ID работы: 6861102

Обречённые

Слэш
NC-17
Завершён
513
Горячая работа! 427
-на героине- соавтор
Размер:
398 страниц, 48 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
513 Нравится 427 Отзывы 225 В сборник Скачать

24

Настройки текста
Примечания:
♪Paramore — Never Let This Go       Последние недели протекают для Ньюта безумно медленно и удручённо. За это время многое изменилось в его окружении: Тереза проводит огромное количество времени в общем зале, где бездумно курит и сидит в стороне ото всех остальных. Она не замечает ни мелькающих перед ней медбратьев, ни медикаментов, которые она должна принимать, ни шума телевизора. Кажется, возобновление галлюцинаций окончательно опустошило её.       Она всё-таки рассказала врачам о том, что Галли сделал с Томасом. Конечно, без последствий это не обошлось. Теперь он под круглосуточным контролем, разбитый и словно неживой. Галли сидит в одиночной палате. Нет, каждая палата — одиночная, но они не такие, как та, где держат его. Здесь нет тумбочек или удобной кровати. Здесь лишь стены, небольшое окошко в двери и голый пол. И всё. Они считают, этого достаточно для того, чтобы человеку стало лучше. Просто запирают там тех, кто в чём-либо провинился.       И каждый раз, когда Ньют проходит мимо этой палаты, волосы на макушке встают дыбом; до дрожи доводит то, когда он невольно бросает взгляд на это окошко и видит там безжизненную фигуру, что сидит на полу, осунувшись, и не отрывает от него взгляда. Этот взгляд едкий, пожирающий душу.       И Ньют каждый раз вынужден отводить взгляд от человека, с которым недавно обсуждал ужасную еду в столовой или странные звуки скрежета посреди ночи. Но ничего больше он сделать не может.       Минхо и Томас в последнее время сблизились, что странно и непривычно, что безумно напрягает Ньюта. После того случая, когда Эдисон помог Минхо, они стали будто побратимы. Ну этого просто не может быть.       Или может?       Ньют всем своим огромным сердцем, чего он, кстати, никогда не признает, надеется, что не может.       Это заставляет ледяную кровь закипать в жилах. Аккуратные бледные пальцы сцепляются на запястье, когда Ньют видит их вместе. И приходится держать себя в руках, чтобы не врезать кому-нибудь из них. Может, так ему стало бы легче, но Ньют не человек-драка, не человек-дебошир. Он не станет. Никогда.       Поэтому остаётся только каждый раз сжимать кулаки, сдирая кожу изнутри, кусать губы и сжимать челюсти до сведения. Приходится каждый раз оттягивать пальцами рукава кардигана, чтобы прикрыть свежие порезы на запястьях.       Нет, Ньют не хочет покончить с собой.       Просто пытается покончить с тем, что внутри.       С тем, что гораздо глубже и сильнее, чем желание умереть.       Он просто пытается заглушить душевную боль физической.       Выходит хреново.       Очень хреново.       Ньюту надоело каждый раз вытирать выступающие капли крови рукавами кофты.       Ему надоело каждый раз вытирать выступающие слёзы в уголках глаз холодными пальцами.       Надоело каждый раз вытирать губы от гадких слов, что лезут наружу, и душу от налетевшей толстым слоем пыли.       Но Ньют старается держаться, не подавая виду, что депрессия никуда не ушла и в принципе уйти никуда не может.       Потому что лучше не становится, потому что уже не больно.       Уже просто никак.       Он старается держаться и делать вид, что ему всё равно. Поэтому вынужден каждый день наблюдать за двумя фигурами, что сидят вместе и смеются. Голос первой уверенный и тяжёлый. Она постоянно что-то бурно рассказывает. Руки второй фигуры время от времени перебирают пальцами, а глаза бегают по столу. От волнения, скорее. Это странно, но это есть.       Хотя если бы перед Ньютом сидел человек, в которого он влюблен по уши, и что-то рассказывал ему, заливаясь смехом, он бы тоже почувствовал пожар в сердце, замечая, как щёки пылают.       Но Ньют не помнит, когда Томас в последний раз беседовал с ним. Когда человек, которому он готов посвятить свою жизнь, обращал на него внимание. Эдисон лишь кивает ему, когда они встречаются взглядами. Считает, что так здоровается.       Но этих приветствий недостаточно.       Простого кивка в сторону того, кого ты убиваешь, никогда не будет достаточно.       Ньют помнит, как однажды сказал Терезе, что любовь — ничего больше, чем просто набор букв. Что это чувство слишком переоценено; что оно слишком сильное, чтобы быть им.       Но сейчас он понимает, как облажался. Ньют понимает, что противоречит своим же словам. Томас просто сломал всё, во что Уилсон так сильно верил все эти годы, о чём рассуждал неоднократно. Чёртов взломщик системы.       Он просто забрался под кожу необъяснимым образом.        Ньют этого не хотел. Никогда не хотел.       Но он принимает это. Принимает все свои чёртовы чувства, которые не так уж и нужны. Верно?       Он выкопал себе могилу, когда позволил себе влюбиться в него.       Влюбиться в парня, который дышит другим.       Как выбираются люди из могилы, когда их закапывают заживо?       Никак.       Они разлагаются.

