Объятия Монтаны

Подъём у сектантов был ранний, как в армии. Ещё до рассвета включалась очередная отповедь Отца по всем колонкам и приглушенно звучала даже у помощницы в комнате. Она сбилась, какие сутки подряд встречала под голос эдемщика. Она пыталась ковырять стену отметинами, как и полагается в тюрьме, но сбилась. Пробовала завязывать узлы на простыне — те распустились. Её будто законсервировали. Даже эдемщики игнорировали само её существование, хоть и не забывали кормить. Полная изоляция. И только голос Отца через радиошум. — Один, — с ещё закрытыми глазами произнесла она, и Иаков своим командным тоном велел строиться во дворе. — Два, — кто-то старший по званию отчитывался перед Сидом. — Три, — в замке двери повернулся ключ, и молчаливая сектантка принесла ей еду и вынесла горшок. Дверь захлопнулась. Насчёт «четыре» Эби должна была подняться и съесть безвкусную кашу. На этом бы её день можно считать законченным, но она не смогла. Не смогла пошевелиться, потому что все силы отняло бьющееся в груди сердце. Его вырывала из-под рёбер невидимая сила, в висках застучала кровь. Она пыталась, но не могла дышать медленно, и сама не поняла, как вдруг начала выть и всё же вскочила с места. — Выпусти меня! — дверь дрогнула от ударов кулаков, но это ничего не изменило, — Иаков! Выпусти меня! — она тряслась, била и снова вздрагивала как в приступе. Всем своим существом, желая вырваться, почти перестала соображать. От силы, что подарила паника, даже крепкая с виду дверь начала скрипеть, и немного оставалось, чтобы сбить её с петель, но Эби обессилила так же быстро и просто сползла по стене. Хватало сил только чтобы умолять об освобождении. И тень, высокая, медленная, услышала её. Мутным взглядом она увидела, как нечто склоняется над ней, перебирает волосы. — Выпусти меня, — прошептали бескровные губы. — Хорошо, — ответил Иаков Сид. Свободой это было сложно назвать, но вечером того же дня она обнаружила, что дверь не заперта. Пара сектантов у дверей, они же в сопровождении, но она могла ходить по этажу. Коридор был длинный, и почти всю ночь она потратила, шагая туда-сюда. Никто ей не мешал. И только через пару вечеров стало понятно, что этаж полностью пустынен. Сидя в взаперти, она слышала, что здесь ходят люди, а значит «загон» подготовили исключительно для неё одной. «Как щедро» Теперь странная дрожь в теле сопровождала её всегда, будто она была в вечной истерике. И она усиливалась, когда Иаков Сид вдруг посылал за ней для совместного ужина. Играя на контрастах, за его столом ей подавали мясо, фрукты в вазе и даже газировку. Сид всегда ел молча, но едва ли она поверит, что ужины эти не были очередным рычагом давления. Её дрессировали как собаку. Показывали, что бывает, если вести себя хорошо, как славно можно набить брюхо, если сдашься. И отправляли в давящую комнату с миской каши, чтобы резко продемонстрировать обратный вариант. Но пока её не чешут за ухом — унижение можно игнорировать. — Сильнее. — Не могу. — Значит умрёшь. Бей или ляг и сдохни. По ночам она погружалась в странный мир, где злой голос учил убивать. Чаще всего она его не слушала и в такие дни ужинала кашей. Безумие. Вот что стало поглощать её. Одно простое слово, и вся нынешняя жизнь помощницы. Скоро начало казаться, что если она подчинится, повторяющийся изо дня в день сценарий прекратится. Она увидит другие лица, вдохнёт настоящего чистого воздуха, послушает радио. Подчиниться, и дело с концом. Закрыть глаза, и притвориться что приятно, как всегда любила говорить Хадсон про своих парней. У той всегда была парочка житейских мудростей в запасе и совет, как управиться с любым из мужчин. Эта мысль засела у Эби на подкорке. Иаков снова слишком сильно надавил ножом, тот противно заскрипел по тарелке. Эби подняла глаза. — Что-то случилось? — спросила она буднично, сглатывая подпрыгнувшее сердце. Иаков