«Победителей не судят»

Написано под вдохновением, подаренным мне моими очаровательными бетами Ненастоящей и stasovna, под музыку: Snow Patrol – «The Lightning Strike» Kelly Clarkson – «Addicted» Ben Cocks – «So Cold» Simon Curtis – «Flesh» Дженсен стоял, опираясь спиной на угол дома. Два окна студии горели мягким светом, Миша не любит яркое освещение. Скоро он опустит жалюзи, погасит лампы и ляжет спать, а Эклз еще минут десять постоит напротив высотки, где провел лучшие моменты в жизни и снова пойдет пешком, только в обратном направлении. Он не понимает, зачем приходит, так само получается. Его любовь невероятно, необъятно глубока. Серьезна. Рассудительна. Так одностороння и непритязательна, что Дженсену достаточно просто знать, что у Миши все хорошо. Возможно, он ждал, что в один прекрасный вечер Миша появится здесь с какой–нибудь девицей, и зрелище счастливого с другим человеком Коллинза успокоит и его самого, но ошибался. Чем дольше он ждал, чем большее желание зайти испытывал. Сегодня он решил, что больше не станет рисковать, паркуя авто на Аннасис Айленд, и не будет гулять в районе моста. Нужно уйти, не мешать, не тревожить. Он последний раз глянул на окна, немного удивляясь приветливому электричеству. Время позднее, почти три, а лампы все еще горят. Обычно… — Джей? — окликнули его. Дженс повернулся. Рядом с ним, буквально в полуметре, стоял Миша в одной рубашке, зябко сложив руки на груди. Замерз. Эклз тяжело вздохнул и опустил голову. — Прости. Я… сам не знаю, что тут делаю, — ситуация идиотская. Ведет себя, как долбаный сталкер. — Стоишь. Часа четыре уже, — ответил Миша, не сводя с него пристального взгляда. — Я… — смешался парень. — Да. Я лучше пойду, — он двинулся мимо Миши в сторону Гордон-парка. — Прости. — Ты, — Коллинз вдруг схватил его за рукав, потом за плечо, резко развернул к себе, — когда-нибудь прекратишь извиняться? — Прости, — на автомате ответил Дженс. Замолчал. — Отпусти меня, Миш, — голос его такой пустой. — Пожалуйста, — уже взмолился он. Миша только крепче вцепился, так, что Дженсену даже больно стало. — Нет, — он усмехнулся. — Черт, как я раньше об этом не подумал? — вслух спросил он так, словно нашел ответ на какую-то загадку, давно не дающую ему покоя. — Нет! — уже увереннее повторил Коллинз. — И не подумаю отпускать, — он схватил любовника за запястье и потащил в сторону своего дома. Эклз немного поупирался, а потом потопал за ним. — Миш, куда ты меня ведешь? — рискнул поинтересоваться он. — К себе. Там я тебя напою глинтвейном, раздену и трахну, а потом усыплю. Утром проснусь и еще раз трахну. И так до тех пор, пока не буду удовлетворен за все пять месяцев, — Миша достал из кармана брюк ключи, приложил сенсорную карту к глазку и открыл ворота. Дженс встал, как вкопанный, явно отказываясь от такой перспективы. — Не думаю, что это хорошая идея, — отрицательно кивнул он. — Точнее, уверен, что это плохая идея. И… — И ты заткнешься, — в голосе Коллинза прорезался металл, — и будешь делать то, что я тебе говорю, — Миша дернул его за руку, втаскивая во двор. — А если ты так сильно хочешь уйти – давай. Иди. Только сначала попробуй сделать что-нибудь, чтобы я тебя отпустил. Предупреждаю, — мужчина повернулся, прожигая в любовнике дыру взглядом, — будешь кипишить – врежу. — Миш… — попробовал протестовать Дженс, понимая – Миша может. И врезать. И вырубить. И все равно добьется того, чего хочет. А хочет он, чтобы Дженсен замолчал и делал то, что ему велено. — Заткнись, сказал, — подтвердил его мысли Коллинз. — Но Дэн… — Заткнись! — ядовито шикнул мужчина. — Еще раз услышу ее имя – и ты разговаривать разучишься, — парень неуловимо улыбнулся, перестал спорить и возражать. Лицо у него изменилось, со лба стерся отпечаток тревоги и печали, а радужка-шартрёз словно заблестела новыми красками. — Я скучал, — очень тихо сказал Дженсен. Миша на него лишь покосился, но не ответил, что скучал