«Победителей не судят»

Linkin Park – Leave Out All The Rest Linkin Park – In The End Rob d – clubbed to death Two Steps From Hell – Intoxication Prodigy – Diesel Power Эта глава посвящается моим бетам. Без них ее просто не было бы. Warning! Глава чуть менее, чем полностью состоит из NC Дженсен Росс Эклз – человек широкой души. Открытый, добрый, нежный даже. Отличный слушатель и советчик, прекрасный друг. Умеет оказать поддержку, ради близких людей готов идти на самые отчаянные жертвы. Он честный, благородный. Искренний. Не коварен, не умеет предавать, не обладает изворотливостью. После звонка Ванточ он долго сидел в трейлере, в том кресле, в котором несколькими часами ранее сидел Миша, и обдумывал ее слова. От ее наставлений веяло муторной тяжестью, чем-то отвратительно-приторным, гадким. То, как она описывала Мишу, то, что Дженсен сам успел узнать о любовнике – очень совпадало. В какой-то мере и до ее звонка парень понимал, что убежать от Коллинза не получится. Все их отношения были построены на сладко-ядовитой харизме Миши, его умении быть одновременно подонком и святым. Дженс видел свет в глазах Коллинза, свет, перемежающийся с кострами. И выбор у Дженса действительно непростительно скудный. Сломай или сломают тебя – веселенький расклад. Согласиться и сделать так, как посоветовала Викто – самый легкий и самый непростой выход. Легкий, потому что давал железное оправдание гордости и уязвленному достоинству Эклза, давал возможность находятся рядом с любимым человеком, не мучаясь собственным падением. Непростой, потому что падения ниже представить невозможно. Коллинз привык ломать – истина. Привык бороться. Привык завоевывать. Отнять у него необходимость войны – и ему правда станет сначала скучно, потом больно. Однако в процессе столь извращенный разум, как Мишин, вываляет в невообразимой грязи, как самого себя, так и Дженса. Парень решил ничего не предпринимать сгоряча. Прежде чем подписаться на прыжок с вертолета без парашюта, он считал необходимым взвесить все «за» и «против». Тем более что политика поведения подразумевала полное бездействие. Пусть яму роет сам Коллинз. Дженсен только даст ему лопату. Миша же несколько недель вырабатывал план по подчинению строптивого мальчишки. Те проблески совести, что в нем разбудил взгляд и понурый вид Дженса, погасли, не успев вспыхнуть. Отпор, слова, что сказал ему Дженсен, только раззадорили его. Он хотел взять за рога – и в хреново стойло. Бесился, но виду, само собой, не подавал. Просто носил маску «мне все равно», запирался в своем непробиваемом панцире равнодушия. Гнева, что он испытывал, хватило бы на три Хиросимы, и картинки, что складывались в его сознании – одна хуже другой. Жестокость, властность и холодность Миши так и подмывала причинить Эклзу как можно больше боли. Вывернуть наизнанку, заставить рыдать, в конце концов. О том, что он испытывает на самом деле, Миша не признавался даже самому себе. Мужчина считал, что его задело независимое поведение Дженса. Тот реально до конца февраля вел себя, словно ничего не произошло, и вообще не было. И это заставляло Мишу бояться. Он пребывал в самой настоящей панике. Он истерично, неистово, невыносимо сильно боялся, что потеряет Дженса. Он, черт возьми, приложил максимум усилий, чтобы оттолкнуть его. Любимого человека, своего Дженси. Сам поднял в душе Дженсена ту муть, что отражается сейчас обреченностью на дне ярких глаз цвета зеленого ореха. Он чувствовал одиночество и безысходность, дни наполнились мрачным предчувствием чего-то тягостного и болезненного. Но себе он этого, конечно, не говорил. Он убеждал себя, что все хорошо. Что нет страха, и боли тоже нет. Что Джей принадлежит ему, весь и без остатка. Джей его любит! А любовь всегда склонна к прощению, самопожертвованию, смирению и прочей сентиментальной ерунде. Он сломает Дженса. Просто заставит вспомнить, чья Дженс игрушка. Самая лучшая, самая интересная, самая дорогая игрушка. Обреченность в глазах мальчика исчезнет. Нужно лишь сделать так, чтобы она исчезла. Нужно просто