«Победителей не судят»

— Я… — Коллинз улыбнулся, с теплом посмотрел на жену. Вид у нее не лучший: уставший и измотанный, но то и неудивительно, ведь она только что родила ребенка. — Очень рад, Вик, — сейчас он меньше всего походил на того холодного и циничного эгоиста, каким его видели большинство окружающих. — Ты уже определилась насчет имени? — Да, — женщина кивнула головой, нежно взглянула на прозрачный лоток, в котором спал новорожденный. Повернулась к мужу, и в карей радужке ее вспыхнула настороженность и тревога. — Миш, я больше переживаю о его фамилии, — Викто решила сразу обозначить вопрос, чтобы не ходить вокруг да около. Коллинз недоуменно нахмурился, улыбка его стала слегка растерянной. — Не понимаю, к чему ты ведешь, — он присел в кресло рядом с кроватью, сложил руки в замок. — Знаю, у тебя появилась постоянная женщина, — она пожала плечами. — Ты ничего мне о ней не говоришь, и встречаетесь вы давно. Ты изменился и совершенно не видишь себя со стороны, когда думаешь о ней… — Забавно, — Миша расслабился. — Дело не в женщине, Вик. — Послушай, — немного рассердилась она, — я не заставляю тебя. Не хочешь – не говори. Речь идет о моем ребенке, мне нужно знать, не соберешься ли ты развестись… — Ты не поняла, — покачал головой Коллинз. — Ты права, у меня появились отношения, — он хмыкнул. — Довольно внезапные долгосрочные отношения. И ошиблась ты только в одном – не с женщиной. С одним из моих партнеров по съемкам, — Ванточ удивленно вскинула брови, отдарила мужу улыбку. — Ушам не верю, — фыркнула Виктория. — Я всегда знала, что ты странный, но… Ты меня разыгрываешь! — Нет, — глубоко вздохнул мужчина. — Хотел бы я, чтобы это стало шуткой. — Заигрался, — воздела очи горе Викто. — Наконец-то, мой любезный супруг хлебнул собственного яда, — с долей злорадства добавила она. — Ты жестока! — возмутился Миша. — Влюбленный Коллинз… — протянула она иронично. — Аллилуйя. Справедливость существует. — Смешно тебе, — вдруг погрустнел он. — А я временами просто в панике. — Прекрати, — отмахнулась женщина. — Ты хитрая изворотливая сволочь. Ты найдешь выход. — Мне льстит, — отфутболил Миша, — твоя вера, — он помолчал немного, задумавшись. Встрепенулся, будто пытался отогнать тяжелые мысли, оживился. — Не волнуйся из-за ерунды. Между нами ничего не изменится. В свете… — мужчина осекся, подбирая слова. — Тебе точно не о чем беспокоится. Дети будут носить фамилию Коллинз независимо от моих личных адюльтеров. — Я тебя ни к чему не обязываю, — спокойно ответила ему жена. — Если тебе понадобится свобода… — Меня не затянет в такие дебри, — усмехнулся Миша. — Послушай, — Викто устроилась поудобнее на подушках, показала на подставку, прося воды. Миша подал ей стакан, сел на краешек кровати. Жена влезала в его бытность крайне нечасто, в исключительных случаях. И если считала необходимым что-то советовать – Миша не противился, ибо Виктория мудра и говорит лишь тогда, когда уверена в правоте. Коллинз, что ему отнюдь не свойственно, прислушивался и ценил её мнение. — Ты сам-то себе веришь? — прищурилась она. — Посмотри на себя – дерганый и на взводе. Чем бы ни была ваша связь, она куда серьезнее, чем ты себе вообразил, мой друг. И дебри – как раз то, что с тобой сейчас происходит. — Вик, — скривился он. — Не сыпь мне соль на рану. — А смысл как страус, прятать голову в песок? Ты влюблен, а не смертельно болен, — пожурила Викто. — Признай и смирись. Двигайся дальше. Для любовников нет ничего более губительного, чем стагнация, — наставительно добавила она. Миша с сомнением нахмурился и потер лоб. — Ха… — произнес он после паузы. — Не думаю, что способен сохранить то, что