Perfume Genius — Moonbend
Быть отвергнутым — хуже, чем быть изначально никому ненужным. Весь мир будто резко поворачивается к тебе спиной, не дав шанса объясниться. Считает тебя ошибкой системы. Никто из тех людей, что ты знаешь, не протянет тебе руку помощи, как бы ты ни надрывал горло криком, как бы ты не умолял… Ты один. Ты — ошибка системы. Предрассветное теплое солнце через окно греет правую сторону лица. Джастин сидит у подножья кровати, опустив голову и безжизненно уставившись в одну точку на полу. Ковра теперь у него нет, так что босыми ногами парень ощущает холод паркета. Мелкая дрожь. Капли пота. Слёзы на глазах. В солнечной полоске в воздухе витает пыль — в квартире давно бардак. Он молча, покорно, познает ещё одну сторону одиночества. То одиночество, которое заставляет тебя поверить в то, что ты будто никогда не существовал. Будто ты и есть та сияющая в солнечных лучах пыль, летающая, невесомая… нежеланная. Поджимает к себе ноги, обнимает их руками. Вместе со вздохом Джастин вбирает в себя спёртый воздух. Нужно проветрить комнату, протереть пыль, потому что дышать почти невозможно. Но теперь разве ему есть, для кого дышать? Как наказание, Бибер делает ещё один вдох и медленно откидывает голову, соприкасаясь затылком с кроватью. Подсвеченный рассветом потолок медленно стягивается в воронку, а потом меняет свое направление в противоположную сторону. Блики, крики птиц, тепло от солнца. То одиночество, когда тебя не существует. Когда ты — частичка этого спёртого воздуха, соединенная с выдуманным водоворотом на светлом потолке. Медленная улыбка расползается по лицу. Правый глаз начинает запекать от света. Джастин закрывает оба и вслушивается в свою внутреннюю тишину, нерушимую даже приглушенной песней птиц где-то за окном. Он не помнит, сколько он так сидит. Возможно, час, а возможно, сутки — следить за их сменой бесполезно и нет необходимости. Джастин не может запомнить, день сейчас, ночь или утро. Он может только выдумать себе это время суток. Теперь он сам себе хозяин. Брошенный всеми, но взятый под собственный контроль. Джастин помогает себе горячим тягучим дурманом, потому что только в нем есть смысл. Только в нем нет смертельной тоски по тем, кто от него отвернулся. Только в нем ему нравится быть парящей в воздухе частичкой небытия. Ни работы, ни общения, ни голосов в трубке. Денег осталось не много. Намеренная изоляция от всех и всего, как будто эта запыленная квартира — укромный уголок во всей Вселенной. Где-то вибрирует телефон, и Бибер нехотя поднимает голову и снова открывает глаза, стараясь сосредоточиться на раздражителе. Он находит мобильный в двух метрах от себя, на нем светится чье-то имя, а внизу два овала — красный и зеленый. Кто-то звонит. Отвечать Бибер не хочет. Не может. Тело ватное и воздушное, но шевелить им слишком тяжело. Он снова принимает свою медитативную позу и касается затылком застеленной кровати. Вибрация прекращается спустя минуту. А потом, спустя пару секунд, настойчиво возобновляется. Но Джастин уже не слышит. Джастина больше не существует.***
Сутками ранее
Айзек Бибер массирует пальцами виски, умоляя себя не сорваться и не поджечь к чертям все лежащие перед ним стопки документов. Желтый свет настольной изысканной лампы освещает всю поверхность стола, усыпанную бумагой. В кабинете так тихо, что, кажется, слышно, как соседи сверху болтают о планах на уикенд, но это лишь иллюзия. Мужчина слишком долго просидел здесь, чтобы ему не начало казаться, будто он слышит что-то, помимо своих шумных вздохов. Пока здесь жила Пейдж, снаружи кабинета доносилось её пение, всегда схожее на мотив колыбельной. Слыша жену, Айзек мог успокоиться за минуту и снова браться за работу. Он любил, как Пейдж ненароком напоминала ему, что он не один, и в любой момент он мог отвлечься от своих дел и выйти к ней в