вытравить из жизни Дженсена все сомнения, надавить, вынудить его прийти, вынудить повиноваться, вынудить признаться – единственным в жизни был, есть и будет Миша. Только Коллинз. Безраздельный владелец Дженсена Эклза. Его хозяин. «Ошибка по-французски» – первый эпизод, где Мише и Дженсу пришлось много работать вместе после каникул. И работали они из рук вон плохо. Запарывали дубли, текст сам по себе придумывался с потолка. Взгляды не те, поведение не то, мимика не та. Все отвратительно! Филип изумленно переводил взгляд с Миши на Дженсена, на Джареда, на Джанет, снова на Мишу и Дженса. Больше всех, к удивлению группы, лажал Коллинз. Это он-то, у которого реплики отлетали от зубов, а образ ангела, казалось, въелся ему в подкорку. Невероятно! Но, мать его, факт – стоило только Дженсу бросить на Мишу взгляд, как тот словно в размерах ужимался и моментально терял соответствие роли. Ни фирменного взгляда из-под бровей, ни голоса, низкого и наводящего трепет. И хрен с ним, с голосом! Все равно еще озвучка впереди, но ведь еще и Эклз ведет себя так, как будто с луны свалился. Финальный эпизод с перемещением – Кастиэль кладет на плечи братьям ладони и переносит их в дом Роберта Сингера – переснимается уже раз сорок. Эклз вздрагивает, хоть и обещает успокоиться! Сгриккиа с ума сходил, орал, уговаривал, грозился, но не добился результата. Вся серия готова, кроме диалогов Дина и ангела. Между Дженсом и Мишей пробежала черная кошка размером с шаттл. Это поняли все. — Стоп! — измученно крикнул режиссер. — Все свободны, Коллинз и Эклз – ко мне в кабинет! Парни переглянулись, как раньше, когда им на пару влетало за хреновую работу. Грим и костюмы можно снять позже, макияжная команда и переодевальщики всегда задерживались на студии вместе с актерами. Дженс только подошел к зеркалу, дождался, пока гримерша смахнет с него влажной салфеткой толстый слой крема – «Боже, я размалеванная шлюха» – вспомнилось ему, и пошел к Филу, зная, что по голове тот не погладит обоих. Сгриккиа – итальянец, очень эмоциональный человек, взрывной темперамент. Сначала мужик будет верещать, активно жестикулируя, потом ругаться, потом, когда выплеснет свое негодование, нормально поинтересуется, что происходит. И в ответ, само собой, не получит ничего, кроме жалких оправданий – устал, замотался, самочувствие отвратительное. Они стояли, как нашкодившие подростки, на расстоянии вытянутой руки, и слушали упреки и нарекания. Слушали, что Дин Винчестер робок и несмел, слушали, что ангел нерешителен и мягок. Что взаимодействие их отдает похоронной процессией. Слушали, рассматривая пол. — Парни, вы что, телку не поделили? — внезапно. Они покосились друг на друга. Миша едко ухмыльнулся, пару мгновений задержался взглядом на Дженсе. — Ага, — нахально ответил он. — Мы настолько непрофессиональны, что завели посреди съемок роман. Только дело не в телке, Фил. Не можем определиться, кто из нас кого имеет, — режиссер, естественно, закатил глаза, выражая свою осведомленность. Чего еще ожидать от Коллинза? — Mama mia, да какая мне разница, по какой такой идиотской причине вы не можете сработаться? — вышел из себя Сгриккиа. — Разберитесь с этим дерьмом по-мужски и прекратите мычать на площадке! — потребовал он. — Устройте спарринг, если не можете решать проблемы, как цивилизованные люди, а завтра – сделайте уже вещи! А ты, — он ткнул пальцем в Эклза, который молча созерцал носки своих ботинок, — прекрати дергаться! — Я приложу, — слегка рассердился Дженсен, — все усилия, что смогу. — Ты усилия прикладывал сегодня весь день! — снова перешел на вопли Филип. — Какого хрена я сегодня целый день любовался вашей некомпетентностью?! Какого хрена все остальные…. — Мы, — Миша подчеркнул голосом местоимение, перебивая режиссера, — поняли тебя. Думаю, на этом все? — прищурился он. Коллинз не позволял орать на себя даже Сингеру. Даже Эрик разговаривал с ним более уважительно, чем со всеми остальными. От Миши веяло аурой неприкосновенности. Нарушали его личное и эмоциональное пространство только