Everything was beautiful and nothing hurts

Софиты влажно облизывают тонкую шею, словно подставляющуюся под укус, ползут кроваво-красным по обнаженным, тонким рукам. Кайл наблюдает за тем, как знакомый незнакомец, друг Ангела, извивается на танцполе. Как его пытаются облапать, как он выворачивается из объятий. Как он прячется за солнцезащитными очками даже здесь, в темном клубе. Как его волосы рубиново сияют при каждом повороте головы. — Кто это? — спрашивает Урсула, игриво тыча друга под ребра локтем. Присасывается к очередному коктейлю, стреляет глазками в сторону рыжего. — Бог. Или Дьявол, я не уверен. — Ты когда успел принять? — Нет, я серьезно. Помнишь, я рассказывал тебе об Ангеле? — Он симпатичный. Урсула скептически приподнимает бровь, когда Кайл направляется на танцпол. Он более настойчив, чем другие парни, и когда незнакомец выскальзывает в туалет, следует за ним. В ультрафиолете он кажется еще более худым. Кайл опирается бедром о раковину. — Кайл, — протягивает руку. Рыжий удивленно смотрит на него пару секунд, затем вновь переводит взгляд на зеркало. Для человека у него, пожалуй, чересчур острые зубы. Для человека он весь как-то… чересчур. Слишком гибкий, слишком странный, слишком молчаливый. Слишком пахнущий опасностью. — Кроули, — наконец, отвечает он. — Ты не помнишь меня? Мы пересеклись пару недель назад. Я был ведущим на Балу. Твой друг… Кроули приподнимает тонкую бровь. — Ты говорил об Адаме и Еве, — почти что шепчет Кайл. Понижает голос, сам не веря своим словам. — Кто ты? — Тебе все равно никто не поверит, — смеется он. — Спишут на наркотики или на… Осекается, видя, что Кайл не шутит. Что Кайл серьезен, так, как никогда в жизни. Что сейчас решается вопрос жизни и смерти Кайла. — Демон. Да, я демон. В свое время я не то чтобы пал… я, скажем так, скатился вниз. Последовал за своим братом. Совершил одну ошибку, связался не с той компанией и вот… — Скажи мне, демон, — Кайл облизывает нижнюю губу, дышит жадно. — За что попадают в ад? Кроули пожимает плечами. — Извини, дружок, ночь еще совсем юна, а я до отвратительного трезв! На памяти Дьявола с его братом никогда не было. Люцифер не уверен, что именно бьется набатом в его ушах — кровь, музыка, или отчаяние демона, сидящего на полу туалета дрянного клуба? — Рафаэль… Дьявол глубоко вдыхает, рявкает на уборщика. Кроули кривит губы в подобии улыбки, стряхивает с руки полупустой шприц, прячет ее за спиной, порывается встать. Смеется, когда ноги подгибаются, и Люциферу приходится его ловить. — Сколько же нужно было принять, чтобы тебя пробрало? — Недостаточно, — вздыхает демон, тычется мокрым носом в чужую шею. Пытается шагать, но не поспевает за братом, цепляется за его плечи, заглядывает в глаза. — Я думал, что станет легче, — шепчет проникновенно, почти что плачет. — Шесть тысяч лет, Самаэль. Шесть тысяч… Он потерял где-то очки, и Люциферу остается только смотреть на змеиные, узкие зрачки. — В этом безупречном, чистом мире нашего папочки, скажи, братец, как может существовать такая грязь, как я? Дьявол не отвечает. Подхватывает брата удобнее, выводит его из клуба.