***

      Он слышит, как дверь со скрипом открывается, когда он лежит в темноте на своей постели и смотрит в окно, о чём-то глубоко рассуждая. Хотя нет, он скорее смотрит не в окно, а будто сквозь него.       У Томаса есть дурацкая привычка — выпадать из реальности, углубляясь в свои мысли. Он вообще парень довольно рассеянный и невнимательный. Он может не заметить мелькающие фигуры перед глазами, когда уходит в себя.       Он может не заметить стоящего перед ним человека, что-то кричащего ему.       Он может не заметить просьбы помочь.       Томас может не заметить, как разбивает сердце, кромсая его на куски, впиваясь в него острыми зубами.       Эдисон резко подскакивает на месте, встрепенувшись.       — Эй, Томас, можно? — из-за двери показывается тёмная макушка, сверкая не менее тёмными глазами.       — Господи, Минхо, чего так пугать-то? — хватается за сердце Томас, выдыхая.       — Прости, не хотел, — тихо гогочет азиат, плюхаясь к Эдисону на постель. — Ты как тут? Скука ведь, скажи.       — Да, этого не отнять, — усмехается Эдисон, перевалившись на вторую сторону кровати — Минхо как обычно занял большую её часть. Он оглядывает потолок, тем самым разминая шею. — Как ты пробрался сюда, блин? Отделение не твоё.       — Обижаешь, — Минхо притворно надувает губы, уперевшись руками в матрас, — Я сюда каждый день захаживаю в течение нескольких месяцев. Алло, — щёлкает пальцами перед лицом Томаса, прищурившись.       — Блин, да понял я, отвали, — отмахивается от азиата брюнет, скорчив недовольное лицо, и закатывает глаза.       — Ладно, — машет рукой Минхо. — Все какие-то странные в последнее время, не находишь?       — Да… кстати об этом, — Томас складывает ноги ступнями вместе, выпрямив спину. — Что с Галли? Ты не узнавал?       Взгляд Минхо в мгновение меняется, и он закусывает губу, осунувшись.       — А что узнавать? Его посадили в отдельную палату, — пожимает плечами, стараясь скрыть подавленность.       — Минхо, я серьёзно.       — Я тоже.       — Хоть что-нибудь, — продолжает настаивать на своём Эдисон, уже впившись взглядом в Минхо.       — Слушай, — повышает голос брюнет, отчего Томас невольно вздрагивает, — Если ты так переживаешь за него, пойди и сам спроси, — поворачивает голову и сталкивается с рассерженным взглядом. — Извини, не хотел.       — Мне не шибко интересно, что там с тем, кто чуть не убил меня, — не унимается ворчать Томас, отвернувшись от друга.       Минхо закрывает глаза и, вздохнув, разворачивает Томаса к себе, ухватив его за плечи.       — Блин, ну прости. Тупанул, да.       — То-то же.       — Помнишь, что он сделал тебе? Так вот забей на него, и всё.       — Но ты ведь не забил, — хмурится Эдисон, смотря вниз.       — С чего ты взял?       — Минхо.       — Что?       Томас цокает и, в отчаянии вздохнув, смотрит на Минхо.       — Он сделал это из-за тебя, не забыл?       — И что теперь? — азиат срывается с места, судорожно забродив по комнате. — Мне ему пятки пойти целовать?       — Нет… — протягивает Эдисон, пристально наблюдая за азиатом.       — Слушай, он тебя чуть не убил. Всё, закрыли тему.       — Почему тебя это стало волновать? — неожиданный вопрос, брошенный в лоб, заставляет Минхо остановиться. Томас продолжает наблюдать за азиатом, уже не скрывая удивления и раздражения.       — Ты о чём?       — Я о том, что было в детстве.       — Чего? — Минхо распахивает глаза и смотрит на Томаса.       — Ты думаешь, я не помню? — усмехается Томас, подперев челюсть рукой.       Минхо опускает голову и садится на стул, что стоит около тумбочки. Несколько минут они проводят в полной тишине и кромешной тьме. Азиат крутит у виска, не решаясь поднять головы.       