те, кому он позволял и тогда, когда он позволял. Сейчас он вымотался и не намерен был продолжать выволочку. — Спасибо, Фил, — откланялся Миша. Потом он схватил Эклза за запястье и вывел его из кабинета. В коридоре повернулся, изучающе посмотрел на любовника. Дженс не пытался отнять руку, не пытался возражать или протестовать. Интересный расклад. Дженсен только тихо наслаждался ароматом Армани и прикосновением теплой ладони к открытому участку кожи, чувствуя, как по всему телу толпами бегают мурашки. Капитулировать иногда даже приятно… если забыть о жестокости захватчиков. Коллинз не стал долго думать по поводу неожиданного поведения Дженса. Он только приподнял бровь, поймал печальный взгляд блондина. Все то же самое. Не изменилось почти ничего – боль, горечь, грусть. И еще что-то. Мише не понравилось то, что он видел в глазах Дженса. Глаза Дженсена похожи на глаза самоубийцы. Сам Дженсен понимал, что вселеть тот последний момент, когда отказаться – единственный шанс. Истекшие с беседы с Викторией дни он думал… и принимал – без Коллинза ему нет жизни. Далеко или близко, вместе или врозь, ему будет невыносимо больно. Независимо от слов, поступков и отношения Миши, одному ему будет еще хуже. — Поедешь ко мне, — непререкаемым тоном сказал Миша. Отпустил руку, ожидая ответа. Внимательно следил за реакцией Дженса. Дженс не протестовал. Не покачал головой. Не отказался. Только на лице мелькнули тени каких-то мыслей, отражения эмоций. — Поеду, — тихо проронил Эклз. Постоял немного, выдохнул рвано. Потом развернулся и пошел к себе – смыть грим. Где взять толстый панцирь, чтобы прикрыться от града стрел? Где спрятаться от любимого человека, уничтожающего тебя, методично, шаг за шагом отнимающего веру? Где найти слова, чтобы защититься от себя? Вырвать собственными руками разбитое сердце из груди и отдать тому, кто в нем не нуждается. Отречься. Отступить. Капитулировать. Сдаться на милость победителю, чтобы подточить, а потом низвергнуть. Странная тактика, но другой не было. Он ехал по знакомому мосту, чувствуя, что все тело наливается истомой. Жаждал поскорее добраться. И к черту гордость, к черту достоинство, к черту их уговоры. От одной мысли о том, чем они сейчас будут заниматься, у Дженса дыхание перехватывало. Он истосковался по рукам и поцелуям, по грубым прикосновениям и болезненным ласкам. Он торопился снова ощутить тяжесть Миши и услышать его короткие вскрики, пошлые словечки. Да… к черту все. Сам Миша тогда уже добрался до дома. Он пренебрегал душем в студии и пользовался им только если того требовали дальнейшие визиты. Сейчас единственным намечающимся визитом был приезд Джея, поэтому Коллинз наспех сбросил обличье ангела, дождался, когда с лица и шеи сотрут грим и прыгнул за руль. К тому времени, когда Дженсен завел двигатель, благоухая свежестью геля и чуть влажной еще кожей, Коллинз уже был дома. Смыл остатки крема, переоделся и принялся нарезать круги по гостиной, отчаянно соображая, почему Дженс так легко согласился. Не понимал, что изменилось. Возможно, дело в его глубокой привязанности, конечно. Но Миша знал бойфренда. Так просто тот никогда бы не сдался. Уловки, загодя приготовленные Мишей, ловушки и капканы, вдруг оказались не нужны, и это привело мужчину в растерянность. Он ходил туда-сюда по большой комнате, щурился подозрительно, прикидывал варианты, но не мог поймать ход мысли Дженсена, не мог раскусить его игры. А может, дело просто в том, что мальчик не играет? Может, он действительно просто перестал истерить? Простил?.. Отвлек Мишу от размышлений звонок домофона. Конечно, ключи-то Дженс еще тогда, в декабре, оставил на кухонном столе. Коллинз, не задавая вопросов, открыл ворота, дождался вызова снизу, потом повернул защелку замка. Через пару минут входная дверь пропустила в коридор, как обычно замерзшего Дженсена. Миша уже и забыл, насколько трогательно смотрится румянец на его щеках. Как блестят глаза. — Снова шел от Гордон-парка? — зачем-то спросил мужчина. Дженс стоял в пороге, не раздеваясь, словно бы ждал