имею, — веско продолжил Миша и отвернулся к окну, якобы заинтересован невероятно скучным пейзажем. — Уверен, стоит мне лишь невзначай прикоснуться, — в тенор влились холодно-разочарованные, серые краски, — и иллюзия развеется. Рассыплется, как карточный домик. Ничего не остается, — на лицо его наползла мрачная тень. Ванточ не торопила мужа с исповедью: он чрезвычайно редко конструктивно выносит накопившийся экспансивный негатив. Смятение, страхи, колебания, в изобилии населяющие его душу, порой ввергают его в состояние неуправляемого, неконтролируемого гнева, разбирающего личность Коллинза на шурупчики и шестеренки. Он изъясняется на необычайно косноязычном наречии, который и Виктория не всегда улавливает. И если он вдруг аномально откровенен, значит масштабы катаклизмов куда грандиознее, чем он пытается показать. — Я чувствую, как меня заносит. Как упускаю поводья, — признался Миша. — И действовать привычными методами пока не могу, иначе сломаю, не начав. Там, — он неопределенно махнул куда-то в сторону севера, — кое-какие независящие от меня факторы… — Я тебя не узнаю, — с апломбом заявила Викто. — Ведешь себя, как подросток в пубертате! — с недоумением укорила она. — Откуда в тебе столько робости? — Сам в шоке, — выдохнул Коллинз. — Черт возьми, — подвела итог Ванточ. — Да ты влип по уши! — взгляд её наполнился заботой и тонким, неоскорбительным сочувствием. Она слишком хорошо изучила своего неугомонного супруга, чтобы не тревожиться за него. Такой замкнутый, сознательно изолирующий себя от пограничных эмоций, ригидный индивидуум, как Миша, столкнувшись с сокрушительной мощью привязанности непредсказуем. — Важно лишь одно – у бабочек хрупкие крылья. Сожмешь в кулаке – сломаешь. Хочешь запереть – приколи булавкой. Миша благодарно, немного смущенно улыбнулся. Склонился и поцеловал подругу жизни в покрытый легкой испариной лоб. Виктория свела брови, безмолвно, мимикой подбадривая мужа, и прикрыла веки. Беседа утомила её, конечно. Коллинз посмотрел в прозрачно-зеленого пластика перекатной кювет с подогревом, неожиданно растрогавшись сосредоточенным выражением красного сморщенного личика сынишки. Жена давно хотела детей. Муж к её идее относился слегка нервно, но отказаться, зная, что она всю жизнь мечтала о ребенке, еще более нервирующе. Она заслужила, в конце концов, за то, что терпела его годами. Да и от него, по сути, никаких жертв не требовалось, разве что абсолютная трезвость, правильное питание, внимание к здоровью в течение трех месяцев и, по истечение срока риска, примерно десять миллилитров эякулята, ныне законсервированного. Вик счастлива, значит, и Миша счастлив. Он, стараясь не шуметь, снял с вешалки куртку и прокрался в холл, аккуратно притворив дверь. Жена и сын спят. Незачем их беспокоить. Виктория – радушная гавань Коллинза. Они еще в школе вместе учились. Веселая и активная девчонка сразу приглянулась Мише, подружились дети моментально. Никто не знал Коллинза так, как знала она. Женщина умела им управлять, читала в душе, поименно могла перечислить всех тараканов, поселившихся в беспокойном разуме мужчины. Искренняя и чистая дружба связывала их много лет. Викто долго пыталась найти счастье в личной жизни. Мечтала о нормальной семье, и на предложения Миши отвечала отказом. Миша просто прожигал отпущенный Богом срок. Упорно работал, пытался как-то повлиять на существующий порядок бытия, видевшийся ему вопиющей несправедливостью. Не преуспел. Устал, замаялся, сердце его покрылось ледяной корочкой, а эмоции спрятались под толстым панцирем «Мне все равно». Только Ванточ помнила, каким он был. И однажды, вечером за бутылкой вина и разговором