«Победителей не судят»

- Давай быстрее! – парень, зеленые глаза которого снова смеялись, свел брови и с укором смотрел на медлящего бойфренда. Миша лениво бросил полотенце на кресло и принялся неторопливо одеваться, проигнорировав понукания, впрочем, как обычно. Волосы у него еще не совсем высохли после душа, но Дженс так яростно фыркал, наблюдая за размеренными движениями рук, что желание дразнить его отпало само собой. - Что ты дергаешься? – мужчина обулся и слегка недовольно окинул взглядом свое отражение в зеркале. - Клиф ждет! – возмутился Джей. - Подождет. Это его работа. - Ты невыносим, - отмахнулся парень. А потом вдруг тепло улыбнулся, в два шага преодолел разделяющее их расстояние и обнял любовника, вдыхая полной грудью аромат Армани. Миша, для которого этот порыв был слегка внезапным, но не неожиданным, обхватил его талию, прижимая к себе. Это нормально и вовсе неудивительно. В последний месяц Дженс потерял всякое самообладание, и Миша не мог его винить. Правда в том, что за почти четыре года у него впервые появилась возможность не прятаться и не скрывать желаний. Джей, черт его возьми, заслужил. Выстрадал, заплатил слезами и кровью. Продал черствому и безжалостному ублюдку Коллинзу душу за право его любить, и теперь – любил. Столько, сколько захочется. У Миши было много времени обдумать снисходительность Бога. Когда-то он считал, что тот оказал ему милость в час рождения, одарив внешностью и хорошо подвешенным языком. Сейчас же Коллинз понимал, что высшая милость Господня по отношению к нему – Дженсен. Этот человек многим пожертвовал ради Миши. Изменил себя и изменил Мишу для себя. Объяснить свои чувства к Джею Миша не смог бы, да и не хотел. Нет смысла метать бисер перед свиньями, а сам Эклз давно знает – всегда знал – что значит для Коллинза. Благоговейный восторг. Всепоглощающая радость. Счастье. Все это нес в себе Дженс, дарил, ничего не требуя взамен. Терпел, как мученик, жестокость и пренебрежение. Смиренно ждал. Дождался… - Ты, кажется, торопил меня? – полушепотом спросил Коллинз, щекоча дыханием шею любовника. – Клиф, кажется, ждет? – в тенор вплелись нотки хитрости и лукавства. - Миш, - объятия стали крепче, настойчивее, а тонкая жилка у впадинки ключицы, неприкрытой широким воротом, затрепетала пульсом, - Миш, - движение навстречу, легкое касание губами по гладко выбритой щеке – как взмах крыльев бабочки. – Поедем домой. Пожалуйста. - Поедем, только отпусти меня, - согласно кивнул Миша, чуть улыбаясь. Предсказуем, открыт и откровенен. Только Джей может быть таким. Руки разжались нехотя, во взгляде неуловимый налет тоски, словно он, отпуская любовника, боится, что тот сейчас уйдет и не вернется. Мише неуютно. Он знает, что сам виноват в чувствах любимого человека. Столько раз беспощадно рушил надежды, столько раз топтал слабые искры покоя – чего еще ждал? У любого есть предел. Он давил, сильно и неумолимо, пытаясь сломать… в итоге, сломался сам. Казалось, все, конец. А Джей снова его переиграл. Остался. Помог. Поддержал, вывел из бездны безумия к свету – своему свету. Такой идиот, слов нет. Сбежал бы и жил спокойно. Слава Богу – не сбежал. Мише без него нет смысла быть, Джей – единственный, кто что-то значит в этом дешевом, продажном, прогнившем насквозь мире. Даже Виктории, самой близкой и доверенной, не тягаться с ним – все познается в сравнении. Теперь, когда Коллинз знает, что такое настоящая любовь, никаким ее суррогатом не заменить. Никакой дружбой не потушить пожара, пылающего в сердце. Не заполнить пустоты. Он переродился. Стал другим, хоть и говорят – люди не меняются. И, наверное, так и есть, только вот как ни пытался Миша быть кем-то отличным от самого себя, получалось у него из рук вон плохо. Фасад отталкивал окружающих, рассказывая о нем неприглядные вещи. Он налепил маску и врос в нее, внушая себе, что