Обречённые

♪Paramore — Future       Томас чувствует, как от мороза немеют пальцы, как он колющими ветвями забирается под рукава синей парки. Можно было надеть перчатки, или спрятать руки в карманы, но Эдисон сидит на покрывшейся толстым слоем снега скамейке; его взгляд намертво прикован к чему-то более тревожащему, чем посиневшие от мороза конечности.       Брюнет сидит, вжавшись в лавку, и хмурит брови, сглотнув; он прерывисто выдыхает, не отводя грустного взгляда от мёртвой бабочки на снегу. Казалось бы, всего лишь насекомое. Тем более бабочки живут максимум несколько недель. Так какое тебе дело, Томас?       Томас закусывает губу, ухватившись ладонью за край скамейки. Кажется, ещё немного, и Эдисон прожжёт дыру в этом несчастном насекомом. Но стоит снежинке упасть на пушистые ресницы, как парень вздрагивает, закрывая глаза. Он будто приходит в себя и, прогнувшись в спине, бросает взгляд на тлеющую сигарету под ногами Ньюта. Томас моргает, и в следующее мгновение сигарета оказывается втоптанной в снег тяжёлым ботинком.       — Не нужно было меня защищать, Ньют, — нарушает душащую тишину Томас, с тревогой в глазах посмотрев на Уилсона. Его взгляд падает на разбитую губу Ньюта, и он рефлекторно тянется пальцами к месту ушиба. Но как только Томас замечает на себе грозный взгляд орехового цвета глаз, тут же опускает руку, зарывшись пальцами в снег.       — Всё нормально, Томас, — отвечает блондин, хлопая светлыми ресницами, на которых толстым слоем залегли снежинки. — Просто ушиб, пройдёт.       — Он тебе лицо разбил, — возражает Томас. Голос его мгновенно меняется, становясь ниже.       Ньют переводит взгляд на брюнета, и когда видит, что тот стал мрачнее тучи, насупившись, как-то облегчённо вздыхает, слегка улыбнувшись.       — Ну и что? Это просто лицо, — пожимает плечами Уилсон, смотря вдаль на покрытые инеем цветы.       — Да, но это же твоё лицо, — вскидывает руки Эдисон, чуть ли не подскочив с места. Он ловит на себе недоумевающий взгляд друга и тут же садится обратно, отведя взгляд в сторону. — Спасибо.       — Что?       — Спасибо, что защитил меня, Ньют, — поднимает взгляд Томас, устремляя его прямо на Ньюта. Он ждёт, что блондин, как это обычно бывает, посмотрит на него в ответ и мягко улыбнётся, но ничего такого не последует. Ньют лишь смотрит себе под ноги, шаркая ботинками по снегу. Лишь уголок губ дрогнул, напоминая об улыбке.       Томасу отчего-то становится ужасно неловко, и он опускает голову, съёжившись. Он понимает, что Ньют расстроен всей этой ситуацией в целом. И Томасу до скрежета в сердце стыдно за то, что он натворил. Ведь из-за него Минхо скоро отправят под суд. Минхо заберут, и у Ньюта больше не будет лучшего друга.       А был ли?       Минхо неплохо так вмазал Ньюту в прошлый раз в столовой, сегодняшний день — не исключение. Томас до сих пор помнит этот леденящий душу момент, когда он увидел налетающего на него Минхо — Эдисон упал на лестнице в попытках убежать от азиата. Но в одно мгновение перед глазами мелькнул светлый силуэт, и вот уже перед ним стоял Ньют, щекочущий Томасу нос своей светлой шевелюрой.       Да вот только у Ньюта быть отважным не получилось, потому что Минхо, не заметив движения, ударил своего лучшего друга что есть мочи по лицу. Уилсон, конечно же, отлетел от такого мощного удара и упал на Томаса, навалившись на него всем весом.       Минхо извинения не помогли, и Томас это понял. Нет, Ньют не ударил его в ответ. Просто стоял и испепелял азиата взглядом, присущим ему.       И Эдисон готов дать голову на отсечение, что в тот момент его волосы встали дыбом, а сердце ушло в пятки, когда он в ужасе поднял взгляд на Ньюта: лицо его побагровело, глаза налились свинцом, а брови изогнулись не то в осуждении, не то в недоумении.       