Гедонист

Кристально-чистый свет погожего зимнего утра трепещущими струнами протянулся от окон к полу, покрытому мягким ковром. Ковер заглушал звук шагов короля, и без того едва слышимых, но Леголас все равно знал, что отец вошел в его опочивальню – почувствовал всем своим телом, душой, может быть… как прежде, в детстве, когда он с замирающим от радости сердцем ждал в своей постели его появления. И так же, как в детстве, отец неторопливо опустился на ложе рядом с принцем и коснулся его лба своей прохладной ладонью. - Мне сказали, что тебе все еще нездоровится, - в тихом голосе Трандуила больше не звенела сталь. В нем – лишь сочувствие и... неужели нежность? Леголас удивленно открыл глаза. Лицо отца, залитое белым утренним светом, казалось высеченным из мрамора и напоминало принцу прекрасные скульптуры, что он видел в детстве, когда гостил в Имладрисе. Тяжелые волны волос, которые в кровавом свете факелов отливали темным древним золотом, в лучах зимнего солнца были совсем светлыми, как у самого Леголаса, и лишь слегка золотились. - Мое тело уже исцелилось, - ответил принц, изо всех сил стараясь, чтобы его голос не дрожал, - слишком непривычной была для него забота отца, - но мой дух… - Леголас к собственному стыду понял, что краснеет. За все это время они с отцом виделись редко, да и то – мельком; но даже если бы у него была возможность остаться с королем наедине, принц никогда бы не решился заговорить о том, что произошло с ними в прошлое полнолуние. Он беспомощно взглянул на отца, ожидая увидеть в его изумрудных глазах, столь часто встречавших его холодной ненавистью, привычное презрение – но вместо этого увидел в них теплоту, с какой отец уже так давно не смотрел на принца… - Давай-ка возьми себя в руки, - с шутливой строгостью сказал Трандуил, отводя от лица сына тонкие прядки и пропуская их между пальцев, - и поправляйся скорее, мой маленький. Леголас перестал дышать. Отец назвал… отец назвал его… как в детстве… Трандуил взглянул на сына, на его вдруг задрожавшие губы, на трогательно раскрасневшееся лицо, и, тихо рассмеявшись, притянул его к себе и поцеловал в лоб. Принц на миг напрягся в его объятьях, но почти сразу же расслабился и прильнул к отцу, обвив его руками. Он уткнулся лицом в его грудь, вдыхая такой родной, но уже почти забытый запах, от которого хотелось плакать… и смеяться, и прижиматься к отцу, и покрывать поцелуями его руки, шею, лицо – как раньше, когда король называл его «мой маленький» и говорил, что любит больше всех на свете. - Наконец-то ты вернулся ко мне, мой маленький принц, - прошептал Трандуил сыну в макушку. - Наконец-то ты понял… Ведь тебе было хорошо, правда? Согласись – ничто не сравнится с тем наслаждением, что мы испытали в ту ночь… - рука короля скользнула вниз по телу Леголаса и погладила его член через сорочку. - Ты помнишь, каким он был? Могучим, порывистым, диким… Как он брал тебя, не обращая внимания на твои крики… Так неудержимо-страстно и горячо… И ты отдавался ему, забыв о своей ханжеской морали, о своей гордости, о своих нелепых принципах, желая лишь одного – чтобы орк снова и снова врывался в тебя, все быстрее, все сильнее, все глубже… В нем есть своеобразная красота, не так ли? Другая, непохожая на эльфийскую, - красота сильного и жестокого хищника… И его запах – острый запах молодого зверя… Ты до сих пор пахнешь им, - ты знаешь об этом? – ладонь Трандуила огладила ягодицы сына, пальцы начали мять и задирать сорочку… Леголас не смог сдержать стон, распаленный словами отца, но в следующий же миг обида заставила его с силой оттолкнуть короля от себя. - Как вы можете говорить так, отец! – выкрикнул он. - Эти… эти твари… они ведь меня… они меня… они совершили насилие надо мной, а вы за меня не вступились... вы наслаждались тем, что это чудовище делало со мной! Вам нравилось смотреть на это! На то, как насилуют вашего собственного сына! – Леголаса начали душить рыдания, и он добавил сдавленно: - Разве вы отец мне после этого… Трандуил смотрел на принца так, будто тот оказался буйнопомешанным. - О чем ты говоришь?! Ведь ты… - он замолчал на мгновение, что-то обдумывая. Когда король заговорил вновь, в его голосе зазвучал прежний лед презрения: - О, я понимаю. Мой высоконравственный сын опять лжет самому себе. Я знаю, почему ты – после стольких лет воздержания – с такой охотой отдался Больгу. Потому что в тот момент в своих глазах ты не был развратником, который в погоне за наслаждением отдается орку. Ты был жертвой, беспомощной жертвой насильника. И чувство вины уже не сдерживало тебя… Неужели для того, чтобы позволить себе испытать блаженство, тебе нужно, чтобы тебя изнасиловали? Только так ты можешь поддаться тем «постыдным» чувствам, которыми терзаешься втайне, когда наблюдаешь за мной? – Леголас вздрогнул и страшно побледнел. - Чему ты удивлен? Я прекрасно знаю, что тебе нравится смотреть на меня… когда я ласкаю себя… или когда ласкаю других. Ты ведь представляешь себя на месте моих любовников? О, я не верю, что у моего сына не хватит смелости признаться даже в этом. Леголас вскинул голову – в его серых глазах король увидел какую-то отчаянную решимость. - Да, это правда, - сказал принц с вызовом, - Это правда, потому что я люблю вас, отец. Люблю так же сильно, как и прежде. И ненавижу себя за эту любовь. После всей боли, что вы мне причинили, после всех ваших жестокостей, после всех предательств – по-прежнему люблю вас… - О каких предательствах ты говоришь?! – перебил его король. Леголас отпрянул от него, взглянув ему в лицо странным взглядом, значение которого Трандуил не смог определить. - Вы… даже не помните. Вот как вы ко мне относитесь… Как к игрушке. Позабавились – и можно отбросить подальше, в темный угол. Вы испортили меня, отец… Сделали меня… неправильным, грязным… развратным… Это вы сделали меня таким! – принц снова начал дрожать в истерике, и Трандуил, схватив его за запястья, заставил Леголаса посмотреть ему в глаза. - Сын. Прекрати лгать самому себе. Разве я хоть когда-нибудь… заставлял тебя? Неужели ты не помнишь, как сам приходил ко мне ночью, хоть я и не звал тебя, забирался ко мне в постель и будил меня поцелуями? - Я прекрасно это помню, - тихо ответил Леголас; его губы побледнели и подрагивали. - Как и то, что однажды, придя в вашу опочивальню, я увидел, как вы… - голос принца снова задрожал от слез, как бы он ни старался сдерживаться, - как вы совокуплялись… с хоббитом! С каким-то… слугой, который убирался в ваших покоях! Вам было плевать, кто делит с вами ложе – ваш сын или этот хоббит, пропахший кухней! Сколько у вас их было… этих юношей и мужчин на одну ночь… Я ведь всё видел, всё понимал! Зачем вы лгали, что любите меня?! Зачем позволили мне… любить вас? – Леголас прерывисто вздохнул и продолжил, повысив голос, растравляя свое горе: - И сейчас… я думал, вы наконец… будете со мной… а вы… вы стали расхваливать этого орка… как же я его ненавижу!.. - Так вот в чем дело, – Трандуил некоторое время удивленно смотрел на сына, а потом рассмеялся. - Вот уж не думал, что ты у меня такой ревнивый! – по-прежнему посмеиваясь, он хотел было притянуть Леголаса к себе, но тот вдруг со сдавленным рыданием оттолкнул его руки и вскочил с постели. Метнувшись к своему мечу, принц молниеносно выхватил его из ножен – и король с изумлением обнаружил клинок у своего горла. - Я убью вас, - простонал Леголас, тяжело дыша. Меч в его руке мелко дрожал. - Клянусь Илуватаром, я убью вас, отец. Трандуил спокойно взял руку сына в свои ладони, осторожно разжал его пальцы. Меч со звоном упал на пол. Леголас вдруг содрогнулся всем телом, осел на ковер и, закрыв лицо руками, горестно, как-то по-детски расплакался. Король смотрел на вздрагивающие острые плечи сына, на его нежные, словно паутинка, волосы, упавшие на лицо, на худые колени, которые так трогательно-некрасиво торчали из под сорочки… И снова, как тогда, много лет назад, сердце Трандуила кольнула пронзительная нежность. Он опустился на пол рядом с сыном и притянул его к себе. Леголас вздрагивал, как пойманная канарейка, вяло пытался высвободиться и все никак не хотел отнять ладони от лица. Наконец Трандуилу удалось отвести его руки, и принц посмотрел на отца заплаканными глазами, в которых светилась пугливая преданность – такая мечется в глазах бездомной собачонки, услышавшей ласковое слово. Трандуила вновь пронзила жалость. - Какой же ты все-таки глупый, мой маленький принц, - умиленно проговорил он, прижимая к себе все еще дрожавшее тело сына – такое же хрупкое, как и в детстве. Трандуил медленно провел рукой по его спине, с улыбкой узнавая позвонки, которые он столь хорошо изучил в дни их недолгого «Золотого века». - Уже взрослый, а иногда ведешь себя, как мальчишка. Принц завозился на его груди, сжал тонкими пальцами массивную золотую цепь короля. Трандуил вспомнил, как маленький Леголас играл с его украшениями и вот так же поглаживал звенья ожерелий и браслетов. И еще король вспомнил, что сыну нравилось раздевать его – он всегда делал это медленно, сосредоточенно, будто бы смакуя каждую застежку, каждый крючок… - Вставай, мой маленький, - прошептал Трандуил на ухо сыну, и его голос дрогнул от нежности. - Пойдем в постель. - Но ведь уже утро, - возразил Леголас – и сразу же смутился, устыдившись своей наивности. - Если хочешь, мы завяжем друг другу глаза, - рассмеялся Трандуил, - и у нас с тобой будет самая настоящая ночь.