Гедонист

Белоснежное, точно высеченное из мрамора тело пересекали багровые и бурые полосы царапин; на бедрах синели следы орочьих лап. Трандуил осторожно прикоснулся к своей коже, чувствуя тупую боль синяков. С недавних пор он полюбил эту слабую, тягучую боль, потому что она стала для него напоминанием и своеобразным «трофеем». Вот и сейчас он улыбнулся, вспомнив безумие прошедшего полнолуния, свой страх и боль, перерастающую в ни с чем не сравнимое наслаждение, острый запах орков – запах могучих самцов, их низкие, грубые, грудные голоса, слова орочьего языка, звучавшие, как ругательства… Трандуил откинулся на медвежью шкуру, расстеленную у камина, и зарылся пальцами в жесткий мех, который напомнил ему коротко остриженные волосы Больга. Королю всегда нравилось ощущать прикосновение грубого меха к обнаженному телу… Тепло камина ласкало его кожу, золотившуюся в отсветах пламени. Трандуил снова медленно провел рукой по шее, по груди, по животу, погладил золотистые завитки паховых волос… Теперь, когда тело короля почти полностью исцелилось, он испытывал благодарность Азогу за то, что тот вновь наполнил их полнолуние остротой насилия. Трандуил вспоминал жар и порывистость Больга, его восторг, его упоение муками эльфа, его кипящую молодую силу, - и короля охватывало восхищение перед могучим сыном Азога. Трандуилу вспомнилась строка из эльфийского предания: «Счастлив отец, взрастивший сильных и почтительных сыновей…». Трандуил подумал, что на следующее полнолуние ему следовало бы в ответ привести Азогу Леголаса, и на несколько мгновений король отдался мечтаниям о том, какого единения они бы достигли… Но почти сразу же тень досады набежала на умиротворенное лицо Трандуила: за годы мужания сын совсем отдалился от него. Леголас не понимал и отвергал всё, чем жил король, и не было меж ними того согласия, что связывали в прежние времена отцов и сыновей. Трандуил открыл глаза и невидящим взглядом уставился в темный потолок. Мысли о сыне всегда нарушали его привычный покой, подпитанный праздностью и удовольствиями дворца, и король обычно отмахивался от них, как от мух, вьющихся над сластями. Но сейчас, вспоминая Азога и его сына, Трандуил сравнивал Больга с Леголасом – и сравнение это было не в пользу эльфийского принца. В ночь зачатия лихолесского принца лил дождь. Трандуил хорошо помнил, как пахло сыростью в помпезной парадной опочивальне королей Зеленолесья, и как металось и опадало пламя свечей под промозглым дыханием сквозняка. Этот неверный свет был не в силах разогнать унылый полумрак, скопившийся под балдахином королевского ложа, и Трандуил видел только неясные очертания тела жены. Король был рад этому: его всегда отталкивала ее неженственная, андрогинная фигура, плоская грудь, острые локти и колени, ключицы, некрасиво обнажавшиеся в вырезе ночной сорочки, сам цвет ее кожи – неживой, желтовато-бледный, напоминавший Трандуилу сырое тесто. Король был еще молод, он стремился испробовать новые вкусы и уже познал жаркую, безоглядную, почти агрессивную страсть жгучих гномьих красавиц и развратную искушенность смертных цариц; но эльфийские женщины – пресные, какие-то бесцветные, асексуальные – никогда не привлекали его. Женившись, Трандуил убедился, что не ошибся: его жена презирала плотские утехи и порицала сластолюбца-супруга, и зачатие наследника обернулось для молодого короля сущей мукой. Трандуил остановился у ступеней, ведущих на высокое ложе. Эфебы-пажи, неслышно приблизившись к нему, помогли королю раздеться. Один из них – статный сероглазый юноша с платиновыми волосами – был знаком Трандуилу, он часто служил королю на пиру и на ложе; но второй – тоненький отрок с волосами цвета льна, чье тело еще дышало свежестью – стал пажом совсем недавно. Он стыдливо отводил глаза и трепетал, когда случайно прикасался к телу своего повелителя; казалось, сама