на отвлеченные темы Миша снова сделал ей предложение, а Вик неожиданно согласилась. Сказать, что Миша порадовался, значит не сказать ничего. Ни одна женщина не значила для него так много, как Викто. Ни одна женщина просто не понимала его. Она одна любила Мишу за Мишу. Не за успехи, не за артистический образ, не за маску, которую он носил. Она любила его за то помятое, несчастное и одинокое, что он прятал под фасадом благополучия. Она любила в нем даже черные уголки; любой его недостаток – вспыльчивость, циничность, эгоистичность – она обращала во благо. Она многому его научила и многому научилась от него. Она любила его именно потому, что никогда не любила. Странно, правда? На самом деле, ничего сверхъестественного. Миша – опора и надежное плечо. Жилетка. Да и Виктория – то же для него. Они неподдельные, настоящие друзья. Очень недолго – любовники, но Викто своевременно додумалась – если они продолжат ими быть, потеряют то, что их связало. Женщина гордилась своим мужем. Каждой его удачей, каждым порывом. Сожалела о его изломанной, покалеченной разочарованиями душе. Лишь она могла столь честно и радушно отреагировать на признание Миши, только она могла так открыто радоваться за него и переживать. Коллинз от всего сердца благодарен Богу за свою спутницу жизни. Вчера вечером Дженсен увез Мишу в аэропорт, посадил на рейс до Лос-Анджелеса, явно начав скучать еще до того, как тот поднялся на борт авиалайнера. Миша тоже скучал. Неистово хотел увидеться уже сейчас, хотя прошло меньше суток. Знал, что тем же вечером в Ванкувер вернулась Харрис, вернее, миссис Эклз. Мысль о ней – все равно, что напильником по зубам. Миша люто ревновал Джея. Ревновал, хоть и знал, что маленький не любит злобную стерву. Дэннил – не Викто. Она с удовольствием упивается страданиями близкого человека. Смотрит, как он сходит с ума от одиночества и обреченности. Она ни за что не отпустит его на волю. И Дженс страдает. Он честный и добрый рыцарь, черт возьми, Мише-то давно до лампочки чужие переживания. Рыжая сука пьет его пытку, наслаждается, отбирая у Дженсена шанс хотя бы на тайные встречи. Миша понимал, Дэннил крепкий орешек. Если ее не заставить отказаться от Дженсена, она превратит жизнь мужа, и не только мужа, в сущий ад. Коллинз с трудом представлял, как будет жить, не имея возможности видеть Эклза. Ему нужен его запах, шепот, ритм сердца. Не будь загвоздки в виде благородства Дженса, Миша прошел бы по головам, не глядя под ноги. Смел бы с пути любое, самое колоссальное препятствие, но Дженс не позволял. Парень не имел ни малейшего представления о том, на что способен Коллинз в своем нарциссическом стремлении обладать объектом привязанности. Миша не озвучивал коварно-жестоких идей, ворочающихся в его сознании, потому что осязал - пока нельзя. Придет время, и Коллинз нанесет удар, бесстрастно и беспощадно, точно в цель… Но не сейчас. Не стоит до поры пугать Дженсена красочностью своей натуры. Необходимо отрешиться от терзающий, кромсающих сердце эмоций. Быть прежним, расчетливым и прагматичным Коллинзом. Заманивать жертву в ловушку постепенно и незаметно, загонять до изнеможения, пока у нее не истощатся силы для сопротивления, и единственным выходом не станет безоговорочная капитуляция. Викто посоветовала приколоть булавкой. Значит, необходимо наточить острие. — Джей… — девушка осеклась, едва сдерживая порыв прикрыть ладошкой накрашенные губы. Называть мужа распространенным прозвищем ей отныне запрещалось законодательно. Эклз, стремясь вырвать из-под ее контроля хотя бы имя, прописал в договоре отдельный пункт. — Дженсен, нам пора, — парень обернулся, окинул её фигуру