«Победителей не судят»

Дженсен сидел в трейлере и рассматривал плечо. Бутафорию положили отлично – выглядела гелевая ладонь очень реалистично, как натуральный ожог. Правда, коже новый «шрам» не нравился, плечо под силиконом чесалось и слегка потело, и, когда грим и накладки снимут, там обязательно будет раздражение. Сегодня важный день – съемки первого эпизода нового сезона, все на взводе. Нет, для Эрика быть на взводе перманентное состояние, он режиссер, но нынче с утра как с цепи сорвался. Недоволен – всеми, не только Эклзом. Черт, если бы только фанаты знали, насколько тяжело дается ему эта работа, особенно теперь! Быть не собой не сложно… Пока помнишь, кто ты в реальном мире. И Дэннил… Мужчина привычно закусил нижнюю губу ровной кромкой белоснежных зубов. Последние недели она ведет себя, как настоящая стерва. Постоянно психует, закатывает невероятные истерики, собралась ехать в Штаты. Возможно, её отъезд и к лучшему. Они отдохнут друг от друга, обдумают некоторые проблемы. А проблем никогда не бывает мало. Эклз встал, решительно отметая гнетущие мысли. Сейчас он на работе, и сейчас он – Дин Винчестер... черт его побери. — Ты вообще в порядке? — догнал его в спину оклик. — Жрать слегка хочу! — на автомате ответил Дженсен. Остановился, повернулся к Биверу. — Извини, — развел он руки. — Что-то я слегка заигрался, — Джим только головой покачал, Крипке нынче действительно озверел, если довел Эклза до состояния полной прострации. Да, заигрался. Регулярные репетиции, вычитка сценария, благотворительные поездки. Конференции и встречи с поклонниками. Последний эпизод серии уже досняли – выглядеть удивленным при виде «ангела», мать его, «Господня» не составило особого труда. Как не составило труда исполнить и праведное негодование. Зато с жизнерадостностью, оптимизмом и юмором серьезный напряг. «Ангел Господень». Да ну нахрен! Полтора года назад. — Мы опаздываем! — крикнул он вверх. На втором этаже съемной студии крутилась Дэннил, пытаясь навести красоту на и без того прекрасное лицо. Эклз улыбнулся. После неполного года совместных съемок и релиза «Десятидюймового героя» они почти не расставались. Не афишировали, но и не скрывались. Дэн – волшебная. Верный друг, хороший помощник. Как-то занялась его агентом, но Дженсен с боем отстоял свое право остаться в CW. Ему нравилась его работа. Дин Винчестер принес актеру популярность, фразочки и словечки бесстрашного охотника на нечисть уже растащили по интернет-порталам на мемы, социальные сети пестрят изображениями братьев Винчестеров. Помимо того, они очень сблизились с Джа – он оказался вовсе не напыщенным самовлюбленным болваном, как опасался Эклз. Он не любил вешать ярлыков, но не раз натыкался на «звезд шоу», из-за которых многие весьма подходящие роли Дженсен упустил. Поприще лицедейства подразумевает гибкость характера, и он искренне старался искать компромиссы, однако не терпел двуличности, неискренности, эгоизма. Выкладывался на работе на все сто, но почему-то оценил его рвение – реально оценил, по достоинству – только Эрик Крипке. Спрашивал, конечно, сполна, и три шкуры снимал, но и инициативам не мешал. Прислушивался к мнению актера, пусть не всегда разделял его, но, во всяком случае, не игнорировал. Некоторые сцены, в основном, интимного характера, полностью переписывались под Эклза и его врожденную скрытность. В общем, актеру жаловаться не на что. Дин Винчестер, весельчак с непомерно раздутым чувством собственной важности, нахал, балагур и полностью разбитый жизнью человек, колоссально отличающийся от исполнителя роли, волей-неволей стал своеобразным