Всё это время он считал, что Томас ничего не помнит и поэтому так легко общается с ним. Но, оказывается, всё совсем не так, как ему думалось. Оказывается, Томас просто молчал всё это время. Говорил, что всё нормально.       Минхо мог бы извиниться, но что это даст? Ровным счётом ничего. Он сам мало что помнит об этом, потому что был полностью невменяем. Иногда ему кажется, что прошлый он — совсем другой человек. Без чувств, жалости и сочувствия. Минхо пугает это, всегда пугало. И даже если сейчас есть шанс измениться, на прошлое это не повлияет. Это не сделает Томаса здоровее. Это не сделает его счастливее.       Минхо не знает, как сделать его счастливее. Он считает, что это задача Ньюта. Ну, была. Азиат мало понимает, за что его можно любить.       Если Томас помнит, что Минхо делал с ним, тогда почему влюблён в него?       От мыслей пухнет голова, и азиат откидывается на спинку стула, вслушиваясь в звук телевизора на нижнем этаже. Всё-таки орёт он оглушительно громко.       — Почему ты мне раньше не сказал, что помнишь? — только и хватает смелости выдать Минхо.       — Как вы с ним познакомились?       — Что? — неожиданный вопрос Томаса сбивает азиата и он переводит на него взгляд, не в силах больше сверлить глазами пол.       — Ньют. Как вы с ним познакомились? — повторно задаёт вопрос Томас, уставившись на Минхо.       Азиат, явно ошеломлённый резкой сменой темы, но никак не препятствующий этому — самому же легче — садится на кровать рядом с Томасом.       — Это случилось, когда нам было лет по десять, точно не помню. Тогда за Ньютом гнались хулиганы. Избили, и хотели ещё, скорее всего. Я заметил его, сидящим на земле около школьной площадки. Просто сидел и ревел там, дурак, — Минхо грустно улыбается, смотря сквозь одеяло, — Я подошёл к нему, так как нашёл его вещи, которые он потерял, когда бежал от тех парней. Так и познакомились.       Томас мягко улыбается в ответ, невольно смотря на Минхо. Заметно, что азиату об этом приятно вспоминать, но глаза всё равно наполнены грустью и тоской. То ли по тем временам, то ли по общению с Ньютом.       Скорее второе.       Эдисон даже вспомнить не может, когда Минхо и Ньют общались в последний раз как друзья. Настоящие друзья. Он никогда не хотел вставать между ними. Он не хотел быть помехой их дружбе. Но, похоже, они сами всё испортили.       Но Томаса это не оправдывает.       Напрашивается вопрос: почему бы им просто не поговорить обо всём, что произошло? Просто постараться понять друг друга и простить.       Томас усмехается, когда ловит себя на мысли о том, что сам так и не поговорил с Ньютом о той ночи на вечеринке. Мешает чувство стыда и, возможно, самосохранения. Мало ли что Ньют может ему сделать, мог бы подумать Томас. Но он прекрасно знает Ньюта. Такого доброго и чистого человека он никогда не встречал. Эта светлая голова никогда не сможет сделать больно никому.       Чувство самосохранения пришло оттого, что он боится потерять его. Такого светлого, заботливого и понимающего.       Он помнит их первую встречу. Точнее вспомнил. Помнит, как покраснел при одном только взгляде на Ньюта.       Томас помнит, как его маленькое сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда Ньют спросил его имя.       Ему хотелось провалиться сквозь землю, когда Ньют пристально изучал его, рассматривая каждую ссадину, каждый синяк на его теле, которые позволяла видеть одежда.       Он помнит, как тогда хотел пуститься в бег и забыть тот взволнованный, пронизанный жалостью взгляд. Именно в тот момент он почувствовал себя настолько слабым и беспомощным, что начало тошнить. От себя.       Сейчас Томас не чувствует себя слабым и беспомощным. Лишь зависимым и падким. Ведь он не ходит к Ньюту несколько дней, а то, возможно, и неделю. И не видится он с ним лишь потому, что боится упустить Минхо. Он боится, что если он хоть раз отойдёт от него, то сразу потеряет. Минхо попросту о нём забудет.       