The darkness in your soul

Я много раз поражался тому, каким все-таки разным может быть звук тишины. Тишина бывает гнетущей, бывает расслабляющей, неловкой, а бывает, как сейчас, напрягающей. Тишина приносила в скрытую от лишних глаз пещеру чувство опасности, и, судя по всему, не только я почувствовал это липкое, глубокое и разъедающее до костей ощущение нависшего над головой Дамоклова меча. Я не знал, откуда ждать опасности, потому что ее запах моментально затопил каждый кубометр пространства. Нет, я не боялся, я, скорее, ожидал. Мельком прислушивался к мыслям в своей голове, в которой за секунды выстраивались сотни комбинаций событий, десятки вариантов с отдельными единицами разнотипных элементов. В таких ситуациях ты или впадаешь в панику, или начинаешь быстро соображать, куда быстрее обычного. Дело было далеко не в Рико, который за секунды утратил былой пыл и, было, начавшие прорастать амбиции, паренек и сам прекрасно понимал, что вот-вот случится что-то, что в его грандиозные планы не входило. И я почему-то думал о том, что он избрал неправильную позицию. Он стоит к опасности спиной, а она все ближе. Среди нас был только один человек, который в очередной раз из заложника превратился в хозяина положения, и мне совершенно не нравилась эта блуждающая улыбка на его губах и словно остекленевший взгляд, направленный в одну точку. Ваас смотрел Рико в глаза. Это была даже не угроза, это был шанс, шанс который он дал безмозглому мальчику. Шанс такой же призрачный, как и сковавший наши сердца кого страх, кого интерес. Проще говоря, это была скорее игра на подавление, нежели на проявление благих намерений. Кто первый отведет взгляд, тому и придется отступать, и для меня исход этой игры был очевиден. Подчинится ли человек, который фактически каждодневно умывается кровью? Человек, мнящий себя ложным богом и хозяином? Человек, которого и человеком то называть сложно? Это же ведь так просто. Но и Рико не хотел сдаваться, парень прекрасно понимал, что один шаг назад, хотя бы малейший намек на отступление, единственный признак страха, и он может сам себе рыть могилу. Ваас не привык поворачиваться к врагам спиной, поэтому никогда и не оставлял их в живых. А ведь Рико боялся, мальчик понял, что взял слишком высокую планку, переоценил свои силы. Да, возможно в свое время жизнь изрядно потаскала и искусала Монтенегро, но даже это его не сломало, все такой же грозный, все такой же безумный, все такой же непредсказуемый. Когда Ваас сделал шаг вперед, я невольно отступил назад, инстинктивно, будто бы рефлекторно. Рико так же отступил и потащил за собой несопротивляющегося Августа, который продолжал упрямо буравить взглядом потолок пещерки. Для видения человеческого глаза все произошло слишком быстро, несколько неожиданно. Неожиданно для меня и Августа, которого уберег лишь счастливый случай. Спешно отступая от надвигающегося на него пирата, Рико запнулся, оступился, замешкался, и рефлекторно попытался перевернуться и выставить руки вперед, чтобы смягчить мнимый удар. Почувствовав, что хватка ослабла, а пистолет больше не давит на висок, Август метнулся в сторону, отошел в так называемую «слепую зону», туда, где его не смогла бы настигнуть шальная пуля, выпущенная из пистолета Рико. Пуля его действительно не настигла, но выпущена она была далеко не из пистолета. Бронебойная пуля крупного калибра вгрызлась в левое плечо техника и прошила его насквозь. Звонко ударившись о каменную стену, этот смертоносный кусочек стали, латуни и массы других составляющих теперь весело блестел в глубине пещеры, едва обагренный кровью. Рико повело вперед, парень с болезненным стоном рухнул наземь, в то время как Монтенегро подобрал с пола его пистолет, который теперь задумчиво вертел в руках. Пират обратил свой взгляд в мою сторону, я едва заметно вздрогнул. Я все-таки ошибался, опасность была не только там, за толщей водопада, она была и тут, среди нас. Никогда бы не подумал, что у опасности могут быть такие светлые глаза. - Знаешь, Джесс, мне нравятся эти пистолеты, - он подкинул оружие вверх и поймал его другой рукой, отвел взгляд от моего скрытого тенью силуэта, дышать стало проще, - фирма «Glock». Австрийцы, да? Молодцы австрийцы, - он говорил неспешно, медленно, словно смаковал каждое слово. Только сейчас я заметил, как медленно, но уверенно он продвигается в сторону распростертого на полу Рико. Пистолет в его руке не блестит, но дает матовый отблеск слабых солнечных лучей, пистолет в его руке сделан из термостойкого пластика. - Почему? Он не работает по принципу висящего на стене ружья, он не выстрелит ни в первом, ни во втором, ни в последнем акте. Конечно, если кто-нибудь не нажмет на спусковой крючок, - Ваас задумчив, насмешливо задумчив. Я чувствую во рту горечь, неприятный привкус, привкус опасности, когда та еще только приближается. Я смотрю на Вааса словно зачарованный, стою на месте и не решаюсь сделать шаг вперед. Я как мышь, а он как змея. Мыши умнее змей, пускай и менее опасны. Я медленно перевожу взгляд на бесстрашного, самоотверженного Августа, который даже после этого конфликта пытается прикрыть своим телом Рико. Я не знаю, почему это делает, но его взгляд... Это взгляд не животного, это взгляд отчаянного, такого же, как и мы все. Отчаянность появляется всегда в разное время, но она есть в каждом. Август лишь взглядом дает понять, что одно неверное движение, и он хотя бы попытается разорвать Вааса в клочья. То, что у него нет оружия, и он когда-то дал клятву Гиппократа, еще не значит, что он не попытается вцепиться ему в глотку. Мы все тут отчаянные животные. Монтенегро неспешно поднимает оружие выше, потому что бесполезно спорить с человеком, пребывающим в таком состоянии, его уже не переубедить. В какой-то момент я понимаю, что еще немного, и он убьет их обоих, просто выдавит крючок до упора и если моргнет, то только от звука выстрела. Я окончательно сбрасываю с себя оковы оцепенения. Пират ощутимо вздрогнул, почувствовав на свои плечах пятерни холодных пальцев. Моих пальцев. Я скользнул рукой дальше, положил ладонь на внутреннюю сторону его локтя и надавил, вынуждая опустить оружие. Да, глок он опустил, но я никак не ожидал, что в тот же момент он развернется на сто восемьдесят и зажмет свободной рукой мою шею. - Ты что думаешь, Броди, раз мы с тобой, так сказать, «нашли общий язык», ты теперь будешь надо мной командование брать? Я почему-то не заметил, что ты себе голову отбил. Других причин не вижу, - Монтенегро шипел редко, но когда шипел, выглядело это жутко, особенно когда он говорил исключительно по делу, не разбавляя свои высказывания лишними философствованиями о жизни, бытии и иже с ними. Возможно, я испугался бы, отринул и предпочел бы не вмешиваться в естественный для этого острова процесс событий, но не сейчас, не тогда, когда мы так близко подошли к цели, и любой провал может выжечь все наши старания дотла. Мне показалось, что он выглядел несколько удивленным в тот момент, когда почувствовал на своей руке, сжимающей мое горло, мою крепкую хватку. Это была не просьба о прощении, даже не сопротивление, это было чем-то сродни фразе: «расставить все точки над и», что-то вроде: «только через мой труп». Два трупа для Вааса были бы делом нормальным, три — провальным, особенно если одним из них буду я. И дело тут не в личных отношениях, дело в том, что я был ему нужен, не так же незаменим как воздух, вода или, когда-то, ширево, а просто так, потому что я, сукин сын, Джейсон Броди, и в свое время мы с ним рука об руку прошли через девять кругов ада. Если мыслить символично, то он — это мясо и мышцы, а я — это мозг и сердце, а мясо без мозга это полная хуйня. Ну и так далее по тексту. - Если хочешь дойти до конца, оставь его, Ваас, нам и без этого есть что делать. Я понятно изъясняюсь, или повторить для пришибленных на всю голову еще с малолетства? – нет, со мной эта игра в подавление не пройдет, мы равные, и временами это проблема, а временами существенное преимущество. Монтенегро тихо зарычал, оскалился, но руку все-таки разжал, после чего от досады оттолкнул