«Победителей не судят»

Rob D - Clubbed to Death (The Matrix) Olafur Arnalds – Near light (Michelle Zurn Edit) Jack Wall – Kasumi's Stolen Memory Прошло еще несколько недель, начались съемки сезона. Дженсен все больше времени проводил на студии, неизменно рефлексируя по этому поводу. Миша смеялся над его постоянными извинениями из-за занятости. Убеждал любовника, что теперь уже не стоит так сильно опекать его, но Джей – это Джей. После той ночи их отношения стремительно набирали обороты в лучшую сторону. Коллинз, улучая каждую доступную минуту, повторял Эклзу, что любит. И слова эти, столь долгожданные, столь необходимые, лились с уст, как песня. Энтони, наблюдая пациентов, удивлялся. А что ему еще оставалось? Он их обоих чуть не потерял недавно, хотя и надеялся на лучшее. Корреляция – сложная болезнь. Механизм ее до сих пор еще во многом не понятен медицине. Есть мнение, что индивидуумы, объединенные эмпатией, не просто сопереживают друг другу, а знают и чувствуют настроение своей пары, как будто сами переживают его жизнь. Как по снятой ментокальке. Джей ощутил желание немедленно ехать домой именно потому, что видел все, что происходит с Мишей, просто неправильно интерпретировал внешние признаки, до разговора с доктором. Как только глаза его раскрылись, сознание тут же среагировало, подав сигнал – в такой ситуации он бы и сам захотел решить все проблемы с помощью суицида. Завораживающее взаимодействие. Баренну иногда казалось, что он наблюдает не за двумя пациентами, а сидит на лесной поляне в ночь Белтейн и смотрит, как вокруг цветка папоротника танцуют феи. Чудо в миниатюре. Особенно после того, как Миша неожиданно пошел на контакт. В лечении произошел явный перелом, катарсис, как говорили древние греки. Впервые док увидел своего подопечного без ошейника. Впервые услышал от него приветствие – короткое сухое «здравствуйте». Впервые заметил признаки улыбки на вечно застывшем гримасой страдания лице. Ангедония отступила, и, хотя из депрессии еще предстояло выбраться, прогресс наступал семимильными шагами. Иногда, созваниваясь с Роджером Меркли, Баренн испытывал непреодолимое желание показать коллеге язык. Конечно, радоваться рано. Купированы только проявления той катастрофы, которую эти двое друг с другом сотворили, но ведь коррелятивную пару и лечить можно не раньше, чем тогда, когда они начинают взаимодействовать, как единая личность. А раз все к тому идет, док мог немножко себя похвалить. Чуть-чуть совсем. На самом деле, исцеление скорбных разумом пациентов – их собственная заслуга. Врач мог лишь показать нужное направление, не более. Никакая принудительная терапия не заставит безумца принимать лекарства. Не вызовет доверия. Не поможет найти верную дверь в лабиринте искажений реальности. Когда-то Рон Ховард снял прекрасную киноленту на тему пошатнувшейся психики – «Игры разума». Вполне реальная картина, идеальная игра актеров – Рассела Кроу и Дженнифер Конелли – верное видение ситуации. Пока страдающий от собственного сознания человек не прозреет и не поймет, что действительно заблудился, никакая помощь ему не то, что не поможет - будет казаться угрозой. Он будет стремиться остаться наедине со своими иллюзиями, даже самыми страшными и пугающими. Пока Сэра выжимала из состояния одного из ведущих актеров все, что могла, выписывая линии сюжета таким образом, что становилось немного страшно – не провидица ли она? - продюсеры пытались вить из Дженса веревки. Попеременно вызывали его к себе и расспрашивали о летнем побеге, о конференции и, конечно, о Мише. Почти никто не знал, что они фактически живут вместе. Джей все отрицал, хотя некоторые строили весьма верные догадки. Джаред Падалеки поддерживал друга, как мог. Защищал, вступал в полемики, вмешивался в разносы. Кроме Джа, пожалуй, не было никого настолько близкого паре – не считая Энтони. Иногда Джей делился с другом – обиняками, не напрямую. Говорить о реальном положении вещей он не смог бы. Считал это нечестным по отношению к Коллинзу. Их тайна – общая, она не принадлежит только Дженсену, поэтому распространяться кому-то о своих отношениях, пусть даже этот груз было нелегко тащить, Джей себе не позволял. Тем более, что сейчас он имел возможность разделить свою тяжесть с Мишей. Это в конце лета он нес все в одиночку. После той ночи на балконе, Миша раскрылся. Говорил о своих страхах, слушал Дженса. Они никогда не были так близки. Никогда не были столь откровенны друг с другом. Спали, тесно прижимаясь, цепляясь за родного человека, как за последний островок ясного сознания. Порой, проваливаясь в сон и чувствуя душащий захват Миши, Джей размышлял, стоило ли так сильно калечить друг друга ради вот таких вот обломков счастья на пепелище. Ответ всегда был эгоистичным. - Джей, - парень вошел в квартиру, основательно