Томас не знает, кто может быть более жестоким и эгоистичным, чем он сам. Оставаться рядом с тем, кому ты нужен лишь как собеседник, и игнорировать того, кому ты нужен как человек — это действительно кошмарнее ужаса. Но остаётся лишь кусать локти и ждать, когда всё наладится.       — … лучше не будет. На самом деле я часто вытаскивал его из лап всяких алкашей и хулиганов, он меня — из передряг и более серьёзных вещей, таких как жестокое избиение или убийство, — Минхо ухмыляется, выпуская сигаретный дым через нос. — Кто знает, как дело бы пошло.       Томас переводит взгляд на Минхо, понимая, что совершенно потерял нить их разговора. Он даже не заметил, в какой момент Минхо закурил сигарету. Нет, серьёзно, тут разрешено?       — Поговорите.       — Да о чём? — вздыхает азиат, туша сигарету о тумбочку.       — Во-первых, о ваших отношениях, во-вторых, не туши сигарету о тумбочку — мне достанется.       — Нет у нас никаких отношений, — бурчит Минхо, скрестив руки на груди.       — Да я о том, что между вами происходит, дубина, — усмехается Томас, облокачиваясь на спинку кровати.       — Да я так и понял, и сам ты дубина, — Минхо отворачивается к окну, пытаясь сделать вид, что всё сразу понял правильно.       Эдисон хмурится и, встав с кровати, подходит к окну, стараясь не замечать смущения Минхо. Неужели дошло, что сказал глупость? Томас с прищуром наблюдает за гуляющими пациентами, больше похожими на большие клубки шерсти, нежели на людей — на улице настолько холодно, что им пришлось кутаться во всё что только можно.       — Значит, он твой громоотвод, а ты его охрана. Вы прям спелись, — ухмыляется Эдисон.       — Сказал как отрезал, — улыбается Минхо в ответ, повернувшись к брюнету, но не поднимая глаз. Томас же продолжает сверлить взглядом окно, но смотрит туда скорее не из интереса.       Оба чувствует себя ужасно глупо. Говорить о том, кто с кем спелся, безумно смешно.       Дружить с тем, кто любит того, кто любит тебя — абсурд.       Любить того, кто дружит с тем, кто любит тебя — паршиво.       — Пойдём прогуляемся, — азиат поднимается со стула, медленно зашагав в сторону двери.       — Стой, отбой ведь уже был. Нам нельзя.       — А кто сказал, что правила не нужно нарушать? — лыбится Минхо, показав все тридцать два зуба, и, достав фонарик, подносит его к лицу. Небольшой столб света ударяет в лицо, но брюнет не зажмуривается, а лишь начинает улыбаться ещё шире.       Томас прыскает, лениво отойдя от окна — стоит признать, что в таком свете лицо Минхо кажется ещё более устрашающим, чем обычно.       — Ладно, — Эдисон накидывает куртку, застряв рукой в рукаве, — Но если нас застукают — твоя вина, — тычет пальцем в сторону друга, судорожно поправляя вывернувшийся наизнанку капюшон.       Минхо машет рукой, скорчив лицо, и выходит из палаты, резким движением застегнув бордового цвета куртку до самого подбородка. Эдисон идёт следом за ним, укутавшись в огромную синюю куртку.       — Стой, а сигаретой не угостишь?       — Блин, на тебя ещё сигарету тратить, — Минхо лениво лезет в карман чёрных джинс. — Свои привыкай носить.       — Так ты у меня вчера всё и выкурил, — морщит нос Томас, забирая сигарету из рук азиата, и наблюдает за его реакцией.       — И правда, — улыбается Минхо, почесав затылок. Он разворачивается к брюнету, начиная идти задом наперёд.       — Смотри не пизданись, — бормочет Томас, выпуская дым изо рта.       — Спасибо, сэр, без вас бы я не справился и навернулся, — наигранно закатывает глаза Минхо, улыбаясь одними уголками губ.       Когда они выходят в сад, снег начинает хрустеть под ногами и вызывать то ли радость, то ли раздражение. Небольшие комки снега заваливаются в ботинки, отчего Эдисон шипит, поёжившись.       