Обречённые

♪Lil Peep — Cry baby       — Ты где был? — спрашивает блондин.       Минхо лениво поднимает голову и смотрит в сторону Галли, который подошёл к нему, скрестив руки на груди. Смотрит на Минхо в упор, но с усталостью.       — Я пошёл за таблетками в кабинет психиатра. И там, как Тошио из Проклятия, сидел Томас на столе и смотрел на меня в упор. Я не знаю, что случилось, но после того как Томас увидел меня, он заплакал. Затем, откуда не возьмись, появился Ньют и ни с чего начал гнать на меня, — парень усмехается, — Он взял Томаса за руку и они ушли в закат, ничего не объяснив, — брюнет сжимает кулаки. — Я, кажется, пропустил момент, когда они начали так хорошо общаться.       — Минхо, мы потом поговорим.       — О чём? — азиат продолжает смотреть Ньюту в глаза, всплеснув руками. — Да что случилось?       — Это я у тебя должен спросить, Минхо, — Уилсон вздыхает. — Почему ты вечно что-то скрываешь от меня?       Минхо мотает головой, когда вспоминает их последний разговор с Ньютом. Врал. О чём врал? Почему Ньют не может разобраться на месте, а вечно переносит разговоры на потом? Постоянно ругает и упрекает, говорит, что правильно, а что нет. Вечно опекает и капает на мозг как мамочка. Это раздражает Минхо до потери сознания. Иногда появляется желание просто встать и уйти, оставив Ньюта наедине со своим голосом. Потому что Минхо не нужен учитель, ему не нужна промывка мозгов, не нужны дипломатские речи, длиною в бесконечность. Ему нужен друг. Нужен Ньют. Он любит его, поэтому каждый раз сжимает челюсти, закрывает глаза и просто слушает, терпит. Потому что Ньют слишком дорог ему. Он думает, что, может быть, он мог отдать жизнь за него. Да, так было бы правильно.       Галли тем временем всё это время молча слушает Минхо, продолжая стоять на месте, изучая того глазами: чёрные волосы взъерошены, взгляд напряжён, измучен; губы застыли в ироничной ухмылке. Блондин обращает внимание на то, что щёки азиата горят от гнева, заметно покраснев, несмотря на смуглый тон его кожи, на котором обычно этого не заметно.       Колдфилд мимолётно улыбается, не отводя взгляда от Минхо. Блондин чувствует, как тело становится тяжелее, словно его набивают свинцом. Захотелось сесть, но он не хочет отвлекать Минхо, который продолжает о чём-то сердито рассказывать, сильно жестикулируя. Кажется, на него можно смотреть вечно. И когда Галли ловит себя на этой мысли, то закрывает глаза, резко выдохнув.       Он медленно переводит взгляд на Минхо и замирает, когда замечает, как карие глаза смотрят на него в упор.       — Я тут перед кем распинаюсь? Ты слушаешь вообще? — рассерженно спрашивает Минхо, фыркая. Его кожа на щеках ещё больше вспыхивает пламенем.       Галли виновато смотрит на него, улыбнувшись. Затем кивает, дав Минхо понять, что он слушает. Брюнет выдыхает и молчит, потупив взгляд в стол.       Захотелось стукнуть себя кувалдой по голове, чтобы мозг, если он имеется, вылетел из черепной коробки и остался стекать по стене одним смачным пятном. Галли словно водой из шланга окатили. Что за дерьмовое чувство? Он помнит, как хотел избить Минхо при каждой их случайной встрече, как ненавидел его тупую улыбку и властный взгляд.       