альтер-эго Дженсена. Дженсен и сам не заметил, как это произошло. — Не торопи меня, Джей, — из ванной комнаты прилетел недовольный возглас Дэннил. — Это благотворительный бал, там соберутся все сливки Нью-Йорка. Ты же не хочешь, чтобы твоя спутница выглядела неподобающе на фоне расфуфыренных и обвешанных бриллиантами старлеток? — Дэн, я просил тебя не называть меня так, — с досадой ответил Дженсен и нахмурился. — А как, — девушка вышла из ванной и начала спускаться по лестнице, — мне тебя называть? Росс? Дженсен не ответил, залюбовавшись подругой. В черном вечернем платье она смотрелась восхитительно. Мягкая ткань облегала стройную фигуру, струилась по точеным ножкам и соблазнительным изгибам, на запястье поблескивал браслет – единственное украшение, а в руке маленький клатч. Правда, удивляла некоторая строгость – Дэннил любила декольте, сейчас же грудь закрывалась тонким жаккардом, а шея – полуворотником-стойкой. Девушка сошла со ступеньки, хитро изогнула бровь и направилась к двери. Тут Эклз понял, что строгость – не то слово, которое можно применить к данному платью, и шумно втянул воздух в легкие, а ноздри его чуть затрепетали от восторга. Грациозная спина до самого крестца обнажена, даже небольшие пикантные впадинки на пояснице. И аккуратные маленькие лопатки так беззащитно и маняще выделялись на светлой бархатистой коже, что следующие пару мгновение парень пытался вспомнить, как разговаривать. — Моя богиня, — выдохнул он, наконец. — Ты можешь называть меня, как тебе заблагорассудится. — Я знала, — с торжеством в голосе бросила Дэн, — что ты так скажешь. Через пару пробок и сорок минут они подъехали к галерее на Пятой Авеню. Центральный Парк всегда славился обилием галерей и арт-выставок, и вообще, Нью-Йорк – средоточие культурной жизни Америки. Кто не знает Манхэттен, вечно неспящее, пульсирующее сердце города, остров огней и тусовок? Бродвей, самая длинная – 25 километров! – улица, и его тридцать девять театров, из-за которых образовался целый квартал, названный Театральным. На подмостках этих театров выступали столь великие, что у Эклза мурашки по коже бежали от одной мысли об их славе и таланте. Эмпайр Стейтс Билдинг, построенный в стиле арт-деко, был самым высоким зданием до Всемирного Торгового Центра… и вновь стал им, после гибели Башен. Сейчас они ехали в не менее помпезное место, благотворительный бал в пользу детей, зараженных аутоиммунными заболеваниями – волчанка, болезнь Грейвса, синдром Гиена-Баре, рассеянный склероз… СПИД. Дженсен не особенно радовался богемной вылазке. Черт, его заботила судьба детей, естественно! Тем более, что сам он здоров, хвала Господу, и даже если бы заболел – имел бы средства оплатить дорогостоящее лечение. И состоятельность обязывала относиться с пониманием к тем, кто лишен подобного шанса. Его натура не позволяла ему просто сидеть на пятой точке, когда есть возможность воспользоваться благосклонностью судьбы лично к нему и помочь тем, кто в поддержке отчаянно нуждается. Особенно в свете того, что и его семью болезнь не обошла стороной. Но Эклз ненавидел показуху всей душой. Помочь финансами – пожалуйста, подтвердите необходимость лечения и получите анонимное пожертвование. А балы… Есть такой спорт – фаллоизмерение. Вот именно этим словом называл Дженсен разного рода пафосные сборища. Дэн надавила на него, и он согласился. Сказала, визит - прекрасная возможность завести связи. Так, напомните, для чего там бал? Вроде, благотворительный, но похоже весьма отдаленно. Парень вышел из машины, отдал – не бросил – ключи в руки парковщику и открыл двери перед