приглашения. Кивнул. — Да, — коротко ответил он. От этого нехитрого слова у Миши чуть ниже пупка обдало огнем, а все вопросы и мысли повылетали из головы к чертовой матери. — Хорошо, — Коллинз шагнул к парню, сдернул с его головы шапку, с лица очки, потом размотал шарф и начал торопливо расстегивать куртку. Раскинул полы, он пробрался ладонями к плечам и медленно стянул ее на пол. Дженс не протестовал. Он послушно стоял, ожидая, пока Коллинз скинет с него верхнюю одежду. — Пошли, — шепнул Миша. Эклз сбросил обувь и потопал за Коллинзом, который, видимо, решил сегодня водить его за руку. Джей знал, что Миша ведет его в спальню. Каждая долбаная клеточка его жаждала этого, и пока они шли по гостиной к дальней комнате, он ощутил, как от бессилия подгибаются ноги, и проклинал то время, что провел в доме Миши вне объятий Миши, тонул в захлестнувших сознание чувствах, реакции организма опережали мысли, опережали здравый смысл и страх, только нетерпение страсти. Только испепеляющая тоска и желание, холод одиночества ныл, вторя каждому ноющему от предвкушения нерву. — Иди ко мне, — тенор, напоенный властью. Рывок. Летящие в разные стороны пуговицы светлой рубашки. Ладони, оглаживают торс, прикасаются к подрагивающей коже. Скоропалительное, смущающе-быстрое возбуждение, низ живота в считанные секунды наливается тяжестью. Она выметает любое противодействие, отбирает силы сопротивляться. Да и вряд ли кто-то из них двоих сейчас помнит, что между ними стоит предательство. Миша напористо ласкает Дженса, и по его рваным касаниям и судорожным вздохам парень понимает – он тоже ждал. Ремень звенит пряжкой, руки пробираются под пояс и стаскивают брюки вниз, к самым щиколоткам. Джей переступает через ткань, изгибается навстречу алчным поцелуям, больше похожим на укусы. Страсть. Чистая, животная. Гортанные стоны, рычащие крики. Миша ненадолго задержался, внимательно рассматривая, удовлетворенно любуясь напряженным членом Джея. Прозрачной капелькой смазки, проступившей из маленького отверстия на головке. Потом улыбается, слизывает ее, поднимается и целует Дженса, отдавая вкус его вожделения, желая, чтобы он прочувствовал, наконец, насколько сильно его тело зависимо от Миши. Кладет ладони на плечи, нажимая, принуждая опуститься на колени. — Давай, Джей. Сегодня, — срываясь, но достаточно громко, говорит он. — Ты будешь меня ублажать. Дженс не возражает. Никаких «нет», «не хочу», «не нравится». Рецепт покорения Миши Коллинза – отсутствие сопротивления. Он проводит влажную дорожку от пупка к паху, поднимается руками от колен по бедрам, обхватывает губами налитый желанием ствол, погружает в рот, обводя кончиком языка по уздечке и вниз, к основанию. Посасывает подрагивающую плоть, тщательно пряча кромку зубов. Слышит протяжный довольный стон с нотками капризной спешки. Обхватывает закаменевший орган в кулак, сжимает, ритмично следуя за движением головы, левой ладонью несмело прикасается к мошонке, чуть прижимая и массируя ее. Миша толкается ему навстречу, проникая все глубже и настойчивее. С ресниц срывается слеза, и воздуха уже не хватает, но Дженс не останавливается, следуя повелительным понуканиям. Все, как он захочет. А Миша хочет быстрее, вскриками подгоняет ласки, и, не дождавшись, кладет руку, пропуская светлые волосы между пальцев, на макушку Джея. Притягивает его к паху, проталкиваясь глубоко в горло, напористо, безжалостно, не давая даже вздохнуть. Дженс только обнял бедра Миши, позволяя ему трахать свой рот так, как ему угодно. Отдавая все. Напряженные мышцы живота, дрожь по коже, член изливается терпким семенем. Громкий торжествующий крик. Коллинз ждет. Дженс покорно сглатывает и только после этого Миша дергает его за волосы вверх, заставляя подняться. Смотрит на слипшиеся от влаги слез ресницы, смотрит вглубь глаз цвета зеленого ореха, в мыслях старательно повторяя, что ему все равно. Сегодня он поимеет своего мальчика так, как не решался иметь все два года – не стесняясь в выборе способов. Поцелуй, взасос, звонкий, с пошлым привкусом