***
— … ну вот и оказался там, запертый в той палате. Эти палаты на зефир похожи! Ненавижу их, — Минхо вскидывает руки, чем вызывает смешок у блондина. — Короче херня какая-то, Ньют. Не знаю, что дальше с ним будет, и чем всё закончится. Уилсон пожимает плечами, нахмурив брови, и переводит взгляд с Минхо на окно. И уходит в свои мысли. Опять. Минхо цокает и щёлкает пальцами перед глазами друга. — Ну нет, Ньют! Не начинай опять. Снова связь с тобой терять я не хочу, — азиат смотрит на Ньюта с досадой, маша перед ним руками. — А тебе зачем вообще сдался этот Томас? Ньют хмыкает, пожимая плечами, и закрывает глаза. Затем медленно открывает. — Меня просто интересует его состояние, ничего более, Минхо. Успокойся. — Нет, я-то спокоен, — после этой фразы брюнет откашливается, выпрямив спину. Взгляд становится серьёзнее. — Просто интересно, вот и всё. Парни встречаются глазами, после чего некоторое мгновение они не отрывают взгляда друг от друга. Первым его отводит Минхо. — Нет, ну ты серьёзно. — Минхо, мы уже об этом говорили. Перестань так опекать меня. Всё нормально, — Ньют продолжает смотреть азиату прямо в глаза. Губы поджаты, брови вскинуты, взгляд строгий, — Не убьёт же он меня, — продолжает Ньют, немного смягчив свою требовательность к лучшему другу. — Да знаю я, — Минхо откидывается на спинку стула, вздыхая. — Просто знай, что я слежу, — после этой фразы брюнет улыбается. Минхо улыбается, и Ньют смеётся. Искренним, неподдельным смехом. Всю жизнь только Минхо мог рассмешить его, заставить эти уставшие и грустные глаза улыбаться, сиять. Ньют знает, что Минхо всегда защитит, поддержит, не бросит. Их дружба проверена годами, но чувство, будто десятилетиями. Хотя для таких, как они, год можно счесть за десять лет жизни. Тяжело. Тяжело жить такими неправильными, ненормальными. Из-за расстройств такого типа из окружения пропадает большая часть друзей, если не вся. Тебя не понимают, хотят убрать из социума, считают больным. Такие, как Ньют и Минхо — больные. Да, они больны, но не разумом, а душой. Всегда есть какая-то причина, которая ломает человека. И как бы ты ни хотел держаться, как бы ни старался, эта причина обязательно добьёт тебя. И всё изменится. Жизнь поделится на до и после. Больше не будет ни завтра, ни послезавтра, ни через год. Всё это станет неважным, когда ты будешь думать о том, как продержаться сегодня, не покончив с собой; как прожить этот день, не разбив ни единого зеркала, видя своё отражение в нём. Ненависть пожирает изнутри. Ненависть к окружающему миру, ненависть к себе. И сколько бы ты не пытался смыть себя со страниц дешёвой книги под названием «жизнь», у тебя не получится. Сколько бы не пытался стереть себя из памяти, ты всегда останешься. Ты, словно клеймо, будешь висеть на своих же плечах. И каждая ошибка, не так сказанное слово будет обсуждаться. Потому что ты уже не тот, кем был раньше. Ты болен, а значит — предмет для насмешек, осуждений. Минхо и Ньют понимают это, всегда понимали. Поэтому всегда держатся вместе. Ньют всегда готов выслушать своего друга, хоть тот никогда и не открывался особо. Но Ньют готов, когда будет нужно, в любое время. День, ночь — неважно. Он выслушает, поддержит, даст совет. А после обнимет и скажет что-нибудь настолько серьёзное, но с такой беспечностью, что Минхо просто засмеётся и толкнёт того в плечо. Они знают, что будут вместе, всегда. — Минхо, как ты себя чувствуешь? Тебе здорово досталось тогда в столовой, — Ньют с волнением в глазах смотрит на Минхо, чьё лицо покрыто ссадинами и синяками. — Да заживёт, в первый раз что ли. Всё нормально, Ньют, — отвечает Минхо, улыбнувшись одним уголком губ — вторая сторона была разбита в кровь. Ньют выжидающе уставился на друга. Тот в ответ недовольно цокает. — Да нормально всё со мной, Ньют. С кем не бывает. Просто выбесил один ублюдок, вот и всё, — брюнет разминает кулаки, — В любом случае, главное, что тот