***
— Ладно, мы тут сидим уже по крайней мере минут двадцать пять, может, он уехал? — не выдержав, возникает Минхо, прислонившись спиной к двери палаты, в которой сейчас находится Тереза. — Нам её вечность караулить? — Не ной, ещё неизвестно, уехал он или нет, — протягивает Галли, вскинув голову, и провожает взглядом врачей, что тихо идут по дальнему коридору, что-то шёпотом обсуждая. Судя по всему, ребят они не заметили, так как лишь прошли мимо и отправились дальше по своим делам. Блондин слабо улыбается, закрыв глаза. Он поджимает колени к груди и утыкается в них носом, устало вздохнув. — Эй, ты в порядке? — спрашивает азиат, отлипнув от двери, и разворачивается к блондину, с тревогой осматривая его с ног до головы. — Да, почему нет? — усмехается Галли, продолжая сидеть, уткнувшись носом в колени. — Выглядишь дерьмово, — усмехается азиат, стараясь снять напряжение то ли с ситуации, то ли с себя. — Вот так комплимент, — с сарказмом отвечает Колдфилд, лениво повернув голову в сторону Минхо, но продолжая держать её на коленях. Он улыбается, кивая. — Ты тоже. — Вообще-то я никогда дерьмово не выгляжу, — возмущается брюнет, выпрямив спину. — И я пошутил. Ты всегда красивый. — Ой, заткнись лучше, — Галли закатывает глаза, махнув рукой в сторону Минхо, и снова утыкается носом в колени, согнувшись в спине ещё сильнее. Минхо начинает смеяться, наблюдая за реакцией Галли, нетипичной для него. И всё-таки этот парень может быть настоящим только рядом с Минхо. Азиат скользит по полу на пятой точке, уперевшись в него руками, пытаясь приблизиться к Галли. Тот лишь поднимает голову, нахмурив брови, и с усмешкой в глазах наблюдает за мучениями Минхо. Когда брюнет всё же доползает (по-другому это не назовёшь) до блондина, он обнимает его за плечи, положив голову ему на плечо. Блондин медленно выдыхает, сцепляя руки, обхватившие колени, в замок. Сидят они так недолго, ибо уже через несколько секунд Галли чувствует прикосновение тёплых пальцев к своей руке. Он расцепляет пальцы и медленно берёт Минхо за руку, отмечая, что его руки по сравнению с руками Минхо сейчас просто ледяные. Азиат, довольно улыбнувшись, чего за собой сам не замечает, запрокидывает голову назад. По телу пробегают мурашки, когда он касается шеей холодной стены. Галли же сидит неподвижно, смотря в пустоту, лишь крепче сжимая ладонь Минхо в своей руке. — Что мы будем делать, если отец вернётся за ней? Даже если не сегодня. — Не знаю… убьём? — на полном серьёзе отвечает Минхо, пожимая плечами. — Спятил? — Галли поворачивается к брюнету, заставляя того резко убрать голову с его плеча. — А у нас есть выбор? Если мы с ним встретимся лицом к лицу, то будем просто смотреть на него? Издеваешься что ли? — Это не значит, что нам нужно его убивать, идиот, — как-то грубо отвечает Колдфилд, смотря на Минхо с привычным ему недовольством. Азиат хмурится от злости, исподлобья взглянув на Галли. Он выпускает ладонь парня, точнее пытается, но блондин судорожно начинает сжимать его ладонь в своей руке, давая тем самым сопротивление действиям Минхо. — Постой… Извини, я не хотел грубить, — на выдохе отвечает Колдфилд, с сожалением смотря не на Минхо, а будто сквозь него. Минхо хочет снова вырваться из крепкой хватки, но, бросив взгляд на Галли, замирает; он перестаёт предпринимать попытки уйти от него, а лишь снова сжимает его ладонь в своей: под глазами блондина залегли огромные тёмные мешки, а взгляд потухший и какой-то неживой. — Галли, с тобой точно всё нормально? — Да, да, всё нормально, — хмурится Колдфилд. — А почему ты спрашиваешь? — Просто беспокоюсь. — Я в порядке, — вздыхает блондин, потерев воспалённые (скорее всего от недосыпа) веки. — Так, ладно. Послушай, никого убивать мы не будем, понятно? Не хватало ещё, чтобы