спермы. Это, пожалуй, лучшее – оторваться, наконец. Не только за два месяца воздержания. За два месяца тревоги, наказать строптивого мальчишку за своеволие. Показать, приоткрыть завесу над истинным обликом Коллинза, пусть посмотрит. Если – такая мысль сразу пришла в голову Миши – это перепихон напоследок, перед разрывом, стоит насладиться им по полной. — Нравится, когда я тебя трахаю? – ядовито шипит он на ухо Дженсу. От его тона у парня решительности поугасает, однако отступать поздно. В электрической сини, даже под пеленой мрака и поволокой утомленности, искрят костры. Он не отпустит Дженса, пока не получит то, чего хочет. «Не сопротивляться» – повторяет про себя Эклз. Не сопротивляться. Мише нужна борьба, захват, протесты. Он не получит их. — Да, — кивает Джей. По его груди вверх медленно ползет ладонь, обхватывает шею, чуть сжимаются пальцы. — Как тебе нравится? Как бы ты, — второй рукой он сжимает стояк Дженса, — хотел, чтобы я тебе воткнул? — Как захочешь, — неожиданно говорит Дженс. Миша немало удивлен такому ответу. Раньше, когда Коллинз, издеваясь и растягивая время, начинал болтать во время секса, Джей его постоянно торопил, огрызался и брал инициативу в свои руки. Сейчас он соглашается на любой исход? С Мишей Коллинзом опасно так расслабляться. Опасно давать волю его извращенной фантазии. — Хочу трахать, пока не порву, — сообщает он и с нетерпением ждет реакции. Снова удивляется. Дженс не отводит глаз, не отстраняется. Не боится. — Как дешевую сучку, — нажимает Миша, впивается ногтями в тонкую и нежную кожу, заставляя Джея зажмуриться и чуть скривиться от боли, выбивает из легких воздух агрессивными прикосновениями. — Хочу долбить твою задницу так глубоко, чтобы ты мой член в горле чувствовал. Натягивать, чтобы рыдал от боли и кончал одновременно. Ну, — лизнул он гладкую щеку, — тебе еще нравится такой расклад? Ты уверен, что хочешь все это испытать? — спрашивает, уверенный в том, что сейчас Дженс начнет… — Конечно, Миша, — шепчет Джей. — Все, что пожелаешь. Ответ гасит последние лампочки благоразумия. Миша физически ощущает прилив ярости, эмоциональный порыв, от которого возбуждение разгорается с такой невыносимой мощью, что глаза застилает. Он толкает Дженса в грудь прямо на постель, парень летит, даже не пытаясь затормозить падение. У Коллинза почему-то вспыхивает ассоциация со сломанной куклой, которую жестокий ребенок вот так бросает в стены, но он давит ее. Не до того, рефлексировать не в привычках Миши, особенно, когда стоишь над обнаженным желанным телом, пылающим от страсти. Он садится на кровать, резко раздвигая ноги любовника, проводит ладонями по внутренней стороне бедер – эрогенная зона Джея. У него все тело чертова эрогенная зона. От прикосновения Дженс прогибается и стонет. Призывно. Порочно. Миша раздражается, чувствует, что из груди поднимается досада, душит, проворачивается комком. Почему он так себя ведет, чтоб его? Почему не протестует?! Не важно. Все равно, наплевать. Пах тянет тестостероном, плавит, почти болезненно, и желание разорвать этого мускулистого сильного самца становится непреодолимым. Коллинз ловит руку Дженса, кладет ее ему на лобок. — Давай, — приказывает он. — Покажи мне, как ты мастурбируешь! Дженс послушно обхватывает член кулаком, и, увлекая Мишу в визуальный контакт, начинает стимулировать, наращивая скорость, нажимая то крепче, то слабее, извиваясь и подбрасывая бедра, закусывая губу от удовольствия. Само присутствие Миши в таинстве игры в одни ворота дико смущало Джея, но одновременно и заводило. После долгого перерыва он действительно готов на любой секс, лишь бы с любимым человеком. Очень скоро по коже у него побежали мурашки, и Миша, контролирующий процесс, тактильно чувствуя приближение разрядки, ловит кулак Дженса. — Хватит, — прерывает он и с мстительной радостью наблюдает, как Джея трясет от голода и разочарования. — Ты же не надеялся, что я позволю тебе кончить так быстро, мой Дженси? — язвительно спрашивает Миша. — Нет, — выдавливает из себя Эклз, млея от едва ощутимых