замерзший. Осень медленно катилась к концу – вот уже и ноябрь на дворе. Выпадает редкий снег, чтобы потом растаять днем. Эклз, как обычно, по выработавшейся за последние годы привычке, ставил автомобиль на стоянке за пару километров от дома и шел пешком, время от времени меняя маршрут, чтобы никакой ушлый папарацци не вычислил. Дорога в Дип Коув всего одна, поэтому скрыть, что теперь он живет в поселке, Дженс не мог. Зато с тщанием агента ЦРУ петлял и путал следы на подходах к дому. Подвергать опасности только обретенное счастье парень не собирался. Ему наплевать, как и прежде, что скажут о нем персонально. Он не женат, никто не имеет права обвинять его в выборе партнера. В конце концов, это Канада! В этой стране от Британской Колумбии до Саскачевана и Квебека разрешено даже венчать геев, вступающих в брак, так что никто не имеет права судить его за выбор. Родители… смирятся. Алан смирится, Донна уже махнула рукой. Ну, а если отец бросит в него камень – этот камень может и обратно прилететь! Дженсен почувствовал, что злится. Черт, это всего лишь бравада. Конечно, мысль о том, что отец его не поймет, болезненна для Дженса, но не причина для страха и рефлексии. Индифферентно все, кроме Миши. А Миша сейчас стоит, облокотившись на косяк, и смотрит на любовника так, словно хочет согреть взглядом. Эклз, не разуваясь, шагнул вперед, обхватил Коллинза руками, задеревеневшими с мороза, и ткнулся ему в шею холодным носом, ища тепла. Или покоя, кто знает?.. – Джей, что такое? – мужчина обнял его в ответ, слегка насторожился. Не то, чтобы не в манерах Дженса подобные порывы, но они обычно более сдержанны, что ли. – Все в порядке? - Ага, - буркнул Дженс. Вдохнул поглубже аромат Армани и корицы. Дорогой сердцу запах, перемежающийся оттенками геля и еще чего-то съедобного. Странно. – Ты булочками пахнешь, - удивился парень. - Миссис Лавштайн пекла, - неуловимо улыбнулся Миша. – Сказала, сегодня День Памяти. - А я и забыл, - Джей отстранился, снял верхнюю одежду, переобулся в домашнюю обувь. Привык беречь чужой труд, поэтому не топал грязными ботинками по светлому ковролину. Амелия Лавштайн уже не молода, ей хорошо за пятьдесят и, несмотря на кажущуюся бодрость и энергичность, она жительница северной страны. Перепады давления, мороз, промозглый, выдувающий до костей ветер с залива – здоровье убивается на раз. - Выпьешь? – вдруг спросил Коллинз. - Ты поговорить хочешь? – Эклз прошел в гостиную, упал в кресло и откинулся назад, на спинку, облегченно выдыхая. Устал на съемках – балаган, как обычно. Порой складывалось впечатление, что в команду «Сверхъестественного» специально выбирали отборных придурков и психов. Самые невинные кадры переснимались по сорок раз, потому, что стоял гвалт и хохот. Весело, но изматывающе. Немного посидел так с закрытыми глазами, потом поднял голову. Миша стоял на коленях между его ног и опирался локтями на колени Дженса. – Или соблазняешь меня? – рассмеялся он. - Почему ты мне ничего не говорил, Дженс? – тон Коллинза был предельно серьезным, с нотками беспокойства. - Смотря, о чем речь, - парень нахмурился недовольно. Есть только один досадный пунктик в существующей ситуации и о нем Дженс рассказывать не хотел, но Миша, похоже и сам уже все знает. Тем не менее, Эклз продолжил играть в «не понимаю, о чем ты», надеясь, что все-таки пронесет. Он не хотел волновать партнера. - Ты знаешь. Мне прочитать тебе? – Дженс не успел ответить. Миша поднялся, взял планшет, парой легких движений открыл браузер и начал громко читать твитты, присланные в адрес CW, на личный профиль Миши и Дженсена. – «Семнадцатое ноября объявляется днем #ЯненавижуЭклза. Посты с хэштегом отправляйте CW-паблик». «Из-за гейских замашек Эклза Миша Коллинз был вынужден покинуть SPN. Надавим на руководство и вернем нашего любимого ангела в сериал». «Миша, мы с вами, держитесь». «Поддержим Мишу иском в суд». «Не могу понять, как у вас хватает совести настолько бесстыдно вести себя. Сериал снимается для США, хоть и в Канаде. Бог проклял содомитов, помните об этом». «Прочь от Миши». «Не смейте развращать…» - Хватит, - резко бросил Дженс. На скулах у него вздулись желваки, а лицо приобрело агрессивные черты. Мимика, плотно сжатые до побелевших костяшек кулаки, напряженная трапециевидка – все говорило о том, что если бы сейчас ему попался один из авторов подобных высказываний, здоровья у болтуна резко поубавилось. - Почему ты молчал? – упрекнул его любовник. – Почему ничего мне не рассказывал? - Миш, - тяжело вздохнул Джей. Нахмурился, рассматривая узор на ковролине, потом потер лицо, надавливая на веки подушечками пальцев. – Ты сам-то как думаешь? - Из-за того, что у меня крыша потекла? – в лоб рубанул Коллинз. Дженс поднял взгляд, посмотрел на него недовольно. - Не говори так… - Это