тоже. Не стоит откровенничать с тем, кто этого пока не заслужил. Они поднялись до квартиры в полном молчании, и Миша не выпускал запястье ни в кабине лифта, ни на площадке, словно боялся, что как только ослабит хватку, Дженсен обязательно слиняет. Но Дженсен не слинял бы, даже представься ему возможность. Он так хотел увидеться, он действительно скучал, по-настоящему, всем сердцем желая встречи. Наверное, поэтому и приходил, надеясь на такой исход. Страх был, большой риск. Но сейчас Дэннил нет в городе, вечерняя проверка связи состоялась часа полтора назад…. Она не узнает. Да и отказаться от общества Миши сейчас просто невыполнимо. Влюбленного играючи разведет голова. Замерз, машина далеко, никто не узнает. И Миша так маняще прекрасен в светлой рубашке, и от его тела пахнет Армани. Сандаловым деревом, цитрусом, морем. Гиацинтом и кориандром. Мускатным орехом. Мишей пахнет. Его аромат Дженс узнал бы из миллиона. И глаза Миши, полные укора, желания и чего-то еще, чего Дженс никогда раньше не видел. Нечто необъяснимо теплое, непохожее на Мишу, но сомнения исключены – оно есть. Дженс элементарно сдался, как обычно. Им искони несложно манипулировать близким людям и близкими людьми. Сейчас он будет делать все, чего хочет любимый человек. Так же, как делал все, чего хотела женщина, шантажирующая его именем любимого человека. Единственная разница заключалась в том, что теперь он будет счастлив. Миша пнул ногой тяжелую створку, вошел в квартиру, таща за собой Дженса, как якорь. Свободной рукой захлопнул дверь и прокрутил в замочной скважине ключ. Повернулся к Эклзу, пристально посмотрел на него, словно пытался понять, о чем тот думает, но видел только палую зелень, припорошенную густыми ресницами, и веснушки, рассыпавшиеся по щекам, совсем побледневшие к осени. Обхватил любовника за талию, зажмурился, как перед прыжком в воду и поцеловал упрямые губы, долгим глубоким поцелуем. Целовал, пока не почувствовал, что воздуха не хватает, целовал, пока руки Дженса не обвили его и не прижали к себе так тесно и крепко, что даже кости затрещали. У Дженса нос совсем холодный и кисти тоже. Надо отправить его под горячий душ и сварить глинтвейна, пока не заболел. Хотелось его, очень сильно, но еще больше почему-то хотелось просто позаботиться о нем. Проявить немного тепла. Ведь страсть… была все эти месяцы, что они тайно встречались. Каждое свидание замешивалось на ней и оправдывалось ею - всепоглощающей, выжигающей изнутри. Сейчас хотелось быть не горячим, а просто теплым. Джей на стреме весь, настороженный, испуганный слегка, замерзший. От чего он замерз? Оттого, что стоял на улице, рассматривая окна Миши, в то время, как Миша стоял у пластиковой рамы, изучая силуэт любовника и ожидая, когда Дженс сподобится зайти? Или от холодного сердца Миши, остудившего его настолько, что он предпочел жениться на женщине, которую никогда не любил? Теперь, чувствуя, как мягкий кончик языка притрагивается к его губам, Миша внезапно догадался – не выйди он сам за Дженсом, Дженс не поднялся бы. Дженс больше никогда не приходил бы. И от звенящей догадки объятья его плотнее стиснули атлетическую фигуру, словно подтверждая стремление не отпускать. — Иди отогревайся, — Миша чуть нахмурился и моргнул. — Я приготовлю тебе глинтвейна. — Спасибо, — шепнул Дженс, но руки не убрал, цепляясь за Коллинза, как за последнюю ниточку здравого смысла. Понимал – последний шанс отказаться. Уйти сейчас он мог, только окончательно испортив отношения, но останавливала его не перспектива окончательной ссоры. Останавливало элементарное эгоистичное желание остаться. Остаться, несмотря на риск. Не думая о последствиях. Забыть о Дэннил и ее спекуляциях и собственных страхах, хотя бы на одну ночь. И Дженсен остался. Разомкнул захват, склонился к Мише, прикасаясь лбом к его лбу. — Дашь мне свою футболку? — У меня еще твои… — Миша вдруг осекся, а потом, набрав воздуха