угрюмым взглядом. Смотрелась она божественно. Красивое платье и прекрасный макияж, все гармонично и со вкусом. Единственным минусом являлось полное нежелание Дженса идти с ней на какую-то тусовку, пусть даже зная, что сможет встретить там друзей. Джар и Женевьев решили выбраться в клуб и пригласили чету Эклз присоединиться. Дэнни не упускала ни малейшей возможности похвастаться кольцом и мужем, сам муж обреченно соглашался. А что ему еще оставалось? — Да, — он глубоко вздохнул, поднялся с кресла, стряхнул с брюк едва заметную нитку. Посмотрел на жену мрачно, вышел в коридор и накинул куртку. — Ты собираешься в этом идти в «Caprice»? — вдруг возмутилась девушка. Дженс повернулся, изогнул бровь. Вновь отвернулся к двери, отчетливо не намереваясь вступать в перепалку. Она сама потащила его в заведомо провальное место, в конце концов! Женщины все решили за мужей, они с Джа с удовольствием забурились бы в «The Cellar» и слушали британский рок до самого закрытия. — Стой! — Я могу никуда не идти, Дэннил, — устало ответил парень. — У меня от пафоса аллергия начинается, тебе это известно не хуже меня. — Мы уже приняли приглашение! — Дэн значительно повысила тон. Для нее - в порядке вещей громко выяснять отношения, и по ее требовательному окрику Дженсен понял, что они действительно никуда не пойдут нынешним вечером. В каждой молекуле организма взвилось триумфальное ликование, пластично переплавляющееся в расслабленность. — Если мы не придем, ребята подумают, что мы поссорились. — Мы и так ссоримся, — пожал плечами Эклз. Сбросил обувь, куртку и прошел обратно к креслу. — Но об этом никто не должен знать! — сорвалась она. Все, поход в оглушающее басами и режущее частотами место отменяется. — Ты обещал, что мы будем соблюдать приличия! — Приличия соблюдены, — он достал из кармана мобильник и отправил Падалеки смс с извинениями. — Нет! — девушка рывком бросила на столик сумочку, от удара раскрывшуюся. Из необъятного нутра микроскопического клатча высыпалась косметика, телефон, салфетки – куча всякого барахла, неизвестно каким образом помещающегося в ограниченном пространстве десять на десять сантиметров. — Мы решили, что будем вести себя, как семья! — Ты, — он выделил местоимение голосом, — решила. Я, — снова подчеркнул Дженс, — предупреждал тебя, что у нас нет, и не будет никакой семьи. И, черт возьми, так устал от твоего фарса. Просто утомился, — мужчина говорил, выкидывая из себя накипевшее. — Ты и не представляешь, насколько сильно мне осточертело притворяться. Ненавижу лицемерие, — Дженсен с досадой ухмыльнулся, — всей душой, но живу в нем, потому что так хочешь ты. Потому что не можешь признать… — Заткнись! — заверещала она. — Ничего не хочу больше слышать! — Ты не можешь смириться с тем, что наши отношения вышли из-под контроля, — упрямо продолжал он. — Твоего контроля. Ты не можешь даже и мысли допустить… — О чем? — снова перебила Дэн. — О том, что тебе клоун с причиндалами дороже меня?! — Дэннил, я, возможно, не на том языке тебя раньше просил? — удивленно протянул Дженс. — Не говори о нем плохо, мне не нравится. Не опускайся еще ниже в моих глазах, чем уже есть. Я уважаю тебя, как человека… — И поэтому завел интрижку! — Дэн, — Эклз предпринял еще одну попытку – которую по счету? – достучаться до подруги. — Ты не понимаешь одну простую истину – он дорог мне. Я его люблю… — Заткнись!! — заорала Дэн в голос. Слезы, опять, в два ручья, окрашенные тушью, стекают вниз по щекам, капая на пол. Джей вдруг понял, что она шокирующе непривлекательна, когда плачет и кричит. Размазанная косметика, красные пятна румянца, распяленный рыданием рот. Ничто не отталкивает