посмотрел на неё так, словно она встала из могилы, которую он лично закапывал, открыла рот и почему-то до сих пор жива. В следующий раз она спросила снова. И он снова промолчал. Она дождалась очередного ужина и как в насмешку повторила вопрос, а когда, наконец, получила ответ из разряда «спроси у своей мамки» даже обрадовалась. — Почему именно «Врата Эдема»? Было бы оптимистичней нечто вроде «Сады» или «Поля». А так, будто вы навечно останетесь у ворот. — «Войти во Врата Эдема» или «Пойти по Полям Эдема», что по-твоему звучит не по-фермерски? — Справедливо. — Так не задавай больше тупых вопросов. Но она задала. И он ответил. — Нет, мы не платили композитору. — А певцам? — Нет. — А авторские права на песни? — Это творения наших последователей, — и будто само собой разумелось, что они принадлежат секте. Дни текли, и по примерному её расчёту приближалась Истина. Она очень надеялась, по крайней мере, что праздник ещё не прошёл. Может, и сама она уже давно старуха, просто не заметила? «Задам этот вопрос Сиду» Но не вышло, потому что Сидов оказалось двое. Иосиф, как и полагается пророку, припёрся без предупреждения, но едва ли Иаков выглядел недовольным. Она думала, что её выпроводят вон, но на стол быстро поставили третью тарелку. — Дитя, — он почти вскочил когда увидел её на пороге, — Ты выглядишь лучше, чем в нашу последнюю встречу. Его шершавые руки легли на её щёки, и он, подражая настоящим отцам, критично её осматривал. Эби рассматривала в ответ. Та же гулька, взгляд из-за очков, отчего голубые глаза казались зелёными, и странный, отрешенный голос. «Бей или ляг и сдохни» — Иаков был добр ко мне, после нашей последней встречи, — она слабыми пальцами накрыла его ладони. Ком встал в горле, — Отец. Он улыбнулся. Как Уайтхорс, когда хвалил её за чистые отчёты. Как воображаемый отец в её мечтах. Так, как умели только очень хорошие актёры. Она надеялась, что у неё получилось не хуже. Братья говорили ни о чём, но уже то, что Иаков говорил, стоило многого. Никто к ней не обращался, и Эби пыталась запихнуть в себя как можно больше курицы. — А какого твоё мнение, Эбигейл? — она подняла глаза и поняла, что Иосиф сверлит её взглядом, — Стоит ли дружба усилий? Например, душевных или физических? — Конечно. — А принципов? — её будто просвечивали на рентгене, а не задавали вопрос, такой внимательный у Отца был вид. — Да. — Ты хороший человек Эбигейл, — вдруг он покачал головой, — Я очень горд. «Абсурд. Наверное, в приступе он забыл, что я не его дочь». И всё же, оказав честь присутствовать в одной комнате с Иосифом, скоро она удалилась по мягкой просьбе (двое сектантов задышали в затылок). Крутясь на простынях, она думала о том, что грядет. Предчувствие зудело буквально между лопаток, но она не могла понять к чему оно. Ночью, настолько глубокой, что проповеди давно отключили, ключ в замке начал поворачиваться. Эби села, схватила гвоздь, что удачно получилось выдрать этим же вечером из плинтуса и замерла. Фигура, которую сложно спутать с кем-либо, появилась в дверях. — Что-то случилось? — но Иаков как всегда молчал. Потом зашел, прикрыв за собой дверь и приблизился к кровати. Эби не желала быть лежачей, если он нападёт, и спешно поднялась. « Бей, или ляг и сдохни» — все, что она могла вспомнить по утрам после тяжелых снов. Рука потянулась к его плечу и сжала его. Он не пошевелился и не ясно было, смотрит ли на неё вообще. Поэтому ладонь заскользила выше, к щеке. К его коже, усыпанной рытвинами, едва ли было приятно прикасаться. За спиной, сжимающая гвоздь рука напряглась. Сид тоже замер, и она не желала знать, что у него за приступ такой. Она собрала всё своё мужество чтобы замахнуться, но Сид успел пошевелиться первым. Солдат, едва ощутимым движением наклонился навстречу её ладони. А её собственная рука, то ли от страха то ли от удивдения, дрогнула и медленно опустилась.