правда! - Нет, неправда! – повысил тон Дженс. Рассердился, встал с кресла, прошел к бару. Миша не зря предлагал ему выпить. Тема для обсуждения действительно не самая желанная. Коллинз дождался, когда любовник отдышится, переведет дух, успокоится немного. Алкоголь в их доме появился всего пару недель назад. Энтони разрешил. – Миш, - парень повернулся к Коллинзу, оперся спиной на стену, - мы бессильны в этом вопросе. Мы не можем заставить людей думать то, что хотим. Если они считают, что ты ушел на перерыв из-за меня – пусть так и будет. - Да если бы я знал, - Миша сверкнул глазами, а на лице у него отразилась ярость. На минуту он стал тем Коллинзом, каким был раньше – безжалостным, холодным и расчетливым. – Если бы я только знал! – повторил он, - разнес бы к чертовой матери каждого, кто посмел трепать языком твое имя! Как ты мог сносить все это месяцами?! - Успокойся, - попросил Джей. - Сколько еще ты готов мне отдать? – горько спросил Миша. – Скольким еще пожертвовать?! Что ты еще готов оторвать и бросить мне под ноги? Ты терпишь нападки, оскорбления и незаслуженные обвинения, - он предупреждающе вскинул вверх ладонь тыльной стороной к любовнику, - я знаю - потому, что любишь! Но ты не должен нести этот груз в одиночку. Ты не имеешь права, - тихо закончил Коллинз. Дженс швырнул стакан на стол, так что дно треснуло, подошел к любовнику, прижал к себе, положив руку на затылок. Гладил по голове, перебирая темные волосы, успокаивал. – Джей, - выдохнул Миша куда-то в плечо. – Джей… - Тише, не нервничай. Все хорошо, - шептал парень. – Они ничего не знают о нас. Они просто не могут ничего знать, - он нежно и размеренно пропускал между пальцев гладкие прядки, слова ласкали слух, умиротворяли мечущееся сердце. Наконец, дыхание Миши стало реже, более глубоким и размеренным. Ушла порывистость и истеричность. Перепады эмоционального фона – нормальное состояние для Миши. Он может гневаться, а через секунду смеяться. Он всю сознательную жизнь закрывался от чувств, сейчас только учился регулировать свои реакции и справляться с ситуациями самостоятельно. Джей необходим, как воздух, чтобы утешить, сдерживать внезапные всплески и останавливать зарождающуюся лавину. Только Джей и мог. – Ты ведь глупостей не наделал? – осторожно поинтересовался он. - Едва себя остановил, - признался Миша. Он очень хотел авторизоваться в твиттере и порвать, на мелкие кусочки абсолютно всех «доброжелателей». То, что он читал, выворачивало ему душу наизнанку. В адрес Дженса говорили такие слова, что у Коллинза волосы на всем теле шевелились от гнева. Даже желали смерти. Угрожали. Самому Мише его миньоны слали слова поддержки и ободрения. В сети на форумах разворачивались баталии, чуть менее спокойные, чем Вторая Мировая. Фаны Джея нападали на хейтеров, хейтеры на дестиэлевцев и поклонников RPS. Считалось, что это Дженс его совратил, и, якобы, из-за этого Миша и покинул каст «Сверхъестественного». Идиоты. Они действительно ничего не знают, ни о Дженсене, ни об их отношениях. Впервые за долгое время манипулирования фанатскими массами через конференции и интернет, Миша почувствовал, что всей душой ненавидит своих поклонников. - Я заберу у тебя планшет, телефон и ноутбук, - пожал плечами Дженсен. – Сейчас тебе нельзя появляться в сети. Викто не справится с наплывом интереса, если ты засветишься. Береги легенду, - парень имел в виду официальную информацию. По заявлению Ванточ и студии, Миша уехал в Тибет - из-за проблем со здоровьем. Там он приобщается к дзен и нетрадиционной китайской медицине. Ни сотовых вышек, ни почты. - Прости меня, - буркнул Миша. Спрятался на груди Дженса, как маленький ребенок. Эклз изумлялся многогранности и сложности личности Миши. По идее, он вскрыл его, как консервную банку, жестоко и бездумно, но, когда рассказывал об этом Коллинзу, тот хмурился и протестовал. Занимательно то, что он ни разу не попытался обвинить Джея за манипуляции. Единственное, что он сказал любовнику в ответ на признание – «Ты рисковал. Я мог тебя убить». Он словно бы принял поступки Дженсена. Оправдал их. Даже проскальзывали искры восхищения – не стойкостью Дженса, а его решительностью. Пойти на подобный шаг может только глубоко влюбленный человек. Сейчас, когда с самоидентификацией и с осознанием чувств и мотивов любимого человека утряслось, Коллинз препоручил всю свою жизнь Дженсу. Инфантильно позволял рулить, потому, что еще не свыкся с реальностью. И совершенно не возражал. Ему нужна была поддержка любовника – он ее получал. Забирать у Миши телефон Дженсен, само собой, не стал. Коллинз часто звонит днем, иногда во время дублей, поговорить и успокоиться. Ему нужен был голос Дженса и его слова, он словно набирается сил и уверенности в коротких разговорах. Эклз из раза в раз твердил одно и то же, обычные