Помнит, как каждый раз хотелось выброситься из окна, лишь бы не находиться с ним в одном помещении. И сейчас, глядя на Минхо, появляется огромное желание подойти к нему и обнять, потому что надоело видеть, как он каждый раз врёт, говоря, что всё хорошо. Когда каждый раз его губы застывают в привычной защитной улыбке. Может, с другими этот номер прокатит, но не с Галли. Всё, что делает Минхо, когда ему плохо — злится или улыбается. «Вот это контраст», — ловит себя на мысли блондин и тихо усмехается.       — Минхо, я сказал, разговор окончен, — Ньют подходит к Томасу, что сейчас белее снега, и берёт его за руку. — А когда поговорим, я надеюсь, ты сделаешь всё правильно.       — Но…       — Минхо, хватит. Ты слышал, что я сказал? — голос Ньюта пустой, безразличный.       После этих слов Ньют с Томасом уходят, а Минхо остаётся стоять, как идиот, посреди коридора, провожая их глазами.       — Можно вопрос? — спрашивает Галли, садясь рядом с Минхо, вытаскивая брюнета из его мыслей.       — Ты его уже задал, — отвечает азиат, усмехаясь.       — Ты его любишь? — в голосе холод, но сердце сжимается в ожидании ответа.       — Чего? Кого? — спрашивает Минхо, пытаясь не засмеяться.       — Блин, ну не меня же, — недовольно отвечает Галли, выжидающе смотря на азиата.       Минхо отводит взгляд в сторону, сведя брови к переносице. За мгновение его глаза расширяются и он уже не может сдержать смеха. Этот смех впивается в уши, и Галли недовольно морщится, продолжая выжидающе смотреть на брюнета.       — С ума сошёл? Нет, конечно. Он мой лучший друг, — Минхо всплёскивает руками, поднявшись со стула. — С чего ты взял вообще?       Минхо так всполошился, что Галли в недоумении поднимает брови, раскрыв рот. И азиат, заметив это, садится обратно за стол, скрестив руки на груди.       — Да ты о нём так печёшься, словно чуть что, и он умрёт. Вот и поинтересовался, — блондин хлопает Минхо по плечу. — Не кипятись, а то возникает чувство, что ты мне врёшь.       Минхо поворачивает голову в сторону Галли, переведя взгляд на его ладонь, что сейчас тихо покоится на его плече. Он медленно распахивает глаза, сведя брови к переносице. Затем шумно выдыхает, раздув ноздри.       Блондин всё это время наблюдает за ним, пытаясь сдержать улыбку. Но, не выдержав, начинает громко смеяться, отчего Минхо подскакивает, резко переведя взгляд на блондина.       — Спятил? Так и сдохнуть можно! — Минхо отодвигается от Галли, который продолжает откровенно ржать.       Блондин стучит ладонью себе по колену и глубоко вздыхает, пытаясь перевести дыхание.       — Ну извини, твоя реакция меня до икоты развеселила, — блондин смотрит на Минхо. — Не бойся, плечо тебе не сломаю.       — Да я и не боюсь, — отвечает Минхо, отряхивая штаны. — Просто не надо вот такую херню нести. Я просто беспокоюсь о Ньюте, ясно?       — Эй, да ладно. Я ведь пошутил, — проговаривет Галли, изменившись в лице, — Я знаю, что произошло, поэтому понимаю твоё беспокойство. Но это ведь Эдисон, — Колдфилд усмехается. — Безобиднее его, наверное, только трупы.       Минхо застыл, потупив взгляд.       — Откуда ты знаешь, что случилось?       — Лучше спроси, чего я не знаю, — усмехается Галли. — Думаешь, я здесь просто так лежу?       Азиат закатывает глаза, облокотившись на стол.       — Что ж, ну конечно.       