***
Опрокинув второй стакан, Меган вытирает рот тыльной стороной ладони и смотрит на Прис, сидящую рядом и выгнувшую бровь. Пальцами она касается декоративного маленького зонтика, торчащего из бокала для мартини. И выглядит, как всегда, так, будто сошла с обложки модного журнала — в обтягивающем розовом платье, с накрученными золотыми локонами и нежным макияжем. Доусон ярко контрастирует на её фоне, ведь на ней неизменные черные косуха, скинни и вансы. — Что? — раздражается Мег под укоризненным взглядом Присциллы. — Ты не пробовала когда-нибудь быть более женственной? — Прис дергает подбородком, из-за чего её кольчатые серёжки подрагивают. — Зачем? — Чтобы привлекать парней. — Вопрос тот же — зачем? Прис хмыкает. — Хорошо, чтобы привлекать девушек. — Сколько раз я должна повторить, что я не лесбиянка? — Меган разводит руками в возмущении. — Мне не нужен никто, ясно? Я не могу чувствовать то, что чувствуют другие. Присцилла выразительно закатывает глаза и аккуратно отпивает из своего бокала, чтобы не смазать блеск для губ. Всё её лицо так и говорит: «я тебе не верю». Не то, чтобы Меган в этом нуждалась, но что-то в этом выражении лица Прис есть, будто говорящее: «ха, слабачка», или «неудачница, которая никому не дает». — Повтори, будь добр, — Меган указывает пальцем на свой стакан, когда к ней подходит бармен. Ей доливают остатки популярного в этом баре шотландского виски, и на вкус он, к удивлению Мег, довольно неплох. Она бы не стала доверять незнакомому алкоголю, если бы не умоляющее лицо Присциллы сходить куда-то помимо «Ультры» и других локальных баров. Сейчас они сидят в баре, название которого Доусон забыла сразу же, как они зашли. Но приглушенный теплый свет, домашняя обстановка и малое количество народа компенсируют нелюбовь Мег к неизвестным барам. Взгляд карих глаз падает поверх головы Прис и пересекается с таким же — в самом углу заведения за столиком на четверых сидит некрепкого телосложения парень, весь в татуировках, с хвостиком черных волос и проколотым носом. Не разрывая зрительного контакта, он отпивает из своего стакана, после чего ставит его на стол и незаинтересованно участвует в беседе со своими друзьями. — Куда смотришь? — Прис поворачивается и замечает того парня, после чего возвращает взгляд к Меган. — А-а, понравился? — С чего ты взяла? Может, я тату его рассматриваю? — Ага, ну конечно, — Кроули цокает и заговорщически улыбается, чуть наклонив корпус вперед. Она переходит на полушепот: — Вы идеально смотритесь. Ну, познакомься с ним. — Я скорее съем этот стакан. — Не сомневаюсь. Но хотя бы попробуй. Возможно, не такая уж ты и асексуальная. Меган вздыхает, покачав головой. Она снова переводит взгляд на того парня, замечая, что он так и не переставал смотреть. Ей нравится, что он не улыбается и не пытается подцепить её, как это делают другие парни, выпивающие в барах. Опустошив свой стакан, Доусон решительно поднимается с места.***
Au/Ra — Ultraviolet
Асексуальность — это больше, чем просто не хотеть романтических и половых связей. Это то, что многие люди не понимают и даже не принимают. Они считают, что это навязанная идея самому себе или выдумка. Они не верят, что кто-то может не хотеть заниматься сексом, поскольку это нормальный человеческий инстинкт. Но для Меган это всё было нормой, образом жизни. И целуя Мэтта, этого парня из бара, так небрежно и боязливо, она понимает, что ничего не изменилось. Никакой процент алкоголя или убеждения Прис не помогут ей перекроить себя саму — это просто та, кто она есть. Они вваливаются в её квартиру, едва успев открыть дверь. Меган держится за плечи Мэтта, пока тот, обхватив её поясницу, тащит в спальню. Поцелуи мокрые, пьяные, несдержанные. Для Меган вдобавок — неуютные. Она чувствует легкую щетину Мэтта и ей хочется отвернуть лицо, но что-то внутри не дает ей. Как только проскальзывает мысль прекратить это, в мозгу Мег всплывает лицо Прис, сияющее вызовом. «Ха, слабачка». Ну уж нет. Раз все могут, то и Меган сможет. Или… наверное, шестой стакан виски был лишним. Мэтт толкает её на кровать, разорвав поцелуй. Он стаскивает с себя черную толстовку и откидывает в сторону, после чего нависает над девушкой и снова впивается в её губы поцелуем. Меган, пересиливая себя, отвечает, еле