в легкие, продолжил: — Твоя одежда осталась. — Хорошо, — чуть улыбнулся Эклз. — Хорошо, — отдарил его Миша. Пропустил ладони под куртку Джея, стянул ее с плеч, прямо на пол. Выслушал рваный выдох партнера, у которого такой способ раздевания ассоциировался строго с сексом, рвано выдохнул и отстранился. Парень немного виновато посмотрел на него, сделал шаг к двери в ванную, как вдруг его догнал вопрос: — Джей, ты понимаешь, что больше не уйдешь? — он повернулся, увидел напряженное выражение лица Миши, ожидающего ответа. Задержался в молчании ненадолго, обдумывая слова. Его просто поставили перед фактом, но никаких негативных эмоций авторитетное решение Миши не вызвало. Странное чувство обреченности, какое бывает у солдат, идущих умирать с бравадой, смехом и громкими песнями. Он уверился – ему предстоит шаг в бездну. И полностью покорился этому. — Да, Миш, — он кивнул, сам поражаясь своему внутреннему спокойствию. Ничего вроде не изменилось, и изменился целый мир в одночасье. Эклз зашел в ванную, скинул с себя шмотки, не попадая застывшими от холода пальцами в петли и встал под стегающие струи воды. Все его тело жаждало прикосновений и поцелуев. Пять месяцев… Черт, слишком долго, если единственным доступным развлечением становится кулак. И сейчас, в предвкушении, Дженс чувствовал себя, как бокал шампанского, точнее и не скажешь. Энергия бурлила в нем, как игристые пузырьки. Отпустила серая тоска и тянущая безнадежность. Развеялась пустота. Пришел Миша. Все, что есть хорошего в бытности Дженсена, самого лучшего, самого ценного, приходило и исчезало вместе с Мишей. Чокнутым взбалмошным сумасбродным мужчиной. Единственным стоящим из всех. Они сидели на диване в гостиной, вернее, Коллинз сидел, а Джей лежал, устроившись затылком у него на коленях. Миша перебирал короткие светлые волосы, время от времени понукая парня пить горячее красное вино со специями – лучшее средство для профилактики всякого рода простуд и гриппов. Рассказывал о поездке на архипелаг, о строительстве. Говорить о том подростке Миша избегал даже с собой. Он поступил правильно, но менее неприятной, вернее – менее болезненной, от осознания собственной правоты тема законов Эвереста не становилась. И Миша, аксиомно избегающий боли, говоря себе, что ее нет, элементарно не мог поднимать подобные опасные для собственной психики проблемы в разговоре с кем бы то ни было, даже с Дженсом. Эклз тоже избегал говорить о насущном… Собственно, кроме работы ему вообще нечего обсудить с Мишей. Говорить о собственных заморочках у него желание не горело. Особенно о браке, Дэннил, эмоциях. И вместе с тем, понимал – если Миша спросит, он не сможет промолчать. Но Миша спросил не об этом. — Вы неплохо смотритесь на фото, — вдруг сказал Коллинз, задумавшись. Он не хотел ничего знать, не хотел никаких оправданий слушать. Все, что мог придумать Дженсен в ответ на обвинение… опять же, в чем обвинение? В том, что он обнимал свою жену и выглядел счастливым? Это не в стиле Миши Коллинза, поэтому… — Она ходила на курсы постановщика ради этой фотки, — отмахнулся Эклз. — Постоянно меня вертела, руки двигала туда-сюда, рассказывала, что моя улыбка должна смотреться естественно, а не вымученно, иначе все сразу поймут… — тут он спохватился и захлопнулся, подсматривая за реакцией Миши снизу вверх, но тот промолчал. Бог мой, конечно он все расслышал! Просто сделал вид, что нет, зная прекрасно, что сейчас спрашивать бесполезно. Позже. Когда Дженс расслабится и потеряет бдительность. Миша окинул бойфренда долгим пристальным взглядом. — Ты допил? — приподнял он бровь, проводя ладонью от живота к шее. — Давно, — чуть зажмурился Эклз, прильнув щекой к кисти Коллинза. — Отлично, — промурчал Миша. Прожженный сердцеед и казанова Миша Коллинз чувствовал, что руки дрожат, прикасаясь к желанному телу. Дженс покорно поддавался его ласкам, проявляя всю степень голода, мучившего его почти