меня от себя. Бросив уничтожающий взгляд в сторону Августа и Рико, пират развернулся и отошел к появившемуся в пещере Крису. Снайпер, чуть припадая на поврежденную ногу, с отеческой нежностью поглаживал темный ремешок, накинутый на его плечо и вместе с тем удерживающий снайперскую винтовку за его спиной. Он мельком посмотрел в нашу сторону, поджал губы, когда взгляд его коснулся побледневшего лица Рико и моментально переключился на подошедшего к нему пирата. Я тоже посмотрел на парня и на возящегося вокруг него медика. С Августа схлынула всякая ненависть и озлобленность, с лица Рико схлынула всякая краска, в полумраке он казался бы мертвецом, но мне было отчетливо видно, как тяжело рывками вздымается его грудь. По наитию я опустился на колени и сдавил руками его рану, ладоней коснулось теплое и липкое, между пальцев заструилась чужая кровь. Когда-то давно я так же зажимал рану на шее Гранта, но тогда это было даже несколько глупо, я помню его лицо в тот момент, оно хорошо запечатлелось в моей памяти, даже слишком хорошо, настолько хорошо, что сейчас мне приходится сглатывать образовавшийся в глотке ком. «Беги, Форест, беги!» — это голос из прошлого, голос, который я слышу каждый день, в отличие от голоса своего брата. Храбрый и умный братец Грант, надеюсь тебе там хорошо. - Эй, Джейсон, ты чего? – теплый голос, легкое прикосновение к плечу, воспоминания вновь отступают во тьму. Я не сразу понимаю, что уже минуту едва не плачу над телом Рико. Чувствую на спине заинтересованные, пожирающие взгляды, передо мной фигура обеспокоенного происходящим Августа. Он улыбается, снисходительно и ободряюще, убирает руку с моего плеча. Мне почему-то становится как-то легче от осознания того, что рядом со мной все еще есть нормальный, здравомыслящий человек. - Не так сильно, ты ему сейчас что-нибудь вывихнешь, - посмеиваясь, говорит медик и прикасается пальцами к внешней стороне одной из моих ладоней. Я ослабляю давление, после, когда он достает из кармана штанов герметично запакованную пачку бинта, и вовсе убираю руки. Кладу их на колени, на темной ткани кровь почти незаметна. - Просто вспомнил тут кое-что. Не важно. Все хорошо, - улыбка на моем лице выглядит слишком натянутой, Август смотрит с неожиданным пониманием и кивает головой. Возможно, он видел мои отчаянные попытки, может быть, он был там? Я не знаю, и не хочу знать, я не люблю оборачиваться назад. - Как он, жить будет? – спрашиваю я и смотрю на болезненно скривленное лицо Рико, слышу, как отрывисто он вздыхает, когда медик еще раз оборачивает полоску бинта вокруг его плеча. Август улыбается все так же умиротворенно, будто ничего и не было. - Худшее позади. Ему повезло, пуля прошла навылет, органы не задеты. Кажется, даже кости целы, не могу говорить наверняка. В любом случае надо осмотреть и обработать рану, - Август обтирает испачканные руки о свои штаны, с сожалением наблюдает за тем, как быстро проступает на белой ткани кровяной цветок. - Надо обработать множество ран. Мы все натерпелись, нельзя так долго пребывать в нервозном состоянии, пора сделать остановку, отдышаться. Как ты думаешь, Джесс? Мы заслужили пару дней отдыха? Я киваю головой соглашаясь. Несомненно, заслужили, и даже не пару дней, но на большее у нас нет времени. Нам действительно надо залатать раны, и не только физические. В этой суматохе нет времени даже на то, чтобы поговорить, а нам обязательно надо поговорить. Где-то далеко рокочет гулко и страшно, я нервно оборачиваюсь в сторону выхода, и только после понимаю, что это всего лишь гром. На улице как-то слишком резко стало сумрачно, вероятно стоит поторопиться. Я поднимаюсь сначала на одно колено, а после рывком выпрямляюсь, Август поднимается на ноги вместе со мной. Ваас и Крис прерывают разговор и внимательно смотрят в нашу сторону. Мне кажется, или в мгновение ока мы разделились на два враждующих лагеря? - Пора выдвигаться. Я, кажется, знаю одно хорошее для временного отдыха место. Не знаю как вы, а я совершенно не хочу мокнуть под дождем, - в лучшее время эта фраза была бы произнесена уверенно, возможно даже чуть насмешливо, но сейчас мой голос наигранно, до смехотворного напряжен и серьезен. Мрачные, словно тучи, Ваас и Крис молча покидают пещеру, я не знаю, пойдут ли они за мной или найдут себе другое место для ночлега, но судя по тому, что они нас ждут около выхода из пещеры, то пока что мы вместе, относительно, конечно. И мне отчего-то очень не хочется поворачиваться к Ваасу спиной, особенно, когда я случайно ловлю его гневный, полный раздражения взгляд.

* * *

Особняк, некогда обжитый, пусть и одним единственным человеком, теперь обветшал еще сильнее и в вечерних сумерках выглядел мрачной, гротескной махиной. Но даже подобный угрожающий внешний облик строения не мог оттолкнуть нас, усталых и загнанных после сравнительно долгого и тяжелого перехода. Прежде чем мы нашли машину, около двух километров пришлось идти пешком в темноте под проливным дождем, который обещал перерасти в настоящий ураган. Настроение группы улучшилось только тогда, когда на одной из дорог нашелся потасканный скайндровер, на котором мы в итоге и добрались до дома ныне почившего доктора Эрнхардта. Припарковав машину около ограждения, мы наскоро выгрузили из машины наши рюкзаки, я помог Августу вытащить Рико, Ваас помог выйти Крису и, моментально подхватив пару рюкзаков, накинул их на одно свое плечо, поддерживая за лямки рукой, свободное плечо он подставил Крису, помогая снайперу передвигаться. Мне достались оставшиеся три рюкзака и несколько автоматов. Рико был оставлен на попечение Августа, который, бережно взвалив на свои плечи бессознательное тело парня, поплелся за нами в хвосте. Как ни странно, но особняк за это время не пришелся по душе ни зверям, ни людям. По крайней мере, после беглого осмотра, следов пребывания тут кого бы то ни было обнаружено не было, это внушало надежду на лучшее. Покидав рюкзаки в кучу, мы разошлись кто куда. Я, для начала, нашел тумблеры и организовал нам какое-никакое освещение, после чего пошел шариться по дому в поисках пищи. Август, оставив Рико на диване в гостиной, пошел на поиски медикаментов, которые в доме доктора должны были найтись наверняка. Ваас, усадив Криса в кресло, скрылся на втором этаже, наверняка с целью разведки, но ни он, ни его действия сейчас меня не интересовали. Я был вынужден вновь сунуться под постепенно усиливающийся дождь в поисках растений, нужных для изготовления лекарств, потому что Август, неудовлетворенный количеством нашедшихся препаратов, попросил меня помочь ему с латанием раны Рико. Порядка тридцати минут было потрачено на поиски и изготовление лекарств в оранжерее. Уже на подходах к дому, я замер на месте, чувствуя на себе тяжелый взгляд. Подняв голову, щурясь от хлещущих в лицо капель дождя, мне все-таки удалось разглядеть в темном проеме окна на втором этаже знакомый силуэт. Монтенегро отступил во тьму, растворился в ней и пропал из поля моего зрения. Нервно передернув плечами, словно пытаясь стряхнуть с себя клейкую паутину его напряженного взгляда я все-таки шагнул вперед и переступил порог нашего временного убежища. Август нетерпеливо мерил шагами помещение компактной гостиной, на его лице отражалась нервозность и плохо скрытая тревога, впрочем, я не уверен в том, что он вообще хотел ее скрыть. Цвет лица Рико болезненно белый, но пока еще не белоснежный, он дышит мелко, словно экономит воздух или не может вдохнуть глубоко. На лбу парня выступила испарина, его мучает жар. В доме оглушительно тихо, до неприятного тихо, слышен только шорох ткани под извивающимся телом раненого и его же слабые, жалобные стоны сквозь стиснутые зубы. В какой-то момент я думаю о том, что мне жутко в этом безмолвном, большом и покинутом доме. Доме, который является для меня осколком прошлого, которое я предпочел бы забыть. В том прошлом осталось слишком много мстительных призраков, рек крови и килограммов гниющего человеческого мяса. Прошлое, которое выбрал только я сам. Прошлое, которое сделало из меня того, кем я являюсь сейчас. Я резко дергаюсь в