касаний столь долгожданных ладоней. — А теперь растяни себя, — вкрадчиво шепнул Коллинз. Щеки у Джея моментально залил густой румянец, а глаза зажмурились на мгновение. Миша злорадно ждал, что он вот-вот откажется, начнет прятать лицо, посмотрит с обвинением… но он только рвано выдохнул и скользнул пальцами к упругим ягодицам. Ему пришлось извернуться, чтобы прикоснуться к тугому колечку мышц, и какое-то время он нерешительно проводил подушечками сверху, но не проникал внутрь, пока Миша не усмехнулся с оттенком триумфа. От этого смешка Дженс, к собственному удивлению, расслабился, вспомнил, что это не самый стесняющий момент, который может придумать Коллинз, и продолжил более решительно. Он никогда не делал подобного сам и понятия не имел, что конкретно хочет увидеть Миша, поэтому повторил то, что делал сам Коллинз. Особого удовольствия он не испытывал, но останавливаться тоже не собирался. Палец перестал причинять дискомфорт, и выражение лица Дженса изменилось, исчезло напряжение. Коллинз, едва удерживаясь от порыва немедленно вдолбиться в тесную и жаркую задницу Джея, жестко сдавил его член рукой. — Второй! — скомандовал он. — Я не буду ждать вечно! — средний послушно скользнул, присоединяясь к указательному, снова стало неприятно. — Будешь медлить, я тебе прямо сейчас, на сухую засажу. Или, — он наклонился, чтобы прошептать на ухо, — тебе помочь? — Да, — еле слышно попросил блондин. — Да – что? Ты хочешь, чтобы я прикоснулся к твоей похотливой дырке и хорошенько ее растянул? — Да! — Вслух, мать твою! — крикнул Миша. Хотелось войти в Дженса, хотелось реально порвать его собой. И почему бы, собственно, Мише отказываться? — Я прошу тебя помочь мне, — едва дыша, выпихнул из себя Эклз. Руки Миши, его дыхание, вес тела, глубокое проникновение, Дженс нуждался в этом, как в воздухе, но Миша жесток. Он оттягивает момент непосредственно единения, потому что хочет найти слабое место в обороне Джея. Нельзя давать ему такой возможности. И насколько бы сурово и беспощадно ни повел себя Миша, чего бы ни потребовал – даже самых стыдных или мерзких вещей, Эклз не намеревался отступать. — Нет, — раздраженно рыкнул Коллинз. — У меня такими темпами тупо упадет. Думаю… — резко переворачивая Дженса на живот, говорил он. — Тебе будет полезно немного потерпеть! Мужчина рывком выдернул ящик прикроватной тумбочки, содержимое упало на пол, вместе с презервативами и любрикантом. Фыркнув от злости, он кое-как нашарил картонную коробку, выдернул из нее серебристую упаковку, разорвал, и раскатал латекс по эрекции. Смазка укатилась куда-то под кровать. Миша скрипнул зубами, оглянулся по сторонам, потом сел между бедер Дженса, широко разводя их. Дотянулся и с усилием надавил на подбородок Дженса. — Раскрой свои блядские губки и хорошенько намочи. Плохо намочишь – будет очень больно. Джей послушно впустил в рот три пальца Миши. Обвел их языком, посасывал, словно член. Все тело его зудело от возбуждения, и, хотя он прекрасно понимал, что приятного в сексе без смазки будет мало, тем не менее, он хотел, чтобы Миша взял его. Хотел не столько сексуального удовлетворения, сколько эмоционального. Миша нужен ему, любой. Нежный и деликатный, жестокий и безжалостный. Даже грубый и циничный секс с Мишей – это, в первую очередь, секс с Мишей. Независимо от поведения самого Коллинза и его слов. И отношения тоже. С уголка рта сбежала тонкая капелька слюны, губы блестели от нее, а пальцы Миши стали скользкими, но он не спешил их вынимать. Дженс уделил им достаточно внимания, чтобы и у самого Коллинза возникло отождествление с минетом. Коллинз настойчиво втискивал пальцы в рот, от души желая достать ими до горла, трахнуть этого покорного, как шлюха, Дженса во все доступные отверстия одновременно. Чем дольше Джей сосал его пальцы, тем сильнее яростная страсть захватывала Коллинза, сводила с ума, постепенно барьеры его самообладания трещали по швам. Он приподнялся, провел головкой между ягодиц Дженса, с удовлетворением отмечая, как он прижимается, буквально выпрашивая