мысль о том, что он должен присутствовать при зачатии королевского сына, необычайно смущала и в то же время волновала отрока. Наблюдая за тем, как розовеют щеки пажа, Трандуил немного повеселел и уже с меньшей неохотой взошел на ложе. Старший паж слегка подтолкнул замешкавшегося отрока, и они встали по обе стороны постели, как того требовал древний обычай. Трандуил, не сводя взгляда с нового пажа, неторопливо провел ладонью по своему телу, огладил уже пробудившийся член и начал медленно ласкать себя, глядя в глаза смущенному отроку. Эфеб покраснел еще гуще и закусил губу; Трандуил видел, как его тонкие пальчики крепко сжали столбец кровати. На лице старшего пажа застыла почтительная полуулыбка. Решив, что уже готов, король раздвинул ноги жены, стараясь не смотреть на нее саму – он знал, что она осуждает его за «стремление к насыщению плоти», и супружеский долг воспринимает как нечто неприятное, но неизбежное; Трандуилу не хотелось видеть постную мину мученицы, которую его супруга нацепляла на себя всякий раз, когда король навещал ее. Подавив в себе волну отвращения, Трандуил вошел в лоно жены и снова поднял глаза на пажей; старший паж вопросительно посмотрел на повелителя и уже хотел было притянуть к себе младшего, но король отрицательно покачал головой. Королева была худой и костистой, и Трандуилу приходилось помогать себе рукой, потому что иначе он не чувствовал никакого трения; но вид отрока, украдкой бросающего на обнаженное тело повелителя страстные взгляды, полные еще не до конца осознанного желания, не давал утихнуть слабому возбуждению короля. В какой-то момент юный паж проник рукой под свою тунику и с тихими стонами начал ласкать свой член, глядя на своего господина со страстным восхищением… Трандуил улыбнулся ему уголком губ, и в следующий же миг отрок покачнулся, содрогаясь в оргазме; по лазурному шелку туники расплылось влажное пятно. Король облизнул губы, представив, как этой же ночью возьмет нового пажа с собой в постель и откроет отроку еще неизведанные им вкусы чувственной любви; возможно, король велит остаться и второму пажу… Трандуил еще раз бросил взгляд на раскрасневшееся, одухотворенное наслаждением личико юного пажа – и наконец излился. Спустившись с ложа, король бросил старшему пажу, который накидывал на его плечи халат, чтобы тот велел приготовить ванну. Потом привлек к себе младшего пажа, с умилением взъерошил ему волосы и, одной рукой обнимая за талию счастливо улыбающегося отрока, с облегчением вышел из опочивальни. Трандуил опять умиротворенно прикрыл глаза. Он уже давно позабыл имя отрока, соблазнительного именно своею невинностью и еще только пробуждавшейся чувственностью. Но та ночь – ночь зачатия наследника – вспоминалась Трандуилу именно потемневшими от желания глазами юного пажа, его закушенной губкой и тихими, почти жалобными стонами, которые пробуждали в короле сладкую нежность… Когда-то, очень давно и очень недолго, Трандуил испытывал такую же нежность и к своему сыну. Король вспомнил, как неожиданно пробудилось в нем это слабое чувство, как он пытался его сохранить, и как вскоре оно увяло, точно сорванный полевой цветок. До того дня Трандуил почти не замечал Леголаса: маленький принц, как это было принято, рос среди королевских пажей, и придворные относились к нему так же, как и к другим знатным отрокам, служившим при дворе. Это был худенький, болезненного вида ребенок с мышиного цвета волосами, с тонкой, нежной кожей, с синевой под глазами; хоббитянки, следившие за наследником, ворчали, что «малец кушает мало, как цыпленок, и хворает частенько». Бывало, что Трандуил вдруг натыкался на восхищенный взгляд сына, когда в сопровождении пышной свиты выезжал на охоту, и пажи, возбужденные всеобщим весельем, бежали за конями до самой кромки леса; или, трапезничая, видел бледную фигурку мальчика, застывшую в