По нам не плачут небеса

      Сэм полагает, что худшее, что выпадает на его долю, — это видеть, как адские псы заживо разрывают на куски его брата, как жизнь в одночастье застывает в его глазах. Однако он ошибается.       Намного тяжелее дается исповедь Дина по возвращении из ада. Та исповедь, в которой он открывает ему все ужасы и всю боль, которую ему приходится пережить внизу. Тогда Сэмми впервые за последние годы наблюдает, как его всегда сильный и смелый брат разбивается вдребезги. В ту секунду кажется, что ничего хуже не может произойти с Дином. Но он в очередной раз заблуждается.       Куда сложнее осознавать, что твой брат умирает душевно.       Сэм знает, что, оставляя Дина наедине с демон и орудиями изощренных пыток, он позволяет окунуться ему в бескрайнюю бездну, погрузиться тьму и позволить ей наполнить его сердце. Сэмми понимает, что, доведя дело до конца, Дин уже не будет его хорошим и любящим братом… он станет одним из тех монстров, на которых они охотятся, колеся по стране на черной Шевроле Импале 1967 года. Но он все же закрывает за собой дверь подвала и предоставляет возможность темной стороне брата взять верх над его светлой.       Способствует этому и Бобби, вручающий старшему Винчестеру с пожеланием «заставить эту адскую задницу молить о смерти» заветную связку ключей. В тот момент Дин грустно усмехается и хлопает по плечу Сингера, сглатывая вязкий комок в горле.       Он вонзает тонкое лезвие в Аластара и медленно прокручивает по часовой стрелке. Тот рычит, стиснув зубы, и Винчестер вспоминает свою первую жертву — девушку примерно его возраста. Он помнит, как кусочек за кусочком, срезает ее кожу и темно-алая кровь струится по его кистям, когда по рукоятку его орудие пыток входит ей в живот. Та молит о пощаде, а он, как истинный палач ада, погружает нож глубже, чувствуя комок наслаждения, зарождающийся где-то внутри него.       Дин трясет головой, отгоняя от себя воспоминания минувших дней, и отшатывается назад, опираясь рукой о стол, а другой проводя по лицу, оставляя кровавые полосы. Перед его глазами вновь предстает она, распятая на цепях и выгравированном его именем на ее щеке.       — Ты все такой же слабак, каким и был ранее, — заливается смехом демон. — И тебе никогда не превзойти меня и не забыть то, что я творил с тобой… как медленно срезал с тебя кожу и как…       Винчестер не выдерживает и, схватив нечто похожее на отвертку с острием, заносит ее над глазом Аластара. В памяти всплывает образ парнишки, глазницы которого он размеренно вычищает, размазывая их кашеобразное содержимое по щекам, губам, лбу своей жертвы.       Дин закрывает глаза, слыша язвительный смех.       — Я же говорю, — демон слизывает кровь со своих губ. — Там, внизу, ты не надеялся когда-либо вернуться домой, поэтому там ты не боялся осуждения родных и мог наслаждаться пытками, а здесь, в их окружении, ты опасаешься того, что они увидят твое истинное лицо.       Секунда, и Винчестер втыкает в глаз Аластара «отвертку». Оглушающий крик разносится по округе, а капли теплой крови забрызгивают его лицо, принося с собой ощущение того, как он вновь тонет в липкой грязи, отмыться от которой в этот раз ему не может ни выпивка, ни поддержка близких, ни что другое.       Проходят часы.       Бобби по-прежнему располагается за чтением на заднем дворе, подальше от воплей пресловутой твари. Сэм и Кейт сидят за столом на кухне в полной тишине, если не считать крики, доносящиеся из подвала, и барабанную дробь, выходящую из-под тонких женских пальцев, то и дело слоняющихся по лакированному дереву, складываясь в «успокаивающую» мелодию в голове Харвелл.       В какой-то момент звук, призванный унести тревоги и заглушить все вокруг, начинает раздражать. Но Кейт не прекращает свою игру по невидимым клавишам, она все еще надеется, что ей полегчает от этого. Заблуждение.       