тебя за решётку посадили. — Ну так я же ненормальный, — отвечает Минхо с несвойственной для него радостью. — Я не думаю, что эти жополизы обратят на это внимание, а даже если суд вынесет такой вердикт, тебя пожизненно запрут в одиночной палате с железными дверями, и ты будешь лежать там в смирительной рубашке до конца своей жизни, тебе так этого хочется? Азиат снова меняется в лице. Глаза наполняются злобой, и он медленно начинает сжимать ладонь Галли да так сильно, что тот хмурится от боли, впившись глазами в его руку. — Какие ещё варианты развития событий? — Минхо выжидающе смотрит на Галли, и когда тот отвечает молчанием, продолжая сверлить его взглядом, брюнет продолжает: — Я не буду просто сидеть и смотреть, как этот уёбок будет трогать мою подругу, ясно? И плевать, что со мной будет. Он отпускает Галли и, бросив на прощанье гневный взгляд в его сторону, уходит в направлении своего корпуса. — Вот же… — Колдфилд сжимает челюсти от злости, раздув ноздри. Он не знает, как должен чувствовать себя сейчас. Злиться? Не обращать внимания? Ему должно быть больно? Нет. Галли просто беспокоится за Минхо и его иногда больную голову. Не то чтобы он верит, что Минхо может кого-нибудь убить. Но он верит. Причём верит как ни во что другое, ибо обычно у Минхо со всеми его обидчиками всегда разговор короткий, а если тронут его друзей… Галли действительно не знает, что может вытворить Минхо, если его друзьям будет угрожать опасность. А она угрожает. И прямо сейчас. Блондин, поднявшись с пола, подходит к двери и, прислонившись ухом, пытается что-то услышать. Чего он ждёт, не ясно даже ему самому, но спустя несколько минут, когда он слышит мирное посапывание по ту сторону, облегчённо вздыхает, медленно съехав по стене. — Что за… — Галли озирается по сторонам, остановив взгляд на том месте, куда свернул Минхо. Он поднимается с пола, отряхнув джинсы, и, бросив взгляд на дверь, за которой сейчас спит Тереза, продолжает стоять у стены, изучая каждый квадрат серо-голубого кафеля.***
В такой день, когда за окном срывается дождь, напоминая, что осень всё ещё не покинула этот город, не хочется выходить не то что из помещения, даже свою постель покидать организму нежелательно. Но живот предательски урчит, напоминая Томасу, что он не ел со вчерашнего вечера. С того вечера, когда они с Ньютом были вместе. Эти мысли, эти воспоминания заставляют Эдисона улыбнуться в пустоту, но он знает, что улыбается совсем не в пустоту, а Ньюту. Он мог бы сейчас продолжать думать о человеке, из-за которого срывает крышу, но живот снова начинает протестовать, и Томасу приходится подняться с постели против его воли и нагрянуть в Богом забытую столовую (на часах было почти девять утра, и, вероятнее всего, все уже позавтракали). Эдисон лениво перебирает ногами в надежде скорее добраться до пункта назначения, от которого на самом деле уже тошнит, но в таком месте далеко не разгонишься. Он сворачивает за угол, медленно потянувшись, и когда слышит, как трещат, как он сам говорит, его дряблые кости (хотя на самом деле он прекрасно сложен и в нём энергии хоть отбавляй), кривит лицо, недовольно размяв шею. Ничто Томаса, как он сам думает, остановить сейчас не может, потому что есть хочется неимоверно, но вот он резко замирает на месте, когда видит Ньюта и Галли, сидящими на скамье за углом. Лицо Галли почему-то украшают ссадины и синяки, и он шипит то ли от боли, то ли от недовольства, что его касаются и хотят помочь; Ньют же ворчит и говорит что-то невнятное, но продолжает обрабатывать раны Галли. Эдисон срывается с места и подбегает к ребятам, отчего оба переводят взгляд на него. Галли лишь резко отводит взгляд, опустив голову. Видимо, в таком виде ему показываться даже больше, чем неприятно. Ощущает свою