зал. Но нынешняя тишина сравнима с пыткой. В этом огромном доме теперь царит одиночество и мрак. Айзек здесь — как запертый в темнице, только темница эта стоит приличных денег и оснащена лучшими системами защиты. Есть ли теперь толк во всей этой роскоши, когда рядом нет любимого человека? Сравнимый со звуком грома, где-то начинает дребезжать мобильный рингтон. Айзек поднимает глаза и пытается взглядом обнаружить телефон. Привстав с офисного стула, мужчина поочередно приподнимает папки. Он рад отвлечься от работы и навязчивых тяжелых мыслей, поэтому лихорадочно хватается за бумажки и небрежно их перебирает. Ненадолго стихает колючая хандра. — Да где же он, черт подери… — бурчит он себе под нос, чувствуя, как лоб начинает болеть от того, насколько часто он его морщит. Телефон оказывается погребен на самой глубине под папками и шелестящими файлами. С экрана Айзеку беспечно улыбается Сайлас. Бибер нажимает на «ответить» и снова плюхается на стул, обрадованный тем, что звонит не кто-то из юристов или детективов. — Слушаю, Сайлас, — Айзек бросает быстрый взгляд на наручные часы, отмечая, что время уже близится к полуночи. — Здравствуй, Айзек, как жизнь? — Прайс на том конце, как всегда, полон энергии, на зависть вечно измотанному Биберу. — Я ещё не подобрал такого нецензурного ругательства, которое бы прекрасно описало мою жизнь, — Айзек потер воспаленные глаза пальцами. — Что-то стряслось? — Да, я хотел поговорить насчет Джастина. Мужчина тут же напрягся, убирая руки от лица и смотря в пустую точку перед собой. Посуровевший тон Сайласа не предвещал ничего хорошего, и где-то на уровне кишок Айзек почувствовал, что услышит сейчас то, что ему не понравится. Иначе зачем бы Прайс звонил в такое позднее время? — Что с ним? — скрывая за холодом тревогу, спрашивает Бибер. — Он стал пропускать собрания, я давно его не видел. Подумал, что ты можешь знать что-нибудь. — Сколько он уже пропустил? — Сегодня было третье, — голос Сайласа заметно выдает переживания. — Кира тоже не знает, где он, я звонил ей после второй пропущенной встречи. Собрания проходят раз в неделю. Первый раз Джастин мог просто забыть, на второй решить не идти намеренно, но третий? Зная, насколько это важно, третью неделю Джастин не давал о себе знать? Нутро похолодело от осознания, что Айзек сам не звонил ему и не проверял его состояние. Три недели, почти месяц, от его сына ни слуху, ни духу. Айзека словно окатывает ледяной водой, когда он вспоминает сегодняшнюю дату. Пятое марта. Он пропустил день рождения сына. — Я дал ему визитку одного из наших кураторов, но он так и не позвонил. Кажется, у него возникли проблемы. Если организатор клуба анонимных наркоманов говорит, что у кого-то проблемы, то нетрудно догадаться, какого они рода. Внутри Айзека начинает разгораться остывший гнев на сына. Он хоть и волнуется за него, но догадывается, что могло послужить причиной отсутствия. Крепко сжав в кулак вторую руку, Айзек смотрит на свои побелевшие костяшки и кивает, забыв, что говорит с Сайласом по телефону. — Спасибо, что позвонил, Сайлас. — Ты же знаешь, Джастин мне как родной сын, — вымученно вздыхает Прайс. — Позвони, как только он объявится. — Позвоню. Доброй ночи. Непродолжительные гудки, а потом снова — тишина, но теперь настолько тяжелая, что в ушах у Айзека зазвенело. Он встает со своего стула и отходит к окну, завешанному жалюзи. Через его щели видно ночной Цинциннати, мерцающий разноцветными огнями, и где-то там, среди этих огней, находится Джастин. Айзек снова берет телефон в одну руку, вторую засовывая в карман брюк. Мужчина набирает номер сына и прикладывает к уху, слушая раздражающие монотонные гудки. Полминуты, минута, полторы… Ничего. Никакого ответа, автоответчика или сообщения о том, что абонент недоступен. Телефон Джастина включен, но сам Джастин к нему не