***
Прис, делая тысячный утомленный вздох, припадает плечом к стене и позволяет себе немного передохнуть. Она косится в сторону лифта. На каждом этаже на его дверях приклеена бумажка: «закрыт в связи с ремонтными работами». — По-моему, этот чертов лифт тут только для вида, — бубнит она себе под нос, раздосадованная внеплановой прогулкой по лестнице до десятого этажа. Когда горло перестает пульсировать, а дыхание приходит в норму, Присцилла делает ещё несколько уверенных шагов к нужной двери. Перед этим она проверяет свой телефон на наличие новых сообщений от Психа. Открытый диалог с ним — лишь лесенка из синих ступенек, состоящих из сообщений: Присцилла, 2:38 Я всё сделала. Присцилла, 3:00 Уже еду домой. Таксист на меня странно косится. Твоя дурацкая затея сделает мне репутацию в этом городе. Присцилла, 11:02 Эй? Присцилла, 11:30 Так, знаешь что? Я еду к тебе. Сообщения доставлены, но не прочитаны. Присцилла полагала, что всё это время Псих мог быть страшно занят — может, снова ночные пассии или эйфорические вечеринки, а может, даже два в одном. Но какой нормальный человек в наше время не подходит к телефону так долго? Она деликатно стучит по двери, дожидаясь, что ей откроют. Спустя минуту тишины повторяет попытку, прикладывается ухом к холодной дубовой поверхности, прислушиваясь, и снова стучит. По ту сторону лишь раздражающее молчание, словно в квартире никого нет, но интуиция подсказывает Кроули, что она точно застала своего дружка-наркомана в своем убежище. Что-то из глубин подсознания нашептывает насмешливое: «идиотка». — Эй, Бибер! — кричит она, снова ударяя по двери. — Какого черта, ты не можешь меня игнорировать! Она совершает попытку до него дозвониться, снова приложившись ухом к двери. Где-то там за ней она слышит приглушенный звонок, значит, Псих дома. Секунда за секундой это откровенное игнорирование начинает давить ей на виски, и она, испытав несвойственное ей раздражение, сбрасывает трубку. Присцилла вдруг ловит себя на том, как сейчас зла, и в каком отвратительном состоянии ее рассудок, по-прежнему замутненный алкоголем и тем немногим количеством наркотика, что ей дали. Мелкая дрожь пробивает по пальцам и плечам; вдруг стало холодно, грустно. Вздох, полный страха и раздражения. Присцилла думает: неужели так всегда, когда принимаешь? Неужели от этого подвешенного состояния убегают наркоманы в погоне за новой дозой? Возможно, Псих уже тоже давно в бегах, возможно, он сейчас в таком неподъемном состоянии, что ни ее крики, ни ее звонки не вытянут его из той глубины, в которой он погребен. Переполненная мыслями, Прис принимает спонтанное решение спуститься на этаж ниже. Ее до сих пор слегка мутит, в коленях отвратительная слабость. Но чувство выполненного долга лишь на малую часть освобождает ее от этого состояния. Почему-то Кроули убеждена в том, что то, что она сделала этой ночью, поставило точку в главе ее жизни и жизни Психа и Меган. И как же, черт возьми, страшно открывать следующую. На этот раз Прис стучит робко, нерешительно. Она не уверена, откроет ли ей Меган в такой ранний час, ведь как правило она спит до обеда, но надежда не угасает ни спустя полминуты тишины, ни спустя две. Только тогда, когда на краю сознания бродит мысль, что Меган отпустила Прис с концами, она обреченно разворачивается на каблуках, вознамерившись уйти. Но скрип двери позади нее едва ли не хватает ее за плечи и разворачивает обратно. Сердце тревожно отсчитывает удары. Заспанная Меган в домашней футболке и штанах появляется на пороге, и что-то в ней изменилось настолько, что первое, что чувствует Прис при ее виде — желание стать ей щитом. Как будто в карих, когда-то пылающих глазах, теперь лишь отблескивает ровная гладь пустоты, в отражении которой Кроули смотрит на свое побледневшее лицо. — Привет, — начинает неуверенно Прис, подойдя на полшага, словно опасаясь зверя. — Я... я... Меган, нахмуренная, ожидает ответа, держась за ручку двери. Ее молчание выскребает душу Прис изнутри. Она старается убедить себя, что не сделала ничего плохого по отношению к ней; что все ее намерения были чисты и она никогда бы не навредила той, кто спасла ее жизнь. Она лишь хотела уберечь Меган от разрушающего предательства Психа. Это то, как поступают подруги. Так почему Меган так зла? — Я разбудила тебя, да? — спрашивает она, нервно усмехнувшись и заправив прядь волос за ухо. — Прости, я просто хотела... Прис осекается, поднимая глаза на Меган. — Просто прости, — выдыхает она. — Я иногда забываю, что ты не такая, как остальные, поэтому мне бывает тяжело тебя понять. Но я хочу, чтобы ты знала, что я всегда на твоей стороне. Взгляд Меган смягчается, но брови хмурятся еще больше. Ее подбородок едва заметно дергается вправо. Прис продолжает: — То, какие решения ты принимаешь, это не мое дело. Если ты хочешь быть с ним, то хорошо. Я... я просто не имею право решать за тебя. Доусон вымученно и рвано выдыхает, прикрывая глаза. Ее губы вдруг сжимаются в тонкую линию, она качает головой и выпускает всхлип, который, должно быть, держала очень давно. — Мне так паршиво, Прис, — дрожащим голосом сознается она. Прис больше не нужно никаких слов, чтобы в уже более решительном шаге подойти к ней и обнять. Вопреки всем своим убеждениям, Меган окольцовывает ее поясницу и крепче прижимается к подруге, позволяя долго копившимся слезам стечь по ее вкусно-пахнущей коже. Одиночество, что долгое время