Харвелл сдается, она просто устает быть сильной и ударяет пальцами по поверхности стола, чувствуя, как до крови ломаются ее ногти. Еще раз. Сэмми накрывает ее руку своей, вынуждая ее перестать себя калечить.       — Я больше так не могу, — роняет она, и в ее глазах Винчестер замечает застывшие слезы.       Утирая их, она встает из-за стола и ступает в сторону подвала. Сэм останавливает ее:       — Кейт…       Она даже не дает ему сказать толком и слова.       — Мы должны что-то предпринять… с каждой секундой он погружает себя в тьму, из которой ему просто не выбраться, Сэм.       Парень не сомневается, Кейт права. Всю свою жизнь Дин посвящает ему, всегда ставит его на первое место.       Когда Сэм погибает на его глазах, Дин, не раздумывая, бронирует билет в один конец до ада. Скажи ему тогда кто-нибудь, что он пожалеет в будущем о своем решении, он бы не поверил. Даже сейчас, зная, Дин не жалеет. Он сделал бы это вновь, если бы судьба потребовала это от него; ведь без младшего братишки жизнь Дина теряет смысл.       Поэтому, пока жив Сэм, жив и Дин. Конечно, можно бесконечно спорить, но это так. Проверено на личном опыте: без Сэмми жизнь Дина всего лишь черно-белая короткометражка, поставленная на повтор, в которой он — главный герой, вынужденный раз за разом наблюдать свое угасание. И только он, младший брат, которому он заменяет в свое время отца и мать, вносит в его прогнившую и погрязшую в своих грехах и пороках жизнь яркие краски.       Сэм — его сила и слабость, и поэтому нет ничего, чтобы он не сделал ради него. И по этой причине Дин не остановится: он превратится в не знающее пощады орудие пыток и убийства; без зазрения совести причинит вред любому, посмевшему встать на пути к спасению того, кого клянется в детстве оберегать до своего последнего вздоха; и погубит себя, медленно, но верно проложив себе путь в преисподнюю, лишив права на искупление.       И это то, что он делает сейчас…       Губы Сэма дрожат в грустной улыбке, и он отходит с пути Кейт. Та благодарит его и бежит к массивной железной двери. Сэм знает, это наивернейшее из возможных решений. Дин слишком долго сражается за него, теперь наступает очередь сразиться за него. И пусть в голове Сэмми царствует сам дьявол, он не допустит, чтобы его любимый старший брат стал одним из его приспешников.       Харвелл спускается по темной лестнице и, наваливаясь все своим весом, отворяет дверь пыточной. Она успевает прежде, чем Винчестер успевает перейти к снятию скальпа с головы демона.       — Дин! — голос Кейт отрезвляет охотника.       Винчестер отшатывается от демона, будто пробуждаясь от транса, и оборачивается, встречаясь с осуждением в взгляде девушки. Бесспорно, Дин и не рассчитывает на чью-либо поддержку, но искренне надеется, что встретит хоть чуточку понимания в глазах людей, имеющих для него значения. Но не в Кейт. Наверное, поэтому он и просит Сэма не пускать Харвелл вниз, когда тот закрывает за собой дверь подвала. Дин словно предвидит подобное развитие событий.       — Хватит, прошу, — произносит девушка, входя внутрь.       Винчестер закрывает собой демона, ей не стоит видеть всего, что он творит с ним. Голос с усмешкой раздается за спиной охотника.       — Опасение раскрыть свое внутренне нутро перед близкими всегда было твоей слабостью, — Аластар заливается смехом.       Дин сжимает в руке нож, унимая в себе желание порубить белоглазого демона, и, шумно выдыхая, кидает Кейт, что ей лучше уйти. Та возражает и делает шаг ему навстречу. Смех главного палача ада эхом разносится в его голове. Становится слишком громко и невыносимо. Винчестер втыкает нож в стол и сокращает расстояние между собой и девушкой.       — Тебе стоит уйти и забыть все, что ты здесь видела, — тихо роняет Дин, — пожалуйста, Кейт.       Она, перебарывая свое отвращение к крови и внутренней слизи, аккуратно берет руки Винчестера в свои ладони и, крепко сжимая их, качает головой:       — Посмотри на себя… — ее взгляд скользит по залитой кровью одеждой. — Это не ты, Дин. Ты выше и лучше всего этого, — она вспоминает изуродованного демона, распятого в виде буквы «Х». — Не уподобляйся ему.       