Галли устало улыбается, тихо вздыхая. Сложно вспомнить, когда в последний раз его было кому защитить. Чувство безопасности и защищённости рухнуло, словно хрусталь, когда мать посадили в тюрьму, и он остался один на один с отцом. Ему было одиннадцать. Злость и обида пожирали изнутри, разрывая нервные клетки на куски. Почему она бросила его? Почему не осталась? Совершила глупость, не подумав о том, что будет после. И, виновато улыбаясь, смотрела мальчишке в его полные боли и растерянности глаза, шепча, что всё будет хорошо, когда её увозили в полицейский участок. Конечно. Лучше не станет никогда.        Приходилось выставлять перед собой щит, ухватившись за него мёртвой хваткой, в надежде, что не ударит, надеясь, что не убьёт. Кажешься другим людям чёрствым, жестоким и холодным; кажешься сильным и бесчувственным, потому что хочешь. Громко смеёшься, пугая других, когда пластиковая корона с громким звуком летит с головы в грязь. Стеклянный мир под твоими ногами дрожит, разваливаясь на куски. Ступаешь на осколки, что ещё остались целыми, но миг — и летишь в пропасть, не сопротивляясь. И слышишь эхо своего обречённого смеха. Закрываешь глаза, и ты уже в другом мире. В окружении белых стен, в окружении людей в халатах, в окружении таких же, как и ты. Тихо усмехаешься, закрывая лицо руками. Царапаешь его до крови, кричишь, пытаешься сбежать, но тебя хватают под руки, вкалывая успокоительное, и тащат в палату, где ты будешь смирённо лежать на кровати, скованный жёсткими ремнями. По щекам бегут слёзы, стекая по губам, пачкая одежду. И ты измученно улыбаешься, смотря стеклянным взглядом в потолок, мечтая навсегда покинуть это место. Мечтая уйти навсегда.       Галли переводит дыхание, приходя в себя. Он смотрит на Минхо и замечает, что тот со злостью сверлит взглядом кого-то. Блондин поворачивает голову и видит, как перед ними стоит мальчишка, безразлично смотря на них. Белый халат, измученный вид — было ясно, что он один из тех, кто здесь работает.       — Вы что тут делаете? Мне помнится, что вам нельзя обоим покидать палаты без разрешения, а ещё разговаривать друг с другом.       Галли вскидывает брови, улыбнувшись одним уголком губ, Минхо же сверлит взглядом парня, стоящего напротив них. Но они оба молчат.       — Вы оглохли? — спрашивает медбрат, не меняясь в лице.       Парни лишь молча переглядываются, после чего Галли поднимается со стула и почти что в плотную подходит к медбрату.       — А какое тебе дело? Хотим и разговариваем.       — Но это запрещено, сам знаешь, — отвечает парень холодным голосом.       — Тебя как звать-то? — интересуется Минхо, издевательски ухмыляясь.       — Эрис Джонс. А теперь расходитесь, — отвечает медбрат, выглянув из-за Галли.       — Вот уйдёшь, и мы уйдём, — говорит Минхо и нагло улыбается, закрывая глаза.       Эрис закатывает глаза и пытается подойти к Минхо, но Галли преграждает ему проход собой, смотря мальчишке в его серо-голубые глаза. Джонс вскидывает брови, после чего разворачивается и марширует в сторону кабинета врача. Галли и Минхо переглядываются и, словно прочитав мысли друг друга, понимают, что Эрис пошёл за санитарами и сейчас их ждёт взбучка. Парни подрываются и бегут в сторону уборной. Минхо громко смеётся, и Галли толкает его в плечо, отчего чуть не врезается в стену. Азиат ещё громче начинает смеяться, и блондин усмехается, провожая Минхо взглядом, когда он начинает обгонять его.       Иногда жизнь кажется такой простой и беззаботной, но ты знаешь, что уже завтра наступит конец.

