И уцелел один

      «Сны чрезвычайно важны, никогда не недооценивай их»*.

      Загадочные смерти, да еще и так тесно связанные с аварией на шахте, переполошили весь город, и семейство Форманов исключением не было. Днем Джон вернулся из больницы, и они без особого энтузиазма принялись за привычные воскресные дела. До самого вечера они осторожно избегали темы, занимавшей всеобщее внимание.       После позднего ужина Джон сидел на диване в гостиной, рассеянно бренча на гитаре. Элизабет черкала редакторские заметки на полях черновика романа, над которым работала уже несколько месяцев. В камине тихо подрагивало слабое пламя, отбрасывая мелькающие тени на эту домашнюю сценку.       Гитару Джону неожиданно подарили на прошедший день рождения. Элизабет увидела ее в скромном почтовом каталоге и купила с оптимистической верой в то, что человек, вечно напевающий что-то себе под нос или отбивающий ритм пальцами по крышке стола, имеет в себе потенциал музыканта. (Тут она не ошиблась). Инструмент был не самый лучший: дешевое покрытие на дереве уже начало рассыпаться, гитара часто расстраивалась, но зато была недорогой и, несмотря ни на что, нравилась Джону. Игра на ней помогала успокоить нервы после рабочего дня и давала возможность чем-то занять руки. Через некоторое время он разучил несколько более-менее узнаваемых мелодий – по крайней мере, до такой степени, чтобы жена перестала жалеть об этом подарке.       Впрочем, сейчас он был слишком занят своими мыслями, чтобы играть всерьез. Его слишком озаботила ситуация с шахтерами. Если этих троих убили – он не знал, как именно. Он сам присутствовал при двух смертях и до сих пор был так же озадачен, как все остальные.       Размышляя, Джон рассеянно наигрывал старую песню, его взгляд сам собой остановился на Элизабет. Через несколько минут она подняла голову и заметила, что за ней наблюдают.       – Ты все еще думаешь о них, да? – сказала она, словно прочтя его мысли. – Дай полиции разобраться. Если их и правда кто-то убил, конники скоро его найдут.       Джон опустил взгляд на лежавшую на коленях гитару.       – Знаю, знаю. Но все это какая-то бессмыслица. Такое ощущение, что мы все что-то упускаем, а я обязан был это заметить.       Она отложила бумаги, подошла и присела рядом с ним на диван, согнав с подушек Честертона. Тот улегся у Джона в ногах и с громким вздохом опустил голову на лапы.       – Это не твоя вина, Джон, – напомнила она, коснувшись колена Джона. – Ты сделал все, что от тебя зависело. Ты не мог знать, что случится с этими людьми.       Он отложил гитару, прислонив ее к подлокотнику дивана.       – Я твержу себе то же самое, – ответил он, обняв плечи Элизабет и притянув ее к себе. Со вздохом он посмотрел в пляшущее пламя камина.       – Продолжай, пока сам не поверишь, – тихо велела она, переплетая их пальцы.              – Я сказал, что помогу, если смогу. Но я мало что могу сделать, если не знаю, что именно происходит, – пожаловался он, пока шаткий лифт спускал их в темные глубины заброшенного, судя по всему, завода.       – Мы почти на месте, – ответил его провожатый, полностью проигнорировав просьбу об информации.       С тех пор, как они покинули зону крушения, никто из его спутников не проронил и двух слов. Доктор сжал в кулаке ремень медицинской сумки, стараясь не предполагать худшее.       С самого начала у него были сомнения относительно этой группы – они знали его имя еще до того, как он открыл рот, чтобы представиться. С другой стороны, с недавних пор он обзавелся громкой репутацией. Из-за своей известности ему все труднее становилось различить, кому можно доверять, и он старался воздерживаться от официальных представлений, пока они не становились по-настоящему необходимы. Странствующий Целитель. Надвигающийся Шторм. Единственный Выживший в Бойне Персидиона. Враг Командования Далеков Номер Один. В этой бесконечной войне он заработал множество неофициальных титулов. Его имя порождало или надежду на чудеса, или вполне оправданный страх перед смертью и разрушением, которые следовали за ним по пятам. Хотя сюда он пришел бы все равно: несмотря на все, что он видел и сделал на этой войне, он оставался Доктором и не мог отказать искренней просьбе о помощи.       