было колыбелью для Меган Доусон, наконец ее сломало, как будто скелет внутри рухнул и рассыпался под тяжестью той личности, в которую она превратилась. Больше ничего не радовало, а наоборот пугало и расстраивало, и с каждым днем, проведенным дома в своей пустой темной комнате, она боролась с мыслью, которая в конечном счете одержала победу. Боль, которую Меган причинила всем остальным, для нее самой оказалась смертельной. Прис закусила губу, когда Доусон пальцами крепко впилась в ее спину, держась так, будто если она ее отпустит, то та испарится. Она позволила Меган наконец осесть в ее объятиях и дать слабину, что обычно ей не присуща. Иссякшая на ноль, она плакала до тех пор, пока ей не стало легче дышать. — Я заварю тебе чай, пойдем, — больше попросила Прис, когда они распустили объятия и вошли в квартиру Меган. Пока Присцилла занималась чаем, Мег сидела на диване и пусто смотрела перед собой. Поглядывая на нее, Кроули заметила глубину ее мешков под глазами и торчащие из-под футболки острые ключицы. Сейчас она больше напоминала человека, чем им являлась. Зеленого чая у Меган, ожидаемо, не нашлось, поэтому Прис заварила обычный черный с парой ложек сахара. Она вручила ей в руки теплую кружку и села рядом, борясь с желанием снова прижаться к ней, чтобы эта мелкая дрожь, бившая ее тело, прошла. Меган избегала взгляда, по-прежнему глядя перед собой. Когда спустя минуту ее пальцы начала согревать керамика, она словно вынырнула из своих мыслей и сделала короткий глоток. — Хочешь поговорим? — мягко спросила Прис, протянув руку и заправив прядь запутанных волос Доусон ей за ухо. Она шмыгнула носом, наконец обратив опухшие глаза на гостью. — Я не знаю, что сказать, — признается она хрипло и снова делает глоток. От того, как взгляд Меган потускнел и цепляется за что угодно, лишь бы не за Прис, ей хочется плакать. Она всматривается в нее, стараясь разглядеть в этой девушке ту Меган, что знала до. Всматривается в затаенную в ее чертах горечь и пытается понять, как это произошло. Она могла бы поверить, что сломается кто угодно, но не Доусон. Не та, что могла бы одним словом уничтожить человека, не та, что не боялась идти всем наперекор. Но это нужно было признать... Меган Доусон бесповоротно изменилась. Она поворачивает к Прис заплаканные глаза с полопавшимися капиллярами. Меган дергает в нервном тике так, что горячий чай выплескивается ей на пальцы, но она словно не замечает. Она лишь произносит: — Кажется, я его убила...***
Ровно к девяти хозяйка появляется у двери, из которой выходила днем. Она еще раз стучится — на всякий случай, просто чтобы дать молодому человеку последний шанс. Прислушивается. В ответ издевательская тишина, и миссис Диксон, покачав головой, вытаскивает связку ключей и подбирает нужный. Ее муж в два метра ростом стоит позади, такой же насупленный и готовый вышвыривать юного беспредельщика из съемной квартиры. Внутри ничего не изменилось, как обнаруживается, когда женщина включает свет в прихожей. Она зовет Психа по имени, предупреждая, чтобы успел взять хотя бы телефон, и, перешагивая через разбросанные вещи, вместе с мужем направляется в спальню. И застывает на месте. — Какого дьявола... — ошарашенно произносит Диксон, увидев Бибера на полу возле кровати. Мыслей — целый рой, но нет времени разбирать каждую. Миссис Диксон подходит к лежащему парню, присаживается перед ним на корточки и пару раз хлопает по лицу. Голова его под тяжестью руки мотается из стороны в сторону, а веки так и не приподнимаются. Женщина, позабывшая о своем недовольстве, разворачивается к мужу и кричит: — Ну что ты стоишь, вызывай скорую! Через пять минут бригада скорой помощи оказывается в запыленной квартире. Миссис Диксон беседует с одним из фельдшеров, пока другие проверяют его сознание и пытаются привести в чувства. Никто не замечает, что позже в квартире оказывается Айзек Бибер, выглядящий настолько хаотично, насколько это непозволительно высокопоставленному адвокату Огайо: растрепанные с проседью волосы, небритая щетина на строгом подбородке, незастегнутая рубашка и мятые штаны. И сверкающие ужасом глаза. — Что тут происходит? — спрашивает он, одолевая одышку. Айзек чувствует, как давление летит вверх. Он приехал так скоро, как смог, почти сразу же выехал после звонка Сайласа, который терпеливо ждет его внизу. Ему, наверное, было бы мерзко видеть эту картину. Сын адвоката, его лучшего друга, лежит без сознании в захламленной квартире; больше похожий на труп, чем на человека. Тот парень, которому он искренне пытался помочь. Наверное, единственный, кто правда этого хотел. Айзека просят успокоиться, просят покинуть квартиру. — Это мой сын! — он отталкивает женщину-фельдшера так, что она впечатывается спиной в стену. — Объясните мне, сейчас же, что произошло?! И уже сквозь плотную пелену ярости, страха и горечи, до него доносится: Ваш сын без сознания... ...мы нашли вещество, похожее на наркотики... ...почти сутки... ...возможно, у него передозировка препаратами... В глазах вспышка, а потом — кромешная тьма. Айзек хватается за сердце, дергает металлические пуговицы с рубашки, припадает к стене локтем, чувствуя, что кто-то пытается подхватить его подмышки. Над бессознательным телом его сына, как вороны, склонились фельдшеры, врачи, еще несколько неизвестных ему людей. Айзек не слышит собственного голоса, когда его губы выпускают мольбу: — Помогите моему сыну...