***

♪Элли на маковом поле — всё хорошо       Томас сидит на кровати Ньюта, укутавшись в его одеяло. Ему кажется странным, что здесь гораздо холоднее по сравнению с другими палатами, а также то, что одеяло Ньюта не пахнет больницей и медикаментами, а чем-то свежим и… своим? Создаётся ощущение, что ты у себя дома, в безопасности, где тебе ничто не угрожает.       Вообще, с Ньютом ему спокойно и тепло. Томас знает, что тот не причинит ему вреда, не сделает больно. Ньют не кажется ему чужим, словно он знает его уже тысячу лет. Он до сих пор не может забыть объятия Ньюта, такие тёплые, что за короткий промежуток времени стали родными. С самой первой встречи Томаса преследует ощущение, что они виделись раньше.       С их первой встречи Томас понял, Ньют прячет за своей маской безразличия добрую и бескорыстную душу. Этот парень просто не может быть жестоким и холодным. Может, глаза выдают его, может, ангельская внешность. Эдисон плохо читает людей, то есть вообще не умеет, но в Ньюте он не сомневается.       Томас начинает разглядывать палату, сидя на месте — двигаться слишком холодно. В принципе ничего необычного, всё то же, что и у остальных. Только вот на тумбочке стоит зеркало средних размеров, что заставило Эдисона нахмуриться и потупить взгляд. Откуда у него зеркало? Это разве не запрещено? Нет, Томаса мало когда волновали запреты, но это слишком странно. Или же слишком хитро?       Дверь резко распахивается, и Томас подскакивает на месте, содрогаясь всем телом. Парень смотрит на зеркало и через отражение видит, что в палату заходит Ньют — он пошёл в душ, оставив Эдисона сидеть здесь. В помещении сразу запахло корицей и лимоном, отчего Эдисон приятно содрогается, слабо улыбнувшись уголками губ.       Ньют медленно передвигается по палате, шлёпая тапочками. Сейчас на нём лишь голубого цвета полотенце, что держится на его тазовых костях. Уилсон подходит к тумбочке, размеренными движением открывает дверцу и начинает искать вещи. Он краем глаза смотрит в зеркало и замечает, как за ним следит пара знакомых глаз.       — Можно мне переодеться? — спрашивает Ньют, смотря через зеркало на Томаса, вскинув брови.       — Что? — отвечает вопросом на вопрос Эдисон, потупив взгляд.       — Я сказал отвернись, — ухмыляется Ньют, замечая румянец на щеках брюнета.       Томас резко опускает голову, заливаясь краской, и мнёт в руках покрывало.       Ньют быстрыми движениями натягивает на себя нижнее бельё, чёрную футболку и чёрные штаны, и плюхается на кровать рядом с Томасом. Брюнет переводит взгляд на Ньюта, и тот улыбается ему в ответ. Эдисон чувствует, как ему становится трудно дышать, и он скидывает одеяло со своих плеч. Не потому что жарко, а для того, чтобы отвлечься и восстановить сбитое напрочь дыхание.       — Слушай, что у вас происходит с Минхо? — спрашивает Ньют, меняясь в лице.       Зелёный свет внезапно сменяется красным.       Чувство, будто на огромной скорости тебя сбивает с ног автомобиль, ломая кости и размазывая внутренности по дороге. Но ты ещё дышишь. Дышишь и смотришь на то, как машины минуют дороги на высокой скорости.       Эдисон утыкается носом в колени, улыбка мгновенно сходит с его лица; взгляд тускнеет, руки начинают дрожать.       — А что происходит? — спрашивает Томас хриплым голосом, будто задавая вопрос сам себе.       — У меня спрашиваешь? — отвечает Уилсон, нервно усмехаясь. — Вы давно познакомились?       