сторону, чувствуя прикосновение чужой руки к своему плечу, Август опять рядом, смотрит с непониманием и старается улыбаться. Теперь он не искренен, теперь у него точно нет времени понять меня. Он медик, а не святой отец, он не отпустит мне мои грехи. Боги, в которых я и так не верил, окончательно отвернулись от меня. В воздухе чувствуется напряжение, отчужденность и упадок. А может быть, у меня слишком богатое воображение. Август отступает к больному, за неимением ножниц, ножом срезает бинты с его плеча и откидывает их в сторону. Ножом же он распарывает куртку, раздирает ее руками, ткань жалобно трещит, но сдается под натиском человеческих рук. Хорошо бы было и вовсе снять с него верхнюю одежду, но мы можем навредить ему, у нас нет на это времени. Август сосредоточен, как никогда, его лоб рассекает складка морщины. Движения скупые, точные и расчетливые, как у сапера, как будто он не пулевое ранение обрабатывает, а вырезает раковую опухоль. Меня это впечатляет, я еще никогда так близко не наблюдал за его работой. Он наспех натягивает на руки перчатки и обтирает алую от крови кожу вокруг зияющего чернотой отверстия, какое-то время присматривается. Когда противошоковая и обезболивающая инъекции сделаны, а дыхание Рико более или менее выравнивается, Август начинает аккуратно вычищать рану, в большинстве от сгустков крови, фрагменты кожи в этой кровавой каше слабо различимы. На самом деле, все не так плохо, как кажется, но пулевое ранение не у меня, и не мне судить. Слыша за спиной скрип досок, я поднимаю глаза выше и смотрю в зеркало. В дверном проеме стоит Крис, он знает, что на него смотрят, но не обращает на это своего внимания. Я никогда не мог подумать, что он может раскаиваться, Крис похож на грустного клоуна. «Клоуна» только потому, что это его амплуа по жизни, а не потому, что его шутки мне не нравятся. В какой-то момент мне кажется, что он вот-вот начнет молиться. Но вместо этого он, припадая на поврежденную ногу, но не подавая вида, что ему больно, приближается и смотрит на меня — внимательно, с просьбой. Я протягиваю ему набор препаратов и отхожу. Август мельком смотрит на лицо снайпера, у него добрые, светлые глаза. Он его не прощал, он просто не держал на него обиды. Что бы ни говорили злые языки, существует в нашем мире добро, преданность и вера в лучшее. Я смотрю на этих троих с улыбкой, среди нас еще есть люди. Потому что мы — звери. Мы твари, пожранные тьмой. Твари, обитающие во тьме. Я ухожу неслышно, с сомнением смотрю на лестницу, ведущую на второй этаж. Я боюсь не этой ветхой лестницы, я боюсь того, куда она меня может привести. К кому она меня может привести. Делать первый шаг не трудно, и думать не трудно, потому что ни одной мысли в моей голове нет. Я действую по наитию, иду вперед, скользя кончиками пальцев по шершавым стенам, почти беззвучно, мягко, с хищной осторожностью. Весь второй этаж погружен во тьму, лампочки вывернуты из всех ламп и раздавлены нарочно, судя по тому, что стекла еще теплые — недавно. Дождь громко стучит по стеклу и черепице, одинокий, но мощный раскат грома заставляет замереть на месте. Во вспышке молнии я вижу длинную тень, тянущуюся из комнаты, дверь в которую расположена напротив меня и чуть приоткрыта. Звук передергиваемого затвора звучит громче грома. Сердце пропускает удар. Я подношу руку к двери. - Я бы на твоем месте не рисковал. Убирайся, Броди, нам не о чем с тобой разговаривать. Обычно я не оставляю предателей за своей спиной, а сейчас их слишком много. Убирайся, - его рокочущий, злобный шепот едва различим сквозь непрекращающуюся ритмичную дробь капель по стеклу. Дверь поддается легко, но громко скрипит несмазанными петлями. Я морщусь, Ваас не шевелится, но напрягается всем телом, я отчетливо вижу, как проступают мышцы под смуглой, покрытой шрамами кожей. Я не страдаю адреналиновой наркоманией, но именно сейчас мне нравится рисковать, даже несмотря на то, что я ясно понимаю — одно лишнее движение может закончиться для меня отверстием во лбу. Монтенегро разглядывает что-то за окном, я даже могу предположить, что сейчас прервал его мыслительную деятельность. Все мы безумны, просто кто-то понял, что скрывать это под маской нормальности бесполезно. Я могу предположить, что в свое время многих великих гениальных деятелей считали безумцами: Эратосфен, Галилей, да Винчи, Дарвин, Эйнштейн — имен много, суть одна. Ваас не из их числа, он гений другого порядка, у него свои безумные истины, и мы или никогда их не поймем, или поймем, но многим позже. Бутылка рома гулко звенит, слишком резко опущенная на подоконник, краска на котором облупилась, наверное, еще лет пять назад. У напряжения нет запаха, но я его чувствую. Запах озона и пыли. - Ты меня не понимаешь, Броди? Я не могу понять, утверждение это или вопрос, но обращаю внимание на то, что рука Вааса, пальцы которой ранее обнимали горлышко бутылки, теперь тянется к смазанному, ярко блестящему пистолету, хищно блестящему. Он сделан из металла, а не из какого-то дерьмового пластика. М1911 — это вроде начала нашей великолепной истории. Вроде начала моего регресса в сторону твари. Или прогресса? Я не знаю, но могу подумать, что, на самом деле, я просто в какой-то момент сумел заглянуть внутрь себя. Я мельком обращаю внимание на то, что у пирата чуть подрагивают пальцы. От нетерпения или от нежелания? Еще один шаг дается мне с трудом. Монтенегро любовно гладит оружие по рукоятке, проводит пальцами по рельефным бокам. - Все-таки не понимаешь, - он берет пистолет в свою ладонь. С оружием он куда нежнее, чем с людьми. Черный зрачок дула кажется мне дорогой из ниоткуда в никуда. На самом деле, так оно и есть, это не просто красивое сравнение. Для нас Царствия Небесного уже не существует. Наверное, я слишком во многом неуверен, я делаю шаг вперед и смотрю в серые глаза опасности. Сталь холодит кожу на моем лбу. Острие ножа упирается Ваасу в грудь, туда, где должно быть сердце, и я уверен в том, что оно все еще там, за последнее время я начал поразительно точно разбираться в человеческой анатомии. Человеческая анатомия куда проще Библии. - Стреляй, - я вывожу это слово практически беззвучно и улыбаюсь уголком губы, неприятно так улыбаюсь, мне было, у кого научиться. Выражение лица Вааса не меняется, краем глаза я замечаю, как начинает сгибаться его палец, как начинает сдвигаться спусковой крючок. Секунда на испуг. На лице пирата сладкая улыбка с гнилостным душком безумия. Вот сейчас мы и проверим, зарезервировал ли кто-нибудь для меня место в Раю. Сухой щелчок звучит оглушающе, и мне становится даже как-то обидно. Я зажмурился и все-таки проиграл эту игру в «гляделки», меня немножко обманули. Шучу, конечно. Меня крупно наебали, но я уже привык к таким поворотам. Последующие щелчки звучат многим тише, их ровно семь, Монтенегро выпустил мне в башку всю обойму, выпустил бы, если бы она вообще была. Обойма лежит на подоконнике с заправленными в нее патронами. Монтенегро заламывает мне руку, я стискиваю зубы и расслабляю пальцы, позволяя ему отнять у меня кинжал. Ваас откладывает оружие на подоконник, а после вцепляется пальцами свободной руки в мои волосы и тянет назад, вынуждая меня запрокинуть голову. Он и без оружия может порвать мне глотку. Две твари в мясных людских костюмах. Напряжение пахнет его кожей и душком рома. Я закрываю глаза, мне почему-то так проще. - Знаешь, ты странный. Очень странный мальчик, Джейсон Броди. Обычно я так много не думаю об одном и том же человеке, но ты... Ты — это другое дело, ведь ты и не совсем человек, в... моральном плане, скажем так. Я чувствую прикосновение его сухих губ к своей шее, чувствую, как сходятся на моей коже его зубы, оставляя очередную метку. Я молчу, потому что понимаю, что он еще не задал вопрос, ему не нравится, когда его перебивают, а я все-таки передумал проверять наличие Царствия Небесного, мне пока что и без этого знания хорошо живется. - Знаешь, я не понимаю, почему ты их защищаешь, их всех. Я думал о том, что, вероятно, придется их убить, и действия Рико подтвердили мои мысли. Зачем, Джейсон? Он бы убил