пустяки, вроде того, что все будет в порядке или об отсутствии причин для тревоги. Миша, наслушавшись вибрирующего бархатистого баритона, соглашался и отключался, даже не прощаясь. Собственно, это привычный стиль Коллинза, но дело было не в том. Просто он знал, что возможно придется позвонить еще раз. Сначала он стыдился того, что отвлекает любовника от работы, ведь прекрасно помнил, какими несдержанными бывают режиссеры – тот же Сингер или Сгриккиа. И действительно, по первости актеру доставалось за пиликающий в самые неподходящие моменты телефон из кармана брюк, а оставлять сотовый в гримерной или отдавать ассистентам Эклз наотрез отказывался. После очередного звонка Роберт взбесился и попытался отобрать у парня назойливый раздражитель, но налетел на столь холодный и гневный взгляд, что вопрос больше не поднимался. Группа не знала, кто именно постоянно названивает Джею и считали, что это новая подружка – выражение лица и тон голоса у Эклза во время разговоров диаметрально изменялись на мягкий и уговаривающий. Самому Дженсу было нелегко отучиться называть любовника по имени – вокруг ведь не глухие, да и не глупые. Всем известно, что «Миш» - это Коллинз. Только Падалеки точно знал собеседника Джея и порой посматривал на группу свысока. Группа в свою очередь знала, что Джаред знает, и пыталась расколоть широко улыбающегося «лося», сгорая от любопытства, но обломали зубы. Джа был тверд, как кремень. Студию же по-прежнему атаковали фаны. Поклонники Коллинза и Дженса, шипперы Destiel и Cockles, гомофобы и хейтеры обоих пейрингов и исполняющих нечестивые нетрадиционные роли актеров. Кстати, о ролях. Сэра, недолго думая, вывернула из сложившейся ситуации неплохую романтическую линию. Она же женщина, а женщины всегда видят и слышат больше. Напрямую она ничего не говорила и не спрашивала, но легкие, совершенно невесомые намеки витали в ее предложении добавить «profound bond» немного изюминки. Джей не возражал, в конце концов, протестуя и отрицая, он привлек бы лишь еще больше внимания. Он же профессионал. Скажут сыграть накрашенного трансвестита – сыграет, не моргнув глазом. Клифф Костерман и Мэтью Кэссиди наперебой убеждали актера не упрямиться и позволить сопровождать его до дома. Дженсен отмахивался и отказывался. Насколько бы сильна не была ненависть и предубеждения к нему отдельных групп фанатов, показывать им свой страх Эклз не собирался. Это как в волчьей стае. Испугаешься – сожрут. Время от времени звонила Виктория. В конце октября Миша даже согласился с ней поговорить – созрел. Жена плакала и извинялась, муж хмурился и не знал, что ответить. Рядом с ним сидел его любовник и позволял держать себя за запястье, не жалуясь, что от плотного обхвата затекла кисть. Когда общение было закончено, и Ванточ отключилась, мужчина чувствовал себя так, словно таскал ящики с кирпичами или пианино на десятый этаж вручную поднимал. Прильнул к плечу Дженса. Молча. Сколько они так сидели в полной тишине, никто не засекал. Ведь это их время, общее, проведенное вместе. Считать стоит только минуты, проведенные врозь. Миша неохотно говорил о своих эмоциях с доктором. Смущался. Был жаден в этом отношении. Порой он искренне считал, что если о чувствах говорить – их становится меньше, словно они обесцениваются. Тем не менее, по настоятельной просьбе Джея, он открывался. Рассказывал Энтони, кто для него Дженсен и насколько глубоко запал в его сердце улыбчивый светловолосый парень с ведьмовскими глазами. Преображался, когда говорил о Джее. Будто светился изнутри. После Дакоты – он и сам не мог объяснить причин – его любимым местом стал подоконник. Там он часто сидел, глядя вниз, на город. Высматривал в темноте фигуру в бейсболке и темных очках, с сильной упругой походкой. Радовался, завидев ее издалека. Энтони не мешал потоку мыслей пациента. Слушал восторженные фразы и наблюдал за внезапно вспыхнувшим румянцем. Порой замолкал, давая Мише время успокоиться. Он нервничал, иногда плакал, рассказывая о периоде после Дэннил. О эпизоде с Дэннил вообще отказывался говорить, и по его реакциям и рефлексам психиатр явственно видел, что именно этот эпизод Коллинз считает основополагающим. Что ж, он не ошибался. Это был первый раз, когда Миша причинил Дженсену настоящую, сильную боль, дальше пошло по возрастающей – до вечера перед отлетом в Сан-Франциско. Об этом вечере Коллинз тоже говорил с неохотой. Несколько раз читал те строки из песни, которые послужили причиной срыва. Баренн удивлялся, где-то ужасался, что-то вызывало у него наплывы непонятных эмоций. Тяжелых, муторных. Доктор, хоть и ругал себя, но уже не мог дистанцироваться от личных проблем своих подопечных, проникся, прикипел даже. Чувствовал в себе подспудное, упрямое желание увидеть, что у них все будет, как нужно. И дело даже не в