слабость? Тогда Томас переводит взгляд на Ньюта, и тот хмуро кивает в сторону другого коридора, что находится за дальним поворотом. Брюнет задаёт немой вопрос, изогнув брови, на что Уилсон только медленно мотает головой, продолжая сверлить его взглядом, полного беспокойства и в тоже время разочарования. Да что происходит? Томас судорожно моргает, закатив глаза. Он сжимает губы в тонкую линию, ожидая услышать внятный ответ, но Ньют лишь снова кивает ему. Эдисон, запрокинув голову назад, начинает идти в сторону дальнего коридора. Мгновение, и картина резко сменяется с поникшей атмосферы и двух парней, что теперь молча сидят, не решаясь нарушить тишину, на будто неживого парня, что сидит на полу около скамейки и смотрит в пол, понурив голову. В конце коридора изредка мигает свет, который нагло режет немое молчание звуком, похожим на тик. Эдисон меняется в лице; ему становится больно и обидно за друга. И это выражение лица он ненавидит больше всего. Минхо сидит в пустом коридоре совершенно один. И те двое, вероятно, сейчас ненавидят его. — Минхо, — тихо зовёт друга Томас. — Что случилось? Азиат лишь мотает головой, не отрывая взгляда от пола. Томас тихо вздыхает, с жалостью посмотрев на Минхо. Его глаза начинают блестеть от грусти, и Томас закрывает их в надежде, что слёзы испарятся сами. Он садится рядом с азиатом на холодный пол. Его взгляд падает на скамейку, стоящую рядом с ними, но парень продолжает игнорировать её, усевшись на пол. — Минхо, что случилось? — повторяет вопрос Томас, и в этот раз получает ответ в один мах рукой. Эдисон вздыхает, прислонившись головой к стене. — Эй, я волнуюсь за тебя. У вас… у вас что-то случилось? — А что ещё могло случиться? — с горечью в голосе отвечает Минхо, умудрившись ещё и усмехнуться. Томас лишь пожимает плечами, смотря в пустоту. Он кладёт руку на плечо Минхо, выражая этим жестом сочувствие. Минхо поднимает взгляд на Эдисона, отчего тот замирает. Он смотрит на азиата в ответ, не решаясь убрать руку, но не знает, нужно ли это вообще. Есть шанс, что Минхо ударит его по руке, но, словно ответив на мысли Томаса, парень только выпрямляется и, тихо всхлипнув, поднимает голову. — Мы поссорились. И я ударил его… много раз ударил, — азиат нервно перебирает пальцами, пытаясь унять дрожь в конечностях, но получается у него, мягко сказать, плохо. Томас опускает взгляд, напрягшись всем телом. Сердце буквально уходит в пятки, когда он слышит это. Нет, Томас предполагал, что именно всё так и будет, но когда это действительно оказалось правдой, ему стало не по себе. Он прекрасно знает о травме Галли, которая преследует его с детства, и то, что Минхо бьёт его, не вызывает никаких эмоций, кроме ужаса. Да и вообще, даже если у Галли бы и не было травмы, эти слова не стали бы более гуманными и приятными. Но так же Томас знает, что Минхо этого совсем не хочет. Он не хотел бить его, и Томас это знает. Но с чем в путь идёшь, то и принимай. И излечиться от этого крайне тяжело. Это Томас тоже понимает. Внезапно у него в сознании всплывает картина, где Минхо избивает его, отчего парень начинает судорожно мотать головой, дабы отогнать эти воспоминания прочь. Надо же, столько времени прошло, и столько всего изменилось. Сейчас Томас оглядывается назад и вспоминает ту ненависть, что присутствовала в отношениях Галли и Минхо с самого первого дня его пребывания здесь. Он вспоминает, как Минхо ревновал Ньюта к нему, а сейчас эти двое даже не общаются; как Минхо мечтал превратить Томаса в лепёшку, а сейчас они каждый вечер зависают друг у друга, если можно это так назвать. Каждый день они вытворяют очередную глупость, за которую огребают от врачей, а Томас теперь ещё и от Ньюта. — Минхо, слушай, я… — Я знаю, что это моя вина. Но я правда не хотел… Я даже