Лифт загудел, наконец дернулся и остановился. Двери с грохотом открылись, за ними оказалось большое помещение, заполненное темными силуэтами неиспользуемых заводских машин и сотен беженцев. Испуганные, затравленные взгляды провожали пересекавших лагерь людей.       Они остановились у некрепко поставленной палатки. Один из провожатых ненадолго зашел внутрь и вернулся с пожилой женщиной. Она сняла хирургические перчатки и протянула ему руку.       – Вы Доктор? – спросила она, смерив его недоверчивым взглядом, словно ожидала кого-то более представительного.       Он кивнул.       – Может, вы поясните ситуацию. Несчастный случай в лагере? Мои провожатые были не слишком щедры на детали.       – Да, – сказала она, слегка наклонив голову набок и глядя на него с пугающей пристальностью. – Несчастный… случай…       Ее лицо дернулось.       Предчувствуя что-то дурное, Доктор отступил назад. И лишь тогда осознал, насколько тихо стало в этом огромном, гулком зале. Из-под пола доносился слабый, низкий, пульсирующий звук. Доктор слишком хорошо его знал.       – Док-тор, – продолжала женщина, и в глазах ее было заметно смятение, слова с трудом складывались по слогам. – У-нич-то-жить.       Кожа на ее лбу неожиданно разошлась, из из-под плоти и кожи показался глазной стебель далека.       Доктор в ужасе отшатнулся, развернулся, собираясь бежать, но обнаружил, что окружен. Все беженцы – как дети, так и взрослые – были отравлены наногенами далеков, обращены в неживых агентов. Бежать было некуда.       – У-нич-то-жить. У-НИЧ-ТО-ЖИТЬ. УНИЧТОЖИТЬ, – приближаясь, угрожающе скандировали они.       – Джон, Джон! – Кто-то тряхнул его.       – УНИЧТОЖИТЬ! – Руки хватали его со всех сторон.       – Уничтожить! – охнул он, резко сев. Сердце колотилось с бешеной скоростью. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, где он находится.       – Тихо… тихо… Все хорошо. Ты в безопасности. Со мной, – совсем рядом прошептала Элизабет, поглаживая его по волосам.       – Я в порядке, – в конце концов проговорил он, ложась, хотя его все еще немного потряхивало.              – Я подумала: может, сходим на дневной сеанс? В «Полярной звезде» показывают новый фильм с Хамфри Богартом. Было бы неплохо на пару часов отвлечься от всех проблем, – предложила Элизабет за завтраком.       Фильм «Сокровище Сьерра-Мадре» действительно оказался хорошим развлечением, хотя Джон так и не смог избавиться от ощущения, что где-то его уже видел. В этот воскресный день кино, похоже, было очень популярно. Им вообще повезло, что удалось достать билеты: в кинотеатре был аншлаг.       – Знаешь, а я его встречал, – сказал Джон, когда они выходили из кинотеатра. За время показа температура упала, и теперь вокруг них кружились маленькие снежные облачка.       – Кого? – спросила Элизабет, поправляя шарф.       – Богарта. – Он усмехнулся и легкомысленно сдвинул шляпу набок, изображая кинозвезду.       – Неправда, – рассмеялась Элизабет. – Когда это?       – В сентябре 1953 года, – ответил он. – У клуба в Нью-Йорке.       Элизабет смерила его вопросительным взглядом.       Он моргнул.       – В тридцать пятом, извини. – Джон рассмеялся, пытаясь скрыть свою ошибку. – Иначе как-то глупо получается.       – Что ты делал в Нью-Йорке? – с любопытством спросила Элизабет. Отчасти из-за своего ранения, Джон редко заговаривал о прошлом. В 1935-ом ему было всего двадцать лет. Ей трудно было представить себе его таким молодым.       – Плохо помню. Кажется, со мной были друзья. Джейми и… Полли и Бен. – Он нахмурился, что-то в этих воспоминаниях не укладывалось.       – Но ты встретил Хамфри Богарта, – напомнила она, надеясь на пояснения.       – Мы ждали Полли, она забыла внутри шляпу. Он подошел, попросил огня, но никто из нас не курил. Кажется, мы поговорили пару минут – вот и все, – проговорил Джон, припомнив подробности того дня. Кажется, там было еще что-то про затерянный артефакт, тромбон и говорящую рыбу, но, скорее всего, он просто в очередной раз сбился с мысли. – В тот момент я даже не понял, кто это. Дошло только позже, когда я смотрел «Касабланку».       – Нью-Йорк правда такой, как в фильмах? Я всегда хотела на него посмотреть. – В голосе Элизабет звучала тоска. Она давно мечтала попутешествовать, но ничего так и не сложилось.       – Не совсем, – ответил он, припоминая лабиринт небоскребов на Манхэттене. – Когда-нибудь мы туда поедем. Может, проездом, когда соберемся в Лондон.       Однажды Джон обещал показать ей родной город. Когда-нибудь он обязательно найдет способ выполнить это обещание. Если бы рядом была Бет, он сумел бы пережить перенаселенность Лондона или Нью-Йорка.       – Было бы здорово, – отозвалась она, и они в обнимку двинулись к машине.              Если у конников и были какие-то зацепки, они не собирались делиться ими с жителями города. За два дня с тех пор, как обнаружили тело Мэйхью, расплодилось множество необоснованных слухов и догадок – но не появилось ни одного официального подтверждения. В понедельник каждый первый пациент в больнице Джона считал обязательным обсудить эту тему, невзирая на свои отношения с покойным – или их отсутствие. В итоге, когда в обед Джон заглянул в книжный магазин, он был изрядно раздражен.       За стойкой, удобно разместившись в привычном кресле с книгой в руке и псом Джона в ногах, дежурил мистер Фрейзер.       – Здравствуйте, сэр. Элизабет наверху или в подсобке?       Не отрываясь от чтения, старик указал себе за спину, на закрытую дверь кабинета. Хотя бы Честертон отметил его присутствие, дружелюбно стукнув хвостом по полу, но так и не поднялся. Джон покачал головой и направился к жене.       Он застал ее за вписыванием сумм в толстый журнал со счетной машинки на столе. Она хмурилась. Меньше всего на свете она любила вести бухгалтерию.       – Проголодалась? – спросил он, протягивая коричневый бумажный пакет, купленный по дороге. В маленьком Йеллоу Форк был всего один гастроном, и время от времени Джон заходил туда за чем-нибудь вкусненьким. Качество их сэндвичей часто варьировалось и зависело от расписания поездов – фокус был в том, чтобы застать день поставки свежего мяса.       – Умираю с голоду. – Она с благодарностью приняла обед и расчистила для них место на столе.       – Как прошло утро? – спросил Джон, кивнув на журнал.       – Как ожидалось. Но я почти закончила. А у тебя?       – В том же роде, – со слабым вздохом ответил он.       Она кивнула и откусила кусок сэндвича.       – За все утро один перерыв – и то, когда зашел Эрни. Он беспокоится за Грэхема Кроссли. Говорит, с самых похорон в пятницу его никто не видел, а вчера днем он должен был прийти на встречу с представителями компании.       – Удивительно, особенно после той сцены, которую он устроил на службе. – Джон вздернул брови.       – Знаю. А теперь из-за Эрни за него волнуюсь и я. – Она прикусила губу.       – Он скоро появится. – Джон пытался быть убедительным, но, учитывая недавние события, трудно было оставаться спокойным.       До конца дня он думал о ссоре между Грэхемом Кроссли и Чарли Биллингсом.              Под ним раскинулся бесконечный океан звезд. Крошечные точки света на бездонном черном холсте. Эта картина должна была быть прекрасной – и, в своем роде, была, – но здесь случилось нечто ужасное.       Три звезды-близнеца, служившие основой солнечной системы, занимавшей этот сектор галактики, были мертвы. Или, вернее, никогда не существовали. Семь миллиардов лет назад далеки уничтожили звездную колыбель, в которой она должна была сформироваться, и предотвратили будущее развитие расы, которая должна была выйти в космос. И все потому, что их технологии могли принести пользу повелителям времени.       Но повелителям времени не было дела до этой системы. И потому они не выделили ресурсов, чтобы восстановить временную линию. Доктор даже не должен был сюда прилетать.       В каком-то смысле, это была проверка. Он ослушался прямого приказа, прибыл в эту необитаемую пустоту, и до сих пор его не заставили вернуться. Если он сумеет исправить эту ошибку без их вмешательства – значит, он действительно вырвался из-под их контроля.       Доктор осторожно коснулся перетягивавшей голову повязки. Рана от взорвавшейся прямо в лицо оболочки далека практически зажила, но оставила неприятный шрам. Впрочем, это была малая цена за свободу.       Джон открыл глаза и уставился на темные линии деревянных стропил под потолком. Элизабет тихо посапывала рядом. Двигаясь как можно тише, он выскользнул из постели, всунул ноги в ботинки, даже не трудясь их зашнуровывать, взял пальто и вышел на улицу.       