профессиональной гордости. Просто он вдруг понял, что если эти отношения не сохранить, вся его выучка, практика и знания – зря. Эта пара нуждалась друг в друге. Грош цена ему, если он не поможет им обрести счастье. - Я уже стар для гор, Миша, - рассмеялся доктор. У них зашел разговор о хобби и увлечениях. Вполне соответствующий терапии разговор, ведь на самом деле, психиатры и психологи «вытаскивают» из пациентов их личность именно так. Человек расслабляется, выплескивает из себя наболевшее, анализирует поступки и слова в соответствии со своей моделью восприятия реальности. Даже действительно серьезные психические заболевания купируются с помощью самоанализа. Поправляя и подсказывая, наталкивая его на верные выводы или к осознанию собственных ошибок, можно довести индивидуума до нормального функционирования. А если абстрагироваться от псевдонаучной белиберды, Баренну нравилось общаться с Мишей и Дженсом. Нравилось обсуждать несколько более личные вещи, чем положено на сеансах. Ему казалось, таким образом он соприкасается с чем-то очень далеким, таким… одухотворенным. Феи в ночь Белтейна. Едва слышный заливистый хохот и искры волшебной пыли. Трогательное очарование, неуловимое и хрупкое. Недоступное простому смертному, поэтому он может лишь подсматривать и восхищенно ахать. – Но я могу понять твою тягу – адреналин, скорость… - О, док, - мужчина позволял Энтони называть себя на «ты», а сам перенял обращение у Дженсена, - ты и понятия не имеешь о горах. Будь дело в адреналине и скорости, я бы катался на болиде. Риск даже выше, чем на сноуборде, - он сидел на подоконнике вполоборота к Энтони, опираясь плечом на пластиковую раму стеклопакета. Иногда бросал на часы чуть нетерпеливый взгляд. Потом смотрел в окно. – «Весь мир на ладони, ты счастлив и нем, и только немного завидуешь тем, другим, у которых вершина еще впереди», - продекламировал Миша с жутким акцентом. Потом рассмеялся, глядя на непонимающий взгляд Баренна. – Высоцкий. Не думаю, что тебе что-то скажет эта фамилия. - Что-то знакомое, да, - напрягая память, ответил доктор, - но не могу вспомнить. - Забудь. Этот человек уже умер, - Миша снова повернулся к окну, всматриваясь в темноту. Парадная была с другой стороны дома, но в последнее время Джей, изменив в который раз маршрут, приходил со двора, прокрадывался к подъезду и быстренько заходил внутрь, постоянно оглядываясь. Его осторожность не удивительна. Акулы пера не дремлют, а парень сильно волновался за душевное спокойствие любовника. Взял с Миши слово больше не выходить в интернет и Миша пообещал. Держался, хотя и интересно было разузнать, улеглось ли бурление по поводу отсутствия Коллинза на съемочной площадке и вообще в сети. Твиттер – место, которое раньше Миша использовал, чтобы держать миньонов на коротком поводке. Неоднократно обновлялся за сутки, это даже высмеяли в одной из серий. Сейчас страничка заброшена и почти полгода не посещалась владельцем. - У тебя очень широкий диапазон познаний, - отметил Баренн. Миша улыбнулся, по лицу пробежали отражения каких-то мыслей. - У меня славянские корни, - пожал он плечами. – Было бы стыдно не знать хотя бы чего-то. - Насколько мне известно, и имя у тебя русское, - начал расспрашивать доктор, но тут на подоконнике рядом с Коллинзом громко зажужжал мобильный, резонируя о поверхность. Миша взглянул на экран, улыбнулся, счастливо и восторженно. - Минутку, - бросил он Энтони. Поднял трубку. – Да, - протянул Миша чуть капризно. – Где ты? - Иду по Баджер-роуд, - ответил ему Дженс. – Минут через десять буду дома. - Почему так долго сегодня? - Извини, - из динамика лился теплый, ласкающий голос. – Меня задержал Джаред. - Вечно ты с ним любезничаешь, - надулся Миша. Баренн смотрел на пациента, чуть закатив глаза. Кто бы поверил, вздумайся ему рассказать о такой стороне Коллинза, «Великого и Ужасного»? - Миш, - мягкий упрек. – Ты что, ревнуешь к нему, что ли? – со словами из трубки доносился хруст снега под подошвами и гудки клаксонов. - Глупости какие, - фыркнул Коллинз, но отвернулся от Энтони, будто хотел спрятать лицо. Тихий смех по ту сторону провода. - Давай, я скоро, - Миша отнял мобильный от уха и сбросил вызов. Дженс положил погасший мобильный в карман куртки, поежился – с бухты дул промозглый стылый ветер, снег валил. Не холодно, градусов семь ниже нуля, не больше, а кажется, будто все двадцать. Начались каникулы, съемки прерывались до седьмого января – почти месяц отдыха. Скоро Рождество. Он, робко надеясь на то, что к этому празднику все еще будет жить вместе с любовником, купил ему подарок, недели три назад. Мише должен понравиться, хотя с его постоянными перепадами настроения уверенным ни в чем быть нельзя… но это не важно. Сейчас, подняв ворот, Эклз торопился домой вовсе не потому, что замерз. Завтра можно