мужчину больше, чем слезы женщины, которую он разлюбил. — Ненавижу его! Чтоб он… — Замолчи, — тихо, в пику ей, сказал Дженсен. — Не надо говорить о человеке того, чего ему не желаешь на самом деле. — Я желаю, чтоб он умер! Сдох, и его закопали! — Харрис несло. Попадись ей под руку Коллинз, она, не задумываясь, набросилась бы на него с кулаками. Как минимум… — Ты сейчас очень глупо выглядишь, — отмахнулся от нее парень и ушел в гостевую спальню, понимая, что если Дэн еще раз скажет что-нибудь подобное, он просто не сдержится и ударит ее. Там он наскоро сбросил с себя душащие шмотки и упал на кровать, закинув под затылок руки, сцепленные в замок. Он очень хотел увидеть Мишу, без промедления. Миша необходим ему, как воздух. На мгновение увидеть, на секунду почувствовать его присутствие, осязать запах и тепло. Но Миши нет. Есть только одиночество и разгневанная нелюбовью женщина, слетающая с катушек от ревности. Дженс перестал ассоциировать ее с Дэннил. Девушка изменилась до неузнаваемости, и Эклз считал, что сам виноват в её метаморфозах. Ложь, невыполненные обещания, преданное доверие, измена. Он расхлебывает последствия собственных грехов и заблуждений… Где же Миша? Он так нужен… Дэннил сползла на пол, размазывая по лицу темные пятна макияжа. Она ощущала, как в груди проворачивается клубок, обжигающий, материальный клубок эмоций. Ненависть. Страх. Ревность. Гнев. Дженсен позволил себе говорить ей о нем! Говорил в отношении него слова, которые имеет право сказать только ей! Деструктивное желание уничтожить на своем пути все препятствия кипело в каждой клеточке сознания девушки. Дженса нужно привязать к себе, намертво, чтобы он и не думал рыпаться. А клоуна – смести с дороги, потому что он встал между ней и достижением цели. Дэннил поднялась, подошла к бару, налила себе бурбона и выпила почти залпом. В голове ее зрел план по приручению Эклза. И план устранения помехи. Смешно было бы, узнай они – Миша и Дэннил – что, соперничая за одного и того же человека, причиняют ему одинаково сильную боль. Более того, средства покорения избранника, что у жены, что у любовника, не отличались разборчивостью. Соревнование в мастерстве подставы, изворотливости и подлости, и на стартовой полосе два эгоиста. Ни одного из них, по сути, не волновало то, что на душе у самого Дженсена. «Ты мой, потому что я так хочу» – милый способ завоевать любовь, но они не задумывались о сантиментах. У Коллинза, по крайней мере, неоспоримая фора. На его зов Дженсен придет сам, наверное, даже под страхом смерти. — Привет, — раздалось из динамика. — Привет, — ответил Джей. Он валялся на неразобранной постели, чутко прислушиваясь к дыханию Миши за две с половиной тысячи километров и государственную границу. Пять минут назад не менее чутко прислушивался к топоту ног в гостиной и всхлипам, таким громким, что даже сквозь стену нетрудно понять – женщина плачет. — У тебя уставший голос, — в тенор вплелись нотки беспокойства. — Все в порядке. Утомился немного, — Дженс закрыл глаза. Коллинз рядом. Говорит с ним, щекоча шею выдохом. Нет ни расстояний, ни Дэннил, ни одиночества. Дженсен чуть улыбнулся, у него почти получилось поверить в манящую иллюзию. — Как у тебя дела? Виктория в порядке? — заволновался парень, резко вспоминая о причинах отъезда Миши. — У меня родился сын, — осторожно сообщил Коллинз. — Оу! Поздравляю! — Эклз сел, опираясь спиной на изголовье кровати. — Миш, я очень рад за тебя! Он действительно, по-настоящему, без фальши торжествовал, ликуя в унисон с возлюбленным. У Миши от его искренности по коже мурашки побежали, а сердце сжала мертвой хваткой тоска. Сомнения – коварный враг