меня, убил бы тебя, убил бы всех нас. Ты должен понять меня, ты ведь понимаешь меня. Ты не хочешь идти дальше? Ты работаешь с ними? Или тебе не нравлюсь я, и ты сделал это назло? Объясни мне, Джейсон, открой мне свои мысли, - он ослабляет хватку пальцев, но я все-равно продолжаю стоять на месте, попытка уйти в сторону может стать провокацией. Попытка заговорить может стать провокацией. Молчание — тоже провокация. Все вокруг нас — это сплошная провокация. Я чувствую его горячее, пахнущее алкоголем дыхание на своем плече. Он расслабляет хватку, но это уже не проверка. Я поворачиваюсь медленно, неспешно и вновь смотрю в его глаза. Ваас улыбается, как не улыбался давно, действительно безумно, но без злобы. Добродушное безумие — в нашем мире возможно все. Я потираю запястье, которое он сжимал секундами ранее, и смотрю в пол. Я проиграл, я признаю свой проигрыш, так будет проще для всех, моя самооценка от этого не пострадает. Я уже привык жить разумом, а не гордыней. Ваас ждет ответа. За окном грохочет так, словно началась война, в доме слышно завывание ветра, прорывающегося сквозь бреши в покрытии. - Мы устали. Я, ты и они. Мы все устали, нам нужно отдохнуть, все переосмыслить, - непроизвольно я прикасаюсь пальцами к его груди, сокращения сердца едва ощутимы. От этого обычного жеста Монтенегро чуть вздрагивает, смотрит на мои руки, ладони которых теперь плотно прижаты к его груди. У него все-таки есть сердце. - Ты же ведь видел Августа, Ваас, видел его взгляд. Даже если бы ты его оставил, даже если бы следил за ним, он бы все равно порешил бы нас всех. Если бы ты убил их обоих... Они ведь давно дружат: Рико, Август и Крис? Я видел, сколько было насечек на первой винтовке Криса. Он не боится дарить смерть, не боится принять ее, но он еще сохранил человеческое лицо, он способен на сострадание, на раскаяние, у него еще есть память, в которой есть и светлые моменты. Многого бы ты добился с простреленной башкой? Много бы добился я? Если бы ты убил их всех... Все это стало бы окончательно бесполезным, - я вновь улыбаюсь уголком губы, - окончательно ненужным. Ты правильно поступил. Мы правильно поступили, - мои слова окончательно сходят на шепот, лицо Монтенегро расслабляется, принимая какое-то одухотворенное выражение полного покоя и понимания. - И все-таки ты понимаешь меня. Да, мы устали, надо отдохнуть ото всего. Иди к ним, скажи что-нибудь, ты у нас просто мастер попиздеть. Давай, Джесс, только не задерживайся, - я улыбаюсь шире, отнимаю руки от его груди и разворачиваюсь к нему спиной, чувствуя этот хищный, пожирающий взгляд. Безумие вновь отступило, возможно, когда-нибудь, научившись контролировать своего душевного зверя, я найду подход и к нему. Я чувствую себя подозрительно спокойным, поразительно свободным. Как будто сейчас я нахожусь не в заброшенном доме среди джунглей, а у себя дома. Напряжение покинуло нас всех, кажется, жизнь налаживается. По крайней мере, все куда лучше, чем час назад. Спустившись с лестницы, я вижу парней. Все трое сидят рядом: Рико все так же лежит на диване, он пришел в сознание и что-то негромко говорит. Крис сидит в передвинутом в гостиную кресле и наблюдает за тем, как Август наносит пахучую мазь на его колено, принюхавшись, снайпер морщится от неприятного запаха, но молчит. Все уже поняли, что лучше не спорить с Августом. Словно прочитав мои мысли, медик поднимает голову и улыбается уголком губы, Крис пытается повернуться, но стукнувший его по здоровому колену Август предотвращает лишнюю возню. Рико в мою сторону смотрит лишь мельком, и тут же стыдливо отводит глаза в сторону. Не прекращая улыбаться, я спускаюсь к ним, опираюсь локтями о спинку кресла и сначала смотрю в сторону Рико, который преувеличенно внимательно рассматривает профиль медика. - Как твое самочувствие? – парень не сразу понимает, что я обращаюсь к нему, он переводит взгляд в мою сторону, смотрит несколько секунд и, тряхнув головой, теперь смотрит за окно. Я знаю, что там нет ничего интересного, только ночь и барабанящий в окно дождь. Я его не тороплю, ему надо перебороть свой стыд, хотя, если честно, мне уже все равно. Я же ведь уже говорил о том, что мне не пристало оборачиваться назад. Наша жизнь — это постоянное движение, и, если не смотреть себе под ноги, можно споткнуться и упасть лицом в грязь. - Все хорошо, только побаливает немного. Спасибо, - последнее его слово звучит до трогательного неуверенно. Август вытирает руки о раздобытое где-то полотенце, а после закручивает крышку на тюбике с мазью, я не вижу лица Криса, но почему-то уверен в том, что на его лице отражается облегчение. - Эффект обезболивающего спадает, скоро будет болеть очень сильно. Перед сном сделаю еще одну инъекцию, чтобы ты хоть немного выспался, если будет беспокоить или кровоточить — позовешь, и даже не думай строить из себя героя, огребешь по первое число. Было бы хорошо, если бы мы задержались тут подольше, но, насколько я понимаю, времени у нас в обрез. Иди сюда Джейсон, сядь, ты парень везучий, но далеко не Господь Бог, - Август пару раз хлопает по подлокотнику кресла, на котором сидит Крис, и, не желая спорить, я усаживаюсь на него как на жердочку. Медик жестом просит меня нагнуться, поворачивает мою голову в сторону и с интересом рассматривает мое ухо, после чего достает из аптечки пузырек из темного стекла и сложенный в небольшой квадрат моток марли, вату и несколько пластырей. Меня передергивает в плечах, когда он начинает аккуратно стирать кровь с моего уха, ватка холодная из-за нанесенной на нее перекиси. - На втором этаже есть пустая комната, если что, там односпальная кровать. Комнату дока займем мы с Ваасом, - я стараюсь не замечать ехидной улыбки на лице Криса, Август смотрит на него испепеляющим взглядом, из-за чего снайпера пробивает на смех, который он пытается сдержать, но получается у него слабо. Я не чувствую раздражения, эти парни стали моими новыми друзьями. Август переводит взгляд на меня и с извиняющимся видом пожимает плечами. - Я думаю, мы расположимся на первом этаже, где-то тут я видел спальники. Рико поспит на диване, ему первое время лучше не двигаться, чтобы не тревожить рану. Святой Господи, вы все как дети, за всеми надо присматривать. Рико, прекрати пытаться почесать плечо, еще раз я не буду менять тебе повязку, даже не думай напоминать мне про клятву Гиппократа, в лоб дам, - медик едва удерживается от того, чтобы не настучать парню по рукам, я смотрю в его сторону, после все-таки отворачиваюсь, чтобы не смущать. К этому времени Август накладывает на мое обрубленное ухо марлевый компресс и закрепляет его пластырями, после он прощупывает мои отбитые ребра на предмет перелома и, не находя оного, удовлетворенно кивает. Парень поднимается на ноги и идет в сторону кухни, зовет меня за собой. Крис и Рико возобновляют разговор, улыбаются. Август смотрит на них с одобрением, серьезным он становится тогда, когда переводит взгляд на меня. - Все хорошо, вы поговорили? – я киваю, несколько неуверенно, но утвердительно, медик кивает в ответ и вновь смотрит на парней. На Рико, скорее всего. - Ты на него не обижался, я вижу, но ему нужно время, чтобы привыкнуть, он чувствует себя неуверенно. Вряд ли он думал о том, что после всего произошедшего мы поможем ему, из-за этого ему еще тревожнее, ждет подвоха. Ты хорошо ладишь с Ваасом, Джейсон, убедись в том, что он не обидит парня, - голос Августа звенит от холода и серьезности, в его глазах мелькает лишь тень былого гнева, но он удерживает себя. Прекрасное владение собственными эмоциями, мне даже немного завидно. Но я отвечаю согласием на его просьбу. Не то, чтобы я записался в отряд защитников всех слабых и обездоленных, но все-таки это в моих интересах. Нам надо дойти до победного конца, потому что я не хочу, чтобы все наши старания, вся та кровь, в которой мы запачкали свои руки, вообще все, что произошло, стало бессмысленным — это было бы совсем не смешно. Август дружески похлопывает меня по плечу. Забрав аптечку, я желаю всем спокойной ночи и вновь иду на второй этаж, наш разговор с пиратом еще не закончен.