своей дамой. Он воспитанный молодой человек, хоть и из Техаса. Дженс не понимал, какого хрена, спрашивается, все считают, что в Техасе живут только скотоводы-деревенщины да ковбои, пережиток Гражданской войны. Да, он любил кантри и андеграунд. Да, любил лошадей и револьверы. Но его хобби не значит, что из-за них он не умеет вести себя в обществе. Хотя, думать тут не о чем. Что о нем воображают посторонние люди, Эклзу слегка наплевать. Главное, что знают о нем близкие. Джа. Дэн. Эрик и Джим. Родители, Алан и Донна. Джефф. От остальных он не просто не ждал одобрения – прятал все, что касалось личной жизни, и ревностно охранял. Его выбор – актерская деятельность, но его популярность не должна сказываться на друзьях и родственниках. Папарацци, таблоиды, неудобные вопросы. Не зря их называют акулами пера – журналисты сломали не одну карьеру и не одну семью разбили. Дженсен давно для себя решил не давать им такого шанса. На входе Дэннил достала из клатча пригласительные, подала их управляющему. Мужчина улыбнулся, сказал что-то вроде: «Очень рады вашему визиту, мистер Эклз и мисс Харрис», ничего особенного, дежурное приветствие, дежурная улыбка. Проводил их в зал, повел рукой с неискренним радушием, пожелал приятного вечера. Дэн тут же нашла какую-то подругу, сверкнув глазами, велела «побыть тут, я совсем ненадолго» и унеслась в неизвестном направлении. Парень глубоко вздохнул. В кармане у него лежал свернутый в два раза чек на двадцать тысяч долларов – примерно две трети от оплаты одного эпизода. Хотелось бы просто бросить листок в урну для пожертвований и смыться домой, к гитаре и кружке имбирного пива… Но Дэн не поймет. Она постоянно говорит ему, что нужно обрастать связями, знакомствами, искать новые горизонты. Пару раз проехалась по съемкам в «Сверхъестественном», особенно после заключительного эпизода. Сказала, что сценарий «И преисподняя раскрыла пасть свою» не оставил актеру пространства для маневра и роста персонажа. Спрашивала, не думает ли Дженсен, что персонаж себя изжил, и как долго после «Десятидюймового…» он собирается отказываться от съемок в полномасштабных картинах. А Эклз не хотел обрастать связями! У него есть друзья, а связи – всегда притворство и слова, которые говоришь, но на самом деле так не думаешь. И ему нравился Винчестер – тут актер улыбнулся – они чем-то похожи. Многие думают, что быть Дином Винчестером увлекательно и весело. И только актер, исполняющий его роль, понимает – нет там ничего хорошего. Винчестер настолько слаб, что вынужден играть в сильного, и в процессе игры сам верит в то, что становится сильнее. Его внутренний мир изломан страшными тварями, а воспитание отняло индивидуальность. Дин – просто отважный охотник. А какой он друг? Какой муж? Эту сторону персонажа никто пока не раскрывал, но Дженсен знал, что позже его альтер-эго начнет оживать, заиграет характером. Дженсен постарается, чтобы он ожил. Эклз поднял с подноса мимо пробегающего официанта бокал шампанского, осмотрелся по сторонам и уже собирался спрятаться с ним где-нибудь в темном уголочке. Взор его прошелся вскользь по толпе, равнодушно и чуть отрешенно, лениво даже. Зацепился за сверкающую интересом, пристально и в упор рассматривающую его кобальтовую синь. Взгляды пересеклись, как пересекаются две шпаги в поединке, со звоном и искрами, с напором двух нахальных бретеров, сражающихся за звание первого дуэлянта. Дженсен слегка смешался. Он не привык к такому натиску, но и сдаваться не собирался. На него пялился, именно пялился, откровенно сканировал, мужчина лет тридцати двух, брюнет, строгий черный