шевеля губами. Исходящий от мужского тела жар кажется чем-то нереальным, будто всё это — сон или галлюцинации. Будто всё это происходит с кем-то другим; кем угодно, только не Меган Доусон. — Я девственница, — шепчет она, отстранившись от губ парня. — Исправим, — отвечает Мэтт и снова целует, проталкивая свой язык в рот Доусон. И то, как он это сказал, то, каким громким был звук расстегнутой ширинки Меган, в один момент отрезвило её. Она отворачивает голову и приподнимается на локтях. — Стой, — она вытирает рот рукой. — Я не могу. Он грубо хватает её за волосы и разворачивает лицом снова к себе. Снова глубокий и жаркий поцелуй, подкрепляемый укусами за нижнюю губу, будто это сможет всё исправить. Но Меган уже точно решила, что она не сможет. Не сегодня, не здесь, не с Мэттом. Она не такой человек, она просто не может. Зачем она затеяла это? — Перестань, — Меган пытается принять сидячее положение, но нависшее над ней тело Мэтта не дает ей. Одним резким движением он переворачивает её на кровати и утыкает лицом в подушку. Сердце у Меган начинает биться где-то в горле. Паника охватывает её с головой. Поставив ладони по обе стороны от себя, она делает попытки приподняться, но всё тщетно — Мэтт, севший на её поясницу, перехватывает обе её руки одной своей, а второй ловко расстегивает застежку лифчика под футболкой. — Пожалуйста, не надо, я не могу! — уже начинает умолять Доусон, но парень не слышит. И она начинает думать о том, как она, на самом деле, глупа. Потому что единственный раз в жизни позволила себе задуматься о мнении других людей и вот, что вышло. Меган не сдерживает слёзы — от этого омерзительного чувства бессилия и страха больше ничего не остается, а алкоголь в крови только ещё больше притупляет её шансы на спасение. Эти прикосновения жгучие, они будто оставляют след на её коже, покрывшейся мурашками. Ей хочется извиниться перед своим телом, потому что она предала его, не послушала собственный внутренний голос, столько лет оберегавший её от такого ужаса. Этого не должно было случиться. Или не в ближайшее время, и не вот… так. Меган начинает трясти, когда Мэтт разрывает ей футболку и откидывает в сторону её остатки. По позвонку пробегается холодок, а следом секундное ощущение свободы — парень встал с неё, видимо, чтобы снова избавить от одежды. Скованная страхом, Доусон не оставляет попытки защититься и переворачивается на спину, чтобы встать. Мэтт толкает её обратно и вжимает её тело в кровать своим. — Не брыкайся, — цедит он и отвешивает ей пощечину. Слишком сильную и болезненную для девушки такой комплекции. Меган взвывает от боли и паники. Она ощущает, как дальше, эта же рука ублюдка проскальзывает под её ширинку. Ощущает, как становится мерзко от чужих пальцев, трогающих её между ног, массирующих, изучающих… Проникших внутрь. Доусон вскрикивает так, что продирает горло, и слёзы срываются с ресниц, катясь по вискам. Эта боль несравнима ни с чем, что она испытывала в своей жизни. Это похоже на ебаную смертную казнь. Мучительную, долгую, и в то же время такую резкую и неожиданную. От такой боли люди сходят с ума и лезут на стены, лишь бы убежать от неё, лишь бы прекратить страдания. Меган не понимает, что джинсов, как и трусов, на ней уже нет. Боль как будто оглушила её, сконцентрировав всё её внимание на рвущейся плёнке между ног. Мэтт затыкает девушке рот ладонью, буквально вжимая её голову в простынь. Доусон закрывает глаза и давится слезами. Она просто хочет умереть. — Если ты будешь кричать, я.. Что-то не дает ему договорить и заставляет освободить Меган. Спустя долю секунды она слышит грохот, будто что-то тяжелое упало на пол. Не открывая глаза и боясь признавать эту чертову реальность, она аккуратно сползает с кровати, молясь, чтобы её тело двигалось быстрее. Удар. Следом — ещё. Что происходит? Может, соседи вызвали копов? Забившись в углу своей спальни и поджав к себе колени, Меган, рвано дыша, медленно открывает глаза. И не может им поверить. Это… Псих? Ей не кажется? Он наносит несколько тяжелых ударов по лицу Мэтта, в ответ получая гораздо слабее. Мэтт набрасывается на него и валит с ног, усаживаясь сверху и пытаясь ударить, но из-за выпитого алкоголя ему не удается держать концентрацию. Меган зажмуривает глаза, из