не помню, как это случилось, просто словно в тумане… я… — Минхо, Минхо! — повышает голос Томас, заставляя азиата взглянуть на него, — Кто сказал, что я считаю тебя виноватым? — Эдисон старается говорить менее жалобно, потому что прекрасно знает, что Минхо ненавидит это. — Это не твоя вина, слышишь? Я понимаю, что это тяжело, но это не ты… — А кто ещё? — отрезает Минхо, не дав сказать Томасу ни слова. — Я делаю это с ним. И я знаю, что он болен. — Но ты тоже, эй… — Томас сгибается в спине, чтобы заглянуть Минхо в глаза. И когда они встречаются взглядами, азиат резко отводит его, стыдясь заплаканных глаз, а Томас лишь ободряюще улыбается, тем самым говоря, что стыдиться слёз нечего. Но заметив действия друга, лишь цокает, театрально закатив глаза. — Да ты чего? Издеваешься, Минхо? Посмотри на меня. — Отстань. — Ну посмотри, — протягивает Томас надоедливым голосом, и после, наверное, пятой попытки, Минхо, уже в раздражении, снова поворачивает голову в сторону брюнета. Тот не перестаёт улыбаться другу в ответ. — Видишь, всё нормально. — Нет. Я слабый. — Почему? — изумляется Эдисон, вскинув брови. — Потому что плачешь? Азиат недовольно фыркает. Он поднимает руку вверх, сжав кулак, показывая, что сейчас ударит Томаса. Эдисон тот лишь отстраняется от Минхо, но ненадолго. На самом деле это так тяжело — взбодрить Минхо, доказать ему, что он вовсе не такое дерьмо, каким он себя считает; каким считает всю свою жизнь. Но Томас никогда не рассматривал попытки сдаться. Он никогда не думал просто пустить всё на самотёк. Ведь если не он, то кто? Возможно, это слишком самонадеянно, но Томас предпочитает быть самонадеянным риском, чем неуверенной безопасностью. — Окей, окей… Послушай. Если ты плачешь, это не говорит о том, что ты слаб. На самом деле я не уверен, что слёзы означают признак слабости или силы. Это просто эмоции. Эмоции, которые ты можешь испытывать и показывать. Не в ущерб другим, конечно, но мы сейчас не об этом, — как-то неловко заканчивает Эдисон, всеми силами надеясь, что Минхо не примет это на свой счёт. Но молчать сейчас затея слишком глупая, поэтому Томас продолжает: — Ты можешь плакать, когда тебе больно, когда ты счастлив. Никто и ничто не ограничивает тебя. И да, ты не виноват, я это знаю и буду всегда придерживаться этого, потому что это правда. И даже если меня засудят за эти слова, потому что, как я заметил, в наше время судей много, я готов сесть за решётку, — он усмехается, смотря куда-то в потолок, — Но я никогда не скажу, что ты виноват или что ты хотел этого; что тебя нужно наказать или лишить жизни. Потому что на самом деле ты заслуживаешь самой нормальной жизни, как и все люди, которые заперты здесь, возможно, навечно, — Томас медлит, но, словно вернувшись из мыслей, добавляет: — Я знаю, это тяжело — послушать меня и согласиться с этим, потому что на самом деле я никогда не слушаю себя и поступаю ровно наоборот, но я хочу, чтобы ты услышал меня. Потому что ты мой друг, и я хочу, чтобы с тобой было всё нормально. Вы просто поговорите. Конечно, должно пройти время, но вы всё решите, я знаю. Это же вы, — последние слова произносит с усмешкой, довольно улыбаясь. Первые несколько минут они проводят в гробовой тишине. Томас даже заволновался, не умер ли там Минхо, но тот усмехается, резким движением смахнув слёзы с лица. — Спасибо, Томас. Правда, спасибо. Ты здесь и поддерживаешь меня… Просто спасибо. — Эй, не за что, мы ведь это уже обсуждали: никогда не говорить мне спасибо, потому что действительно не за что. Я просто… — не успевает Томас договорить, как его тут же сжимают в удушающих объятиях. Эдисон тут же начинает усмехаться и мычать, проговаривая, чтобы Минхо не раздавил его, вместе с тем стараясь не раскраснеться. По телу проносятся толпы