подходит. Ещё одна попытка. И снова провал. Сдержав порыв бросить телефон об стену, Айзек крепко сжимает его в руке и сует в другой карман. Он проходит к своему мини-бару в углу кабинета и, дернув брюки чуть вверх, присаживается перед ним и ключом открывает дверцу. Холодный воздух касается лица мужчины, пока он достает начатую бутылку рома. Он закрывает мини-бар и вытаскивает из одного из многочисленных шкафов стакан из толстого стекла. Налив янтарную жидкость, Айзек отставляет бутылку и делает щедрый глоток, тут же обжигающий горло. Каждый раз, когда Джастин пропадает, это плохой знак. Он мог оставить язвительное сообщение или, по крайней мере, сбросить звонок, но он будто пропал. Айзек предположил, что он мог потерять телефон, но это было бы не похоже на него. Они с Пейдж учили его бережно относиться к собственным вещам. Но Джастин, которого они растили и Джастин, который есть сейчас — разные люди. Айзек сомневается, что в его сыне осталось то немногое от мальчика с медовыми глазами и доброй улыбкой. Теперь, если он улыбается, он улыбается от веществ, а не от счастья. Сделав ещё несколько глотков рома, Айзек решает позвонить сыну наутро, а работу на время отложить. Сейчас слишком тяжело думать о ком-то, кроме Джастина.***
Carlito & Addiction — Rain on Me
Оглушающие биты пульсируют как будто в животе Прис, когда она переступает порог ночного клуба, погруженного в розовый и синий неон. Вспышки стробоскопа мешают сосредоточиться на цели, но трезвое сознание Кроули помогает ей сообразить идти возле стены, чтобы ни за что не зацепиться. Кругом танцующие-прыгающие люди, их черные силуэты утопли в неоновых огнях, а руки будто магнитятся к потолку. «Кислотная» музыка сводит с ума и пугает Прис. Она берет телефон из своего клатча и включает камеру, а потом аккуратно сует в длинный до колена сапог. В них ужасно жарко, а нагретый воздух в клубе заставляет тональный крем стекать по лицу. Прис хочется метнуться в уборную, чтобы «припудрить носик», но она здесь не для того, чтобы покрасоваться. — Присцилла? — кто-то позади называет её имя, перекрикивая музыку. Кроули резко оборачивается, тряхнув волнистыми волосами. Она видит перед собой высокого темнокожего парня с не самым дружелюбным видом. — Да, — собрав всю смелость, что у нее есть, отвечает та. — За мной. Прорываясь через толпу и длинные коридоры, заполненные едким дымом и целующимися парочками, Прис следует за незнакомцем в неизвестном направлении. Она чувствует, что чужие руки здешних людей мимолетно и легко касаются её задницы, живота и груди, как будто она пробирается через сухие ветки в лесу. Кроули приходится игнорировать всё это, если она хочет без проблем добраться до нужной комнаты. Наконец парень останавливается у какой-то двери и открывает её перед Прис, приглашая жестом руки внутрь. В комнате стабильно светит синий неон, без утомляющих глаза вспышек. Посередине небольшой комнаты стоит полукруглый белый диван, с сидящими на нем шестью людьми, а перед ним — стеклянный столик. На нем стоят три бутылки алкоголя, полупустые стаканы и валяются чьи-то кредитные карточки. Вечеринка в самом разгаре. Парень, проводивший Прис, садится на свободное пустое место среди других людей. Окинув их осторожным взглядом, Кроули подмечает, что они настолько «кайфуют», что им плевать на её присутствие. Среди них сидит и Кира, держащая в руках самокрутку и громко смеющаяся в объятиях какой-то длинноногой брюнетки. Наконец она замечает неловко мнущуюся на одном месте Кроули. — Эй, малышка! Идем к нам, — радостно вскрикивает она, подняв обе руки в пригласительном жесте. Прис поправляет свое платье со свободной юбкой, скрывающее телефон в сапоге. Девушка садится поближе к Кире, чтобы было удобнее сделать запись. Бибер, передав косяк подруге, резко хватает блондинку за подбородок, разворачивается к себе