Полная луна уже уползла за горизонт, освободив место для Млечного пути и мерцающего зелено-красного покрывала северного сияния.       Температура упала ниже нуля, но, даже зная это, Джон не чувствовал холода. Он замер, наблюдая за ночным небом, окончательно потеряв счет времени. Утром Элизабет обнаружила его на диване, все еще в пальто, с Честертоном, свернувшимся рядом.              Через два дня Грэхем Кроссли так и не объявился, и легкое беспокойство жителей Йелоу Форк превратилось в полномасштабную тревогу. Сосед зашел к нему и обнаружил пустой дом, хотя машина по-прежнему стояла на подъездной дорожке. Он словно испарился.       В городе, всегда готовом к гражданским беспорядкам, пропажи одного человека было достаточно для мгновенного распространения слухов и требований немедленных действий. Уже давно ходили разговоры о том, что горнодобывающая компания пытается скрыть какие-то подробности аварии, избавляясь от выживших и тех, кто не верил официальным заявлениям. Но вскоре стало известно, что на этой неделе в Йеллоу Форк пропал не один Кроссли. После полудня понедельника никто не видел Эрни Пикеринга.       Элизабет сходила с ума от беспокойства. Когда Эрни не зашел во вторник утром, она предположила, что он заговорился с посетителем и придет на следующий день, как всегда, с кучей извинений и свежих новостей. Но он не появился и в среду, а парикмахерская оставалась закрытой. Элизабет постучалась в его квартиру на втором этаже, но его не оказалось дома. И машина пропала с привычной парковки за зданием.       Пытаясь отвлечь жену – да и себя самого тоже – от мрачных мыслей, Джон предложил поискать Эрни в небольшом охотничьем домике за западной границей города, где тот иногда оставался. Ему было по пути: в четверг утром неподалеку оттуда его ждал пациент.       Его не отпускало неприятное ощущение, что, если он и найдет там хоть что-нибудь, Элизабет не стоит это видеть.              Снова повалил снег. Толстые мокрые снежинки шлепались на ветровое стекло и таяли. Сворачивая по узкой каменной тропинке, уводившей вглубь леса, Джон сделал себе мысленную заметку быть поосторожнее на ледяной дороге: как только солнце сядет за горным хребтом, снежная слякоть мгновенно затвердеет.       В такой дали от города дороги были куда хуже, а в длинных тенях сплошных гор снег легко набирался и лежал дольше. Джон ехал сквозь полу-тоннель вечнозеленых хвойных стражей, тянувшихся вдоль дороги. Наполовину занесенные снегом указатели, встречавшиеся примерно каждый километр, были его единственным ориентиром. Джону приходилось быть крайне осторожным, чтобы избежать неровностей на извилистой дороге. Заворачивая за крутой угол, он краем глаза уловил темный силуэт другой машины, припаркованной на обочине чуть впереди.       Мигрень ударила без предупреждения. Секунду назад Джон снижал скорость, чтобы остановиться у машины, в следующую его накрыла ослепляющая боль.       Передняя правая шина желтого автомобиля соскользнула в борозду, его занесло набок. В самый неподходящий момент руль вырвало у Джона из рук. Схватив его снова, он повернул слишком сильно, и машину закрутило в противоположном направлении, она врезалась в дерево, накренилась и наконец замерла, лежа на боку. Двигатель заглох, и в морозном воздухе громко затрещал остывающий металл.              Лес был серым и недружелюбным. Темные голые сучья отделялись от окружавших его бесформенных теней, скручивались, словно кривые когти, и исчезали в дымке. В плотном тумане невозможно было различить ничего, кроме ближайших деревьев, он блокировал звуки, создавая иллюзию полного одиночества. Он ничего не слышал за биением собственных сердец и рваным дыханием, но точно знал, что его преследуют.       – Покажись! – крикнул он, устав бежать от невидимого врага, словно загнанный заяц. – Хочешь меня убить – убей. Мне надоели эти детские игры!       Тишина.       Тяжело дыша, он медленно повернулся на месте. Несмотря на прохладу, на лбу его выступил пот. Лес вокруг был пугающе неподвижным, ничто здесь не шевелилось, даже воздух.       