мудак жив вообще. А жаль, — после этих слов Минхо довольно улыбается. Ньют закатывает глаза и фыркает, затем хлопает азиата по плечу. Он врёт. Минхо снова врёт ему. Врёт, что подрался в столовой, врёт, что это был незнакомый человек. Минхо лишь ухмыляется в ответ, отводя взгляд от блондина. Он знает, что Ньют не дурак. Но брюнет не мог рассказать, что произошло на самом деле. Минхо знает, что Ньют убьёт его. И разочаруется. Минхо старается контролировать свой гнев ради него. Конечно, у него этого не получается, никогда не получится. Но попытаться стоит, если речь идёт о Ньюте. Ньют единственный, кто принимает Минхо таким, какой он есть, со всеми недостатками, отклонениями. И он никогда не осуждал его, не выяснял причину того, почему азиат поступает так или иначе. Ньют знает, что Минхо болен, как и он сам. С этим остаётся только мириться. Однако, Ньюта брюнет никогда не трогал. Он даже ни разу не повышал на него голос. И Ньют ему за это благодарен. Хотя на самом деле это Минхо должен благодарить Ньюта за то, что тот всегда слушает его и не выводит из себя. Ньют всегда слишком спокоен и холоден. И порой это пугает так, что волосы на загривке встают дыбом. — Хорошо, хорошо. Ты в порядке, всё замечательно, я понял, — Ньют мягко улыбается, закрыв глаза. — Ага, вот и отлично, — Минхо поднимается со стула и разминает спину, — Ладненько, надо уносить ноги отсюда, пока не запалили. А то если заметят, мне пиз... — последние слова Минхо произносит с таким задумчивым видом, что Ньют прыскает от смеха. — Давай уже быстрее вали, — блондин стучит Минхо по плечу. — И спасибо, что зашёл. Я скучал по тебе. — Конечно скучал, так давно не виделись. Да и как по мне не скучать? — азиат уверенно улыбается, хитрым взглядом смотря на блондина. Ньют хочет снова стукнуть Минхо за колкую шутку, но не дотягивается до него, так и оставшись неподвижно сидеть в постели. Азиат пулей вылетает из его палаты; смех заполняет холодные стены коридоров.***
Спустя несколько дней Томас лежит у себя в палате, читая книгу. «Ура, теперь можно снова лежать и ничего не делать, периодически влипая в дерьмо», — иронично говорит Эдисон в пустоту. Ему кажется безумно странным то, с какой лёгкостью его отпустили на так называемую свободу. Разве не боятся, что опять сойдёт с ума? Не боятся, что навредит окружающим? На самом деле плевать. Да, плевать. Им плевать, что происходит в стенах их же лечебницы. Некоторые даже ширяются, сбегают на вечеринки, пьют. Торчков здесь на самом деле больше, чем больных. Но никого это не волнует. Эти мысли вызывают у Томаса улыбку на лице. Никаких ограничений, правил. Сплошная свобода. Ну если сравнивать с условиями, которые должны присутствовать здесь на самом деле. Эдисона зовут на обед и тот, цокая, закрывает книгу и откладывает её в сторону, на край кровати. После идёт за санитаром. В больнице всё также не топят, лишь в столовой более или менее тепло. Поэтому брюнет радостно заваливается туда, в надежде ещё и Минхо увидеть. Да, Томас, может быть, и злится на Минхо, но всё равно хочет увидеть его. Ведь он покалечил азиата, пусть даже и неосознанно; да и соскучился по нему. Но Минхо в столовой нет, как обычно. Поэтому Эдисон с недовольным видом отодвигает стул, который заскрипел на всю столовую. Большинство присутствующих уставились на Томаса; тот лишь фыркает, ударив ногой по ножке стула, после чего плюхается на него. Нога ноет — конечно, Томас и ногу себе ушиб. Ничего удивительного, впрочем. Парень сидит и жуёт яблоко, оглядываясь по сторонам. И, посмотрев в дальний угол столовой, замечает девушку с чёрными волосами, которые сегодня были собраны в пучок. Тереза. Девушка сидит, подперев лицо рукой. Одета в майку с длинным рукавом воздушно-голубого цвета; чёрные штаны с заниженной талией подчёркивают худые длинные ноги. Она ковыряет вилкой в тарелке, безразлично рассматривая содержимое в ней. Эдисон, не задумываясь, берёт