и впивается в неё властным поцелуем, чем сбивает с толку пришедшую. Друзья Киры возбужденно улюлюкают, а некоторые, поддержав не озвученную идею начать оргию, тоже начинают целоваться. Кроули отстраняется первая, сбито дыша и облизывая губы. Она забыла, насколько хорошо Кира умеет целоваться, и за время их ссоры успела соскучиться по её губам. Прис считала себя натуралкой, но рядом с Кирой начинала сомневаться в этом. — Я знала, что ты придешь, — ухмыльнулась Кира, вытягивая язык и его кончиком проводя по губам Кроули. Кира и Присцилла сидят бедром к бедру, поэтому последняя уверена, что ракурс будет хороший. Она незаметно потянулась рукой к сапогу, проверяя, не скользнул ли вниз телефон, и чуть ли не с восторженным возгласом отмечает, что он на месте и запись до сих пор идет. — Мы оставили для тебя немного, дай мне минуту, — Кира отворачивается, чтобы попросить у какого-то парня дать ещё. Незнакомый короткостриженный брюнет шарит по карманам джинсов, а потом вытаскивает оттуда пакетик с белым порошком. Кира ловко хватается за него и, приоткрыв зип, наклоняется над стеклянным столом, пока брюнетка рядом бережно берет её волосы и завязывает, чтобы те не мешались. Внутри Присциллы завязывается узел, проталкивающийся потом наверх к горлу. Из-за подступающей тошноты она ненадолго теряется, но когда Кира выпрямляется и глядит на неё своими глазами, полными кайфа, то тут же приходит в себя. — Бон аппети, — хихикает она, игриво толкая плечом девушку. Прис переводит взгляд с Киры на две белые параллельные дорожки. Она не знает, что это и не хочет, но если откажется, то могут возникнуть подозрения. Прис должна немедленно придумать, что ей делать, чтобы не сойти с ума от наркотиков и успеть записать Киру. Первая пришедшая в голову мысль кажется ей хорошей. — Разделишь со мной? — Прис соблазнительно приподнимает плечо и смотрит на Киру, закусив губу в улыбке. Это работает безотказно. — С удовольствием, — Кира касается кончиком носа щеки девушки, после чего первая берет свернутую купюру и нагибается к столу. Присцилла перекидывает ногу на ногу так, чтобы камера телефона в сапоге была направлена прямо на Киру. Она прижимает одну ноздрю, пока второй снюхивает дорожку, после чего отпускает купюру и откидывается на спинку дивана. Бибер блаженно улыбается, и брюнетка рядом с ней улыбается точно так же. Прис, наблюдая за этим пугающим зрелищем, скрывает свое отвращение за фальшивой улыбкой. — Теперь ты, — говорит брюнетка, кивнув на стол. Присцилла сглатывает и улыбается ещё шире. Она не может отказаться. Поэтому, непрестанно убеждая себя в том, что она будет в порядке, нагибается к столу и берет купюру, после чего проделывает то же самое, что и Кира. Волна необузданного кайфа возникает в голове сразу же, как порошок оказывается внутри носа, но Прис опасно с этим играть. Она мастерски симулирует кашель и закрывает нос рукой, и половина присутствующих напрягаются от такой реакции. — Ей нужно попить, — говорит та брюнетка, пока Кира наливает ей в стакан виски. — Нет, только не алкоголь, — машет рукой Прис, пока второй зажимает нос и рот. — На баре есть вода, сейчас принесу. — Я сама, спасибо. Присцилла, не дождавшись ответа, резко поднимается и пулей вылетает из вип-комнаты. Ориентируясь на память, девушка оказывается в центральном зале клуба, но не собирается идти к бару. Она быстрым шагом направляется в туалет, чувствуя, как тело становится воздушным и невесомым, а неоновые огни уже не так раздражают, а, скорее, усиливают эффект кайфа. Она закрывается в одиночном туалете и склоняется над раковиной, включая воду и начиная высмаркиваться. Отвратительное зрелище в зеркале не дает Прис поднять глаза на свое отражение. Кроули сморкается в руку до тех пор, пока не видит кровь на ладони. Она смывает её, после чего долго моет руки под теплой