костюм. Но на лице… Бог ты мой, да это же просто омуты бездонные. Цвет радужки отчетливо виден даже при фальшивящем освещении, он настолько ярок, что затмевает любые другие оттенки. Сложно описать палитру, как сложно описать переливы спектра воды с высоты птичьего полета. От светлого, холодного голубого до теплого и успокаивающего темно-синего. И они… Эти глаза – словно смотришь в бездну, а она манит-манит-манит… — Джей? — окликнула его подруга. Эклз увидел, как его визави едва заметно улыбнулся, в тот момент, когда Дэн подошла, и отвернулся к собеседнику. Вроде как Дженсен выиграл в противостоянии, но победителем себя не ощущал, больше того, почувствовал сожаление, когда бездна сжалилась над ним. Он вдруг раздраженно скривился, словно попробовал хинной горечи, и недовольно приподнял брови. — Что? — спросил он так, что Дэннил даже отступила на шаг назад. — Ты уже закончила создавать себе рекламу? Могу я, наконец, поехать домой? — Джей, ты… — растерялась девушка, но Эклз только еще больше нагрелся. — Я просил не называть меня так, — приглушенно огрызнулся он. — Да что с тобой? Из тебя тестостерон просто сочится! — Дэннил тоже слегка рассердилась. Да, Дженсен не любит богемные выезды, но ведь выбора нет. Он должен вращаться среди селебрити как можно чаще, а не заседать дома с пультом от телевизора и гитарой под рукой. Этот его сериал будут снимать от силы пару сезонов, один – более реалистично. Эклзу необходимо спуститься с небес на землю и подумать над своей карьерой, в конце концов. Харрис видела потенциал молодого актера, видела его талант. Он сможет достичь славы и обожания поклонников, возможно когда-нибудь даже получит «Оскара». Если перестанет витать в облаках и возьмется за дело! Дэннил не любила «Сверхъестественное». Из-за съемок им приходилось жить в Ванкувере. В Канаде! А Дэннил – американка и любит Америку. У нее есть своя карьера, но из-за работы Дженсена они вынуждены расставаться – постоянно. Джей надежный, серьезный и усидчивый, дотошный в работе и обладает упорством и стрессоустойчивостью, которая так необходима на творческой стезе. Негоже ему разбрасываться своими достоинствами ради второсортного TV-шоу. Однако сам Дженсен так не думал и любил этот дурацкий сериал. Сколько бы девушка не давила на своего парня, заставить его рассмотреть хотя бы один сценарий, который помешал бы съемкам «Сверхъестественного», не смогла. — Я устал, наверное, — тут же отступил Эклз. И даже немного устыдился своего порыва. Все-таки сорваться на подруге, и из-за чего? Из-за какого-то хлыща, который на него нагло таращился? Да бросьте, само предположение смехотворно. Подумаешь. Ну, рассматривал он Дженсена, и что с того? Америка – свободная страна, граждане вольны смотреть туда, куда взбредет в голову, особенно, если это не противозаконно. Тем более, что Дженсен и сам в долгу не остался, отвечая на нескромное любопытство темной лазури. Перебирая в памяти оттенки синего, он так и не сумел точно определить цвет. Он удивлен, ошеломлен глазами того незнакомца. Он и не представлял, что одним лишь визуальным контактом можно столь полно выразить эмоциональное состояние обладателя. Уверенность. Спокойствие. Заинтересованность. Восхищение. В них, там, в глубине бездонного омута, плескалась тайна, интрига даже. И налет порока. Взгляд, которым его изучал тот мужчина, казалось, физически ощущался на теле. Он был неприличным. Раскрепощенным. Неудобным для Дженсена. И те эмоции… Да. Он просто устал. Никогда не любил толпу, потом этот тип. Странно, но Дженс на сто процентов уверен в том, что синеглазый мужчина – не гей. Эклз