свой поднос и идёт к девушке, убедившись, что санитар отвлёкся и не обращает на него внимания. — Эй, привет, — парень улыбается Терезе, — Можно я сяду здесь? — он взглядом указывает на место рядом с ней. — Том…? Да, конечно, — глаза девушки заблестели; заметно, что она обрадовалась. — Господи, Томас, ты помнишь меня? Правда помнишь? Весь интерес с лица Томаса пропадает, сменившись растерянностью. — Нет, прости… я не помню тебя. И не думаю, что вспомню, — Эдисон чешет щёку. — С моей памятью что-то случилось. Я плохо помню всё, что происходило со мной раньше, понимаешь? Тереза кивает, сглотнув. Глаза в мгновение становятся грустными. — Хорошо, тогда познакомимся снова? — Эдисон снова улыбается. — Я Томас. Ну, ты это и так знала, как я понял. А ты Тереза, да? Брюнетка кивает, улыбнувшись Томасу. — Слушай, мы давно знакомы? И как давно перестали общаться? Что вообще происходило? Тереза хотела что-то сказать, но осеклась. Немного помявшись, она всё-таки отвечает, но, видимо, не то, что планировала раньше. — Мы знакомы с самого детства, Том, — девушка улыбается. — Мы с тобой каждый день были вместе, всё время играли, общались. Ты правда не помнишь? Томас понимает, что Тереза знает ответ, но в глазах напротив столько надежды, что он не мог просто проигнорировать этот вопрос. — Нет, прости. Знаешь, я думал, что дружил только с одним человеком. Это не так? — Томас с осторожностью во взгляде смотрит на Терезу. Девушка смотрит перед собой, слегка улыбнувшись. В глазах застывает некий ужас; Тереза не моргает, не издав ни звука. Томас насторожился, уставившись на брюнетку. — Что? Что, Тереза, что? Это не так? Что произошло? — Томас начинает трясти девушку за плечо. Тереза резко разворачивается к Томасу, смотря на него стеклянными глазами, всё также не моргая. Эдисон отпрянул назад, испугавшись. — Прости, Том, я думала, ты знаешь… Ты… Нет, мы общались с тобой всё это время, пока… — Тереза поёжилась. — Пока тебя… ну… не забрали. Томас одаривает Терезу вопросительным взглядом. — Что? В каком смысле забрали? — Томас быстро моргает, потупив взгляд. — А кто забрал? Куда? — Послушай, Том, — Тереза всем корпусом разворачивается к парню, осторожно схватив его за предплечья, — Прости, но время ещё не пришло. Раз ты не помнишь, будет лучше, если ты узнаешь всё потом и не от меня, хорошо? — девушка прожигает Томаса взглядом, полным мольбы. — Хорошо, хорошо. Но кто ещё знает? Почему кто-то ещё знает об этом, а я нет? — недовольство в голосе Томаса, кажется, растёт с каждой секундой. — Узнаешь, — девушка поднимается со стула, — Мне уже пора, ещё увидимся, — улыбнувшись, Тереза покидает столовую. — Стой! Да от кого узнаю-то? Тереза! — кричит Эдисон. — Вот же… И снова люди уставились на Эдисона. Томас, не обратив на них внимание и вообще послав всех мысленно на хрен, быстро шагает в свою комнату.***
Томас заходит в свою палату, с силой хлопнув дверью. Это бесит его. Вся ситуация, этот разговор. Почему он не может знать то, что произошло с ним? Почему о нём так беспокоятся? Хуже, чем сейчас, уже не станет. Эдисон хочет сесть на свою кровать, но, развернувшись, замечает Галли, который сидит на ней. Томас вскрикивает от испуга, чуть не упав назад. — Галли, какого чёрта ты тут делаешь? — Томас не сводит с блондина испуганных глаз. — Спокойно. Я лишь хотел узнать, как ты себя чувствуешь, и всё, — Галли довольно улыбается, будто ждёт, что Томас чуть в штаны не наложит. Томас осматривается по сторонам — никого. — Я? А почему ты интересуешься? — брюнет садится на кровать, задев колени Галли своими ногами, отчего того шатнуло. Блондин тяжело вздыхает, закатив глаза. Хотелось выругаться, но он предпочитает промолчать. — А мне нельзя поинтересоваться, как у тебя дела? — Да можно, просто это странно, — Томас садится в так называемую позу лотоса, обхватив щиколотки руками. — Да ты задолбал ёрзать, твою мать, — Галли поднимается с