Томас резко поворачивает голову к Ньюту и прожигает его взглядом, полным злости и боли. Блондин сводит брови к переносице, опустив взгляд. Да, нужно было задать вопрос иначе.       — Первая наша встреча произошла, когда нам было по восемь лет. Вторая, — Томас горько усмехается. — Около месяца назад.       Ньют всё это время наблюдает за Томасом, изучая того напряжённым взглядом. Эдисон слишком подавлен и разбит. И всё это кажется Уилсону слишком странным. Он чувствует, что здесь всё не так просто.       Ньют потирает губы, медленно открывая глаза.       — То есть сейчас вы не общаетесь?       Томас закрывает глаза, медленно выдыхая. Почему он это делает? Зачем задаёт эти вопросы, которые словно ножом по открытым ранам? Разве не видит крови, что сочится из них? Разве не видит мяса?       — К чему эти вопросы, Ньют? — спрашивает Томас, смотря тому в глаза. Голос предательски дрожит, но Томасу уже плевать — это всё равно не спрячешь.       В глазах Томаса сейчас столько боли и мольбы, что Ньют начинает жалеть о своём вопросе. Он знает, что ему неприятно говорить на эту тему, но даже не подозревал, что это будет настолько острой темой для него.       — Извини, Томми, я не хотел, — отвечает блондин и садится рядом с Томасом.       Хочется обнять его. Хочется взять Томаса за его дрожащие от беспомощности руки, притянуть к себе и крепко сжать в объятиях. Хочется, чтобы эти глаза больше никогда не блестели от слёз, чтобы губы не были искусаны от боли, чтобы его сердце никогда не обливалось ядом.       Когда появилось это дурацкое чувство — хотеть кого-то защитить? Почему Ньют вообще думает о том, что будет с почти незнакомым ему человеком? Он не помнит, когда в последний раз говорил с кем-то, кроме Минхо, не помнит, когда с ним хотели общаться; не помнит, когда в последний раз его сердце билось так быстро, когда земля уходила из-под ног.       Ньют надеется, что это пройдёт. Ньют просто надеется, что его организм и чувства ему врут. Этого не может быть. Он не может быть к кому-то неравнодушен. Не может думать о ком-то в таком ключе. Потому что если задаст сейчас вопрос и услышит тот ответ, о котором давно догадывается, пулей вылетит из палаты, оставляя дверь открытой.       Нужно спросить, и Ньют это знает, но вместо вопроса тихо поднимается с кровати и подходит к окну, опираясь головой о решётки. Он следит за тем, как в далеке, за огромными воротами, мелькают автомобили, разбрызгивая воду из холодных луж по асфальту. Как увядшие листья падают со старых мощных деревьев, что раскачиваются из стороны в сторону, как тучи быстро плывут на восток, окутав город хмуростью и темнотой. Тишина в палате пробирает до костей, обнажая нервы.       Томас продолжает сидеть на кровати, снова накинув на себя одеяло, и смотрит себе под ноги, поджав губы. Его ресницы дрожат, щёки и нос покрыты румянцем от холода. Он переводит взгляд на Ньюта и видит, как тот сел на подоконник и сейчас закуривает сигарету.       — Здесь нельзя курить, — тихо проговаривает Эдисон, выпрямляя спину.       — Разве? — спрашивает Ньют, после чего демонстративно делает глубокую затяжку.       Томас усмехается, поднимаясь с кровати, после чего садится рядом с Ньютом.       — Ньют, почему ты здесь? — спрашивает Эдисон, перебирая пальцами и с осторожностью смотря на блондина исподлобья.       — Депрессия, — быстро отвечает Уилсон, после чего затягивается ещё сильнее.       