большего. Наконец, он отдернул скользкую от слюны ладонь, провел ею по напряженному, каменному от желания, стояку, ловя себя на мысли, что было бы неплохо сорвать к чертовой матери латексный чехол, подвел руку под живот любовника и дернул вверх, ставя на четвереньки. — Ты ждешь меня? — прошептал он, упираясь головкой в колечко мышц. — Твоя дырка пульсирует от нетерпения? — чуть вдавился, медленно втискиваясь в тугой вход Джея. — Она ждет, что я ее натяну?! — Дженс очень тесный. Конечно, что он там мог растянуть своими неумелыми ручонками? Сам Дженсен чувствовал, как от проникновения по всему телу волнами расходится боль. — Знаешь… — Миша дотянулся, заставил любовника запрокинуть голову и впихнул пальцы во влажный рот. — Я твою потаскуху ебал точно так же! — он резко подался вперед, сразу же входя на всю длину. Джей напрягся, сдавленно, но громко застонал и дернулся вперед, пытаясь уйти от острой пытки, но Миша крепко вцепился второй рукой ему в талию, насаживая его еще плотнее. — Т-ш-ш… Тихо, маленький, — уронил он, часто дыша от избытка ощущений. — Лежать… — новый толчок и новая боль, выбивающая слезу из-под век. — Сейчас… — ладонь Коллинза переместилась с талии на член Дженса, слегка обмякший от такого напора. — Сейчас тебе будет хорошо, Дженси. Терпи. Дженсу казалось, Миша действительно трахает его везде. Во рту, пробиваясь меж губ, упрямо пытающихся сжаться, двигались пальцы, член ритмично стискивала рука, и жесткие и жестокие, ненасытные фрикции. Чуть переместившись, Миша поменял угол, с каждым толчком задевая твердый орешек простаты, и вскоре из груди Джея вырвался стон искреннего, звенящего удовольствия. Коллинз рассмеялся и снова двинулся бедрами так глубоко, что у Дженса дыхание перехватило. Он терпел. Боль, и гнев, и пренебрежение партнера. Его смирение и кротость держались на прозаичной истине: Миша жесток, потому что если не будет таким, не сможет Дженсену даже в глаза смотреть. Миша умелый любовник. Он никогда не занимается сексом в одиночестве. Пока Дженса не накроет горьким, вымученным оргазмом, он не успокоится. Будет продолжать причинять боль – во всех отношениях – пока именно от этой боли Дженсен и не кончит. — Ты меня слышишь? — ладонь со всего маху опустилась на обнаженную, горящую от шлепков кожу. — Дженси, — на каждый слог протяжное, глубокое проникновение, и Миша, кажется, действительно решил достать Дженсу до горла. — Я тебя хреново ублажаю? – издевка в голосе. — Мне, — темп ускорился, а над губой у Дженса выступил мелким бисером пот. — Стоит стараться лучше? — пальцы покидают, наконец, истерзанный рот. — Нет! — выстанывает Дженсен, даже не понимая, что спровоцировал Коллинза на еще более грубое обращение… Да и не сумел бы понять. Миша дергает его за плечо, заставляет подняться на колени и захватывает локтем вокруг шеи. Джей почти теряет сознание от касания его живота к спине. Тактильный контакт до помешательства, до коллапса необходим Дженсу. Чтобы реально наказать его, нужно отнять прикосновения. Член Миши движется так быстро, что Дженс даже не успевает отойти от одной волны ощущений, как накатывает следующая. Зубы Коллинза впиваются в мочку уха, рука сдвигается с паха на пресс, прижимает к себе тесно, крепко, не вздохнуть. — Повторяю в последний раз – я не умею… — он замедлился до предела, почувствовав знакомые признаки скорого оргазма бойфренда. — Читать твои мысли, Дженси. Говори толком, — едко закончил он. Несколько раз воткнулся в тело Джея, а потом уронил его на кровать. — Раскройся для меня, — Дженс раздвинул ноги, насколько мог. — Руками. «Господи, какая же шлюха!» – восхищенно подумал Миша, глядя, как руки Дженсена скользят по талии, спускаются по пояснице ниже, к упругой заднице и растягивают её, обнажая потемневшее от стимуляции, сокращающееся, растраханное отверстие. Самое эротичное зрелище из всех, что когда-либо видел Коллинз. Его даже ломать не надо, скажи – и он уже готов. Два года была возможность вытряхнуть из Дженсена мозги, выколотить нахрен, взять любую дырку в любое время так, как