Драки — это не для Ньюта.       Испепеляющий взгляд — это для Ньюта. Немое, гнетущее молчание, режущее глотку — это точно его.       И Томас это знает. Он прекрасно это знает.       Эдисон подносит руки к лицу, и с силой зажмуривает веки.       Тихое, засевшее где-то внутри, отдающее эхом в груди «мне не больно» начинает разваливаться не только изнутри, но и снаружи. И вроде ничего нового: всё тот же Минхо, мечтающий стереть тебя в порошок, всё те же слова, тянущиеся, словно тяжёлая смола, затекающие в глаза, стекающие по подбородку и забирающиеся под кофту. Всё те же недоумевающие лица друзей.       А ещё всё те же тихие шаги, присущие только ему. Всё то же тёплое бормотание под ухом и тонкие пальцы, обхватывающие запястье. Всё тот же запах лимона с корицей и уверенная улыбка, порождающая теплоту и спокойствие где-то глубоко внутри. Мягкие, цвета ржи волосы, щекочущие шею.       Хоть что-то остаётся неизменным.       Хоть что-то хочется хранить в памяти и никогда не забывать.       Может, Томас и не любит Ньюта, но чётко ощущает его любовь по отношению к себе. Он никогда не знал, каково это, когда тебя любят. Как это прекрасно и ужасно одновременно.       Это убивает.       Это воскрешает.       Хотя сейчас Томасу предпочтительнее умереть.       Он возвращается в реальность, когда его руки невесомо касаются. Холодная. Ньют.       — Томми, ты в порядке?       — Д-да, я просто… задумался, — чешет затылок Томас, нелепо улыбаясь.       Уилсон усмехается, выпуская пар изо рта, и оглядывает садовую территорию, прищурившись.       Он понимает, что нужно поговорить с Томасом о его лжи. Это нужно сделать. Ведь Томас думает о том же самом. Просто не может быть такого, чтобы этот чистый склад справедливости, сумасшествия и отваги просто вот так сидел и размышлял над иным.       Ньют не верит. Ньют знает.       — Так что ты будешь делать?       — Что? — хлопает глазами Томас, будто только пробудившись ото сна.       — Ну насчёт Минхо. Что ты будешь делать? — блондин продолжает осматривать территорию сада, что усыпана белым, кристально-чистым снегом.       Вокруг воцарилась тишина, словно всё живое в один момент исчезло. Нет ни людей (потому что бухнул резкий мороз), ни зверьков, которые обычно прыгали и бегали по территории больницы. Нет даже санитаров, что постоянно наблюдали за всеми сидящими в саду. Сейчас они одни. Один на один.       — Томас.       — Что?       — Что ты будешь делать? — спрашивает Ньют строгим голосом.       Томас напрягается всем телом, вжав шею в плечи.       — Я… Я не знаю, Ньют, — обречённо вздыхает Эдисон, — Я хочу сказать правду, действительно хочу, но… мне страшно, — не отводит взгляда от стоящего напротив дерева. Боится осуждения в глазах напротив.       Ньют сверлит взглядом брюнета, положив руку на спинку скамейки и развернувшись к нему всем телом.       — Томас, не нужно бояться, — в лоб отвечает Ньют, словно прочитав мысли своего друга. — Если тебе так будет легче, лучше не говори.       — Но это ложь! Я никогда не лгу, — срывается Томас, набрав воздуха в лёгкие, — Я терпеть не могу ложь, а сейчас я просто обрекаю Минхо на смерть. По своей вине, — последние слова подчёркивает, с неким выжиданием смотря Ньюту в глаза.       Уилсон медленно отводит взгляд от медовых глаз напротив, тяжело вздыхая.       Нельзя посадить Минхо ни за что. Но если Ньют что-то предпримет, Томас потеряет себя. Ньют просто потеряет его, предаст. Но если не расскажет правду, то предаст Минхо.       