будет не подниматься ни свет, ни заря и не бежать на парковку в застывший, несмотря на «Webasto», автомобиль. Дженс отказался от матерого «Lexus». Слишком приметная машина, тем более, что почти все знали черный вальяжный корабль Эклза. Сейчас он ездил на «Touareg» - как ни странно, в Канаде Фольц не редкость, поэтому вероятность засветиться стремится к нулю по мере увеличения одинаковых автомобилей на душу населения. Он шел, чуть улыбаясь своим мыслям, мерно шагая под хруст свежего снега, на автомате поворачивая в нужном месте. С Баджер-роуд на Дип-Коув-стрит, еще через четыреста метров на Каледония-авеню, к большому жилому комплексу высоток, единственные семь высотных зданий в поселке. Парень шел, размышляя о переменчивости жизни. Как спичка – вспыхнула и погасла, и, черт возьми, если все равно суждено сгореть, разве не стоит в процессе светить как можно ярче? Ведь неизвестно что там, за чертой. Возможно, действительно какой-то рай, в конце концов, Дженс христианин, правда, католик плохой. В плане догмы, во всяком случае. А догма говорит, что он и такие, как он, обречены гореть в аду, и наплевать на его искреннюю любовь и выстраданное счастье, за которое заплачена высокая цена. Никакие костры не сравнятся с разлукой. Возможно, там вообще ничего нет. Просто темнота, пустота и безмолвие. Что в том, что в другом случае есть смысл насладиться мгновениями жизни здесь, чтобы потом не было мучительно больно за бесцельно проведенные годы. А Бог… Бог простит, если он действительно мудр и милосерден. Завернув в поворот на Клифмонд-роуд, Дженс прибавил шаг, до высотки оставалось всего ничего, только пересечь двор. Казалось, он видит темный силуэт в окне четырнадцатого этажа. Парень запустил руку в карман и сжал тяжелую связку ключей – от подъезда, квартиры и автомобиля. Тротуар, вьющийся между домами, обычно освещался, однако сегодня во дворе горело только четыре фонаря, что, в принципе, неудивительно – из-за близости океана провода постоянно перегорают, контакты покрываются налетом соли, ржавеют и приходят в негодность. Коммунальные службы заменят все через пару часов, как только им сообщат о поломке. Дженс вывернул из-за угла, собираясь проскочить к своему подъезду, и наткнулся на группу из пяти или шести человек. Шапки, низко натянутые на лоб, шарфы, закрывающие лица. При обманчивом неровном свете видно лишь глаза, да и то, они едва угадывались в полумраке. Джей извинился, шагнул в сторону. Один из группы шагнул следом, перегораживая дорогу. Не надо много ума, чтобы понять – пришли по его душу, и явно не спросить, который час. Дженс, наскоро прикинув ситуацию, отступил к углу дома, приготовившись отбиваться. Расклад, как ни крути, был не на его стороне. Разговора не сложилось. После того, как его окружили, один, самый крепкий из группы, сразу же попытался ударить в челюсть, правда, не учел, что множество трюков актер выполняет сам. Гореть так гореть, мать вашу! После того, как первый с вывихом упал под ноги Дженсу, остальные ждать перестали. Молча, ничего не объясняя, не предъявляя никаких обвинений и не спрашивая имен. Сначала по ребрам. Потом в голове разорвалась граната. Холодный снег под щекой. Четкие, выверенные удары по всему телу. Казалось, мир вокруг гаснет и медленно истаивает. Последнее, что видели его глаза – большие белые хлопья, падающие далеко с неба, и полный ядовитой ненависти взгляд. Дальше… пришло забвение. Миша спрыгнул с подоконника. Что-то муторное вдруг поднялось со дна души, завертелось в дикой пляске хлопьями. Тревожно звенела какая-то струнка, не давала покоя. Док, с которым они только что вели интеллигентную беседу, насторожился, замечая такую реакцию пациента, но дело было вовсе не в разговоре. Просто стонало и плакало нечто, заставляло нервно нарезать круги по гостиной. Коллинз подошел к окну, но не увидел ничего, кроме густого снегопада и мрака ночи – темнота во дворе, тротуар, по которому Джей приходил домой, почти не освещается. Мужчина активировал дисплей телефона, посмотрел, во сколько был последний входящий вызов, потом часы – подсчитать, как давно Дженс сказал свои «десять минут». Прошло уже в два раза больше, что спокойствия Мише не прибавило. Нарастали паника и тоска, отбирая ясность мышления и способность трезво оценивать ситуацию. Он набрал номер любовника, дождался, пока сеть не откажет в соединении, мотивируя это тем, что абонент находится вне зоны доступа. Повторил вызов, сразу же сбросил пустую смс – если даже Эклз сейчас где-то в подъезде, где не проходит сигнал, смс всегда пробьется и сообщит отправителю о получении. Еще раз позвонил, но безуспешно, понял, что находится на грани истерики и ломанулся мимо изумленного Баренна в холл, одеваться. - Миша, куда ты? – крикнул ему вдогонку доктор. - Встречу Джея, - торопливо бросил