дверях. Вот и сейчас Леголас тихонько сидел на скамье у стены, с какой-то щенячьей преданностью наблюдая за королем, который завтракал в своей малой трапезной. Случайно скользнув по нему взглядом, Трандуил увидел худые коленки сына, торчавшие из-под простой грязно-белой туники, которая была ему уже явно мала. Король чуть нахмурился, пытаясь определить чувство, кольнувшее его сердце. Вновь взглянув на Леголаса – уже пристальней – Трандуил предположил, что странное беспокойство, охватившее его при взгляде на острые юношеские коленки, является не чем иным, как отцовской любовью. Он задумался, припоминая, сколько лет должно быть его сыну. Наверное, уже шестнадцать. Трандуил вспомнил, что примерно в этом же возрасте отец приблизил его к себе, и решил, что самое время начать уделять внимание маленькому принцу. - Леголас, - Трандуил красивым, даже торжественным жестом протянул руку, и юноша встрепенулся; на его острой мордочке отразились радость и в то же время испуг: похоже, он сам не верил своему счастью. - Подойди ко мне, сын. Юноша нерешительно приблизился, глуповато улыбаясь, и Трандуил, с легкостью подняв сына на руки, усадил его к себе на колени. - Какой ты у меня легенький, - умиленно прошептал король, осторожно обхватывая Леголаса за талию – тот был такой худенький и хрупкий, что все тело Трандуила пронзила нежность, смешанная с жалостью. Принц заерзал тощей попкой на коленях отца, устраиваясь поудобнее. - Отец, - проговорил он с заискивающей интонацией. - Отец теперь будет любить меня? Трандуил заулыбался – сейчас он вдруг действительно почувствовал, что любит этого некрасивого болезненного юношу, которого едва знал, но который все же был его единственным сыном. - Конечно. Я очень люблю тебя, мой маленький, – Трандуил помолчал, смакуя это непривычное «мой маленький». Он уткнулся в теплую макушку сына, вдыхая и пробуя на вкус запах его волос, реденьких и нежных, словно пух; но Леголас тонкими руками обвил его шею и сам потянулся губами к губам отца. Это был даже не поцелуй – просто неловкое касание губ – но у Трандуила перехватило дыхание от пронзительной нежности. Трандуил не позволил Леголасу отстраниться и, крепко прижав его к себе, стал пробовать каждую его губку по отдельности. Вкус Леголаса был по-детски теплым, свежим, почти неощутимым, но Трандуила умиляла одна только мысль о том, что он целует своего сына, свою плоть и кровь. Он стянул с него тунику и принялся неторопливо, прислушиваясь к каждому новому ощущению, целовать его тонкую шейку, плечи, ямочку между ключиц… Потом наклонился еще ниже и захватил губами маленький, нежный сосок, щекоча его языком; Леголас тихонько хихикнул. Трандуил снизу вверх посмотрел в лицо сына, заглянул в его глаза, которые все еще были неопределенного серо-зеленого цвета. «Пусть будут зеленые», - загадал король. Он ласково улыбнулся Леголасу: - Тебе хорошо, мой маленький принц? Юноша опустил глаза и прошептал, смущаясь: - Очень… отец… я люблю вас… я всегда буду любить. Больше всех на свете!.. «Какая жалость, что я не заметил его раньше», - подумал Трандуил. Его взгляд упал на блюдо с кремовыми трубочками – любимым лакомством короля – и он, улыбнувшись своим мыслям, взял одну из них и вложил в ладошку Леголаса. Некоторое время он просто наблюдал за тем, как тот ест сладость, аккуратно откусывая маленькие кусочки; Трандуил умиленно смотрел, как маленький рот сына обхватывает лакомство, как язычок ловко проникает в трубочку, слизывая крем… Наконец он не выдержал и, повернув лицо Леголаса к себе, принялся целовать его, чувствуя такой знакомый вкус сливочного крема на его губах. Король приподнял Леголаса и осторожно усадил его на стол. Раздвинув ему ноги, Трандуил наклонился и сладко поцеловал его маленький член, такой нежный и мягкий, что напомнил королю его любимые трубочки с кремом. Трандуил рассмеялся