И эта дилемма, ставящая блондина в тупик, перекрывает кислород, мешает дышать полной грудью. Он просто не знает, в какую сторону метнуться. Это рвёт его на части, буквально разрушает изнутри.       Есть Минхо, с которым они стоят плечом к плечу всю жизнь.       А есть Томас, который появился в жизни совсем недавно, но который успел запасть в сердце глубже, чем смерть и любой наркотик.       Но долго терзать себя Ньюту не пришлось — Томас решил за него.       — Нет. Я так не могу, — Эдисон поднимается со скамьи, отряхиваясь от прилипшего к штанам снега. — Я не могу лгать, я не могу подставить Минхо.       — Томас, стой! — подскакивает Ньют, хватая брюнета за руку. — Мы ничего не решили, давай обсудим.       — А что тут обсуждать, Ньют? — вспыхивает Томас, разводя руки в стороны, — С самого начала Майк лгал тебе, всем нам, а потом заставил меня сознаться в том, чего на самом деле не было, — он качает головой, оглядываясь по сторонам. — Я дал слабину, я струсил. Но я всё исправлю. Я не хочу делать больно Минхо.       — Но он делает больно тебе! — срывается Ньют, подскочив со скамьи. Они и Томас сталкиваются взглядами, и Уилсон первым отворачивается, не сумев вынести мрачного и злого взгляда напротив. — Томас, послушай меня, я…       — Нет, Ньют! — Томас отмахивается от слов, отступив назад. Парень видит, как Ньют тянется к нему, но он тут же хватает блондина за руку, с силой сжимая, — Я не пойду против своей совести, я никогда не… — он переводит взгляд на Ньюта, и замирает, когда видит, как тот сверлит его глазами. Эдисон резко отпускает друга, спрятав руку за спину. — Прости, я…       — Томас, успокойся, — ровным голосом проговаривает Ньют, поджав губы. — Я не хочу отговаривать тебя или решать за тебя, но ты должен решить, что для тебя будет лучше.       — Для меня будет лучше, если я не буду делать больно ни в чём неповинным людям, — вздыхает Эдисон, — Я не могу, Ньют. Я лучше потеряю себя, чем убью его, — он обречённым, каким-то извиняющимся взглядом оглядывает Ньюта с ног до головы, после чего идёт обратно в свой корпус, закусив губу.       — Ты снова уходишь к нему, почему… — бормочет себе под нос Уилсон, сведя брови к переносице.       В груди замыкает, и хочется броситься в сугроб, лишь бы не было больно. Хочется содрать с себя скальп и затоптать все нормы морали, что так глубоко хранишь в себе и дорожишь. Хочется просто остановить его и врезать.       Ведь не так аморально бить того, кто заставляет сердце распадаться на куски?       Ведь не так паршиво хотеть избить того, кто крошит твоё сознание и превращает его в кашу?       Ведь не так эгоистично хотеть убить своего лучшего друга, чтобы быть с тем, кого любишь?       Ньют оглядывается по сторонам, стараясь унять дрожь в руках, но всё, что приходит на ум, это вцепиться пальцами в растрёпанные, мокрые от падающего снега волосы. Он опускается на колени, чувствуя, как джинсы начинают пропитываться снегом, царапая ледяную, покрасневшую от холода кожу.       — Почему он? — кричит во всё горло Ньют, зажмуриваясь, и с силой бьёт по земле. Рука зарывается в снег, и снежинки разлетаются в стороны от ударной волны, осыпая парня с ног до головы, — Ведь я… Это я… — Уилсон пытается сдержать слёзы, но они текут по щекам, застывая на кончике носа; стекают по губам, собираясь острыми холодными льдинками на подбородке, — Я ненавижу тебя… Я ненавижу вас обоих! — снова бьёт кулаком по земле, стискивая снег в ладони.       Он опускается на землю, переворачиваясь на спину; чувствует, как снег ложится на лицо, застилая глаза. Ледяными пальцами сжимает снег, невесомо касаясь ладони.       Почему мы не можем стать снегом, чтобы раствориться в огне?