мурашек, когда Томас чувствует чужое дыхание на своей шее. Всё-таки Минхо очень тёплый. Эдисон отвечает на объятия, которые позже переходят в неловкое похлопывание по спине. И этот момент можно было бы назвать одним из самых спокойных за этот день, но всё в мгновение меняется, когда Томас слышит до боли знакомые шаги и недовольный, осуждающий голос слева от них. — Ну и что за чёрт это был? — безжизненным голосом проговаривает Ньют, впившись взглядом в парней, что сидят на полу в объятиях в течение некоторого времени. Томас медленно отстраняется от Минхо, предварительно нервно вздохнув. — Не твоё дело, — огрызается Минхо в шею Томаса, не желая выпускать парня из объятий. Ньют рычит себе под нос, сжав кулаки. И если бы не его железные нервы и терпение, он бы бросился на Минхо, разорвав его на куски, и забрал бы Томаса себе. Но он уже это сделал прошлым вечером. В выигрыше ли он? Определённо да. Удастся ли ему удержать Томаса на поводке? Конечно же нет. — Ты чуть Галли не убил, рехнулся? — Ну, я склонен кого-то убивать. Сейчас, например, — азиат бросает звериный взгляд в сторону блондина, отчего тот лишь вскидывает брови в наигранном удивлении. — Не мучай его. — Мы разберёмся в наших отношениях сами, спасибо, мам. Томас резко вдыхает и, кажется, забыв выдохнуть, наблюдает за реакцией Ньюта на такие слова. Потому что Эдисон прекрасно знает, что такими словами лучше в сторону Ньюта не бросаться — тебе же хуже будет. — Что ты сказал? — Ты же прекрасно меня услышал, — нагло улыбается Минхо, чувствуя маленькую победу за плечами. — Я тут слышал, что ты Томаса обидел. Это что ты такого ему сказал? Томас тут же меняется в лице, зыркнув на Ньюта. Только не это. Ньют не должен был знать этого. Томас знал, что если Ньют узнает, что он рассказывает об их ссорах Минхо, он будет закопан в шести футах под землёй. А он сказал. Минхо сказал это. И теперь Томасу конец. — Томас? — протягивает Уилсон, скрестив руки на груди, и не отводит взгляда от довольного Минхо, который остаётся таким недолго, потому что замечает на себе злой взгляд Эдисона. Ньют крутит у виска, сжав челюсти. Видно, это его сильно разозлило. Он резко выдыхает, переведя взгляд на Минхо. — И что же он тебе передал? Что мы поссорились? Что это всё из-за тебя? Эдисон тут же подскакивает с места, подлетев к Ньюту, и взглядом просит своего парня заткнуться. Но блондин, зыркнув на Томаса, лишь снова переводит взгляд на азиата, довольно усмехнувшись. — Мне просто не понравилось, что он каждую ночь бегает к тебе, что не так? — Что? — грубый голос отскакивает от глухих стен, режа слух. Минхо поднимается с места, изогнув брови; глаза наливаются кровью, руки сжимаются в кулаки. Он тяжёлым шагом преодолевает расстояние и в одно мгновение оказывается рядом с Ньютом. И он, вероятнее всего, накинулся бы на блондина, если бы не встрявший между ними Эдисон. Томас стоит, словно вкопанный, уперев руки в грудь обоих парней в попытке остановить их. И он совершенно не знает, что делать. В голове каша, внутри всё закипает от гнева. И гнев этот обращён то ли к Ньюту, потому что он сказал то, о чём следует молчать, то ли к Минхо, потому что он, как обычно, без раздумий бросается на человека, предварительно не поговорив. Он устал чувствовать, как внутри взрываются планеты из-за атомной бомбы, что бросают эти двое сквозь него каждый раз, когда встречаются. Томасу надоело чувствовать себя мишенью между двумя койотами, что готовы перегрызть друг другу глотки. Он устал просто стоять и смотреть. Но Томас стоит на месте и пытается дышать ровно, не давая гневу выйти наружу. Голоса друзей эхом раздаются в голове, но он пытается пропустить это через себя, чтобы просто не потерять контроль над своей агрессией. Но терпение не вечное. Как и сам Томас.