хочется, а Миша носился с его чувствами и мнением. Зато сейчас можно все. Коллинз ощущал ауру подчинения Дженса. Стоит только приказать – и его маленький сделает что угодно… Смотреть, как собственный член, словно поршень, движется в узком Дженсе, прямо между его сочных ягодиц, которые он же сам и держит, позволяя Мише обладать собой, похотливо, по-блядски постанывая при этом – о, нет ничего более возбуждающего. — Почему ты не кричишь, Джей? — вдруг спросил Коллинз, не отрывая глаз от задницы Джея, и еще вопрос, от чего конкретно он получал большее наслаждение – от проникновения или от вида побелевших костяшек на пальцах, сжимающих плоть. — Разве, — он вогнал член до основания и, не вытаскивая и миллиметра, несколько раз толкнулся в жар тесноты, — тебе не нравится? — Да, Миш… — парень с трудом, но поспешно распахнул веки – он не хотел злить партнера. — Мне нравится!.. — Давай, Джей, — срываясь, сказал Коллинз. — Покричи для меня! И, когда Дженсен думал, что большего уже и не может быть, Миша снова его ошарашил, даже шокировал. По растянутому стволом Миши колечку скользнул кончик пальца, вдавился внутрь, медленнее, чем сам Миша проникал, потом снова снаружи, и снова внутрь, глубже, растягивая еще сильнее, снова причиняя боль, но уже не такую сильную. Джея, и без того балансирующего на краю нирваны, уже абсолютно растерянного, раздавленного удовольствием, эта легкая боль обожгла настолько, что он завибрировал каждой частичкой сути и спустя полмига действительно закричал, исторгая из легких невыносимое наслаждение сквозь голосовые связки. У Миши от его искренности перехватило дыхание. — Вот так, да. Тебе нравится? — шептал он, прикусив загривок распластанного блаженством Джея. — Го-во-ри! — отчеканил он, втрахивая его в матрац. — Да! — звонко, умоляюще. — Боже, да!.. — Ты такая потаскушка, Дженс. Ты моя шлюха, правда, Дженси?! — Да! — бессильно, едва ли не плача. — Да – что? — недовольно переспросил Коллинз. — Я твоя шлюха! — Громче! — Я твоя шлюха, Миша! — всхлипнул Дженс, прогибаясь. Миша удовлетворенно улыбнулся, подвел палец под член, заходясь от неожиданного притока острого блаженства, резко втиснул туда же и второй. Дженсен мелко задрожал, стремительно приближаясь к пику. Теперь Коллинз не мешал ему кончить, и Дженс кончил, а точнее – кончал. Казалось, с первой капли спермы, вырвавшейся из него с оргазмом, до последней прошла вечность, а сам оргазм оказался настолько ярким, что Эклз едва удержался в сознании. — Молодец, — отравил ему слух Миша, похвалив, словно послушного пса. И кто сказал, что Дженс теперь не его пес? Коллинз оперся локтями на кровать, разрешил и Дженсу убрать руки, и сосредоточился на себе, замкнулся наедине с неописуемым восторгом обладания. Из груди у него вырывалось животное рычание, зубы вновь сомкнулись на затылке Дженса, а движения стали лихорадочно-неаккуратными. Если бы он сейчас порвал Джея, кончил бы, наверное, от одного понимания, что сделал это. Миша вспорол себе губу в алую крапь, когда на него накатила взрывная разрядка, и упал на любовника, всем весом прижимая его к кровати, осознавая, что подобного секса у него никогда не было. На несколько минут – а может, на целую жизнь? – они оба выпали из реальности, сливаясь в самадхи, первый раз за долгие два месяца и последний на ближайшее время. Потому, что секс и реальная жизнь, как правило, имеют очень мало общего. — И что? — спросил Коллинз минут через десять, перекатываясь с партнера на постель. — Сейчас соберешься и свалишь? — Ты хочешь, — глухо ответил Эклз, — чтобы я ушел? — Хочу в рот тебя трахнуть, — честно ответил Миша, ожидая реакции. — У тебя горло даже уже задницы. Не поиметь его – преступление, — издеваясь, закончил он. — Хочешь сделать это прямо сейчас? — внезапно огорошил его Дженс. — А ты готов отсосать у меня прямо сейчас? — Миша чуть в ступор не впал от такой подачи. — Конечно, — донесся до него спокойный бархатный, с эротичной хрипотцой баритон. — Все, что угодно. — Ты фееричен в роли моей шлюхи, Дженси. — Я и есть твоя шлюха, Миша.