***

      Эдисон оттягивает нижнее веко, рассматривая залёгшие мешки под глазами. Сейчас он — пустая оболочка, и сердце лишь качает кровь, ничего больше. Он устал думать, устал чувствовать.       Завтра рано утром Минхо забирают на скамью подсудимых. Но Томас не даст этому случиться, просто не позволит. Конечно, есть огромный риск того, что он исчезнет; что его разумом завладеет Майк. Нет, может быть, это не так плохо, ведь Майк гораздо сильнее и хладнокровнее него, но Томас не хочет променять это на своих друзей, никогда не хотел.       Но сейчас просто нет выбора. Он обязан рассказать.       Он продолжает смотреть на своё отражение, оперевшись рукой на зеркало. Почему он не такой, как все? Почему нельзя быть просто нормальным?       Сейчас бы просто ходить на учёбу, приходить поздно домой, зависая с друзьями; слушать морали от родителей и запираться в собственной уютной комнате, засиживаясь за просмотрами сериалов. Есть вредную пищу и отрываться на вечеринках, пьяно целуя свою любимую.       Но никакой любимой нет. И не будет. Томас всего лишь гей с раздвоением личности и депрессией, ничего больше. Всё замечательно. Всё просто чудесно.       Эдисон в отчаянии бьёт ладонью по зеркалу, прислоняясь к нему головой.       — Дерьмо, какое же дерьмо, — повторяет себе под нос брюнет, закрывая глаза. Он облизывает губы, тихо выдыхая. Его ресницы начинают дрожать.       Хорошо. Всё не так плохо. Вот завтра ты проснёшься и помчишься выручать Минхо. Снова увидишь живой блеск в его глазах, ощутишь его бодрый дух рядом с собой и снова будешь сражён его улыбкой. Что ещё нужно для счастья, Томас?       Ньют. Нужен Ньют. Однозначно.       Томас не знает и понять не может, когда сумел так привязаться к этому блондину, когда успел связать себя с ним немой связью.       Они словно два хрупких сосуда, обвязавших себя красной нитью судьбы.       Он не хочет делать больно Ньюту, но не может отпустить его. И что ему делать, он не знает.       — Господи, как же достало, — растягивает Томас, проехав ладонью по зеркалу вниз. Он бросает взгляд на воду, что набирается в ванной.       В ванной комнате всё так же холодно, как и в любом другом помещении. Томас даже воду прохладную набирает. Может, получится умереть от переохлаждения?       Эдисон усмехается сам себе, отворачиваясь от зеркала. Хочет стянуть с себя мокрые штаны, но слышит дикий грохот у себя в палате. Нахмурившись, он выглядывает из-за двери, и его тут же сбивают с ног, стукнув дверью.       Галли.       — Галли, что ты… — мычит Томас, но Колдфилд, не обращая внимания на вопросы, хватает его под мышки и тащит в сторону ванны.       — Что ты делаешь? — кричит Эдисон, начиная вырываться из хватки Галли, извиваясь всем телом.       Блондин лишь бьёт его по голени и шипит «заткнись». Бросает холодный взгляд на Томаса. Смотрит на него сверху вниз, нахмурив брови.       — Это тебе за Минхо, лжец.       Он с абсолютно каменным лицом хватает Эдисона и бросает в воду, после чего начинает душить, опустив его на дно ванной. Его руки сцепляются на шее Томаса, и он начинает трясти его, заставляя бултыхаться.       Томас размахивает руками и ногами, пытаясь что-то кричать, но всё, что он может сделать, это… ничего. Он абсолютно бессилен сейчас. Эдисон чувствует, как вода заливается в уши и нос; в горле начинает не то что першить, Томас вообще не уверен, что может что-то почувствовать сейчас: всё тело сковывает страх и боль, распространяясь и на сердце. Его охватывает паника, смешанная с тревогой и волнением.       Томас отчаянно дёргает руками и ногами, хватая Галли за футболку, но тот лишь сильнее вцепляется в его горло, становясь свирепее. Эдисон в полном отчаянии хватается руками за край ванны, пытаясь выбраться, но Галли продолжает душить его, всё сильнее вжимая в металлическое дно.       — Ты убил его, ублюдок, и теперь поплатишься за это! — кричит Колдфилд, стараясь перекричать шум воды, текущей из крана, и бултыхания Томаса. Вены на лбу, шее и руках взбухают; серая футболка становится мокрой. Капли воды облепляют лицо и руки, разбрызгиваясь по всей ванной комнате. Галли с нескрываемой яростью смотрит на умирающего Томаса. На его лице застыла гримаса презрения.       Томас чувствует, как ноги и руки отказываются слушаться, начиная просто невесомо тонуть под водой; чувствует, как вода забралась под веки, тормоша ресницы и мокрые волосы.       Он теряет сознание. Понимает это, когда видит белый свет перед глазами. Видит уплывающие от него дни, решения и мысли. И видит его. Он видит, как светлая макушка щекочет ему нос, после чего фигура начинает смеяться. И этот смех разносится эхом по разуму Томаса.       И он улыбается, выпуская пузыри изо рта. Последняя, но счастливая улыбка.       Может, он заслужил её.       Может, нет.       Но эта улыбка есть. И навсегда останется с ним.