сострадание, сочувствие и сопереживание – лишние в век стяжательства и меркальтиности. Получалось почти двадцать лет, пока не появился Джей и не отобрал у него все, чем он жил. Разбил на осколки, развеял по ветру. Заменил собой. Теперь без него Коллинз никто – пустая оболочка, влачащая жалкое существование. Они вышли из трейлера Миши и едва ли не держались за руки, даже не пытаясь скрываться, несмотря на хлопочущих вокруг ассистентов – восемь вечера, на самом деле, как раз разгар съемочного процесса. В этом отношении Миша проявил былое упорство и непреклонность. Можно сказать, они поменялись. Коллинз обещал оставить затею мести, Джей согласился рассказать руководству об их отношениях. Равнодушно на их признание отреагировал только Джаред – он-то давно обо всем знал, неоднократно покрывал любовников. Сэра поахала, пожала плечами и самодовольно отметила, что сюжетная линия Дин Винчестер – Кастиэль, как никогда, пришлась в тему. Сингер, никогда не выражавший особого восторга по поводу гомоэротических намеков в сериале, и, соответственно, с прохладцей относящийся к этому в реальной жизни, помалкивал. Все знали, что Коллинз скор на расправу. Никто и не догадывался, каким нежным и чутким он становится наедине с Эклзом. Единственное условие, поставленное группой продюсеров – никакой огласки, пока сериал не будет закончен, хотя и это было лишним. Те фанаты, которые хотели, давно просекли фишку. Те, которые яро отстаивали гетеросексуальность любимых актеров, не поверили бы и собственным глазам. Мише наплевать. Он все чаще вспоминал, как Викто предлагала ему развод… правда, сейчас это несколько несвоевременно. Он любил Уэста, в конце концов, хоть и виделся с ним редко. Сын – то немногое, что осталось от прежнего Миши Коллинза, лучшее, что могло остаться. В какой-то степени он эгоистично радовался, что успел завести ребенка. Учитывая их отношения с Джеем, вряд ли он решился бы на это теперь. Не осмелился бы причинить любовнику новую боль… черт, он лишь совсем недавно начал задумываться о том, насколько тяжелой для Дженса была новость о рождении Уэста – тогда. Еще одна монетка в ту копилку, которую Джей так старательно пытается разбить. Вытряхнуть из нее ранящие рассудок моменты, заставляющие испытывать сокрушающее чувство вины и испепеляющий стыд. Внимательно следит за каждым шагом, каждым движением и вздохом партнера, не позволяя «рефлексировать», как Джей выражается. Джей… целая вселенная. Эклз чуть скосил глаза на любовника, застывшего в задумчивости. Ощутил привычный обхват вокруг правого запястья – Миша, выпадая в свои невеселые мысли, всегда искал убежища в тепле и биении пульса под тонкой кожей. Джей только нахмурился, замечая, как на лицо Миши наползла тень. Ничего. Пройдет время и все наладится. Парень впитал простую истину – жернова времени легко перемалывают бытность. Все зависит только от желания. Дженс упорно, упрямо, самоубийственно желал лишь одного – быть с Мишей. И сейчас, с высоты полученного счастья все, через что ему пришлось пройти, лишь отдавалось где-то в глубине души тягостным эхом. Не более. Он простил, понял и забыл. Причудливы капризы любви, и замысловато тасует карточную колоду жизнь. Вот только ты был шестеркой, и хватило лишь одного шага – трудного, без сомнений – чтобы стать тузом. Тот благотворительный вечер в Нью-Йорке – давно ли? Бог мой… пять лет назад. Пять. И осенью уже четыре года, как они с Мишей вместе. Перестрелка взглядов и обмен едкими колкостями, в итоге вылившиеся в прочный кошмарно-манящий сюжет. Их с Мишей сюжет. Сейчас, вспоминая себя на том вечере – каким же наивным, неискушенным и молодым он был тогда! – Дженс порой удивляется фундаментальности произошедших перемен. Глупый. Беспечный. Совершенно не знающий жизни. Не осознающий настолько важных, первостепенных истин, что не удивительно, как вообще