которых снова льются горячие слёзы. Между ног немыслимо жжет и тянет, и от этой боли стыдно, паршиво, страшно. Доусон чувствует, как теплая кровь сочится из неё и постепенно выливается в пятно на ковре. Ей кажется, что она сидит так уже целую вечность. Но через какое-то время звуки ударов стихают, спальня погружается в тишину, прерываемую лишь всхлипами. Меган хочет открыть глаза, но тут же слышит шаги, и её тело превращается в один сплошной нерв. — Не подходи! Не трогай меня! — взвизгивает она, оборонительно выставив перед собой дрожащие руки. Она боится, что это Мэтт. Но понимает, что ошиблась, когда её просьбу действительно выполняют — к ней не прикасаются. Меган открывает глаза, и, даже видя размыто, она различает перед собой Психа, сидящего перед ней на корточках и глядящего на неё непонимающим, даже напуганным взглядом. Она смотрит на него с надеждой, что он спасет её. А он, видя её голой, слышит, как отбивает в груди сердце. И чувствует, как же сильно ему, блять, хочется её получить. Вот она, рукой подать, уже подготовленная и не сильнее подстреленной птицы. Доусон впервые такая уязвимая. Так почему бы не воспользоваться моментом? — Прошу… — шепчет она, и слеза скатывается по её щеке. Нет. Он не может. Ничего не говоря, он подрывается с места и уходит, хлопнув дверью. Обессилев, Меган закрывает глаза и проваливается то ли в сон, то ли в обморок. Псих пулей поднимается к себе в квартиру и закрывается в ванной. Он срывает с себя одежду, заходит в душевую и включает холодную воду, чтобы прийти в себя. Рыча и ударяя кулаком по стене, он сплевывает капли воды и тяжело дышит. Какого хера он только что сделал? Что за ебаные порывы сострадания начали портить ему жизнь? Он не такой, нет. Ему нужно всё и сразу. Обхватив рукой член, он откидывает голову и позволяет струе холодной воды обрушиться на его шею. Псих думает об этом трясущемся и истекающем кровью теле Доусон. Красивом, сука. Таким утонченным, бледным. Он с ума сходит от таких фигур, и кто же знал, что эта заносчивая дура скрывает под своими косухами такие изгибы? Он быстро двигает рукой, вспоминая Доусон. Все её колкие фразы, то, как она курит, и то, как она сидела перед ним абсолютно голая и незащищенная. К ней влечет так сильно, что Псих кончает за пару минут, думая о ней. И как только он изливается себе в ладонь, на смену дикому возбуждению приходит злость. На Доусон, на того ублюдка, что, судя по всему, порвал её. На самого себя, потому что дрочит на свою соседку, как малолетний мальчишка. Он смог бы взять её прямо сейчас, безо всяких разговоров. Она бы наутро даже не вспомнила. Блять. Скатившись по стенке вниз, Псих поджимает к себе колени и ставит на них локти. Пальцами он оттягивает взмокшие волосы и смотрит перед собой. Он только что спас Доусон от изнасилования. Что хуже — он и секунды не размышлял, когда услышал, как она кричит, и сразу сорвался и побежал к ней. Увидел открытую дверь и сразу понял, в чем дело, и это дало ему ещё больше сил. Он сорвался со своей цепи, на которую посадила его сама Доусон. Выключив кран, Псих понял, что холодная вода в чувства его не привела. До тех пор, пока он не уснул, его мысли не покидала Доусон.***
Этим утром выпадает первый снег. Цинциннати покрывается тонким слоем инея, медленно замерзая. Дети, едущие в школу, уже рисуют на запотевших стёклах автобусов. Начало дня у горожан получается спокойным и приятным. Но в двух квартирах этой ночью так и не переставал гореть свет. Псих, одетый в привычные черные штаны и водолазку, сидит на лестничной клетке и смотрит вдаль, исследуя взглядом разнообразные фасады домов. Он наблюдает, как снежинки ложатся на поверхности и пропадают на них же. Если бы не навязчивые мысли о прошлой ночи, возможно, эта картина удовлетворила бы его. Он прокручивает зажигалку в руках и не решается закурить, как будто чего-то ждет. Точнее, кого-то. Он не станет обманывать сам себя, он всё взвесил. Меган уже не раз помогла ему по собственной воле, и, вероятно, он сделал это из побуждений совести. И вовсе не потому, что она ему нравится. Господи, какой бред. Как он вообще допустил такую мысль? Как только слышится звук отворившегося окна, Псих чуть не вскакивает со ступенек. Он перестает крутить зажигалку и поднимается на