Томас невольно бросает взгляд на запястья Ньюта, которые покрыты шрамами, а ещё… свежими порезами? Он отводит взгляд, нервно сглатывая. Это страшно. Страшно быть рядом с тем, кто недавно хотел покончить с собой. Кто сейчас находится на краю жизни и на пороге смерти. Можно как-то помочь? Ньюту можно помочь?       — Сегодня я хотел покончить с собой.       Томасу словно снег на голову упал. Он разворачивается к Уилсону, который продолжает смотреть в окно, спокойно докуривая сигарету. Рядом лежит пачка Winston. «Обычные», — мелькает в голове у Томаса. Он мотает головой, снова сосредотачиваясь на Ньюте. Сейчас блондин умиротворённо разглядывает белые решётки, пальцами вцепившись в одну из них. Почему он сказал об этом так легко? Словно не проблема вовсе, а шутка.       — Я хотел покончить с собой, но ты спас меня, — Ньют тушит бычок об ладонь, — Благодаря тебе у меня не получилось сделать задуманное. Спасибо, — последнее слово выплёвывает, словно ругательство.       Томас с ужасом наблюдает за действиями Ньюта, распахивая глаза. Он содрогается всем телом, отводя взгляд от его ладони, после чего замирает. Что он сейчас сказал?       — Ну ладно, может, это и к лучшему, знаешь, — Ньют спрыгивает с подоконника, — Вот мы сейчас сидим здесь вдвоём. Если бы тебя там не оказалось, никогда бы больше и не пересеклись, — он разворачивается к Томасу и натянуто улыбается. В глазах пустота.       Томас с тревогой наблюдает за Ньютом, который снова плюхается на кровать. Он сдавленно выдыхает, облизывая пересохшие от волнения губы. Слишком странные фразы, слишком грустные глаза.       — Ты почему здесь? — спрашивает Ньют, разворачивая голову в сторону Томаса, всё также продолжая лежать на кровати, расположившись на ней в форме звезды.       — Раздвоение личности, — проговаривает Томас, уставившись в окно.       В воздухе повисло молчание. Томас до безумия боится посмотреть на Ньюта, увидеть его реакцию. Может, он испугается? Может, выгонит его за дверь? Начнёт избегать, а то и вовсе прекратит общение? Томас привык, что каждый считает его опасным, ненормальным, неприятным. И Ньют может оказаться не исключением. И если это окажется так, то Томас не обидится. Он не ответит, не скажет, что это ложь. Потому что это правда. Он боится контактировать с людьми, боится, что сделает им больно. Поэтому проще запереться в своей комнате, не пуская никого. Хотя, кому приходить к нему?       Он с опаской переводит взгляд на Ньюта, боясь увидеть в глазах страх и презрение, но видит лишь ясность и серьёзность.       — Тогда чего ты тут шастаешь? Ты ведь… — Ньют запинается, но потом продолжает: — Теперь понятно. Ты в отделении для буйных?       Томас сдавленно улыбается в ответ. Его веки задрожали, и он старается сдержать подступившие к глазам слёзы, поэтому отворачивается к окну, боясь закрыть глаза.       — Ладно, можешь остаться здесь… — Ньют медлит, — ненадолго. Но потом нам будет пиздец, помни это, — после этих слов блондин ухмыляется.       Томас разворачивается к Ньюту всем корпусом. Грусть и отчаяние в глазах сменяются радостью и немой благодарностью. Он не может поверить, что кому-то нужен, не может поверить, что кому-то не плевать на него. Что сейчас его приняли таким, какой он есть. Не осуждая, не смотря с презрением, с отвращением. Лишь разрешили остаться. И сказали об этом с такой заботой и лёгкостью. Томас смотрит себе под ноги и широко улыбается. В голове мелькает мысль, что он снова может потерять память.       «Ньют Уилсон. Нужно запомнить это имя, что бы ни случилось.»