***

      — А Томас, он… не придёт? — с грустью в голосе спрашивает Минхо, смотря Терезе в глаза.       Девушка отводит взгляд, понурив голову.       — Нет, он… нехорошо себя чувствует.       — Ну ёлки, это не повод не приходить на прощальную встречу! — разводит руками в стороны азиат.       — Никакая это не прощальная встреча, успокойся, — встревает Галли, устремив взгляд на Минхо.       — А что это по-твоему? — Минхо с недоумением смотрит на Галли, скрестив руки на груди.       — И всё? Ты вот так вот просто смиришься с этим и дашь им засадить себя туда? — глухим голосом спрашивает Колдфилд, продолжая сверлить грустным взглядом азиата.       — А я будто всесильный, — горько усмехается Минхо, бросив гневный взгляд в сторону блондина, — Короче я так понял, что Томасу будет плохо, его там захватят личности всякие, так что… — он чешет затылок, бегая глазами по полу. — Так что я просто пойду.       Тереза поджимает губы, съёжившись. Её руки начинают дрожать, и они прячет их в синем кардигане, стараясь не смотреть на Минхо заплаканными глазами.       — Эй, ну, а ты чего ревёшь, дурында? — переводит взгляд на Агнес Минхо, — Всё нормально будет, не переживай.       Тереза, нахмурившись, бьёт азиата ладонью по плечу, после чего всхлипывает и подлетает к нему, крепко сжимая в объятиях.       Ньют вскидывает брови, смотря на эту картину. Видимо, он проспал тот момент, когда Минхо и Тереза начали настолько близко общаться. Такое ощущение, что Ньют вообще всё в своей жизни проспал. И даже то, где сейчас Томас.       Неужто передумал спасать своего рыцаря?       Уилсон усмехается одним уголком губ, потерев плечо. Хочет подойти к Минхо, чтобы попрощаться, но краем уха слышит, как кто-то со всей дури несётся по коридорам и, видимо, сбивает прохожих — слышно также и недовольные голоса людей.       — Стойте! Нет! — хрипит Эдисон, обескуражив всех своим появлением, — Минхо! Стойте, я… Это я! — он резко останавливается и сгибается пополам, упираясь ладонями в колени, тяжело дыша. Парень поднимает руку вверх, растопырив пальцы, словно хочет сказать «стоп».       Ребята недоумённо переглядываются между собой, и только Галли опускает взгляд, замечая на шее брюнета ужасные кровоподтёки, его сипоту, огромные синяки под глазами и отёчность лица. Он скрещивает руки на груди, начиная тереть губы, но чувствует на себе взор ярко-синих глаз, устремлённых прямо ему в лоб.       Колдфилд медленно поднимает взгляд и сталкивается глазами с Терезой, что сейчас испепеляет его взглядом, не моргая. Видимо, именно она спасла Томаса от смерти, когда Галли ушёл из ванной комнаты, оставляя его умирать.       — Томас, что с тобой? — в недоумении спрашивает Минхо, выпучив глаза на брюнета.       — Пустяки, я… Потом, — машет рукой в сторону Минхо Томас, подлетая к санитарам. — Это ошибка. Это ложь! Я всё придумал, я соврал вам. Вам не нужно забирать его! Вы слышите меня?       Санитары не то со скептицизмом, не то с непониманием смотрят на Эдисона в ответ, после чего переводят взгляд на Минхо. Тот стоит в полном недоумении, разведя руки в стороны.       — Почему мы должны верить тебе, парень?       — Да потому что это я рассказал вам эту информацию! — тычет в себя пальцем Эдисон, нахмурившись. — Не забирайте его, это всё ложь. Он ничего не сделал.       В холле повисла гробовая тишина. Все ребята только переглядываются, не моргая.       — Так, вы нас тут разыграть решили, да? Это какая-то шутка? — начинает усмехаться человек в белом халате, тот, что пониже и полнее.       — Слушайте, я… — Эдисон оглядывается на Минхо, после чего с уверенностью в глазах смотрит на санитара в ответ, — Я знаю, что совершил ошибку просто потому, что разозлился на него. Да, у нас просто возникла ссора, ну вот я и решил отомстить, — слабо улыбается парень, заставляя санитаров поморщить носы.       — Ну и шуточки у вас, придурки отсталые, — подаёт голос тот, что повыше, смуглый такой.       Галли слышит, как Минхо начинает шипеть себе под нос, сжав пальцы в кулак, и хватает его за запястье в попытке остановить.       Азиат моментально краснеет, разжимая пальцы.       Галли ухмыляется, опустив голову, и расплывается в довольной улыбке.       — Так, ладно, — подаёт голос тот, что полнее, — Сейчас все остаются здесь. Но будем разбираться с вами обоими, вам ясно? — он тычет толстым пальцем, похожим на сардельку, в сторону Минхо и Томаса. Те судорожно кивают, смотря на санитара во все глаза.       И когда две фигуры скрываются за поворотом, все облегчённо выдыхают. Тереза, кажется, даже присвистнула.       — Что ж, я же говорил, что не заберут, — усмехается Колдфилд, положив руку на плечо Минхо. — Да и я всё равно бы тебя не отдал.       — Мне вот интересно, чем бы ты отбивался от всех этих чокнутых психов? — улыбается азиат в ответ, скидывая руку Галли со своего плеча. Он переводит взгляд на Томаса и буквально застывает на месте.       Эдисон опускает голову, пытаясь прокашляться, но боль отдаёт в поясницу, и парень морщится, задержав дыхание.       — Томас, — Минхо подходит к Эдисону, перед этим помешкавшись, — Спасибо. Ты спас меня… спасибо.       — Нет, я чуть не загубил тебя… Прости, я… Я просто сла… — не успевает договорить Эдисон, как его заставляют замолчать, сжав в объятиях. Томас давится воздухом, хлопая ресницами, когда чувствует тёплое дыхание у себя на шее.       Азиат отстраняется от Томаса, широко улыбаясь, и Эдисон сглатывает, начиная бегать глазами по полу. Его ресницы подрагивают.       — Вот всё нормально и закончилось! — внезапно вскрикивает Тереза, чтобы нарушить неловкое молчание между ребятами. Они подскакивают от неожиданности. Четыре пары глаз устремляются на брюнетку.       Тереза слышит рядом с собой скрежет зубов, после чего мягко берёт Ньюта за руку, бросив на него сочувствующий взгляд.       Ньют разжимает кулаки и, выдернув руку из хватки Агнес, подходит к Томасу.       — Кто с тобой это сделал? — морщит лицо, оттягивая кофту Томаса.       — А, это… Просто псих какой-то накинулся в столовой вчера вечером, ничего страшного, — нервно улыбается, пытаясь сдержать рвущийся наружу кашель, и невольно бросает взгляд в сторону Галли.       Это замечает Ньют и начинает коситься в сторону Колдфилда, который сейчас раздаёт подзатыльники Минхо — тот, скорее всего, снова отпускает идиотские шуточки.       — Пойдём, Томми, я помогу, — Ньют подставляет своё плечо Томасу, и тот, благодарно улыбаясь, заваливается на блондина всем весом. Уилсона шатает в сторону, — Господи, аккуратнее, Томас, — он слышит в ответ дикий смешок прямо в ухо, отчего улыбается, качая головой.       И когда они решают отметить приятное событие едой, направляясь в столовую, Тереза испепеляюще-ледяным взглядом провожает Галли до самого стола, скрестив руки на груди.       Кажется, следующие дни будут напряжёнными не только для Томаса. Не только для Галли.       Снег всё-таки сорвался с неба и начал крошить замёрзшие слёзы на город.