Охотник перехватывает руки Кейт, высвобождаясь, и отодвигает ее от себя. Его взгляд становится холодным.       — Я уже такой, — и только дрожь в его голосе свидетельствуют о том, что ее слова все же задевают его за живое. Харвелл качает головой, ему не удастся ее обмануть. Дин усмехается, какая же она все же наивная. — Ты и понятия не имеешь, что я делал там в аду, как низко я там пал… он прав, мне нравилось это. Мне нравилось пытать людей, смотреть, как они страдают и молят о пощаде также, как и я когда-то, — признается Винчестер в надежде оттолкнуть от себя Кейт и наконец-то заставить ее оставить его наедине с его тьмой.       — Значит, ты испытываешь удовольствие, когда другие истекают кровью и страдают? — он абсолютно не узнает ее голос. Кажется вот-вот, и она сорвется.       И это то, что нужно.       Еще немного надавить, и Харвелл сдастся под тяжестью той боли, которую причиняет ей саморазрушение Дина. Он не хочет это, не хочет быть причиной ее разочарования и страданий, но только так ему по силам спасти брата.       Безэмоциональное «да» сотрясает стены подвала.       Кейт начинает смеяться, не переставая качать головой в надежде, что это все ей мерещится, что сейчас вернется тот Дин, которого она знает. Но этого не происходит. Она устало проводит рукой по лицу, закидывая голову назад. Одинокое «хорошо» слетает с ее губ, и Винчестер с облегчением выдыхает, торжествуя свою маленькую победу. Напрасно.       Лицо Харвелл становится каменным.       — Тогда наслаждайся, — прежде чем он успевает осознать смысл сказанных ею слов, Кейт втыкает ловко вытащенный из его кармана нож в свою левую руку прямо перед его лицом, забрызгивая его своею кровью.       Как же безрассудно с его стороны сохранить при себе одно из орудий пыток.       На глазах Харвелл проступают слезы, но она не кричит, а лишь, закусывая губу до крови, проворачивает нож против часовой стрелки. В следующую секунду Кейт вынимает его и со словами «смотри!» приставляет к своему запястью, прокладывая ровную линию по предплечью.       Темно-алая кровь падает на бетонный пол, но Винчестер не смотрит на нее, как и на острие лезвия, глубже погружающееся в предплечье девушки. Его взор прикован к ее лицу, на котором отражается все ее мужество и вся ее боль, которую она намеренно причиняет себе, дабы вразумить его.       Секунда, две. Дин выхватывает нож из ее руку и отбрасывает в угол. Ворча на тему того, что она «чокнутая дура», он выталкивает ее из подвала.       — Сэм, аптечку! — волоча за собой Харвелл вверх по лестнице, кричит охотник, и уже спустя секунду они показываются на виду у ошарашенного происходящим парня. — Живо!       Сэмми испаряется.       — Чем ты думала, дура?! — Дин толкает ее в кресло. Он зол, безумно зол. На нее, на себя, на этого чертового Люцифера, с которого все и начинается!       — Наверное, тем же, чем и ты, когда начал так низко падать, уподобляясь дьявольским отродьям, — сквозь зубы цедит Кейт.       — Дин! — Сэм вбегает в дом, протягивая аптечку брату.       Тот выхватывает ящик с красным крестом на крышке и указывает Сэмми кивком головы на выход. Брат не спорит, и сразу же скрывается за дверью.       — Начал низко падать?! — грубо схватив за запястье девушку, он поливает ее рану перекисью. — Я уже и так на дне, Кейт. Я был в аду, я провел там гребаных сорок лет, из которых тридцать меня пытали день за днем. Резали и разрывали на куски до тех пор, пока я не сдался и не стал пытать других и наслаждаться этим, — Винчестер перебинтовывает ее руку, продолжая: — И делала это та тварь, которую ты просишь оставить в покое, черт подери!       — И что? Это повод становиться с ним на одну ступень, Дин?! — Харвелл взмахивает рукой и морщится.       — Я уже на ней, Кейт, — обреченно роняет Винчестер. — Я давно погряз в этой трясине. Хочешь знать, чего мне стоило выманить Аластара из своего логова? — по ее глазам он видит, что Кейт не хочет этого знать, но молчать у него больше нет сил. — Пытки. Мне пришлось взять в руки нож и измываться над мальчишкой лет десяти на глазах его плачущей матери, — в этот момент все рушится внутри Харвелл. Каждое его дальнейшее слово, подобно кувалде, разносит стену ее веры в него кирпичик за кирпичиком. — Я знал, что это белоглазая твари не сможет упустить момент поглумиться надо мной, вновь указать мне на то, что я недалеко ушел от него… и поэтому я, не думая не секунды, пошел на это; ведь только так я могу спасти Сэмми.       — Причиняя боль и вред окружающим, прокладывая тем самым вновь себе дорогу в ад? — в его взгляде читается «да». — Но мир не крутится вокруг только Сэма, Дин, черт бы тебя побрал!       — Мой да! — взрывается Винчестер. — Мы двое — это все, что осталось друг у друга, и если ради его спасения мне придется пытать, убивать… черт побери, если сам дьявол поднимется на землю и в обмен на мою душу, согласится оставить моего брата в покое, я сделаю это, не задумываясь, Кейт! Потому что он моя семья, смысл всей моей жизни!       — В этом вся и проблема Винчестеров! — Харвелл поднимается, чтобы хоть немного «наравне». — Вы готовы жертвовать всем вокруг, ради спасения друг друга. Собой, друзьями, близкими… простыми смертными.       Дин молчит и слушает. Слушает то, что копится в Кейт все эти часы, пока она сидит на кухне и прослушивает композицию боли в исполнении белоглазого демона.       — Думаешь продашь душу за Сэма, и все будут счастливы?! — Харвелл толкает его в грудь, но он не реагирует. — Если да, то ты полный идиот, Дин! — впервые на ее словах охотник вздрагивает. — Ты серьезно думаешь, что он позволит тебе после всего пережитого вами в аду вновь стать его пленником? Прислужником того, кто засел глубоко у него в голове? Да он сам быстрее призовет Люцифера и скажет ему «да», лишь бы уберечь тебя от той клоаки, где однажды ты чуть не потерял уже себя. Вы же, блин, чертовы Винчестеры, вечно ходите по кругу! Но никто из вас даже не задумывается о том, что всеми этими своими благими намерениями вы прокладываете себе дорогу в ад. Ведь не искупившим грехи дорога заказана в рай. И тогда скажи мне, в чем смысл, Дин, всех ваших потерь? Страданий? Жертв? Если, в конечном итоге, вы встретитесь в аду, где однажды, сломившись, обратитесь в тех, кого преследуете и истребляете всю свою жизнь?       Винчестер опускает голову, запуская руку в волосы. Дверь издает протяжный скрип, и на пороге появляется Сэмми. Дин понимает, что он так никуда и не уходит. Стоит там и слушает правдивые до невозможности слова Кейт. Она будто заставляет их прозреть, взглянуть по-новому на весь их путь.       — Хочешь спасти брата, сделай это так, как вас учил отец: спасайте людей, охотьтесь на нечисть, — Дин усмехается уголками губ, как же давно он не слышит эти слова от кого-то помимо него самого. — И пускай эта миссия спасения больше напоминает зачистку, но зачистку тех, кто это заслужил, Дин.       Харвелл хлопает охотника по плечу и огибает кресло. Сэм облегченно выдыхает, кажется, у него брата же есть шанс остаться самим собой. Хотя бы до тех пор, пока его путь есть кому освещать.       — Но прежде избавьтесь раз и навсегда от того куска демонского мусора, распятого в подвале Бобби, — на рабочем столе Кейт находит потрепанную книжку и протягивает ее братьям. — Знаю, что убийство столь высокопоставленного демона слишком муторный процесс, но думаю, вечное заточение в его теле на дне какого-нибудь необитаемого водоема будет достойным наказанием ему за все его грехи и пороки.       Винчестеры открывают книгу на странице с загнутым уголком и поднимают удивленные глаза на Харвелл.       — Иногда копаться в старых книжках полезно, — улыбается она.       Дин захлопывает книгу и усмехается, качая головой:       — Всегда мечтал разрубить демона на части и закатать его в бетон.       Какой же он все же неисправимый.