* * *

- Хаосит, - с насмешкой говорю я Ваасу, и наблюдаю за тем, что он сотворил в комнате за время моего отсутствия. Как ни странно, ничего дурного. Монтенегро чуть приоткрывает один глаз и наблюдает за мной. Он сидит по-турецки на найденном им же матрасе, справа пистолет и кинжал, слева еще чуть опустевшая бутылка рома. Матрас накрыт покрывалом из синей ткани с коротким ворсом, я думаю о том, что оно, должно быть, мягкое и теплое и, конечно, пахнет пылью. Звук грома приводит меня в себя, я иду вперед, обхожу матрас по кругу и сажусь за спиной Вааса, кладу аптечку рядом с собой, с щелчком открываю запоры и поочередно легко прикасаюсь пальцами к пузырькам, в нос ударяет запах стерильности. Пират почти не шевелится, только вздымающаяся от дыхания спина и плечи нарушают идеальность его недвижимости. - Сними футболку, - говорю я, продолжая копаться в аптечке, выбираю из нее все то, что мне пригодится. Смачиваю вату антисептиком. Монтенегро неспешно стягивает с себя футболку, выпрямляет спину и поводит плечами назад. Я слежу за тем, как постепенно проступают на его спине связки мышц. Кожа покрыта мелкими ссадинами, встречаются и царапины, расцветшие гематомы едва различимы на его смуглой коже. Я педантично, с гипертрофированной аккуратностью обтираю его ранки от частичек запекшейся крови. Ваас расслаблен, он перехватывает мою руку, когда я принимаюсь за глубокую царапину на его плече. Я думаю о том, что он улыбается, широко и, возможно, даже искренне. Он отпускает мою руку, и я продолжаю заниматься тем, чем занимался до этого. Я перестал его бояться, то есть совсем перестал, для меня он больше не безумный тиран, для меня он даже не злобный вождь пиратского воинства, он просто часть меня, всего лишь, какая мелочь. Я усмехаюсь и рукой отодвигаю аптечку в сторону, выкидываю вату через плечо. Нам надо поговорить, надо договориться, не так ли? Вряд ли мне потребуются слова. Я приподнимаюсь, придвигаюсь практически вплотную и встаю на колени, провожу пальцами по его плечам, обвожу края его ран. Шрамы выглядят на нем чем-то обыденным, чем-то нормальным, чем-то вроде расписанного рукой Микеланджело потолка в Сикстинской капелле. Без шрамов он был бы слишком чистым. Слишком идеальным. Слишком неправдоподобным. Мои руки соскальзывают с его плечей, прощупывают выступающие ключичные кости, оглаживают кожу его шеи, натянутые сухожилия, крупное адамово яблоко, челюстную кость. Пальцы колет жесткая щетина на его щеках, еще чуть выше я могу прощупать выступающий рельеф шрама, рассекающего часть его головы. У Вааса закрыты глаза, но он не думает, он прислушивается к себе, к своим чувствам, к скользящему ощущению моих пальцев на его лице. Тишина бывает разной, бывает такой как сейчас, разряженной и пропитанной запахом воды и подгнившей древесины. Игнорируя звук урагана, оставленного нами за стенами этого дома, я слушаю такт его дыхания. Чувствую, как он заключает мою руку в кольцо своих пальцев, тянет чуть ниже и целует ладонь. Обманчивое чувство спокойствия. Ваас отпускает мою руку, перехватывает меня под талию и тянет на себя, а после опускает вниз. Его глаза очень близко, а дыхание жжет кожу. Мне уже не страшно. Теперь он не представляет для меня угрозы. Я ингибитор его безумия, первый, переигравший шлюх, кровь, бойню и наркотики. Нет, я не его смысл и никогда им не стану, мне этого не нужно, это лишнее, это слишком лирично для падших. Просто мне нужно быть рядом с ним. Может быть, это мелочное предназначение, но далеко не смысл. - Он тебе нравится? Этот шрам, он нравится тебе, Джесс? – я фокусирую взгляд на полоске бежево-розоватой кожи, вновь прикасаюсь кончиками пальцев, ожидая того, что Ваас отстранится, но он только закрывает глаза, вдыхает глубже. Я не знаю, что ему ответить, я молчу. Этот шрам, все его шрамы, они привычны для меня. - Молчишь. Или согласен, или не знаешь. Я плохо помню, как его получил. Защитная реакция памяти, вроде так это называется, да? – явно риторический вопрос, он и без меня знает ответ. Я отстраняю руку от его лица. Ваас поднимается сначала на колени, после на ноги, расстегивает пряжку на своих штанах. Судя по всему, в этот момент я сглатываю слишком громко, Монтенегро смотрит на меня с усмешкой, тихо посмеивается. Нетерпение или нежелание? Как минутами ранее, когда он готов был меня застрелить. - Поднимайся, идем, надо смыть грязь. Погоди еще немного, раз уж ты спутался с Августом, то скоро у тебя разовьется преувеличенное желание ко всесущей чистоте и стерильности, - когда он заговаривает о медике, мне кажется, что я слышу нотки обиды в его голосе. Пират кивает на неприметную дверь в конце комнаты. Приходится какое-то время подождать, пока стечет ржавая вода. Поразительно, что тут вообще есть вода, я стараюсь не задумываться о том, кто и каким образом проводил сюда канализацию. Вода едва теплая, отопление тут никто не предусматривал, я переступаю с ноги на ногу, вынуждая систему кровообращения работать быстрее, стук зубов похож на звуки взбесившегося канкана, Монтенегро стойко терпит и, тихо ворча, активно трет мою спину. Стекающая вода серого цвета, но постепенно светлеет. В ответ я помогаю ему, все так же бережно отмываю его спину, он шипит сквозь зубы, когда мыльная пена попадает в его ранки, саднит. Мыло пахнет чем-то приторным, тошнотворно сладкий запах, но мы пользуемся тем, что есть. Псих и убийца, пахнущие кексиками, как вам такой расклад событий? Я сдавленно смеюсь, ладонью смахиваю пену с его спины. Тут становится действительно холодно, зато теперь вода прозрачная. Вентили визгливо скрипят, когда Ваас их закручивает, пират продолжает ворчать, дрожащими руками оборачивает полотенце вокруг бедер. - Даже в ебаном водопаде было теплее, - на самом деле это не так, но я не спорю. Я выхожу вслед за Монтенегро, закрываю за собой дверь треклятой душевой. Плед действительно пахнет пылью, зато он теплый, я заворачиваюсь в него с головой и теперь, наверное, похож на какого-нибудь оракула. Пират подходит к окну, молчаливо, чуть хмуря брови, наблюдает за буйством стихии. - Ты простынешь, - я перевожу взгляд с него на бутылку рома, еще одно хорошее средство отогреться — алкоголь. Просовываю руку между краями пледа и тянусь к бутылке, со стороны это выглядит забавно. Ваас усмехается, может быть, моим словам, а может быть, и наблюдая за тем, как я пытаюсь дотянуться до рома, не вылезая из своего теплого и комфортабельного кокона. - Ты беспокоишься за меня? – пират чуть приподнимает бровь, подходит ближе, наклоняется и, ухватив бутылку, дает ее мне в руки, я припадаю к горлышку и морщусь от горького вкуса. В груди теплеет, после тепло мягкой волной перекатывается в мой желудок. - Не то, чтобы очень, но мы твою тушу на своих горбах не попрем, а лечить тебя у нас нет времени, - он кивает головой, отбирает у меня бутылку и отставляет ее подальше. Капитан Морган смотрит на меня с преувеличенным воодушевлением, с каким-то даже превосходством, что ли, а может быть это только мне кажется. Монтенегро садится на