полгода. Он испытывал ощущения, которые, как считал, уже потерял навсегда. Тепло ладоней Миши и его дыхание, запах и голос, и все это вместе складывается в его любовника. В его возлюбленного. В единственного, который вообще может быть. Миша вырисовывал на торсе Дженса геометрию страсти, задерживаясь на плоских сосках и темной ареоле, вытягивая из его легких шумные вздохи, проводил дорожки языком на кубиках пресса, спускаясь к паху, заставлял его почти кричать. Он видел, что Джей буквально на пределе, стоило только начать. Он его даже и не обнял еще от души, а на щеках уже буйно расцвел румянец. Миша весьма удивился такой реакции, ведь… Он обхватил моментально затвердевший член Дженса в кулак, несколько раз провел рукой по всей длине, наблюдая, как партнер млеет и жмурится, а по коже у него бегут заметные мурашки, как всегда перед… Дженс, извиваясь в оргастической конвульсии, кончил очень быстро. Еще во время прелюдии, если можно назвать прелюдией несколько поцелуев и объятия. — Джей, — Миша навис над ним на руках, подозрительно нахмурившись. — Когда последний раз у тебя был секс? — Эклз, не открывая глаз, покраснел, закусил нижнюю губу. — Почему ты… — еле слышно начал говорить он, но Миша не дал ему соскочить с темы. — Когда? — он попробовал заглянуть Дженсу в глаза, но тот явно пытался их спрятать. — Джей, — Миша наклонился, чтобы прошептать ему слова на ухо. — Или ты мне скажешь, или я сейчас же ложусь спать, — ну, тут он немного слукавил, но, в конце концов, он же Коллинз. Небольшая ложь для него не проблема. — Весной, — услышал Миша. — Ты с ней не спишь?! — ошарашенно уточнил он. Не то, чтобы он не верил Дженсену, но его признание звучало слишком невероятно. Почти полгода без возможности сбросить пар для здорового молодого парня – подвиг. — Нет, — Дженсен распахнул веки и посмотрел на Мишу прямым и откровенным взглядом. И если он не сомневался секунду назад, то теперь, заглянув в глубину кромешно черных, возбужденных зрачков, удостоверился железно – Дженси его не обманывает. — Но… — Коллинз запнулся, свел брови, помолчал немного. Потом дотянулся и поцеловал Джея в кончик носа. — Не имеет значения. Стало быть, — в голос его вплелись хитрые нотки, — мой мальчик сегодня почти девственник. Бог явно любит меня. — Миш... — попытался что-то сказать Дженс, но не успел. Коллинз прочертил языком влажную дорожку до пупка, обвел его по кругу, а потом плавно переместился в пах. Потерся щекой о моментально налившийся ствол, втянул аромат Джея, так давно желанный, и обхватил губами головку, прижимая острый кончик к уздечке. Двинулся вниз, вдавливая бедра Дженса в матрац, выслушал сорванный крик. Таким честным, таким искренним мог быть только Джей. Таким эротичным и сексуальным. Руки Миши блуждали по телу, моментально лишая Дженса движения, если он хотел извиваться. Он беспомощен. И одновременно всесилен, управляя партнером одними только реакциями. Миша чувствовал грохот пульса в ушах, а зрение медленно отнимала красная с белыми вспышками пелена, флегматично лишающая свободной воли. Когда Коллинз ощутил пряную капельку смазки на нёбе, поднялся над Дженсеном и поцеловал его, делясь с ним вкусом страсти и получая в ответ вкус крови – парень опять прокусил себе слизистую изнутри. Сильное, мускулистое тело вьется под ним, пытаясь то ли отпрянуть, то ли прижаться как можно сильнее и в лобок упирается каменный стояк, в надежде получить чуть больше ласки. Мышцы бугрятся, скручиваются в канаты, и даже пошлые Мишины разговорчики сейчас забыты. Кажется, что Миша чувствует, как у Дженса в груди гулко колотится сердце. Колотится в рваном ритме имени – Миша. Ми-ша. МИ-ША.... — Миииш… — вливается, вворачивается в мозг призыв. Лишает выбора того, кто всегда сам выбирал. И ему остается только жгучее желание единения, голод, страх. Страх, что происходящее лишь сон, коварная, предательская химера. Что вот-вот веки распахнутся в