вполне терпимо относился к гомо. Чужая постель – не его дело, вроде как. И понимал, когда его друзья-геи говорили, что он лакомый кусочек; спокойно воспринимал попытки подкатить, и мягко, без грубости их отфутболивал. Тот оппонент – парень не знал, как его еще назвать – наблюдал за ним плотоядно, чуть изумленно. В общем, Дженс пребывал в абсолютном смятении. И выбросить из головы странного мужчину не мог. Как не мог избавиться от видения темно-синей, искушающей радужки. — Дженсен, — девушка учла взъерошенное состояние бойфренда и решила не сыпать соль на сахар, называя его именем, которое он терпеть не может. Прозвище «Джей» придумал Падалеки. Скоро оно разошлось по площадке и теперь только ленивый, да тот, кто опасался ярости самого Эклза, не называл его так. Потом Дженсена и Джареда титуловали званием Джей-дуэт, и «Дженсен» прочно похоронилось под кличкой, за что Дженс Падалеки тихо ненавидел – по дружески, само собой, но и возможности для шпильки не упускал. — Дженсен! — уже громче позвала она парня, который, кажется, завис от напряжения. — Да? — он вынырнул из мыслей. — Ты немножко потерпи. Я скоро закончу, — пообещала она. — Удивительно, — слегка саркастично ответил Дженс. — Чтобы ты, да согласилась уйти раньше трех ночи? Нечисто что-то в Датском королевстве… — Ты, и правда, неважно выглядишь и ведешь себя странно… Ты не заболел? — Дэн хотела положить ладонь ему на лоб, но парень отстранился. — Прекрати. Мы на людях, — упрекнул ее Эклз. Он никогда не позволял ей настолько интимные вещи вне дома. Считал неуместным, раз. И не хотел посвящать в свои дела прессу, два. — Ты вообще хоть когда-нибудь отпускаешь вожжи? — нахмурилась она. — Мы живем вместе… — Но это не значит, что мы будем вести себя на публике, как молодожены, Дэннил, — тут музыка в зале сменилась голосом Синатры, и парень чуть слышно заскрипел зубами, а на скулах заиграли желваки. — Я буду в лоджии. Заканчивай, — бросил он и направился к широким двустворчатым дверям на балкон. Харрис только показала кончик языка ему в спину и снова улетела в неизвестном направлении. Дженсен шел быстро, стремясь поскорее выйти в ночную свежесть Нью-Йорка. Манхэттен никогда не затихает, это красивейшее место, особенно с высоты пятидесяти этажей. Там он подышит прохладным воздухом, немного остынет от сумасшедшего вечера и его сумасшедших гостей. Безвкусно разодетых старлеток в сопровождении толстяков-спонсоров с фигурами, больше похожими на кошелек. Импозантных ловеласов за сорок, родившихся еще в годы великой депрессии. Дам «бальзаковского» возраста, увешанных бриллиантами так густо, что не заметны шрамы от подтяжки двухнедельной давности. И брюнетов в строгих черных костюмах с глазами цвета небес. Глядя в них кажется, что поднимаешься-поднимаешься-поднимаешься ввысь, взмахивая руками-крыльями, и забываешь, что рожден ползать, забываешь даже о страхе разбиться об острые камни ущелья… — Проклятье! — Дженсен почувствовал, что столкнулся с кем-то, нагрудный карман с платком промок от разлившегося напитка. Вернулся в реальный мир, сфокусировал взгляд, как раз для того, чтобы вновь наткнуться на манящее небо, так ошеломившее его. Непередаваемо близко. Буквально в паре сантиметров от своего лица. Мужчина напротив элегантен и красив. Чуть ниже ростом – всего на дюйм, не больше. Светлая, слегка бледная кожа, аккуратный нос, густые брови широким разлетом над невыносимой синью. Черные ресницы, пушистые и длинные. Припухшие очерченные губы… — Возможно, — тихо произнес визави спустя минуту. — Вы все-таки позволите мне пройти? — О… — Эклза размазало тембром его