край матраса, я пальцами чуть отодвигаю в сторону складку пледа, закрывающую мне обзор, чтобы видеть его боковым зрением. - Я думаю о том, что завтра нам придется выйти пораньше. Нужно найти много всякой херни типа воды, еды, топлива, одежды, патронов и прочего. Так что ты прав, заболеть сейчас мне не на руку. Но все это будет завтра, - Ваас придвигается ближе, рукой сдергивает с моей головы ткань пледа, оттягивает его и резко, без всякого предупреждения или намека, вцепляется зубами в оголившуюся кожу на моем плече. От шока я не могу даже зашипеть от боли, а он уже разжимает зубы, явно довольный своей внезапностью. В то время как место укуса наливается кровью и болезненной пульсацией, у меня по спине прокатывается волна мурашек, из-за окна веет сыростью и холодом. Стоило лишь на мгновение закрыть глаза, задуматься о том, каким идиоматическим словом стоило бы охарактеризовать его поведение, да и его самого, как он вновь пользуется моим замешательством, жалкими секундами промедления. Стараниями Вааса, плед теперь прикрывает только мои бедра, впрочем, как оказалось, и это недостаточная защита, хотя о чем я думаю? Меня сейчас и БТР вряд ли спасет, что уж говорить о жалком куске материи? Я цежу воздух сквозь плотно стиснутые зубы, чувствуя, как рука Монтенегро ощутимо сдавливает мое причинное место. Проще понять смысл эксперимента Шредингёра, чем возбудить человека таким образом. Дело в том, что я не могу говорить, в таком положении вообще не до разговоров, я думаю о том, что подписывался на все что угодно, но точно не на принудительную кастрацию. - Мы ведь не оговаривали срок возвращения долгов, значит, я могу забрать их в любой момент. Ты же ведь не против такого расклада вещей? – в подобной ситуации я был бы даже не против в одиночку выкрасть полотно Моны Лизы из Лувра, что уж говорить о такой мелочи? Конечно же, я с ним соглашаюсь, но, если честно, меня к такому жизнь не готовила. Ваас убирает руку, но ненадолго. Он вновь перемещается и теперь оказывается на коленях напротив меня, убирает плед с моих бедер, ухватывает меня одной рукой за затылок, удерживая так, чтобы я не имел возможности отвернуться. Мне приходится чуть приподняться, дав ему возможность выдернуть полотенце из-под моих бедер и откинуть его в сторону, в каждом его движении чувствуется нетерпеливость. Я предпочитаю закрыть глаза, но не для того, чтобы не видеть, а для того, чтобы заострить внимание на ощущениях. Он возбуждает меня медленно, постепенно, но не потому, что боится причинить боль или неудобство, а потому что его привычка мучить неискоренима. Непроизвольно я тянусь к его губам, но Монтенегро держит меня на расстоянии, удерживая за волосы. Он отвечает ехидным смешком на мое сдавленное рычание, сукин сын, как обычно, решил поиграть в свои игры, правила которых, само собой, мне неизвестны. Зато я точно уверен, что ему нравится то, как постепенно я и сам начинаю работать бедрами, вколачиваясь в его кулак едва ли не до основания, такт моего дыхания, до этого ровный, все-таки сбивается, впрочем, у меня неплохой результат. Сердце Монтенегро пропускает удары куда чаще моего. Приоткрыв веки, я вижу, что он смотрит вниз, нервно облизывает нижнюю губу, если бы он был сексуальным маньяком, то ему пошла бы роль вуайериста. - Джес? – у меня нет никакого желания ему отвечать. - Джес, ты должен помочь мне, - я вновь приоткрываю веки, медленно опускаю взгляд вниз и растягиваю губы в усмешке, потому что у меня нет возможности даже издать смешок. Этот мудак, точно прирожденный вуайерист. Возможно, ему стоило меньше смотреть порно в детстве, если оно у него вообще было — детство или порно, черт его разберет, но журналы с пышногрудыми девицами мне однозначно встречались даже тут. Мысли и события быстротечны, как вода в горной реке. Я не успеваю уловить тот момент, когда мое положение в пространстве изменилось, теперь я стою на карачках, практически прикасаясь грудью к матрасу, а напротив моего лица находится подозрительно топорщащееся полотенце. И, кажется, я знаю, что меня там ждет. Оказывается, как все-таки много в мире тех вещей, к которым я был совершенно не готов. Я опять шумно сглатываю, и Монтенегро воспринимает этот звук по-своему. Он хозяйски гладит меня по затылку, чуть надавливает, вынуждая податься вперед. - Только не говори, что принцессы таким не занимаются, - в его голосе явно не хватает насмешки, тяжело контролировать себя в такие моменты. Удерживая вес своего тела на одной руке, второй я кое-как выдергиваю угол полотенца, сдвигаю ткань в сторону и закрываю глаза. Запах кожи щекочет обоняние, я не чувствую ничего приятного, вроде бабочек в животе или еще какой-нибудь чуши, но и не испытываю отвращения, в то же время мне и явно не все равно, я возбужден, и в этом весь фокус, ничего личного. Долги, договоры, разговоры, да к черту все, кто там говорил о том, что стоит попробовать все в своей жизни? Мне почему-то интересно, учитывал ли этот человек вот такие крутые повороты сюжета? Нет, сейчас явно не время пытаться осознать тщетность бытия или искать оправдания своим действиям, я вообще об этом не думаю, все мои мысли подобны вспышке, это не рассуждения, а только заготовки для будущего процесса мозговой деятельности. - Джейсон, мать твою, Броди, - мне показалось, или в этом по обыкновению жестком и нетерпимом голосе послышались нотки мольбы? На самом деле, это необычно — осознавать факт того, что от тебя не требуют, а просят, в такие моменты можно почувствовать себя крутым и сильным. «Крутым и сильным» заканчивается после первого же давления на затылок, гладкая головка члена прикасается к моим губам, и вот тут я осознаю, что действительно не понимаю, как я это должен делать, без ужаса и трагедии, просто мое сознание ставит меня же перед простым фактом. Кто-то однажды мне сказал, что по мне плачет театр экспромта. Если честно, после того, как я пережил нападение разных тварей, к числу которых можно причислить и людей, это выглядит не самой сложной моей импровизацией. Автоматически я вспоминаю все то же порно, не какое-то там, блять, мороженое или банан, а порно из раздела «минет». Чуть приоткрыв рот, я прикасаюсь кончиком языка к головке члена, шумный вдох Вааса звучит одобрением, но этого мало, мне бы этого было явно мало. Обхватив головку губами, я чуть всасываю ее в себя, подключаю к этому делу язык. Член подергивается во рту, на небе остается солоновато-горький привкус. Обхватив член у основания, малость сдавив его в кольце своих пальцев, я вновь переношу вес своего тела на одну руку, и теперь уже начинаю работать головой, языком чувствую вздувшиеся от притока крови венки, неровный рельеф — это может быть чем-то интересным. Открыв глаза, я на секунду поднимаю взгляд вверх, ловлю на себе внимательный, похотливый взгляд пирата и вновь смыкаю веки, его усмешка задерживается в моем сознании надолго. Все так же удерживая его член у основания, я неспешно провожу языком снизу-вверх, оставляя бликующий, влажный след. Его рука, сдавливая мои волосы, вновь