ноги. Он ведь не должен так радоваться тому, что Доусон вылезла покурить. Не должен. Так? Более того, что-то в нем неприятно сжимается, когда он видит, какой дискомфорт ей приносят телодвижения. Она придерживается за свои бедра, прикрытые домашними черными штанами, но как только видит Психа, сразу убирает руки в карманы теплой толстовки. И замирает. Видок у неё, мягко говоря, потрепанный — темные волосы беспорядочно лежат на плечах, в глазах полопались капилляры, на бледном лице исчезают последние штрихи похмелья. Сложно представить, что эта девчонка умеет выглядеть грозно и непоколебимо. Они смотрят друг на друга с полминуты, молча, почти не дыша. Меган с опаской исследует парня взглядом, не забыв остановиться на той красной отметине у него на шее, а тот, в свою очередь, пытается выглядеть как можно более безмятежно. — Я забыла свою зажигалку, — Мег первая нарушает тишину. Её голос негромкий, осипший. Она точно плакала недавно, не только ночью. Псих молча протягивает ей зажигалку, всё ещё откровенно пялясь на неё. Доусон под этим взглядом нервничает и не скрывает этого. Она протягивает руку, и когда их пальцы соприкасаются, зажигалка выскальзывает и падает вниз, прямо с двенадцатого этажа. Ни Меган, ни Псих не отвели взгляда друг от друга, будто ничего и не случилось. Опомнившись, они одновременно убирают руки. Его бесит, что она ведет себя как ни в чем не бывало. Разница между обычной Меган и нынешней — последняя намного тише. В этой даже взгляд не такой, как раньше, он больше не кричащий и не саркастичный. Это обычные карие глаза, поникшие и пустые. Он облизывает губы, не зная, что сказать, как подступиться. Должен ли он упоминать вчерашнее? Что? Его заботит, как она отреагирует? Может он ещё, блять, зелёного чая с печеньем ей предложит? Ещё немного, и он полетит вслед за зажигалкой. — Что было этой ночью? — спрашивает он, звуча как-то слишком агрессивно. Меган сжимается — она надеялась, что этот разговор сможет избежать. Она выдыхает, и блеклый пар выходит из её рта. Она отводит взгляд и закусывает губу. — Я… я не знаю. — Не знаешь? Он бы хотел звучать менее раздраженно, но он не может. Нельзя дать ей думать, что ему не всё равно, потому что это не так. — Ты же всё видел, — Меган шмыгает носом и поднимает взгляд. — Зачем спрашиваешь? «Хотел удостовериться, что не сошел с ума». Псих прикусывает язык. Отводит глаза. Снова повисает недолгая тишина, прежде чем Меган собирается с силами выразить благодарность. Она обнимает себя за плечи и осторожно смотрит на профиль Психа. — Послушай, я… — она видит, что получает его внимание. — Ты вовсе не обязан был, но ты всё равно… — Я понял. Это было несложно. Она кивает с благодарностью за то, что ей не пришлось и дальше давить из себя эти неловкие слова. Этот парень, которого она считала поехавшим и не воспринимала за человека, спас ей жизнь. Прибежал почти сразу же, как она закричала. Может быть, и в нем есть что-то человечное? Может быть, его сердце сделано не изо льда? — Знаешь, — он продолжил и взглянул на Мег, — сложнее было взять себя в руки, когда я увидел тебя. Доусон непонимающе хмурит брови. — Я бы сошел с ума, если бы дотронулся до тебя. До неё медленно доходит осознание. Противное и в то же время приятное. Она обрывками вспоминает, как сидела в углу обнаженная, лишь со свисающим с плеч расстегнутым лифчиком, а Псих видел её в таком состоянии. Она понимает, что он мог бы воспользоваться моментом и завершить начатое Мэттом, учитывая, что он повернут на сексе. Но он не тронул её. Он просто ушел. — Значит, ты спас меня от изнасилования дважды. Он молча кивает, смотря в пустую точку. — Спасибо, Джастин. Впервые она называет его по имени. Оно звучит так приятно с её уст, что Психу становится не по себе. Ему хочется попросить её произнести его имя ещё раз. И ещё, и ещё. Ему хочется, чтобы она осталась подольше и поговорила с ним, неважно о чем. Господи, блять, это немыслимо. Она разворачивается и залезает к себе в квартиру, осторожно передвигая ногами. Псих остается стоять на лестничной клетке ещё немного, пока снежинки опадают на его волосы и тают. Спустя несколько минут он залезает к себе в квартиру с мыслями о том, что его хладнокровие начинает сдавать позиции. И ему по-настоящему страшно.