Коллинз и хлопнул дверью. Энтони встал, сразу же прошел следом. Накинул на себя пальто и наскоро обулся. Отпустить Коллинза одного он просто права не имел, неизвестно, что происходит. Сейчас… Миша вел себя, как Дженсен тогда, перед «танго на балконе», как про себя называл доктор их выходку. Неожиданно-резкая смена настроения, буквально в секунды, потом по нарастающей, как лавина, в негатив – вот что видел сейчас психиатр. Он вызвал лифт, но на нем уехал Коллинз, поэтому Баренну пришлось ждать, пока «Отис» отвезет предыдущего пассажира и поднимется назад. Миша в это время уже выбежал из подъезда, сжимая в руках айфон. Маршрут Дженса несложно вычислить – тут на территории комплекса всего три тропинки, и, если Эклз шел с Баджер-роуд, значит, должен был зайти с Каледония-авеню. Тут даже меньше десяти минут при той скорости, с которой ходит Дженсен. Мужчина пробежал по темной асфальтовой дорожке, перемежающейся тусклыми круглыми пятнами света от фонарей. Он не понимал причин, но внутри, где-то в груди, росло и укреплялось знание, что он должен идти, должен найти Дженса немедленно, и, возможно, это смешно или безумно, просто он обязан сейчас же, не откладывая ни секунды… Миша нашел любовника прямо за углом, там, где тротуар огибал соседнюю высотку. Парень лежал, раскинув руки в стороны, открытыми глазами глядя прямо в небо. Лицо в крови, свежевыпавшим снегом прикрыто множество отпечатков шагов, которые словно притоптали площадку вокруг лежащего без сознания Дженса. Вокруг, под девственной полупрозрачной белизной, густые темно-красные пятна лужицами и стрелками вырисовывали леденящие душу абстракции. Миша сначала не поверил глазам. Медленно подходил к бездыханному телу, всматривался, пытаясь увидеть, вздымается ли грудь. Мыслей не было. Одна пустота, и в этой пустоте наливаются огромные огненные буквы имени, пульсируя и вспыхивая все ярче – Джей. Будто отключился и умер весь мир в одночасье, не стало звуков, запахов и холода, и даже зрение, кажется, подводило, потому, что не видно было пара от теплых выдохов. Потом ударом набата завыла истеричная паника. Ноги подкосились, но он удержался, приближаясь к страшной сюрреалистичной картине. Вспыхнуло отрицание. Это неправда, не может быть правдой. Осознание. Волна боли, непонимание, страх… тишина… - Джей!!! – Миша подбежал, неверяще глядя на неестественный, неправильный образ, упал с налету на колени, аккуратно приподнял голову любовника, укладывая к себе на бедра. Протянул руку, пытаясь прикоснуться к лицу, приложить к разбитым безжалостными жестокими ударами, вспухшим от побоев губам. Отдернул в страхе, снова протянул и снова отдернул. Заставил себя. Расправил ладонь, занес ее над носом. Дженс дышал, но очень медленно. Миша снял со лба намокшие пряди светлых волос, закусил губу. Чувства отключились, не давая утонуть в себе неокрепшей, и без того достаточно пошатнувшейся психике. Рядом Коллинз нашел телефон Дженса – экран расколочен вдребезги. Он нерешительно, осторожно похлопал парня по щекам. Пытаясь привести в сознание, набрал гость снега, начал медленно оттирать кровь с подбородка и шеи. Сидел так, не ощущая холода и потяжелевшей от талой воды одежды, пока их не нашел Баренн. Миша смотрел на доктора пустыми глазами. Поворачивался и, заботливо придерживая голову любовника, не позволял доку даже осмотреть его. Словно выпал из сознания сам. - Миша… - глухой далекий голос, как через вату. – Миша! – раздражает, бесит, приводит в ярость. – Миша! - Что?! – вскинулся он. Оторвал взгляд от расслабленного лица любовника, покрытого кое-где вязкими темно-красными кляксами и прозрачными каплями подтаявших белых хлопьев. – Чего вы от меня хотите?! - Ты позвонил 911? – спросил Баренн. Опустился на одно колено, покряхтывая натужно, приподнял веко, с удовлетворением отметил реакцию зрачка. - Вы головой по пути ударились? – процедил Коллинз. – Хотите, чтобы все его старания скрыть наш дом прошли зря? - Его нужно, - принялся уговаривать док, - показать медикам… - Мне не пять лет, - отрезал Миша. – Помогите донести его до дома, - мужчина поднялся, все так же придерживать голову Дженса, потом подхватил его под руку и начал поднимать. Энтони, слегка удивленный резкими переменами и командным тоном пациента, спорить не стал. Они несли парня через двор, радуясь, что неполадки с освещением сейчас как нельзя кстати – не видно пятен крови, будто Джей просто хорошо перебрал. Психиатр отметил про себя, что Коллинз балансирует на грани фола, но говорить ничего не стал. Оказывается, агрессивным может быть не только Джей. Первым делом, Миша набрал со своего мобильного номер Марка Уоррена. Разговор вышел коротким – когда Марк узнал, что предполагаемый пациент – тот же самый, что и прошлой осенью, хотел повесить трубку. Энтони только удивлялся, как