водой. Наконец она поднимает взгляд на свое отражение и видит струйку крови из левой ноздри. Носоглотку ужасно щиплет, как будто она вдохнула размельченный перец. Прис не хочется возвращаться на эту нарко-вечеринку, но иного выхода у нее нет. Она, вытерев кровоточащий нос, достает телефон из сапога и останавливает запись, после чего воспроизводит видео. По лицу расползается победная улыбка, когда Прис видит, что камера отлично захватила профиль Киры, вдыхающей порошок. Присцилла, 2:38 Я всё сделала. Она отсылает сообщение Джастину и ещё какое-то время находится в туалете, утихомиривая эйфорию от порошка и удачно провернутой махинации. Наличие компромата на Киру странно радует Присциллу. Теперь Джастин разберется со своими семейными проблемами и оставит в покое Меган. Ответ от парня, впрочем, не приходит спустя даже пять минут, хотя Прис уверена, что в это время он ещё не спит. Она решает не дожидаться его и вернуться в вип-комнату, чтобы не вызывать подозрений. Последующие три часа Присцилла отказывается от порошка и предпочитает только крепкий алкоголь, сославшись на плохую реакцию на наркотики.***
Со временем коктейль чувств из разочарования, вины и обиды начал стихать внутри Меган. Она поняла, что время и привычное одиночество лечило её, но не стала отказываться от компании Лэнса и Имани, часто наведывавшихся в «Ультру». За пару недель ей удалось даже подружиться с ними, несмотря на то, что Доусон знала о прошлом роковой красотки. Но как только Меган возвращалась домой, образ разбитого Джастина оживлялся в памяти. Было сложно о нем не думать, но ещё сложнее было пересилить себя и пойти поговорить с ним. С той ночи она больше его не видела ни на лестничной клетке, ни где-либо ещё, что очень напрягало девушку. «Я не хочу однажды выйти на лестничную клетку и не увидеть тебя, потому что ты умер в своей квартире от передоза». А что, если он уже..? Нет, этого не может быть. Джастин не мог так сглупить. Пересилив себя, Меган не без страха приходит к решению поговорить с ним. Она не знает, что скажет ему, но, возможно, если она увидит его, слова сами найдутся. Она поднимается на лифте на нужный этаж, пропустив свой, и на ватных ногах подходит к двери. Тишина. Такая пугающая, тревожная. Из его квартиры давно не доносилось ни музыки, ни стонов, что раньше было практически ежедневным явлением. Подняв руку, Доусон стучится в дверь и отходит на полшага. Она чувствует, что вот-вот грохнется в обморок от волнения, и чем дольше она там стоит, тем больше ей хочется приблизить этот момент, чтобы не мучиться. Но всё безуспешно. Дверь никто не открывает, даже после повторной попытки. Меган достает телефон из кармана и трясущимися руками набирает номер. Она прикладывает трубку к уху и слушает гудки. Страх сковал тело, тут же отозвавшееся нервным тиком подбородка. Меган закусила губу, рвано вздыхая с еле слышным отчаянным писком. Сомнения насчет того, что Джастин в порядке, вгрызаются в душу, и Меган опускает телефон и решает хотя бы оставить сообщение. Меган, 01:25 Ты в порядке? Ничего умнее она не находит, но и больше ей нечего спросить. Она хочет знать только это. Постояв ещё с минуту у двери и прислушиваясь к звукам за ней, Меган понимает, что попытки связаться с ним тщетны. Она убирает телефон в карман и спускается в свою квартиру, через которую выбирается на лестничную клетку. Нутро велит ей заглянуть в его окна — может, это принесет какой-нибудь результат. Но и окна оказываются плотно завешаны шторами. Схватившись за волосы, Меган садится на ступеньку и опускает голову. Она старается отогнать от себя тревожные мысли, но ничего не получается — её будто скручивает изнутри. Несмотря на теплую ночь, тело выбивает дрожь, как при минусовой температуре. Доусон отпускает волосы и сцепляет руки в ладонь, нервно их заламывая. Господи... Что же я наделала?