Он отводит взгляд от рассевшегося на всю скамейку Минхо, который бросает в клумбу плотно скатанные комки снега. Томас замирает на мгновение, когда замечает светлую фигуру в окне третьего этажа, что сидит на подоконнике, отодвинув шторку, и смотрит прямо на него. Брюнет вздрагивает от неожиданности и, если быть честным, страха. И у него сердце точно бы ушло в пятки, прорвалось сквозь кожу и умчалось к чертям, если бы он не понял, что это Ньют.       Да, он просто сидит и сверлит взглядом брюнета, замерев на месте. И Томасу резко захотелось провалиться сквозь землю, лишь бы Ньют не видел его, гуляющего по саду глубокой ночью, да ещё и с Минхо.       Томасу хочется спрятаться, но он стоит посреди сада, умудрившись ко всему этому мотнуть головой в сторону Ньюта.       Может, просто пора перестать быть козлом и заговорить с ним?       Или это слишком просто для тебя, Томас?       Эдисон вздыхает и садится на скамейку напротив. Он поднимает голову, когда одна из снежинок срывается с неба и приземляется ему на нос.

***

      Он размеренным движением достаёт из кармана увесистые ключи. Вставив и прокрутив их несколько раз в замочной скважине, распахивает дверь. Та со скрипом открывается, заставляя его поморщить нос.       Он заходит и останавливается около бледной фигуры, что сидит на полу, скрестив ноги.       — Чего тебе надо?       — Я здесь работаю вообще-то, идиот. Как тебе здесь? Не скучно?       — Отвали, — сквозь зубы цедит Галли, бросая злой взгляд на худую фигуру в белом халате напротив.       Эрис хмурится, осматривая блондина с ног до головы.       — Как дела с Минхо?       — Не твоё дело, — Галли отводит взгляд, сцепив пальцы в замок.       — Твоему парню интересно.       — Я говорил тысячу раз — мы расстались.       — Это ты так решил, — пожимает плечами Эрис, спрятав руки в карманы.       Галли сводит челюсти, закрывая глаза, затем медленно выдыхает.       — Когда меня отсюда выпустят?       — Когда придёт время.       — И когда же оно придёт?       — Когда я решу, — Эрис начинает расхаживать по палате, сопровождаемый взором серо-зелёных глаз.       — Да ладно тебе, — хмыкает Колдфилд, наблюдая за удаляющейся фигурой, — Я-то знаю, что ты здесь не просто так работаешь, — эти слова заставляют Эриса замереть на месте. Галли победно улыбается, сверля дырку в затылке собеседника. — Я читал твой дневник. Зачем ты наврал, что не знаешь меня?       — Ты не имеешь права читать мою писанину и вообще лезть в мой кабинет, — мальчишка разворачивается к Галли, смотря на него с детской серьёзностью, — Мой папаша частенько читает мой дневник. Думает, что я не знаю, а я знаю, — поднимает брови, пожимая плечами, — И да, я был бы счастлив, если бы не знал тебя, — притворно улыбается Джонс, распахивая глаза.       — Взаимно, — блондин улыбается в ответ, прищурившись. — Интересно, что будет, если люди узнают, что ты здесь на самом деле медбратом-то и не работаешь?       — Кому-нибудь расскажешь и твой азиат труп, я тебе обещаю, — глухим голосом проговаривает Джонс, закрывая за собой дверь на замок.       И когда дверь закрывается, он невольно оборачивается и видит, как Галли, склонив голову, сверлит его испепеляюще-безумным взглядом. Мальчишка вздрагивает, когда скрип двери начинает сопровождать эту картину, и сжимает кулаки; качает головой и идёт в сторону своего кабинета, судорожно пихая ключи в карман белого халата.       Галли облокачивается на стену, устремив взгляд в потолок.       — Чтобы сойти с ума, надо его иметь, — растягивает блондин, метая взгляд по комнате.       Он закрывает глаза, стараясь уснуть под чьи-то крики.
Укажите сильные и слабые стороны работы
Идея:
Сюжет:
Персонажи:
Язык:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.