Миша, короткими фразами и провокациями в стиле «если он умрет – смерть на твоей совести», вынудил терапевта сорваться из дома поздним вечером. Дженса они уложили на кровать в спальне, Миша, договорившись о приезде врача, начал раздевать любовника. Чувства привычно отошли на второй план. Защитная реакция, помогающая мужчине справиться с ситуацией. Они потом нахлынут, захватят в плен. Психиатр с тревогой готовился к истерике, она случится обязательно. Как только отпустит, как только выяснится, что с Джеем все в относительном порядке, Мишу накроет коллапсом, и дай Бог, чтобы Дженс тогда уже очнулся. Иначе можно ожидать любой выходки – от полного регресса до опасного буйства и проявлений немотивированной ярости. Коллинз стянул с парня обувь, начал аккуратно снимать куртку. Из кармана внезапно выпал белый листок бумаги, сложенный вчетверо и заляпанный красными кляксами. «Держи свои омерзительные грязные лапы и гребаные пидарастические извращения подальше от Миши. Это первое и последнее предупреждение. В следующий раз поплатишься жизнью» - прочел Коллинз, развернув послание. Казалось, где-то оглушающе-громко хлопнул фейерверк. Сознание накрыло пеленой, и запах крови – крови Дженса! – сопровождал мрак, накрывший разум Миши. Он, не отрывая глаз от проклятой записки, присел на кровать рядом с Эклзом, ладонь его автоматически нашарила и сжала правое запястье любовника. К красным кляксам прибавились соленые капли, которые впитываясь, оставляли влажные пятна. Он не думал, что все зашло настолько далеко, и не знал, как поступить. Накатило бессилие, полная опустошенность. Конечно, сейчас нельзя делать ничего, что навредило бы Джею, а хотелось очень. Выйти в сеть, поднять всех миньонов, всех поклонников Дженса, всех шипперов. Рассказать о нападении, о послании, о ненависти и травмах Джея. Сфотографировать кусок бумаги, который просто не стоит того, чтобы к нему прикасалась кровь Дженса, выложить в твиттер. Рассказать всем, как сильно он любит Джея. Как сильно страдает, и как жестоко будет мстить. Так и сделает, черт возьми! Провались пропадом док, и безопасность, и студия, и сериал, и вообще все, провались оно все в тартарары, к чертовой бабушке, гори синим пламенем!!! Если бы он мог сейчас – отдал обе почки, только иметь возможность придушить собственными руками тех, кто сотворил с Джеем это дерьмо. Опять. С Джеем. С его Джеем. Опять кровь, снова… - Миша, пойдем со мной, - кто-то уговаривал его, заставлял отпустить руку Джея, под пальцами мерно, но слишком быстро бьется пульс. – Миша, - он повернулся. Над ним стоял, склонившись, Марк. Сочувственно окинул взглядом довольно сильно избитого парня, безвольно лежащего на кровати, а рядом – Энтони, пытался отцепить от него Мишу, чтобы дать возможность терапевту осмотреть травмы пациента. – Пойдем, - он встал, почувствовал, как за предплечье тянет кто-то, послушно вышел из спальни. Сел, покорно подчиняясь чьим-то понуждениям. – Слушай меня, - приказал Энтони. Синие глаза, блестевшие слезами, поднялись - он перевел взгляд на лицо Баренна. – С ним все в порядке. Он просто потерял сознание. Он жив. Никаких серьезных повреждений я не нашел. Успокойся… - Да идите вы нахрен все! – Коллинз вскочил с кресла, закрыл лицо дрожащими ладонями, постоял пару мгновений, а потом запрокинул голову назад. – Джееей! – он стек по стенке на пол, глядя в одну точку. Его трясло, как конвульсиями, а мышцы тянуло судорогой. Он проваливался в пропасть, летел вниз быстро и стремительно, куда-то в вязкую липкую бездну отчаяния. - Тихо, - психиатр, раздраженно нахмурившись, и махнул, выгоняя из гостиной выскочившего на вопль Уоррена. – Расскажи мне, что ты сейчас чувствуешь, - негромко и твердо потребовал док. - Я не знаю, - надломлено ответил он. Все его существо стремилось попасть за дверь, в спальню, быть рядом с любимым человеком, снова пострадавшим из-за него, опять… - Что ты чувствуешь? – надавил Энтони. - Я не знаю! – мужчина порывисто встал, прошелся по комнате. Метался, как раненый зверь, грызущий прутья хлипкой опротивевшей клетки. Потом развернулся и со всего маху воткнул кулак в бетонную стену. «Еще один. Семь бед – один ответ, чтоб вас!» - досада мелькнула в душе Энтони. - Смотри на меня, - чуть громче скомандовал док. – Не смей истерить. Борись, тряпка! – уже прикрикнул он, стремясь вывести пациента из штопора. - Смотри и скажи мне, что ты чувствуешь! – Коллинз опустил моментально распухший кулак, посмотрел на психиатра люто, как маньяк-потрошитель, помолчал немного. - Я в ярости, - скрипнул он зубами. - Очень зол, - тяжелая пауза, напряженные желваки. - Чувствую ненависть, кажется, у меня горит все в груди. Найду каждого долбоящера, который участвовал в этом пиздеце, - тут он нехорошо ухмыльнулся. – Сотру в порошок. Доктор сокрушенно вздохнул.