кровати, пересев на стул. — Ну так что? Эдисон, довольный собой, улыбается, свободно расположившись на кровати. — Я в порядке. Было, конечно, не очень там лежать, но всё это закончилось, — Томас ложится вверх ногами, свесив голову с кровати. — А ты как сюда пришёл? И кто тебя пустил? — Да никто. Я сам себя пустил, — фыркает Галли, — Тут за этим не следят, если ты вдруг не заметил. Тем более ко мне относятся снисходительно, ибо я тут один из самых адекватных: помогаю во дворе, работаю, — блондин потирает виски пальцами, — В общем, вот так и живём. Я рад, что ты там с ума не сошёл. Эдисон лишь улыбается в ответ. Странный этот Галли. То есть сейчас выступает мирным жителем, который о цветочках в саду заботится да делает обход других нездоровых по причине беспокойства, а потом бьёт несчастных в туалетах до полусмерти. Всё это кажется слишком странным. Здесь вообще всё настолько странно и непонятно, что у Томаса болит голова. Хочется послать на хер это всё, но интерес берёт вверх. Брюнет так долго висел головой вниз, что кровь прилила к лицу слишком сильно. Он резко принимает сидячее положение, но голова идёт кругом, и он опускается на подушку, начиная приходить в себя. Галли лишь наблюдает за этим дитём; в глазах застыло недоумение и даже раздражение. Томас несколько секунд молчит, после чего снова принимает сидячее положение, поджав колени и обхватив их руками. — Слушай, а Минхо… он в порядке? Я сильно избил его? Всё нормально? Галли странно косится на брюнета, не ответив. Томас лишь продолжает заваливать его вопросами, начав тараторить. — Я не видел его все эти дни, в столовой его тоже нет никогда. Может, он не ест? Или прикован к койке? С ним точно всё норм… — Господи, всё нормально с ним, — перебивает его блондин раздражённым голосом, — Слишком много вопросов. Ты его не сильно избил, лишь ссадины да синяки. Он ест, но в другое время, — Галли переводит взгляд на Томаса. — Чего ты так переживаешь за него? Томас взглянул на Галли. И лишь после недолгой паузы он отвечает: — Просто волнуюсь, он мой друг. Это странно? Галли прищуривается: выглядит Томас спокойным, но блондин заметил, как тот сглотнул и отвёл взгляд. Парень хмыкает, на лице проскальзывает лёгкая ухмылка. — Нет, не странно. Просто задал вопрос, как и ты мне, — блондин продолжает сверлить Эдисона взглядом, скрестив руки на груди. Томас смотрит Галли в глаза с осторожностью, но у самого в глазах застыл вопрос. Блондин поднимается со стула и идёт к выходу. — Осторожнее с этим — убьёт, — с этими словами Галли выходит из комнаты, закрыв за собой дверь.***
Брюнет тихо идёт по коридору, целый день размышляя о том, что имел ввиду Галли, когда сказал «осторожнее с этим — убьёт». Эти слова наглухо врезались в голову Эдисона, не желая оставлять его ни на минуту. Эдисон так сильно задумался, что не заметил перед собой стену. Он чуть ли не врезается в неё, но его перехватывает чья-та тощая рука, потянув Томаса в свою сторону. Брюнету удаётся удержать равновесие, стоя на одной ноге. Он поднимает глаза и встречается взглядом с ангелом: светлые волосы растрёпаны, орехового цвета глаза улыбаются; губы расплылись с насмешливой, но доброй улыбке, взгляд устремлён прямо на Томаса. Ньют. Томас застыл на месте, уставившись на блондина как завороженный. Он выпрямляется, оттянув футболку, что обнажила поясницу, вниз. Брюнет хочет поблагодарить Уилсона за помощь, но не успевает и улыбнуться, как позади Ньюта появляется фигура, закинув руку на его хрупкие плечи, тем самым обняв его. Чёрная футболка обнажает крепкие руки; чёрные штаны, чёрная обувь — прямая противоположность Ньюту прямо сейчас — Уилсон одет во всё светлое. Волосы, как всегда, уложены идеально. Брюнет глазами сверлит дыру в Томасе. Минхо высокомерно улыбается, смотря на Томаса, а Ньют лишь моргает, прищурившись. И Томас снова чувствует, что вскоре пожалеет о том, что высунулся сегодня вечером из своей палаты.