надавливает, вынуждая насадиться глоткой на его стояк. Теперь я жмурюсь, в уголках глаз собираются слезы, а горло судорожно сжимается, явно не желая принимать в себя нечто подобных размеров. Я толкаюсь головой назад, соскальзываю и смотрю вверх с неодобрением, Ваас уже не смотрит, его голова откинута назад, грудь часто вздымается, а свободной рукой он гладит меня по плечам и лопаткам, сжимая и царапая каждый раз, когда мне случайно удается задеть очередную чувствительную точку. Челюсть ломит от боли, потому что приходится держать рот максимально широко раскрытым, чтобы не царапать кожу зубами. - Джес, хватит. Это уже слишком. Иди ко мне, мать твою, - он оттягивает меня за волосы назад и тянет вверх, я встаю на колени, выпрямляюсь в спине, наши лица почти на одном уровне, усмешки идентичны. Пират обхватывает меня рукой за талию, с утробным рычанием притягивает к себе. Я чувствую, как его член трется о мой, судорожно выдыхаю и сдавливаю в руках его плечи. Он нервно, судорожно и торопливо зацеловывает мои плечи. Двумя пальцами прикасается к моим губам, после небольшой заминки я все-таки обхватываю их губами, вылизываю, оставляя столько слюны, сколько могу, во рту едва уловимый мыльный привкус. Он вытягивает пальцы из моего рта и заменяет их своими губами и языком, при этом максимально прижимает меня к себе. Поцелуй — это только попытка заполнить пробел между событиями, но это не исключительно механическое действие, в этом есть и что-то явно не относящееся к выражению «ничего личного». Обе его руки опускаются вниз, одной он гладит меня по нижней части спины, сжимает в ладонях мою ягодицу, а пальцами другой руки проникает в меня, растягивает с какой-то издевательской медлительностью, я стараюсь максимально расслабиться, глубоко вдыхаю и выдыхаю, едва слышно постанываю. Это неестественные, чуждые и незнакомые мне ощущения, но это не так больно, как говорят многие. Сбивчивый, неразборчивый и односложный шепот Вааса заполняет пустоту в моем мозге, его дыхание теплой волной обдает ухо, я облизываю свои пересохшие губы, мимолетно целую колючую щеку. - Все нормально, ложись, - я отстраняюсь от него и киваю на подобие «кровати», Монтенегро только пожимает плечами и, подложив скомканный плед себе под голову, растягивается на матрасе. Я не могу не заметить лихорадочного блеска в его глазах, натянуто улыбаюсь. Перекинув ногу через его бедра, я замираю в нерешительности. Пират отодвигает меня чуть назад, одну руку кладет поверх моего бедра, а другой сжимает свой член, направляя его в меня. Пожалуй, первый десяток минут я мог бы назвать адом, Монтенегро тоже приходилось не сладко, смазки не хватало, где ее тут искать, я не мог приложить ума, да и не особо хотел. В какой-то момент пират вышел из меня, густо сплюнул на свою ладонь и растер слюну по всей длине члена, вот тогда дело пошло куда проще. Упершись руками в его грудь, я, наконец, решился сделать первое нерешительное движение бедрами, подался вперед и вверх, и вновь опустился, ногти Вааса заскребли по коже на моих бедрах. Выдох. Вдох. Это может быть не только интересным, но и приятным, особенно когда на тебя смотрят со смесью похоти и обожания, мне бы хотелось так думать. Монтенегро не то стонет, не то рычит, мой хриплый голос вторит ему. Движения постепенно становятся резче, рычание приобретает звук протяжного стона, мое дыхание сбивается окончательно на неровный, абсолютно неточный ритм. Привкус на губах соленый от выступивших бисеринок пота. Монтенегро подается вперед, укладывает меня на спину, сам занимает более удобную позицию и начинает вдалбливаться в мое тело уже безо всякой жалости и попыток удержать себя в узде. Мне остается лишь шипеть и сдерживать мерзкий скулеж, норовящий вырваться из моей глотки. Ваас впивается пальцами в мои волосы, сдавливает порядком отросшие пряди, и со звериной жестокостью впивается в мои губы, целует исступленно, жестко и больно, и я с готовностью отвечаю на этот поцелуй, обнимаю его за шею, чуть отстраняюсь, и громко, намеренно подражая продажным девкам, протяжно стону в его приоткрытые, растянувшиеся в усмешку губы. Он отвечает на эту дерзость резким толчком бедер, который сопровождается влажным шлепком соприкоснувшейся вспотевшей кожи. Я откидываю голову назад и жмурюсь, чувствуя мгновенное, но яркое ощущение. - Вставай, блять, быстро. Быстро! Клянусь Богом, или во что ты там веришь, я тебе башку расшибу, если ты будешь двигаться так же медленно, - Монтенегро выходит из меня, силой поднимает на ноги и толкает к стене, коленом раздвигает мои ноги шире, надавливает рукой меж лопаток, заставляя немного прогнуться в спине, и вновь входит. Я чувствую, как он обхватывает своей ладонью мой член, сдавливает и принимается удовлетворять меня в такт собственным толчкам. Я поворачиваю голову в профиль, но мне все равно нихрена не видно из-за кромешной темноты. Клубок в нижней части живота принимается раскручиваться. Судорожно, и сам не понимая того, что я несу, я что-то шепчу, это явно что-то грязное, что-то пошлое, вынуждающее Монтенегро стонать еще громче, в его попеременном рычании мне не удается понять, отвечает он мне или продолжает все так же самозабвенно толкаться в мой зад, хотя грешно жаловаться. До боли вцепившись зубами в кожу на собственном плече, я опустил свободную руку вниз, и закончил уже сам с протяжным стоном. В какой момент кончил пират я понять не успел, да и мне было как-то плевать. Еле перебирая ногами, мы все-таки дошли до матраса и, повозившись, все-таки устроились на нем. Ваас, судорожно дыша, расширенными зрачками смотрел в потолок, я занимался тем же. - Я ошибался, когда хотел тебя убить. Тебя надо было сначала трахнуть, а потом убить, вот так было бы заебись, я считаю. Как тебе идея? – я отвечаю всемирно известным жестом, смысл которого, говоря цензурно, сводится к ответу «нет». Отдышавшись и придя в себя, мы быстро смыли с себя итоги «отдачи долгов», и вновь вернулись в наше скромное обиталище. Уместиться на матрасе было делом плевым, а вот укрыться одним пледом двум взрослым мужикам оказалось не так просто, в итоге Монтенегро сгреб меня в охапку, и вот в такой позе, немного неудобной, но максимально теплой, нам удалось уместиться под куском импровизированного одеяла. - Ваас, тут такое дело, Август... - нет, ну надо же как-то об этом поговорить, на сонную голову это делать не лучшая идея, но лучше что-то, чем вообще ничего. Как ни странно, пират меня не дослушивает и бубнит куда-то в область моей правой лопатки. - Знаю я, что твой Август, все нормально. Поймай тишину, принцесса, все хорошо, мы отдыхаем, расслабляемся, и набираемся сил перед тем как заняться самой ответственной частью миссии. Ты меня понял, окей? – я киваю головой и наконец с удовольствием смыкаю веки, моментально думая о том, что меня ждет здоровый сон без сновидений под аккомпанемент звуков тропического дождя и чужого, но далеко не раздражающего сопения. Я впервые за долгое время засыпаю с улыбкой на губах и в ощущении абсолютной защищенности.