любого. Он вновь проиграл, запутавшись в собственных силках. Устроил Дженсу долбаную проверку, но, получив результат, диаметрально противоположный предсказуемому, чувствовал себя настоящим ублюдком. Миша никогда не посвящал Джея в тонкости своих отношений с женой. — Спасибо, — виновато выдавил Коллинз. — Прости меня. — Ты, — растерялся Дженс, — о чем? — он вдруг подумал, что Миша, в связи с обстоятельствами, вынес какой-то приговор, касающийся их связи. — Забудь, — поспешно бросил тот. — Скажи… — повисла пауза. — Ты опять с ней поцапался? — Да, — ответил Джей и внутренне приготовился к долгому внушению. Сейчас Коллинз начнет его отчитывать, рассказывать, объяснять, как воспитывать зарвавшуюся супругу, советовать, давить на стоптанные мозоли. Эклз даже расстроился немного; хотелось мирно поболтать, а не выслушивать нотации, параллельно возражать и умудриться не повздорить. Он ценил заботу Миши, но поступал так, как считал правильным, часто в прямой вред себе. — Мне жаль, — только и сказал Миша. Мужчина длинно, срываясь на задушенный стон, выдохнул. Собираясь с мыслями, прикинул, правильное ли решение принимает, и не поспешно ли. Но дальше тянуть чревато. Их отношения длятся не первый год, отпускать Дженса Миша и не думал. Маленький – только его, и это значит, что необходимы какие-то более определенные действия, чем горячий секс и тайные встречи. Джей должен понять, что и для его любовника не все просто. А ситуация сложилась против Миши. Рождение ребенка – кто знает, как на это отреагирует Дженс? У него пылкая привязанность, и его выбор – не делить постели с женой, опять же положение безвыходное. Возможно, он накрутит себя ревностью и прочим дерьмом… Коллинз руководствовался рациональностью, когда в лоб заявил Дженсу, что уезжает, потому что его жена вот-вот родит. Дженсен промолчал, сделав все, что только мог, не проявил никакого недовольства. А потом порадовался. Да, черт возьми. Строптивый соблазнительный мальчишка – самородок, не иначе. — Миш? — окликнул его собеседник, и Миша понял, что задумался с трубкой в руках. — Ты замаялся наверняка. Может, позже поговорим? Отдохни. — Да, — покивал Коллинз. — Даже не спал еще. Хотел сказать только, что у меня есть тема для разговора. Обсудим, когда вернусь. — Хорошо, — согласился Джей. — Я… — он хотел признаться, как ему не хватает Миши, но рассудил, что это не самые подходящие слова в ситуации, когда у человека своих дел невпроворот. — Звони, как будет время. — Дженс, я скучаю, — неожиданно согрело его. — Наберу завтра. Динамик передал гудки отбоя. Эклз откинул голову к стене, посидел так с закрытыми глазами. В темноте, даже свет включать не стал. В какую же переделку он встрял, просто лечь и сдохнуть. Разгребать – никакая лопата не осилит. Экзистенция превратилась в кромсающую мясорубку. Каждую секунду, как на американских горках, то вверх, то вниз. Поначалу опасный аттракцион кажется самым лучшим. Азарт. Риск. Адреналин. Потом эйфория проходит, ее заменяет усталость, а следом и страх. Несешься поворот за поворотом, едва удерживая тошноту, радуешься малейшей передышке. Проклинаешь тот час, когда решился сесть в кресло, но менять что-либо уже поздно. Ругаешь себя за непредусмотрительность и неосторожность, и тут же понимаешь, что отказаться элементарно не мог. А теперь не способен остановиться – уже летишь. Уже поворот. — Миш…. — тихий шепот имени. Робкий. Просящий. Спрятанный от всех. Покрытый завесой тайны, надоевший. Хочется кричать, а не шептать, но кричать нельзя. Приходится довольствоваться тем, что можно. Лучше иметь свой маленький кусочек Миши, чем не иметь совсем ничего, кроме пустоты одиночества.