жил. Теперь… он стал мудрее. Опытнее. Сильнее. Иногда казалось, словно отобрал эту силу у любимого человека, и его откровенно пугала подобная мысль. От нее веяло метафизикой и прочей потусторонней ерундой, хотя, оценивая их отношения, не странно стать немного суеверным. Они созданы друг для друга. В этом Дженс и не сомневался. В салоне, на заднем сиденье, держась за руки, они целовались, как малолетки, равнодушно игнорируя присутствие водителя и бодигарда. Клиф, уже попривыкший к подобным выходкам, старательно изучал пейзаж за тонированным окном. Водитель тщательно созерцал полотно дороги. Собственно, инициатором всегда был Миша, Дженс по-прежнему пытался сберечь их уединенность. Однако и отказаться от поцелуя с Мишей по-прежнему не мог, хотя и выговаривал потом легкомысленному возлюбленному. Коллинз отмахивался и в следующей же поездке делал по-своему. Джею оставалось лишь смириться. А так как ехать от студии до Дип Коув около часа, претензий у Эклза всегда хватало. После долгого разговора – в декабре, после инцидента – любовники решили не менять квартиру, опять же, по настоянию Коллинза. Прятаться можно сколь угодно долго, но, исходя из того факта, что прекращать свои отношения они не намерены, их найдут везде. Джей поупирался немного и сдался. Миша, как ни крути, был прав. Единственный минус - отсутствие ограды вокруг высотки, поэтому приходилось играть в шпионов. - Миссис Лавштайн?.. – Миша не успел договорить. - Ушла, - хитро улыбнулся Дженс. – Я предупредил ее еще на студии, - лифт мягко спружинил, останавливаясь, створки разъехались в разные стороны, выпуская пассажиров. Эклз, по старой, въевшейся в подкорку привычке, осмотрел холл на предмет соседей, быстренько скользнул в квартиру, утаскивая за собой слегка растерявшегося Коллинза, и захлопнул дверь. – Скучал, - шепнул он, стягивая с Миши пиджак. - Я тоже, - мужчина скользнул ладонями по груди любовника, начал наспех расстегивать пуговицы рубашки. От такого рвения нитки петель трещали, и одежку, скорее всего, потом останется только выбросить. До спальни они добрались почти обнаженные. Сливаясь в жарком влажном поцелуе, прижимаясь так тесно, словно долгие месяцы, а то и годы, не виделись, хотя на самом деле не провели по отдельности ни минуты. Джей упал на кровать, увлек за собой совершенно потерявшего равновесие Мишу, уронил его себе на грудь и тут же перекатился, подминая. Провел кончиком языка по контуру рта, углубляясь к деснам, чуть прикусил верхнюю губу, с упоением выслушав тихий выдох. Спустился ниже, к шее. От ошейника, поперек на тонкой коже, осталась едва заметная полоска – метка страха. Сейчас лишь аватар прошлого, беззубый, бессильный. Тело под Джеем извивается от желания, и сам он давно на пределе, но на сегодня у него особенные планы, поэтому мужчина не торопится. Вырисовывая ладонью дорожку на рельефе живота, припадает поцелуем к бьющейся венке у ключицы, будто пьет пульс любовника, и чувствует, как суматошно колотится сердце, заходящееся в рваном танце. Снова поднимается на локтях, замирает ненадолго, любуясь умиротворенным, одухотворенным лицом Миши. Черные ресницы припорошили веки, на щеках румянец. Миша открывает глаза, позволяя ему тонуть в своем темном, цвета майского неба взгляде, радужка почти скрыта зрачками, широкими от возбуждения. Коллинз шепчет что-то горячее, неразборчивое, интуитивно понимаемое. Зовущее. Джей улыбается. Так непередаваемо красив его возлюбленный под пеленой страсти – берет он или отдается. Очарование вожделения, чистая иссушающая жажда. Дженс сползает ниже, к паху, рывком, не давая перевести дыхания, обнимает налитой член рукой в плотный кулак, скользит к основанию. Громкий стон. Губами прикасается к головке, чуть вжимает кончик языка в маленькое отверстие уретры. Погружает член полностью в рот, придерживая второй рукой бедра любовника. Он