* * *

Несколько раз я просыпался посреди ночи, заслышав судорожные вздохи, шипение и недовольное бормотание. Как выяснилось позже, дело было в Рико, повязки которого пришлось менять дважды. Мои ощущения после утреннего пробуждения были двоякими: с одной стороны я чувствовал, что отдохнул, как не отдыхал раньше, особенно в среде шумного города, с другой стороны у меня ломило ребра, и тянуще ныли мышцы рук, спины и ног, но самым неприятным открытием стала саднящая на все лады задница, на которую вчера был совершен абсолютно варварский набег со стороны того, кто сейчас сопел, лежа ко мне спиной. Переборов в себе желание членовредительства по отношению к Ваасу, я кое-как, чертыхаясь и кряхтя, поднялся на ноги и приставным шагом, словно подражая зомби из малобюджетных фильмов ужаса, поплелся в ванную. Умывшись и стряхнув с себя остатки сонливости, я вернулся в помещение и уставился на дальний угол комнаты, в котором призывно блестел боками синий перманентный маркер. Сама судьба испытывает мое терпение, но такой возможности я упустить не мог, всякая месть сладка, словно божественный нектар. Вооружившись своим «несмываемым» оружием, я обслюнявил кончик маркера, худо-бедно расписал его на клочке найденной бумаги и крадучись, аки вор в ночи, приблизился к видящему десятый сон Монтенегро. Всего минута работы и каков результат, просто волшебно, другим словом и не назовешь, да и к тому же наш тиран не так бдителен, как могло показаться изначально, но это можно списать на усталость и потраченные за все эти дни нервы. Широко усмехнувшись своей сиюминутной шалости, я выбросил оружие преступления за окно, натянул на себя нижнее белье и штаны, и быстро, насколько позволяли мне мои неудобства, вышел из комнаты. Я, конечно же, хорошо осознавал тот факт, что в комнате, да и в ванной есть зеркала, и Ваас мои художества заметит быстро, благо подмечать что либо, даже пусть это будет и на его спине, он умел, но все же. Парни сидели за столом и поедали саморазогревающиеся сухие пайки. Вид у всех троих был помятый, относительно нормально выглядел только Крис, который, оторвавшись от еды, принялся сначала мазать свое колено согревающей мазью, а после и промазывать винтовку. Цвет лица Рико выровнялся и приобрел более здоровый оттенок, тем не менее, на его лице читались все признаки недосыпа и невроза. Август активно создавал видимость довольства, хотя его мимика и жесты явно намекали на долю раздражения, вызванного усталостью, я мог его понять, ему приходилось бегать везде и за всеми, чтобы кто-нибудь опять не поранился. Мое присутствие было замечено не сразу, первым меня заметил Рико, который молчаливо кивнул на свободное место между ним и Августом. Парни повернулись в мою сторону, Август создал на лице подобие сочувствия, снайпер неприкрыто усмехался, а я продолжал все так же, мелкими шажками приближаться к кухонному столу, попутно строя самые разнообразные гримасы, в итоге я все-таки занял свое место среди этих «рыцарей Ланселота». - Еды не осталось, воды по минимуму. Чай будешь? – я отрицательно махнул головой, ни есть, ни чаевничать с раннего утра мне не пристало, кусок в глотку не лез. А вот об отсутствии провизии стоило хорошенько задуматься. Я мельком покосился за окно, ураган завершился еще ночью, но небо было все так же затянуто тяжелыми тучами, накрапывал моросящий дождь. Выходить из дома не хотелось совершенно, но Рога Изобилия для такого момента мы явно не припрятали, так что выбора не оставалось. Впрочем, Монтенегро вчера упоминал то, что сегодня мы с ним на пару предпримем небольшую вылазку. Монтенегро. Я ехидно улыбнулся, услышав на втором этаже далеко не человеческий рев, полный нецензурной брани самой разной степени сложности, а после быстрый топот по лестнице. - Кто это сделал, мать вашу?! Ебла всем попереломаю, гады! - мне все-таки удалось согнать с губ дебильную улыбку, состроить непроницаемое лицо и обернуться в сторону стоящего посреди гостиной пирата. Ваас, занятый своим праведным негодованием даже не успел толком одеться, одеждой ему служило вчерашнее махровое полотенце, прикрывающее его причинное место от лишних взоров, в одной руке разгневанный пират сжимал подвернувшийся ему по пути кинжал, а другую сжал в кулак так, что побелели костяшки пальцев. Если бы он не так нелепо выглядел, я бы назвал его Аресом, к тому же вряд ли кто-то из смертных осмелился бы написать на спине бога войны: «сосу за 5$». Стоило мне об этом подумать, как пират повернулся спиной, демонстрируя творение рук моих. Крис издал звук, похожий то ли на кряканье, то ли на блеяние, на деле являющийся попыткой сдержать рвущийся истеричный смех, Рико широко улыбнулся, а Август спрятал усмешку за кулаком. В итоге, когда снайпера все-таки прорвало и он заржал во всю мощь своих легких, постепенно сдались все: Август ретировался под стол, Рико уткнулся лицом в сложенные на столе руки, а мы с Крисом повисли на своих стульях, заходясь в наплывах гомерического хохота. Даже когда Монтенегро приблизился к нам на расстояние удара, никто не прекратил ржать. Но, как было сказано, Ваас не дурак, так что пират, моментально вычислив виновника торжества, ухватил меня за здоровое ухо, как напортачившего мальчишку. - Юморист хренов, ну-ка открой рот, - не понимая, для чего это нужно, я без лишних препирательств разомкнул губы. После пристального осмотра моей глотки мужчина разжал пальцы и дал мне усесться на свое место, массовая истерика постепенно утихала, откуда-то из-под стола начал постепенно выбираться глумливо похохатывающий Август, - в следующий раз лучше затирай следы преступления, мудила, у тебя весь язык в черных пятнах, - самодовольно усмехнувшись, Ваас вновь ушел на второй этаж. Я, вспомнив о том, что и мне стоит нормально собраться, повернулся обратно к парням. - Так, мы сейчас уходим пополнять запасы всего, что только можно и нельзя, вы остаетесь тут, и пристально следите за сохранностью дома, окей? – я обвожу всех пристальным взглядом. - Конечно, мамочка, - глумливо отвечает мне Крис за всех. После этого я поднимаюсь на ноги, достаю из одного из наших рюкзаков комплект чистой одежды, более или менее подходящий мне по размеру, и тоже ухожу на второй этаж. Спустя десять минут сборов мы с Ваасом, кое-как законспирированные, вооруженные и точно осознающие цель своей миссии, выходим за порог.

* * *

Обратно мы возвращаемся уже глубоким вечером, навьюченные поклажей, как два осла. Часть вещей, вроде коробки патронов, трех новых винтовок и нескольких железных канистр с бензином, мы оставили в машине, таскать их с собой нам ни к чему. А вот комплекты новой одежды цвета хаки, более практичного в окружающей среде, большую медицинскую аптечку, еду и пару канистр с водой несем в дом. - Стой! Кто идет? – в окружающем полумраке удается различить только чей-то силуэт, стоящий подле входной двери, меня словно окатывает ледяной волной, малоприятное ощущение направленного в мою сторону оружия не радует от слова «совсем». Ваас машет рукой и говорит что-то вроде «отъебись». Снайпер, голос, несомненно, принадлежит ему, теперь не спрашивает, он молча передергивает затвор. - Да свои это, свои. Крис, твоя бдительность с одной стороны похвальна, а с другой она мне как шило в жопе, - ворчит Ваас и, приблизившись, плечом смахивает мужчину со своего пути, я пожимаю плечами и вхожу вслед за пиратом, Крис следует за нами и закрывает дверь. Август на мгновение отвлекается от смены повязок Рико и смотрит в нашу сторону, на сумки, которые мы с наслаждением скидываем на пол. Снайпер моментально хватает одну из канистр и принимается откручивать крышку, после чего жадно припадает к горлышку губами. - Рай земной, сегодня вы мои герои, - в своем стиле, глумливо говорит Крис, закручивая крышку на место. Следующие несколько часов были посвящены приготовлению еды и прочим бытовым мелочам, направленным на то, чтобы улучшить наше тут пребывание. Как-никак, а еще дня два-три мы гарантированно пробудем в доме доктора, после чего выдвинемся в конечный пункт нашего маршрута — к пещере Великана и тайнам, которые скрывает в себе это место.