего отрываясь на миг. — Если бы я забирала баллы, каждый раз, когда ты… — Если бы, да кабы, Мун, — он прерывает, на кресло, напротив них стоящее, садясь, — Нам нужно готовиться к балу, — и руки мускулистые у груди складывает, делая вид, что дожидается из сил последних, и Гриффиндорке не остается ничего, как с коленей парня слезть. — Встретимся завтра, — она его поцелуем последним провожает, волосы кучерявые поправить вновь пытаясь, и глаза зеленые закатывает, вздох рядом с собой мученический слыша. — Ну? У тебя появились идеи? — Эва на спинку дивана облокачивается, когда Юнас помещение уютное покидает и взглядом выпытывающем на Слизеринца смотрит. И изменения в нем примечает — плечи паренек расправил, и улыбка легкая на губах его появилась. — Как думаешь, сколько ваших львят умеют танцевать? — А ваших змеюк? — В нашем серпентарии все чистокровные, Эйнштейн. Они танцуют не хуже меня, — он усмехается, как прежде, и от улыбки даже ослепнуть можно. — Поняла, о чем я? — И? — МакКошка сказала, что обучить их — наша задача. Она выловила меня сегодня после уроков. Мне, безусловно, жаль парней. Не каждый обрадуется тому, что его учит танцевать медведь… В него подушка мягкая летит, но зато прямо в физиономию смеющуюся попадает, улыбку уже на лице девушки вызывая. — Почему ты никогда не танцуешь? — Эва сидит на стуле, ногами в колготах белых болтая, и вопроса даже сразу не слышит. Год уже прошел с дня того, что связал рыжеволосую с непоседливыми друзьями навсегда. Казалось, по крайней мере, что навсегда. Кристофер уже в 7 ярлыки ненавидит, но от вопроса не удерживается, на девчушку зеленоглазую свысока смотря. На самом деле, ниже он ее дюйма на 3, но не признается ни за что. — Я не умею, ясно? — настроение у Мун явно нелетное, да что уж говорить, от досады выть хочется. Обидно ведь, когда платья пышные видишь да ноги, в танцах утопающие, когда сама также не можешь. — Разве это проблема? Вставай! — ему на месте не стоится. Девчушку Крис за руки тянет да в центр зала большого выводит, пока мать, угрюмая вечно, не заметила. — Давай. Раз, два, три; раз, два, три. К концу вечера она ноги ему все отдавит, а зал этот вздохов горестных миллион услышит. Но уйдет рыжеволосая домой с бабушкой довольная, от того, что научилась, что частью мира небольшого стала.***
— Ты дыру в ней похуже Марианской впадины прожжешь, — Магнуссон бурчит, когда на разговор он друга своего уже минуту какую вывести не может. А Крис отмахивается, на макушку огненную в какой раз смотря. И хочется думать ему, как бывало недавно совсем, что ненавидит рыжий он, как осточертели волосы, в гостиной, словно шерсть кошачья, лежащие повсюду, но язык голоса внутреннего не поворачивается, лишь умолкнуть предлагает. И понять Слизеринец не может, с чего вдруг отношение свое смог поменять. С какой стати он смеяться над ней без капли ненависти начинает, без предлога насолить, лишь больнее сделать? А просто так, по-доброму, как друзья из-за неудач мелких смеются, как раньше у них было. И новенький. Новенький с каких пор его бесить начинает? И кучеряшки его, и глаза, цвета шоколада, и голос прокуренный. И поцелуи его со стороны противные, и ладони, талию тонкую под мантией черной обхватывающие. — Эй, Васкес, сколько заплатил? — Магнуссон глаза закатывает, взгляд Мун поймать пытается, взглядом за друга извиниться, но она глаз от него не отрывает, в которых удивление плещется и, видно, злость зарождается. — Что ты вякнул? — бровястый, как прозвали его друзья закадычные, от губ Гриффиндорки наконец отрывается, ее аккуратно отталкивая и со стула вставая. — Спрашиваю, какие расценки, — Вильям шипит, друга пытаясь у стены в коридоре удержать, да безрезультатно, — Сколько ночь стоит и все такое. Understand? — И лишь на благоразумие подруги давней надеется. А с Криса улыбка противная сойти не может, и походка как-то легче сразу становится, прыгучее, и кровь к голове приливает, нервы заставляя потрепаться. Потому что видит он, как шоколад забурлил, словно забыли про него на плите, как желваки на лице, бледном обычно, заходили, и руки, талию ранее сжимающие, в кулаки теперь сжались. — Юнас, не надо, — она руку на плечо тому нежно кладет, от чего кровь у Шистада еще больше вскипать вдруг начинает. Но тот не слышит будто, палочку из карманов мантии изумрудно-черной доставая. — Фурункулюс! — поток магии быстро проносится, однако гаснет перед щитом защитным. — Серьезно? Фурункулы? Васкес, ты смешон! — Хотел подпортить твое идеальное личико. Локомотор Виббли! — Протего! — годы противостояния с Мародерами верх над Слизеринцем новеньким берут. Шистад не глуп — невербальные в Васкеса запускает, о последствиях думать даже не начиная. Последнее пробормотать про себя успевает и успеха, благодаря декану Гриффиндора, добивается. Васкес на голос, гром среди ясного неба напоминающий, отвлекается и не замечает вовсе, как ноги его ватными становятся. Шистад палочку в руках прокручивает, усмешку довольную с лица не убирает, пока яростный взгляд МакГонагалл перед собой не замечает. Вильям бормочет что-то рядом стоящей Сатре, на друга, словно на осла глядя, и думает, что скоро пора будет юбилей отработок отмечать. И не слушает дальше, зная, что по схеме одной все пройдет. Слова о безалаберности, снятие баллов и назначение отработки. Понимает, однако, что Слизерин конкретно отставать в баллах начинает.***
Желающие рассаживаются наконец, и Мун чувствует себя, мягко говоря, не в своей тарелке, рядом с улыбающимся во все тридцать два зуба парнем стоя. Справа — девушки, их тут количество не смертное собралось. Сидят, улыбаются, да прически свои поправлять не успевают — сам Кристофер Шистад танцевать учит. И Эва 20 галлеонов дает — половина из них прекрасно двигается. Парни же сидят слева, их и меньше. Кто-то прослышал, что занята девчушка, кто-то танцевать умеет прекрасно, а кто-то и учиться не собирается. Юнаса нет, тот пробормотал что-то о том, что и на бал идти не собирается — у Эвы не было времени разбираться. Она не слушает почти Шистада, учеников своих рассматривая. Этого она впервые видит, с тем на Истории Магии сидит, если Нура вдруг заболевает, а этот на неё часто за завтраком пялится. И не замечает, как вдруг в танце оказывается. Лишь руку сильную, талию обхватывающую, чувствует и дыхание обжигающие на шее своей. А Крис усмехается вновь, девушку под музыку, откуда-то появившуюся, ведя, и в глаза как-то по-особенному, не так, как в последнее время, смотрит. — Раз, два, три, Эва. Раз, два, три. Он отпускает её растерянную, все еще плохо понимающую, на растерзание старшекурсников. И следит все 3 часа краем глаза, за руками, что тела её касаются, за губами, иной раз слишком близко расположенными. Однако понятия не имеет, что отпечаток его же руки след горящий оставил, что ночью прикасалась она к талии, чувства внизу живота расшифровать пытаясь.