Это началось незаметно, он даже сначала не понял. В стороне едва различимо просветлел туман, образуя бесформенную фигуру, едва видимую за деревьями. Доктор повернулся к ней, гордо расправив плечи.       Существо не заговорило – не в привычном ему смесле, – но он чувствовал легкое изменение в атмосфере, согласованное со слабым мерцанием бесформенного силуэта. Мимо него промчалась какая-то невидимая волна, в ушах зашумело, запульсировала головная боль. Едва заметное свечение не приблизилось, они продолжали смотреть друг на друга.       Доктор почувствовал что-то влажное на верхней губе, механически поднял руку, чтобы вытереть ее. Его внимание привлек острый металлический запах, он опустил взгляд и увидел на своих пальцах кровь.       – Вот оно как? – спросил он низким, угрожающе спокойным голосом. Он был испуган, но не собирался это показывать. Не сейчас.       Ему ответили новой волной, куда более сильной, чем первая, и она едва не заставила его упасть на колени. Он вскрикнул от боли, но удержался на ногах. В этот раз он почувствовал телепатическое вмешательство, но его разум был способен отразить его.       – Не так просто, как с другими, а? – тяжело дыша, спросил он, вновь взглянув на противника.       Но пространство между деревьями оказалось пустым.       Доктор развернулся, осматривая поляну в поисках следов существа. Но увидел лишь темноту. Он замер, задержав дыхание и прислушиваясь, сумка стукнула его по бедру.       Сначала поднялись тонкие волоски у него на шее, а затем острая, горячая боль пронзила голову. Доктор рухнул на землю.              Джон очнулся лицом вниз в сугробе, в нескольких метрах от машины, лежавшей на боку на насыпи вдоль дороги. Он осторожно встал на ноги, стряхнул с одежды снег. Голова болела, и, поднявшись, он ощутил головокружение и тошноту – на минуту или две пришлось замереть, неудобно согнувшись, пока ощущение не схлынуло. Дышать было больно, но не настолько, чтобы начать беспокоиться о ребрах. Джон с трудом подошел к машине.       Ветровое стекло треснуло, но не разбилось – значит, его не выбросило при ударе. Но он не помнил, как выбрался. Радиатор принял на себя весь удар, из него медленно сочился охладитель, но в остальном машина, кажется, не пострадала. Мост тоже был цел, значит, она еще могла ехать, но, чтобы поставить ее на колеса, ему понадобится помощь.       Это было проблемно. Он стоял один на редко используемой лесной служебной дороге, и снег, еще недавно таявший, начал замерзать. Только Элизабет знала, куда он поехал. Если он не вернется вовремя, она, конечно, отправит поисковый отряд, но найдут они его только через несколько часов.       Вот только был ли он один? Джон был уверен, что перед аварией видел на обочине другую машину. Он огляделся и тут же обнаружил увиденный им раньше черный седан. Джон двинулся к нему, крича и размахивая руками.       – Эй? Есть там кто-нибудь? Я попал в аварию, – крикнул он. Падающий снег поглотил его голос.       Когда он добрался до черной машины, она оказалась пуста, ключ оставался в зажигании. Впрочем, простояла она недолго – прикоснувшись к капоту, Джон почувствовал легкое тепло.       – Эй?       Ничего.       Засыпанные следы у черного автомобиля говорили о том, что здесь была вторая машина. Наверное, что-то сломалось, и водитель поймал попутку, чтобы вернуться в город и нанять эвакуатор. Из любопытства Джон залез внутрь и повернул ключ. К его удивлению, двигатель с ревом ожил. Джон взглянул через зеркало назад, на свою многострадальную машину, и его осенило. В багажнике, как раз на случай таких неприятностей, он держал цепь.       Стараясь быть поосторожнее с черной машиной, Джон сдвинул рычаг на задний ход и подогнал ее на два метра к своему автомобилю, поставил на ручник и вышел, чтобы закрепить цепь. После короткого расчета и неловкого, тяжелого труда ему все же удалось с помощью чужой машины выправить свой побитый форд и вытащить его из ямы.       Он вернул черный седан на место и открыл бардачок в надежде найти листок бумаги, чтобы написать благодарность своему неожиданному спасителю. Металлическая дверца поначалу застряла, а, открывшись, выплюнула на пол пачку документов. Джон наклонился, чтобы поднять их, увидел имя на правах – и сердце его едва не остановилось.       Эрнест Т. Пикеринг.