***

♪Lil Peep — Save That Shit       Джонс размеренным шагом идёт по коридору, в надежде добраться до кабинета, чтобы отдохнуть. Мешки под его огромными серо-голубыми глазами кажутся больше обычного. Мальчишка потирает веки, громко выдыхая. «Почему нужно здесь находиться вообще?», — мелькает мысль в голове у Эриса. Он усмехается и сворачивает за угол. Хочет пройти дальше, но его толкает в плечи мощная фигура, что выше его на голову.       Эрис чувствует, как падает назад, но удерживает равновесие и смотрит перед собой: перед ним стоит Галли, который прожигает его холодным взглядом, а с права от него, облокотившись на стену, стоит Минхо, пугающе улыбаясь.       — Вам что нужно? — спрашивает Джонс спокойным голосом. — Отбой давно наступил. Марш по своим корпусам.       — Да я-то в своём корпусе, — скалится азиат. — А ты вот пока нет.       Эрис переводит взгляд на Минхо, и его бросает в дрожь: глаза Минхо горят, руки сжаты в кулаки. Мальчишка переводит взгляд на Галли, который сейчас почти в плотную подошёл к нему и сверлит надменным взглядом. И тело Эриса невольно леденеет под взором серо-зелёных глаз, что сейчас кажутся ледянее стали.       — Ты, конечно, умница, что позвал санитаров сегодня днём, — говорит блондин спокойным голосом, — Но мне не шибко понравилось новое расписание работ во дворе, — он поворачивает голову к Минхо. — А тебе, Минхо?       — Не очень-то, — отвечает брюнет, пожимая плечами, — Мне вообще светят ремни и приковывание к кровати, — глаза Минхо темнеют от гнева, его голос становится тяжёлым. — Снова.       Галли толкает Эриса в стену и замахивается для удара, но удар приходится не в нос Джонса, а на чью-то холодную скулу. Колдфилд всматривается в темноту и видит, как глаза тёмно-медового цвета смотрят на него в упор.       Томас потирает место ушиба холодными пальцами и пытается встать, но ему мешает Минхо, который медленным шагом подходит к нему и наступает на голень, начиная всем весом давить на кость.       Эдисон стонет, хватаясь за ногу. Он откашливается и смотрит Минхо в глаза, после чего содрогается от взгляда напротив — в глазах азиата ненависть, злоба и жестокость.       — Ты тут что забыл, Эдисон? — Галли подходит к Минхо и сверлит Томаса глазами. — Лучше свали по-тихому.       Томас пытается что-то сказать, но лишь истошно кашляет. Любая попытка подать голос отдаёт болью во всём теле. Он наблюдает за Минхо, у которого, по всей видимости, разговаривать особого желания нет: брюнет садится на корточки, заглядывая Эдисону в глаза, и взглядом показывает ему на выход. Томас смотрит в глаза азиата в ответ, с бесстрашием, злостью, адреналином. И мотает головой не моргая. Тогда Минхо пожимает плечами и, выпрямившись, бьёт Эдисона в живот. Томас издаёт истошный вопль и сгибается пополам.       Эрис пытается помочь Томасу, но его резким движением хватают за горло и прижимают к стене. Галли смотрит на Джонса, улыбаясь с холодным безумием. Томас смотрит на них, и голос внутри кричит, что нужно подняться. Нужно помочь, нужно спасти. Но голова идёт кругом, а из носа и губ хлещет кровь, когда Минхо хватает его за волосы и бьёт лицом об пол. Эдисон чувствует, как теряет сознание. Перед глазами плывут круги, и Томас очень слабо ощущает, как его хватают за волосы и тащат по холодному кафелю.

***

      Томас медленно открывает глаза, пытаясь прийти в себя. Всё тело ноет, не соглашаясь двигаться, но Томас буквально заставляет себя поднять голову и посмотреть, что вообще происходит: сейчас он лежит на холодном полу уборной, в крови и ссадинах. Каждое движение подобно пытке, а при любой попытке что-то сказать, он начинает харкать кровью. Кажется, в больничном крыле придётся лежать дольше обычного. Если Томас выживет.       Брюнет слышит голоса в дальнем углу и с огромными усилиями пытается подняться. Нужно хотя бы сесть и посмотреть, что там происходит, но стена, что разделяет умывальники и туалеты, мешает обзору. Тогда Томас пытается подняться с пола, но осекается, когда слышит глухие удары и сдавленный крик. Всё тело охватывает холод и ужас, не желая слушаться. Эдисон сглатывает ком вязкой слюны и тихо отползает к стене.       Кажется, что он находится в логове у маньяков — настолько страшно сейчас Томасу. Он не знает, что делать. Не знает, как помочь Эрису и как выйти отсюда живым. И главное — как успокоить этих двоих, потому что понимает — отпускать они их не собираются.       Иногда жизнь кажется такой простой и беззаботной, но ты знаешь, что уже завтра наступит конец.