про себя, позабавленный этой ассоциацией. Он лизнул головку, вновь прислушиваясь к незнакомому вкусу, потом обхватил член Леголаса губами и осторожно вобрал его в себя полностью. Принц откинулся на спину и застонал – жалобно, как-то обреченно, что вновь заставило короля вздрогнуть от невыносимой нежности. Он поиграл членом у себя во рту, лаская и пробуя его языком – действительно, трубочка с кремом… Наконец Трандуил выпустил изо рта член сына и, напоследок поцеловав его, спустился еще ниже и проник языком в анус Леголаса. Принц ахнул. - Отец хочет сделать меня своим возлюбленным? – выдохнул он. Трандуил не ответил, только успокаивающе улыбнулся сыну. Нащупав на блюде оставшуюся трубочку, он сдавил ее пальцами и, зачерпнув крем, смазал им анус Леголаса и свой член; Леголас смотрел на него со смешанным чувством страха и преданности, и мелко дрожал. - Не бойся, - шепнул король, коснувшись губами взмокшего лба сына. - Ты ведь знаешь, как это бывает? - Да, - ответил Леголас прерывающимся шепотом. - Эленсиль рассказывал мне… Лорд Туралдар брал его с собой на охоту в прошлом месяце… А в прошлом году лорд Эстелир… - но в этот момент король начал входить в него, и Леголас перестал дышать от боли. Юноша был таким узким, что это проникновение стало мучительным не только для принца, но и для самого Трандуила. Наконец, когда король остановился, поняв, что ему не удастся войти на всю длину, Леголас зажмурился и захныкал. - Ну-ну, тихо, не плачь, мой хороший, - прошептал Трандуил; его больше занимало ощущение восхитительной тесноты, сжимавшей его член, чем слезы сына, но слух короля оскорблял этот тоненький скулеж. - Не надо плакать. Ты ведь любишь меня, правда? – принц открыл затуманенные слезами глаза и закивал. – Вот и умница. Славный мальчик… Трандуил крепко схватил сына за худые бедра и принялся очень медленно, чтобы не причинить еще большей боли, двигаться в нем. Теперь Леголас уже не плакал, только кусал губы и еле слышно всхлипывал в такт толчкам члена… Король кончил с долгим, сладким стоном, вжавшись всем телом в тело сына. Отстранившись, он взглянул в измученное личико Леголаса, и его сердце вновь сжалось от нежности и жалости… Трандуил отвел от его лица влажные от пота пряди и ласково поцеловал Леголаса в приоткрытые губы; а потом подхватил его на руки и, бережно прижимая к себе мелко дрожащее тело сына, понес его в свою опочивальню. Трандуил в последний раз провел рукой по своему члену и, запрокинув голову, на выдохе излился в ладонь. Некоторое время он лежал, смакуя послевкусие оргазма; перед глазами все еще стояло бледное личико юного Леголаса с приоткрытым ртом и блестевшими от слез глазами, обрамленное разметавшимися по столешнице жиденькими прядками… Даже становясь старше, Леголас оставался таким же хрупким, болезненным юношей, и страсть отца, даже сдерживаемая Трандуилом, лишала его сил – всякий раз королю казалось, что слабое сердце принца не выдержит того наслаждения, которое дарил ему Трандуил. В те годы радость царила среди его подданных, ибо говорили они друг другу, что в Зеленолесье вернулся Золотой век эльфов, когда король и наследник престола создавали нерушимый союз в любви и почитании, как в стародавние времена… Недолгой была радость лесных эльфов: возмужав, лихолесский принц начал прислушиваться к ханжеским наставлениям матери и советам своих смертных друзей, что стремились навязать эльфам извращенную людскую мораль. И, сгорая от желания, которое люди звали запретным, и стыдясь того, чего стыдиться не следовало, Леголас заставил себя ненавидеть отца. Трандуил перевернулся на живот и прильнул щекой к жесткой медвежьей шкуре. Оргазм не принес удовлетворения; напротив, он оставил после себя разочарование и горечь. Король знал, что Леголас опять наблюдал за ним – и вновь, как и бесчисленное число раз прежде, так и не решился войти.