не намерен позволять Мише рулить. Пусть он сам этого захочет. Пусть ощутит потребность взять, наконец. Джей искусно ласкает Мишу. Сейчас его ласки не так неумелы, как впервые – прошло достаточно времени, чтобы научится доставлять удовольствие любимому человеку так, чтобы свести его с ума раньше, чем тело придет к пику. Медленно и быстро, притормаживая слишком ретивые порывы, доводить до точки кипения и снова остужать, водить по краю блаженной пропасти, не давая возможности упасть в долгожданное забытье оргазма. Стоны. Плавно перерастают в крики, потом в всхлипы. В сбитые, невнятные мольбы. Слышно только имя, короткое, ясное, тягучим призывом плавящее мозг. Дженс время от времени перекатывался между ног любовника, меняя позу. Желание разрывало тело на части, разбивало на мелкие осколки, выжигало изнутри, и Миша… его голос, чуть хриплый от страстных песен, выводил из себя, отнимал остатки самообладания. Джей сдерживался, как мог. Он очень хотел Мишу, черт, безумно хотел. Ощутить вес тела. Прикосновение кожи. Шумное дыхание. Поэтому терпел и ждал – то, что умел лучше всего. Наслаждался откликом любовника. Его пылкими просьбами и капризными требованиями. Разжигал костер, умножая пламя в пожар. По плечам его прошлась ладонь, перебралась на шею, потом на затылок. Чуть надавила, подгоняя, бедра подались вперед, проникая членом до горла, нажим стал сильнее, более… повелительным. Настойчивым. Властным. Джей внутренне рассмеялся. Предсказуем, как и всегда. Усилил нажим, снова ослабил. Позволил Мише иметь свой рот так, как ему вздумается, но сам участия в процессе не принимал. Стоны Коллинза приобрели голодную, неудовлетворенную, разочарованную окраску, он уронил вторую ладонь поверх, притянул Джея к себе почти ультимативно, резко, несколько грубо втискивался членом, пытаясь получить больше удовольствия, и не достигая желаемого. Он изгибался дугой, вился по кровати, громко крича, в ошеломленном забвении, оглушенный нахлынувшим наслаждением, отчаянно нуждающийся в разрядке, не понимающий, как получить вожделенное. - Джей! – столько эмоций. На грани срыва, где-то далеко и невероятно близко. Он дернул Дженса на себя, заставляя его подняться на локтях, полубезумным взглядом изучая лицо любовника, отражающее бесшабашную провокацию и вожделение. Восхищение. Рывком перевернул Джея на спину, навалившись сверху, впился в припухшие губы сочным, долгим поцелуем. Медленно, с видимым сожалением отстранился. Снова пристально посмотрел на Дженса, что-то испуганное было на дне синих глаз. Извиняющееся. – Хочу тебя, - беспомощно прошептал он. Нахмурился. - Иди и возьми, - постриг бровками Джей. – Давай, - протянул он, и голос его стал блядский-блядский. – Трахни меня. - Джей… - неуверенно. Он боялся, Дженс знал. С того самого вечера перед Сан-Франциско Миша не вел. Эклз прекрасно понимал его опасения и чувство вины, и прочую чушь, которой Коллинз забивал себе голову. Он и сам испытывал некоторый страх первое время. Потом отпустило. Мишу, видимо, еще нет, но чем дольше он запирается в своих страхах, тем хуже. Кроме того… Джею нравилось, когда любовник обладал им. Ему вообще нравился секс с Мишей – в любом его проявлении. Конечно, он ценил доверие партнера. И конечно, ему доставляло удовольствие вести самому. Но вся прелесть их отношений в том, что неважно, кто сверху. Важно, чего они хотят. И сейчас, и всегда – Дженс хотел Мишу. И знал, Миша хочет его. А страхам надо наступать на горло. К черту их. Слишком многое… Поцелуй. Робкий, нежный. Почти целомудренный, если забыть о том, какой раскаленный клубок сворачивается в паху. Миша, едва касаясь, обхватил ладонями лицо Дженса, распахнул глаза, внимательно следя за реакцией, но какая еще у Джея могла быть реакция? Он расслабился, растворяясь в этом поцелуе. Обнял любовника, крепко прижимая к себе, переплетая тела так