Поймай меня

Город швыряется в лицо запахами знакомых улиц и ночными огнями, манит, тянет пуститься во все тяжкие, набухаться в каком-нибудь пафосном неоновом клубе, так, чтобы почти в ноль, но еще на ногах, а потом завалиться в такой же вычурный бордель, где не только Герды, но и Каи водятся. И, не выбирая, с порога заявить, чтó именно ему нужно: мелкое, белобрысое, изящное. Чтобы рот не закрывался и глаза, как у снежного эльфа, и родинка на седьмом позвонке. А там, глядишь, отпустит. Жалко, времени на это нет. Единственный выходной за месяц закончился, пора принимать смену. Давно уже пора, на самом деле, встреча с Чэном затянулась. Благо, что недалеко уже. Скорость — вещь замечательная. Успокаивает, создает иллюзию бесстрашия. Расслабляет. Как правило. Как правило, но не сегодня. Сегодня хочется помедленнее, чтобы оттянуть, отложить на потом вот это новое, стремное ощущение, которое тут как тут, стоит двери за спиной хлопнуть: «Я дома». Вчера он эту херню вообще вслух сказал. Би не знает, когда это началось. Упустил момент, не успел увернуться. Он ведь его и не разглядел поначалу совсем. Просто приехал на один из складов, вроде тех, где сегодня с Чэном были, потому что из своих оказался ближе всех. Информации было мало: мальчишка, похищение, если что — самому сдохнуть, его вытащить. И разглядывать было некогда: только и успел перехватить рукой за плечи, прижимая к себе и оттаскивая за ближайшую стену, уворачиваясь от пуль. На что там смотреть-то, господи. Одуревший от страха, трясущийся пацан. Это уже потом, когда пытался сквозь шок достучаться и объяснить, куда бежать, Би в лицо заглянул и подвис на долю секунды, а в голове пронеслось что-то про глаза воина и смутное понимание, что трясет его не от страха, а от злости. То, быть может, и было тем самым моментом, когда нужно было уворачиваться. И после пальбы и прыжка в канал отдать его, отключившегося, Зэну из рук в руки и больше не приближаться. Он и отдал, в общем-то. Бросил коротко «увози» и пошел к Чэну, спросить, кто это и что вообще происходит. Не успел: Чэн на секунду прикрыл трубку рукой и кивнул в сторону машины Зэна: «Ты с ними». Так оно все и сложилось. Хуево сложилось, неправильно. Из мелочей вроде родинки на седьмом позвонке. Ебись оно все конем… Приехали. Во всех смыслах. Идти надо. Тилинькающая в лифте мелодия, которую в другой какой-нибудь день даже бы не заметил, бесит до зудящих костяшек. Отражение в зеркале бесит. Подпирающий спиной стену Зэн — тоже. Почему не в квартире-то? Зэн смотрит с настороженностью, приветливо кивает. И с ходу припечатывает: — Ты что-нибудь знаешь о бразильской горбатке? Би хмурится, выискивая в памяти нужное. Пусто. Но, судя по названию, какая-то новая забористая дурь из южного полушария. Странно, что Чэн ничего не сказал: вон, уже Зэн знает, а он еще не в курсе. — Нет. Что это? — Не что. Кто, — Зэн поднимает вверх указательный палец. — Сейчас узнаешь. Я-то теперь все про них знаю. Как ты его терпишь, а? Би хмыкает, но отнюдь не весело потешается, пытаясь представить гримасу Зэна, которую тот бы состроил, ответь он что-то вроде «я не терплю, я им наслаждаюсь». — С трудом. — Ладно, — кивает тот, — я ушел. Сигаретой угостишь? — Ты, вроде, бросаешь? — Не сегодня. Пробки, мы ехали от его гребаной школы до дома полтора часа, — Зэн вытягивает из протянутой пачки две сигареты. — Горбатки, Би. Хорошего вечера, и помни — стрелять в него нельзя.