пустой постели пустой спальни в холодном доме промерзшего насквозь города. — Т-ш-ш, маленький, — торопливо шепчет Миша. — Не спеши. Я весь твой, — и эти слова словно выбивают из-под век влагу, напоенную солью. — Весь… — так легко. Так естественно, не притворно. Просто сорвалось с уст, застряло в черепной коробке, вросло туда моментально. — Миш, — зажмуренные в неге глаза, подернутые поволокой, широко раскрываются. Колдовская, ведьмовская радужка. Дженс смотрит прямо на Мишу, как будто в самую душу, и гримаска блаженства искажает его красивое лицо, но пристальный взгляд, бесстыдный, спокойный, нескромный… провоцирует Коллинза. Подгоняет. — Давай уже, — стон, протяжный и звонкий. — Больше не могу… пожалуйста. — Я тебя порву, если нормально не растяну — рассудительно, менторским тоном отвечает Миша, осаживая нетерпеливого бойфренда, а от его слов сознание пьянит и дурманит ядом. — Остынь немного. — Ну, не убьешь же, — отчетливо шепчет Джей, выговаривая каждую букву. — Когда-нибудь, — рычит Коллинз, понимая, что упрямец его снова переиграл, и едва сдерживаясь, чтобы действительно не последовать его подстрекательству. — Я обязательно тебя убью, — он рывком переворачивает строптивого самца на живот. — А сейчас, — на ухо, обжигать горячим дыханием шею, — просто трахну. Миша перекатился на другой край кровати, наспех выдернул ящик тумбочки, достал бутылек с любрикантом и презервативы. Перекатился обратно, на ходу обволакивая пальцы скользким составом. Прикоснулся к ложбинке. Нежно обвел тугой вход, разминая звездочку мышц, двинулся вглубь, проникая. Почувствовал, как Джей чуть вздрогнул и зашипел. — Я же говорил, будет больно, — уронил он, поумерив пыл. — Холодно просто, — выстонал Дженс и подался навстречу Мишиной руке. — Не тяни, — протянул он, задыхаясь. — Трахни меня. В мозгу Коллинза одна за другой взрывались лампочки, отключая последние ошметки самообладания. Быть выдержанным рядом с похотливым Дженсом – просто нереально. — Мммм! — особенно, когда он вот так прогибается в пояснице и вертится, стремясь найти заветной точкой ласкающие подушечки. — Миш, — и баритон с эротичной хрипотцой становится распутным и порочным. — Я дождусь твоего члена или можно поспать?! Рычание. Уголок упаковки с презервативом разрывается, а тонкий латекс облегает напряженную, изнывающую плоть. И каждая клеточка организма звенит и резонирует в торопливости, а в венах вскипает и испаряется кровь. Лишь жаль немного на периферии осмысления, что между ним и Дженсом, его упругой горячей задницей будет преграда из чертовой резины. На ягодицу, стекая к пульсирующему отверстию, капает из баночки смазка. Миша уперся головкой в небрежно, из-за сумасшедшего Джея слишком поспешно растянутое колечко и навис над распластанным Эклзом на кулаках. — Дыши глубже, — жестко, охмелевший от жажды, приказал Миша и подался вперед, сразу вбиваясь до корня. — Джей-Джей-Джей!.. — сквозь плотно стиснутые челюсти пропихнул он, одномоментно пронзенный волной невыносимых, режущих ощущений. — Вот черт! — выдохнул Коллинз, разъяряясь от потребности брать это покорное, сокрушенное пыткой первого за долгое время проникновения тело. Где-то глубоко в сердце выстукивает необходимость ждать. И Миша ждет, замечая слепым от наслаждения взглядом, как от боли лоб Дженса покрылся мелким бисером пота, черты застыли в изломе и напряжены. — Расслабься, маленький, — бессвязно лепетал он, поддаваясь безумию. — Вот так! — похвалил он, чувствуя, как мускулы, обхватывающие изнывающий эрекцией стояк, постепенно становятся податливыми. Аккуратно вышел и вновь вошел, умоляя себя быть осторожнее. — Еще, — коротко отозвался Эклз, часто дыша, и приподнялся на локте, прильнув спиной к животу партнера, за что был немедленно усыпан поцелуями от плеч до скул. И сам целовал, запрокидывая голову, ловил припухшие, карминные, как вишня, обветренные губы. Поскуливал от омывающих потоков блаженства