тесно, будто хотел слиться воедино навеки. Чувствовал, как напряженный член любовника трется о его пах, заводился еще сильнее. Ощущал нетерпение Миши, дрожь пальцев, скользящих по торсу вниз. Кубики пресса – первый, второй, третий… Он всегда так делал, оттягивая момент, и сейчас эта нехитрая ласка – как прежде, когда еще было «все нормально». Подушечка пальца невесомо прикоснулась к головке, прикосновение спустилось вниз, к основанию члена, чуть надавливая. Миша смотрел на Джея, словно впервые занимался с ним любовью. Так необычно и пугающе. И хотя он прекрасно знал, что нужно делать – будто ничего не знал вообще. Он сознательно запечатал память обо всем, что было раньше. Джей хочет, чтобы Миша взял его. Но сам Миша хочет не просто обладать. Сейчас для него этот секс стал действительно чем-то одухотворенным. Он чуть прикусил сосок, потом обвел языком по ареоле, одновременно сжимая ладонь вокруг твердого ствола, сполз ниже. Шаг за шагом, как по секундам, неуверенность отступала. Мужчина слушал вибрирующий, густой баритон. Низкие, гортанные стоны, и интуитивно делал все, чтобы доставить максимум удовольствия любовнику. - Миш, не тяни, - срывающимся шепотом просил Джей. – Ну же! – прогибаясь. Эмоции и ощущения – почти забытые, совершенно новые. Легкая растерянность партнера, скорее с непривычки. Нежность, столь влекущая, щемящая душу, что тянуло рыдать, она переполняла грудь, выплескиваясь наружу вскриками. Поцелуй, потом почти сразу – прикосновение пальцев к колечку мышц. Ненавязчивое, осторожное. Миша не спешил. Казалось, он покоряет Эверест пешком – настолько оглушающим был момент. Распластанное, горячее тело Джея. Его неприкрытая, требовательная страсть. Откровенная. Чуть обводя кончиками пальцев вход, он что-то шептал. Что-то слушал. Какие-то заклинания – настоящая, природная магия. Сердце заходилось в сумасшедшем ритме, гремело пульсом, а на глаза наползала пелена. Невыносимое, неизмеримое по своей мощи желание слиться с этим покорно-порочным телом воедино давило на плечи. Он аккуратно вдавил один палец внутрь, хотел бы не торопиться, но не смог – Джей подался ему навстречу, выпрашивая еще. Миша, пьянея от восторга, мучаясь от пытки ожидания, едва ли не тонет от нахлынувшего счастья – брать. Прикосновение к чувствительной точке заставляет Джея уже скулить, он, вряд ли понимая смысл собственных слов, умолял не медлить. Костер стал пожаром. Искры скакали по простыням, поджигая их. Миша методично растягивал Дженса, выбивая из него имя – свое имя – и развратные стоны. – Миша, - почти плачет. Столько мольбы в голосе, что устоять невозможно. Миша, понимая, что голова кружится, а с языка срывается какой-то невнятный, ласково-бредовый лепет, уперся головкой в тугой вход. Чуть постоял на руках над партнером, выжидая – или уговаривая себя? – почувствовал, как на пояснице сцепились лодыжки, потом рывок за шею. Поцелуй. Сильное, мускулистое тело, извивающееся от страсти… Двинул бедрами вперед, проникая неглубоко и тут же сразу до корня, повинуясь требовательным объятиям. Горячая теснота обхватывает его член, и губы, влажные, жаркие. Полустоны-всхлипы, неприличные, пошлые. Удовольствие. Столь острое, что невыносимое. Хочется еще, больше, еще больше! - Джей… - он выходит почти полностью, с трудом, потому, что Джей не отпускает его, прижимая к себе, снова вдалбливается в узкий вход. – Джей! – крик, и крик в ответ. Секс. Дженс, так давно вожделевший, впитывает каждое мгновение. Желал бы открыть глаза и смотреть, как Миша закусывает губы и жмурится, хмурится от наслаждения – но нет сил. Его собственное тело сейчас может лишь испытывать и причинять, брать и отдавать, получать и дарить. Движения становятся порывистее, беспорядочнее, Коллинз вбивается бедрами, судорожно вжимается, врывается быстро, яростно даже. Накатывает волна эйфории, муторная и тяжелая. Она