голоса. Тенор, бархатистый, вкрадчивый. Уговаривающий. — Извините, — сухо ответил актер и, уступив дорогу, скрылся на балконе. Там он оперся руками о перила и несколько раз глубоко вдохнул, не замечая, что его оппонент стоит у дверного проема, чуть хмурясь. «Какого черта я его рассматривал?» — мысленно ругал себя Дженсен. «Какого черта я пялился на его губы вообще?!» — Знаете, — услышал он за спиной. — Для воспитанного человека, — парень повернулся и увидел, как брюнет стряхивает с лацкана шампанское. — Вы на удивление невоспитанны, — он не обвинял, не кричал. Напротив, спокойно и негромко констатировал факт. Дженсен едва заметно покривился. Он чувствовал раздражение и досаду за свое идиотское поведение. — Я, вроде бы, извинился, — ответил он и снова отвернулся, уже откровенно боясь залипнуть взглядом на какой-нибудь части тела незнакомца. Глазах, например. Или изящных округлых ладонях, сосредоточенно стирающих пятно с пиджака. — Вроде бы – ключевые слова, — пожал плечами тот. — Знаете, для такого элегантного мужчины, — решил запустить шпильку Дженсен. — На удивление неэлегантно быть занудой. — Острый язычок? — усмехнулся собеседник. — Неплохо, неплохо, — одобрительно протянул он, явно намекая на сверкающую вторым, пошлым дном двусмысленность. — Мистер… — начал Эклз, но его перебили. — Ко… — он хотел представиться, но не успел. В лоджию влетела миловидная шатенка, цокая каблучками. — Дженсен? — она обрадовано улыбнулась. — Расслабься. Я закончила, так что мы можем ехать. — Отлично, — оживился парень. Потянул девушке руку и пошел к двери. Уже на входе в зал обернулся. — Приятно было пообщаться, — в голосе его явственно слышалась ирония. Та встреча случилась около полутора лет назад. Сейчас же Дженсен шел на съемочную площадку, чтобы снова стать Дином Винчестером. Охотником, воскресшим из мертвых и выбравшимся из преисподней с помощью ангела, Кастиэля, черноволосого мужчины со светлой, слегка бледной кожей, пронзительно-синими глазами и пронзающим насквозь взором. Эклз чувствовал себя неуютно с Мишей Коллинзом – актером, исполняющим роль ангела. Того самого… Надо признать – роль ему удавалась. Но работать стало просто невыносимо тяжело. Рядом с Коллинзом Дженс чувствовал, как все его мышцы сковывает напряжением, а пальцы начинают подрагивать. Он понимал вдруг, что не знает, куда девать руки, словно они лишние, и не знает, куда смотреть. А от взгляда Миши возникает желание спрятаться, словно он видит насквозь все, о чем только думает Дженс. Он забывал текст, запарывал дубли, заикался! А Коллинз следил за ним из-под опущенных ресниц с непроницаемым лицом и только изредка уголки его губ чуть приподнимались, складывая неуловимую улыбку. Как-то Дженсен и Миша задержались в студии, а потом пошли догонять остальных в местном кафе. Не успели выйти из-за поворота, как увидели толпу фанаток, неизвестно как попавших на территорию павильона. Коллинз схватил Дженса за плечо и втянул в какой-то очень тесный закуток, прильнув всем телом. Эклз все время, минут десять пока они прятались между декорациями, дожидаясь охраны, молился, чтобы Миша не прижимался к нему так больше. Обнаружить свой дикий стояк для него было смерти подобно. Ему снились сны с Коллинзом. Такие… что даже рассказывать неловко. Он просыпался в поту, чувствуя, как ткань боксеров давит на напряженный член едва ли не до синевы. И Коллинз ему жизни не облегчал. Полунамеками, долгими переглядками, тихим голосом и искрящимся смехом, «случайными» прикосновениями он доводил Дженсена до полного сумасшествия. Работа для актера превратилась в настоящий ад.