и то и дело пытался рулить процессом сам, пока Коллинз не навалился на него всем весом. — Блядь, какой ты тесный, Дженс!.. — хныкнул Миша, вдалбливаясь налитым естеством в узкий вход. И почти гнев, ярость и страсть. Ненависть на грани безумия. Жестокие толчки, словно наказание, но бессильные. Кромсающее наслаждение, пронизывающее и острое, как эльфийский клинок, окропленный токсином. Крики. Имена. Испепеляющие, секущие удары беспощадного хлыста простегивают любовников, вшивают их друг в друга, вынуждая терзать друг друга, грызть друг друга, воскрешать друг друга. Лелеять и тешить. Дикий, озверелый коктейль непроглядной тьмы и ослепляющего света. Древнейшая пляска на планете. — Быстрее! — мышцы вздуваются буграми. — Да… Да! Ох, Миш… Истомленная, свистящая тишина на миг повисает в спальне. На бьющийся в пароксизме страданий и свободы клубок живой массы, вытрахивающей из друг друга осколки человечности, налетает цунами истеричного восхищения. Впрыскивается в вены экспрессия маниакального психоза. Эйфория сворачивается тянущим ядром в паху. Детонирует. Взрывается и растекается по телу, проникая в каждый его уголочек. Разбивает сознание на искры, заставляет содрогаться. Выворачивает плюсы на минусы, и разделенная пополам ненависть к неудовлетворенности перековывается в обоюдное благоговение, брызгающее из-под век едкой слезой. Выливающееся из мозга взаимными нежными глупостями, заполошно-запоздало-заботливыми ласками. Вымученный, выстраданный, фееричный оргазм, почти одновременный. Сладкий и выжигающий душу. И, кажется, что все тайны раскрыты им. И кажется, что сердца стучат в унисон. Кажется… они сливаются уже не только оболочками, деля свой восторг на равные доли, объединяясь во что-то духовное. Высшее. Дженсен отключился прежде, чем Миша лег рядом. Он часто засыпал сразу же после разрядки, вымотанный старательным бойфрендом. Сейчас, впервые за почти полгода испытав единение с любимым человеком, он спокойно вырубился, предварительно обхватив разгоряченного Коллинза в стальной захват. Веки Миши медленно смежались, он погружался в утомленное забытье, чувствуя безмятежность и умиротворение впервые со дня вечеринки в честь окончания пятого сезона «Сверхъестественного». Все будет. Пусть нехорошо, мучительно и больно, к черту все переживания! Главное – оно будет. Что такого в этом взъерошенном мальчишке, что в нем особенного, что заставляет Коллинза, повидавшего почти все, испытавшего почти все в любви – телесной и приземленной – витать в облаках? Мечтать и дрожать от страха… будь же проклят тот день, когда они увиделись. С того вечера в Нью-Йорке они оба прокляты, оба разбиты и вовлечены в сатанинский водоворот. И Миша, всю жизнь сознательно избегающий эмоций, настоящих и глубоких, сейчас засыпал, утопая в аромате страсти и нежности. Растворяясь в ласке, искренности и взаимности. Он знал, что Дженс испытывает к нему что-то серьезное и пугающее. Больше всего он пугался именно того, что сам испытывает к нему что-то выходящее за рамки обычной игры. И одновременно он шел на зов души своего маленького, слышал этот зов так громко, и, пожалуй, наслаждался им. Он нужен Дженсу, так сильно нужен, так… бесконечно. И Дженс тоже нужен ему. Нужен до крика, до боли, мучительной и острой. И черта с два Коллинз отпустит теперь того, кто стал для него воздухом. Дозой наркотика, единственного и неповторимого. Черта с два… Утром, а вернее, к полудню, Миша проснулся, почувствовав невесомое прикосновение подушечек пальцев. Не стал открывать глаза, и вообще не подал вида, что проснулся. Джей нежно убрал со лба прядку волос. Едва ощутимо поцеловал дрожащими губами, обдавая горячим дыханием. Укрыл одеялом и встал с кровати. Коллинз настороженно и обреченно ждал, что вот-вот хлопнет входная дверь, но вместо этого минут через семь с кухни донесся аромат свежего кофе. Миша глубоко выдохнул с облегчением и улыбнулся. Значит, решено.