***

      Полная луна давно наливается над городом, когда Кейт, выслушав пятую по счету нотацию от Бобби о своем безрассудстве, сбегает от него на задний двор, устраиваясь на качелях. Пальцами рук она крепко обхватывает цепи и, едва касаясь земли ногами, отталкивается, медленно раскачиваясь. Легкий ветерок небрежно треплет ее волосы и ласкает нежную кожу. Закрывая глаза, Харвелл успокаивается.       Неожиданно качели замирают, заставляя Кейт поднять глаза. За ее спиной стоит Дин, которого она бы и не заметила, если бы он не вторгся в ее личное пространство, поймах за цепи ее «транспорт». Что-то это ей напоминает.       Взгляд Харвелл изучающе скользит по охотнику.       — Должна признаться, в таком виде ты нравишься больше, — намекая на его кристально чистый образ.       Дин смеется и обходит качели, располагаясь лицом к девушке, едва раскачивая качели.       — Сэм посчитал, что на сегодня кровопролитий с меня хватит, — он отходит немного назад и легонько толкает качели.       — И то верно.       Наступает минута неловкой тишины.       — Я хотел тебя поблагодарить, — тихо роняет Винчестер.       — Всегда пожалуйста, — отвечает она, закрывая глаза. — Если нужно будет пролить кровь и вправить тебе мозги, ты знаешь, где меня найти.       — Надеюсь, обойдемся без этого впредь, — повторение, конечно, мать учения, но ее манера преподавания явно не приходится ему по вкусу. — Серьезно спасибо.       — Я просто хотела, чтобы ты осознал, что в конце вашего пути все ваши благие намерения спасти друг друга могут привести вас к не той двери, — Кейт впервые чувствует умиротворение на душе за последние дни. — И, стоя там перед ней, сразиться за вас уже будет некому. Без разницы, сколько плохого и хорошо вы сделаете при жизни; ни ад, ни рай не будут биться за вас в кровавой бойне. Одной душой меньше, одной больше… им плевать.       Дин мягко останавливает качели и обнимает Харвелл, кладя подбородок ей на макушку. Закрывает глаза, наслаждаясь спокойствием, наполняющим его сердце.       Отдаленное «Дин!» прерывает идиллию этой ночи, и охотник, выпуская девушку из своих объятий, кидает взгляд вдаль, выхватывая в свете фонарей силуэт брата. Кейт спрыгивает с качели. Спустя пару секунд они стоят рядом с Сэмом.       — Я узнал, Дин, — вторит Сэмми, — я узнал.       Успокаивающе хлопая по плечу брата, Дин препровождает его в дом. Харвелл следует за ними. Внутри в тусклом свете торшера Сэм просвещает остальных в то, что ему поведал хохочущий от безысходности демон, прежде чем тот закатывает его в ящик: Сэмми не спастись, тьма уже течет по его венам, и с каждой секундой дьявол пускает свои корни глубже и глубже в охотника, пробивая путь себе на свободу. И в один день это случится, Дин вновь встретится лицом к лицу со своим младшим братишкой, глаза которого вспыхнут огненно-красным, и на этот раз навеки.       Таков финал их «счастливой» истории…