заставляет каждую клеточку его сознания и организма трепетать в предвкушении, ныть и дрожать. Миша, сквозь прищур, смотрит на любовника. Самое дорогое, нужное, любимое существо на свете, самое настоящее, родное, необходимое, как воздух! Все это – Джей… пропасть космоса, тьма и холод вселенной, свет солнца, чистое небо. Джей… извивается, замирает, вытягивается струной… тишина… - Миша, - почти неслышно. – Миш! – в голос. Громко, звонко, хлестко! Подрагивает, изливаясь, напряженная плоть, и влага страсти орошает кожу на животе. Теперь можно. Миша откинул голову, замыкаясь на себе. Многого и не нужно – всего пару раз только втиснуться в жаркое тело. Упасть с обрыва и разбиться на микроскопические осколки. Разлететься по миру. Собраться воедино. - Люблю тебя, - раздавленный невероятным по мощи наплывом чувств, шепчет Миша. Целует куда-то в ухо, на спину немедленно ложатся ладони. – Люблю, Джей. Так… - ему не хватает слов, конечно. Никакими серыми, скучными, скудными словами не описать полноты эмоций. – Сильно. - Я знаю, - усталый сорванный голос. Удовлетворенный, довольный, глухой в томлении. – И я люблю тебя. Свое выстраданное, вырванное из цепких лап судьбы счастье они, черт возьми, заслужили. Мужчина шел по молу пружинистым упругим шагом. В руке у него болталась полупустая спортивная сумка. Солнце нещадно пекло, он жмурился от ярких лучей даже под козырьком бейсболки и широкими темными стеклами. Красивые небольшие губы складывались в неуловимую полуулыбку, он явно доволен жизнью. Счастлив. Рад. Причал заканчивается пристанью, там, покачиваясь на волнах океана, стоят частные яхты – это место тщательно скрыто от посторонних и праздных зевак. Светлая футболка, светлые летние брюки – турист, сибарит, прожигатель жизни. Наверное, так бы подумали случайные зрители о молодом энергичном блондине, зеленые глаза которого скрыты за солнцезащитными очками. Никому в голову, конечно, не пришла бы мысль, что за последние пять лет он впервые собирается провести пару недель с любимым человеком… Ему же – наплевать. Есть только он сам, шепот волн и «Арабеска» - белая, грациозная яхта, очень соответствующая своему названию. Плавные линии, изящные обводы. Парус – гордый. Смелый. Как душа того, кто собирался взяться за штурвал. Мужчина улыбнулся, уже откровенно и широко, ступая на трап – наконец, он остался наедине… - Миш? – окликнул он, спускаясь вниз, в каюту. Там его ждал его любовник. Его любимый человек. Его смысл жизни. Коллинз обернулся, бросил журнал на столик. - Долго, - мягко упрекнул он. – Ты просто обожаешь возиться! - Три недели в открытом море, - напомнил Джей. – Порт Калифорнии нас ждет только 30 числа. Ты же не хочешь внезапно обнаружить отсутствие чего-нибудь первостепенно важного? - Зануда, - отмахнулся мужчина. Покачал головой, упал в кресло, откидываясь головой на спинку. – Даже на отдыхе не хочешь отпускать вожжи. - Отпускать вожжи, - наставительно сказал Джей, - не значит безалаберно относиться к собственному времяпрепровождению. Не хочу попасть в Сакраменто и тут же объясняться с папарацци, - хмыкнул он. - Занууудаааа, - протянул в ответ Коллинз. - Не важно, - состроил рожицу парень. – Ты все собрал? - Ты со мной, - нахально ответил Миша, - значит, все. - Ты невыносим. - Эй, я за штурвалом! – в мелодичном теноре проскользнули нотки наигранного возмущения. – Ты должен отвечать за сборы, - безапелляционно закончил Миша. - Ладно, Папай, - рассмеялся Эклз. – Ты босс. Так что, - он изогнул бровь, - отдать швартовы? - Отдавай, - снизошел Миша. Глубокие синие глаза отражали абсолютное удовлетворение и гордость собой. Двадцать восьмого мая Тихоокеанская метеорологическая служба и береговая охрана сообщила всем вышедшим в море судам о штормовом предупреждении до девяти баллов. Яхта «Арабеска» к первому июня в порт не вернулась. Розыски продолжаются.