Сборник "Навеяно весной"

Он не видит меня в упор. Нет, его взгляд, направленный на меня, может быть чудно нежен, может лукаво или восхищенно сверкать… Он может ласкать этим взглядом, и меня будет пробирать дрожь смущения и удовольствия. Он может как бы невзначай сжать мою ладонь, открыто, бесхитростно улыбаясь, накинуть мне свою куртку невесомым движением… Он даже может меня прижать к себе или шуточно поцеловать в щеку, в висок, в кончик носа. Я буду рассеянно улыбаться, тщетно пытаясь скрыть неловкость, приятную дрожь по всему телу от его близости. «— Навеки друзья? — Зой улыбается и протягивает мне тоненькую ладошку, и я несмело жму ее, даже через варежку ощущая тепло его рук: — Навсегда…» И это было так просто, так естественно пообещать веснушчатому мальчишке вечную дружбу. Кто же тогда думал о том, что дети вырастают, и уже никто и никогда не сможет понять нежную привязанность между мальчиком и девочкой? Даже я сама уже не могу смотреть на него как на друга. «— Ты что, стесняешься меня? — Зойсайт как-то изумленно похлопал ресницами и вопросительно приподнял мальчишески худые плечи. Я только краснею и натягиваю на открытый купальник сарафан…» Сейчас мы уже взрослые люди. Но взрослые не значит чужие. Мы видимся почти каждый день, он всюду таскает меня за собой (не знаю, зачем?). Меня не интересуют развлекательные заведения, знакомства и музыка — все это неотъемлемая часть жизни Зойсайта, не моя. Я знаю, что я не из его мира и не подхожу ему ни в чем. Но и навсегда уйти не сумею, хотя каждая наша новая встреча напоминает мазохизм. И я смотрю, как ты улыбаешься какой-то красивой и до одури счастливой девчонке, как она жмется к тебе… Ты смеешься ей куда-то в шею, наверное, это щекотно… А она греет пальцы у тебя в руке. Я поднимаюсь со скамейки и бездумно бреду прочь, никто вроде бы и не замечает моего тихого ухода, как в спину мне раздается его голос: — Ами! Ты куда? Я оборачиваюсь и улыбаюсь изо всех сил: — Мне уже пора. — Тебя проводить? — ты хмуришься и поднимаешься со скамьи, а мне кажется, что любое твое движение совершенно. — Нет, я сама, не волнуйся, — я отворачиваюсь и ухожу. Я уже давно ни во что не верю. Для него я всего лишь подружка детства, и так будет вечно. До тех пор, пока я сама не решусь уйти. Уйти навсегда. *** Ами идет вдоль тротуара, ее худенькая фигурка меркнет во тьме (весна еще не вступила в свои права), и Зойсайт с тревогой смотрит ей вслед. Он давно уже не понимает свою подругу, не понимает ее странного взгляда и тихой улыбки, и от этого так горько на душе. Что же с ней случилось? Может, какая-то беда, о которой ей не хочется говорить? Он смотрел ей вслед и не понимал. Не понимал, что в упор ее не видит.